Предчувствие как фантазмы.

«Система государственного управления во многом сохраняет советские черты, опирается на старые методы контроля и мотивации и работает по инерции, написал председатель правительства Дмитрий Медведев президенту Владимиру Путину. Поменять ситуацию может комиссия по совершенствованию системы госуправления. Путин на письме написал: «Согласен».

Наш Митрофанушко, продрав поздно поутру несвежие  опухшие  щелки  своих  очей, глянул в зеркало и остолбенел,... в помятом, с мешками под заплывшими глазками, физиогномическом  образе либерала, отраженном  в глубинах зеркала, явно вылезли, прям таки чудовищно выперли!,  самые отвратительные  черты советского бюрократа. Того самого бюрократа-вредителя,  «жертву сталинизма»  образца 30-х годов, которого целиком, в белых кальсонах  и нательной рубахе,  выдергивала  из мягких постельных недр, тройка суровых НКВДшников  и везла в Народный Суд...  Митрофанушко  зажмурился, потряс по-собачьи головой,  легонько помассировал виски,  потом  пальцами  обеих рук попробовал  осторожно  расшеперить   поширше  глазные щелки…  нет,  помятая, обрюзгшая  морда  бюрократа  никуда не делась,  тупо пялилась из зеркала. 

Именно такие морды  Митрофанушко в своем советском  детстве разглядывал  в сатирическом журнале «Крокодил»,  где этот самый Крокодил  садистски  ухмыляясь всей  своей щелястой  зубастой пастью, насаживал на вилы целые гроздья бюрократов,  под  разухабисто  верноподданические  стихи любимца  советской власти  поэта  Михалкова.  Маленький Митрофанушко всякий раз  пугался  этого  зеленого чешуйчатого убийцу  бюрократов  и бросив журнал на диване,  бежал в кабинет к папе,  шлепая  босыми пятками по чисто вымытому прохладному полу...  Там, забравшись к нему на колени,  он пытливо выспрашивал, а правда ли, что  бюрократы такие плохие, что их обязательно надо вилами прокалывать. Папа, снисходительно улыбаясь, объяснял сыну, что это аллегория, что их не убивают крокодилы вилами,  их по-другому  перевоспитывают.  «Папа, а ты тоже бюрократ?»  наивно спрашивал Митрофанушко,  на что папа закатывал глаза и отвечал, «нет,  мы сынок другое,  мы партийное,  вилы с крокодилами это уже не про нас»… 

   И вот сегодня эти  смутные воспоминания  о зеленом крокодиле далекого детства  самым неприятным образом подсознательно  всплыли  в зеркальном отражении, поразив в самое сердце  суеверного Митрофанушку… и тем более не без оснований.  Где-то под ложечкой забурлило самосохранительное  желание  немедленно совершить что-то радикальное, антисоветское и тут же отлить в гранит.  Надо действовать пока осенило,  так дальше жить нельзя!  Для начала закажу   Жмырику  речь  «Кто виноват и что делать», про  «срочные меры  борьбы  с ползучими атавизмами советской бюрократии,  предательски-диверсионно  подгрызающими  нашу  борьбу  за  светлое будущее  капитализма».  Придуманная Митрофанушкой фраза понравилась ему  самому, и даже взбодрила.  Нажав кнопку звонка он вызвал мажордома  и велел ему «принести прибор и все остальное» .  Мажордом, молча щелкнув каблуками, сделал «налево кругом» и вышел.  Не прошло и пяти минут как он бесшумно отворив двери  вошел с серебряным подносом на котором стоял маленький графинчик, серебряная рюмочка и блюдце, накрытое салфеткой.  

«Приняв на грудь»  рюмочку для поправки нервов, уязвленных гадким зазеркальным видением,  и  закусив соленым огурцом, Митрофанушко прошел в кабинет, сел в кресло, медленно взял лист бумаги, авторучку с золотым пером, инкрустированную бриллиантами  и механически привычно вывел первую фразу, "гражданин начальник доношу до вашего сведенья...", вчитавшись, нервно зачеркнул ее, потом ниже написал "Заявление",   прочитал,  и чуть помедлив, разорвал  листок и бросил его под стол.  Затем достал из стола  спецайфон  размером полметра на метр,  и тыча в него дрожащим пальцем  стал набирать текст,   "Служебная записка. Сов.секретная.   Сообчаю вам, что сегодня утром, после недели творческаго уеденения  я пришел к выводу, что наши  инвестиционные  проблемс  порождены  отравляющими  флюидами  бюрократического советизма. Поэтому предлагаю создать  ля комисьон  из всех наших по борьбе с внутренней  агрессией  советизма,  и дополнительно  включить  доверенных  экстрасенсов и ясновидящих.  А вас назначить председателем,  как имеющим  самый большой стаж внутренней борьбы со всем совецким.  Нам нада  будет  разработать еще одну дорожную карту  и  приборную панель.  А заседания  комисьон  предлагаю проводить в какой-нить  из ваших резиденций, построенных  после советской власти,  в специальном зале,  обшитом специальным материалом, отражающим вредные излучения флюидов советизма.  Еще  надобно бы заказать у патриарха с дюжину  чудодейственных икон и установить  их по углам  спецзала.  Всем членам комисьона, за счет бюджета пошить   из эластичной алюменевой фольги  спецкостюмы  и пелотки  с орлом,  к моменту первого заседания комисьона.  Это было бы полезно и прикольненько,  а то на наших заседаниях  всегда такая тоска, аж мухи дохнут. Думаю, что мой вице-премьер  Чувалов  через свою бизнесвумен-жену  сможет нам это  все устроить, не особо  навариваясь.   Еще я думаю, что Грефы и Гонтмахеры с Зильбертмудами обещали, что нас поддержат".

Немного помедлил, потом вздохнув,  подписался,  «позывной - Укушенный  эпл» и отправил емейлу  адресату.  Митрофанушке не нравился его издевательский  оперативный псевдоним, присвоенный ему  начальником  «Службы безопасности», грубым и неприятным, совершенно  некультурным громилой.  Он даже пожаловался своему  Старшему Другу, но тот только криво  ухмыльнулся и сказал, что  сочинение «погонял»  это целая наука  по введению врагов в заблуждение,  и начальник «Службы безопасности»  ею хорошо владеет.  Митрофанушко утерся  несолоно хлебавши, но в душе затаил злобу и на начальника  охраны  и на Старшего Друга.  Он уже давно подозревал, что  начальник Службы безопасности специально каждое утро кладет ему  в папку  «Для доклада»  так называемые «Сводки-объективки»,  где  безо всякой цензуры  выкладываются,  «донесения с мест»  от сексотов  всех уровней и всех регионов , обильно  сдобренные цитатами без купюр,  что думает  простой электорат о них об  элитных  небожителях  и о нем Митрофанушке в частности. 

Митрофанушко  первое время  усидчиво читал эту адресованную ему матерщину, злобясь в душе и сжимая кулаки.  Иногда, начитавшись матерных «цитат от народа»  ему хотелось сочинить какое-нибудь  «постановление о борьбе с экстремизмом»  и упекарчить этих хамов  «куда Макар телят не гонял»,  но потом он вспоминал, что это не в его компетенции и что для этого надо просить Старшего Друга,  но ведь для этого надо было ознакомить его со всей этой нецензурщиной… и желание сразу пропадало. А «объективки» он  вскоре  стал выбрасывать в камин, не читая.   Иногда ему приходило на ум, что этот  питекантроп  из «Безопасности»  специально сам сочиняет эти похабные «донесения с мест», чтобы поиздеваться над ним, Митрофанушкой,   и стоит только выйти на улицу,  подойти к  какому-нибудь  электорату  и спросить  что тот на самом деле думает о нем Митрофанушке  и…  тут у Митрофанушки всегда начинало сосать и ныть под ложечкой,  а вдруг не сочиняет  этот  питекантроп,  вдруг эти совки именно так и выражаются  о нем.  И выйди вот так один на улицу, среди бела дня, без охраны,  а тут тебя  кто-нибудь  да опознает, соберется толпа и…   и колкие мурашки начинали бегать по жирненькой спине Митрофанушки. 

От таких переживательных  воспоминаний  он  похмурился,  почесал  нос,  икнул и тут же подумал, « опять какая-то падла   обо мне говенно сказанула»,  и тяжко  вздохнув, поплелся на кухню, где еще «принял»  и на этот раз закусил  экологически чистой редиской.   Вернувшись  в кабинет, сел в кресло,  хотел поиграть в «танчики» на  своем  спецайфоне,   но вдруг расслабился,  стал клевать носом,  погружаясь  в липкую  дрему  вперемешку  с проплывающими обрывками  каких-то  недожеванных мыслей … инвестиции…,   децимации…,  инфляции…,  а ведь правильно  говорил этот самый…  как его, сучий потрох  куевский,…  всем  надо «готовиться к земле»,  но по-умному, чтобы не догадались…, а мы ррраз, и в дамки!

                                                           …   …   …   …   …   …

                                              «Модернизация»  как  Предчувствие

«Не может быть у рабочих веры в вождей там,

 где вожди прогнили  в дипломатической игре,

 где слово не подкрепляется делом, 

где вожди говорят одно, а делают другое»

И.Сталин

«22 апреля 2016 года Госдума приняла во втором и третьем чтении закон о предоставлении гражданам земельных участков в Дальневосточном федеральном округе (ДФО), передает «Интерфакс».  Закон предусматривает однократное предоставление гражданам земельных наделов в размере до 1 га в безвозмездное пользование. Гражданин не вправе распоряжаться земельным участком или правом безвозмездного пользования на него. Землю планируется предоставлять на пять лет, в случае использования - бесплатно передавать участок в аренду или собственность, а в случае неиспользования - изымать.»
 

Когда, посмотрев и почитав  различные новости Российской жизни, и экономические,  и политические,  и культурные, столичные и региональные, от Балтийского до Тихого, невольно  в подсознании  складывается  какой-то  ассоциативный ряд…  И тогда  возникает то ли аллюзия временнОго пространства, то ли мираж какой…

 Хмурое  осеннее небо,  конец октября, леденящая  поземка метет пыль  вперемешку с редкими колючими снежинками,  метет и  куда-то спешащих  прохожих…  Сквозь их редкие стайки неспешно, но уверенно,  идет  мерным шагом   крепко скроенный, коренастый, пролетарского вида мужчина в  потертой,   куртке серого сукна…  Он идет не тяжелой поступью Командора,  а широко и свободно развернув плечи, по-хозяйски.  Из-под козырька видавшей виды  кепки стальной взгляд  с легким прищуром…  Откуда он взялся в этом  мегаполисе, где  еще  …цать лет назад все заводы и фабрики порезали на металлолом, и продали в Китай, а их место заняли неисчислимые офисы, бизнес-центры конторы, банки,  склады для китайского ширпотреба и суррогатной жратвы  в  красочной упаковке.

Вроде бы Демократией было сделано все,  чтобы по максимуму очистить  всю Территорию от  рассадника этой  пролетарской заразы ХХ века  и  вместо нее  из сырой глины  молодых  поколений  построить  новый постиндустриальный мир  Услуг и Развлечений.  И вот!   здесь больше нет заводских и фабричных  корпусов, зато  куда ни плюнь попадешь  в офис, министерство, в  супермаркет,  бизнес-центр, бордель,  банк, фитнес-клуб,  боулинг,  ночной кабак с наркопритоном,  и везде мордатые, в полувоенной  черной  форме  молодые  охранники, охранники, охранники…   Наконец-то наступила эра личностей способных не гнуться  добровольно в заводских цехах , за одну зарплату,  а  способных  взять все, до чего дотянутся руки, способных  на  все!  вертких, прытких,  пронырливых, сильных, нахрапистых, не боящихся  в чем-то там замараться, чего-то там нарушить или преступить. 

А это мерзкое  совковое индустриальное советское прошлое  наконец-то растоптано! Растоптано!  Растоптано!  И уничтожено!  Навсегда!   Вместе со всеми  их десятками тысяч заводов и  фабрик, институтами и школами, заводскими поликлиниками, яслями  и детсадами,  с их  вытрезвителями, с их «социалистическими завоеваниями», с этими  многомиллионными  толпами серых  работяг и инженерии,  с этими  стаями вечно галдящей по-воробьиному  школоты   с красными ошейниками , с их первомаями и седьмоноябрями.  Вытопчем их!  Вырвем с корнем и сгноим это старое  испорченное  поколение! Дадим  электорату  много цивилизации!  И  электорат  от этих  седьмоноябрей  с красными флагами ,  убежит в  рай «октоберфеста» с  настоящим немецким пивом и сосисками!  Если потом  и останется какой-то там  второсортный народ, то он будет гумусом для нашего  нового  электората!

 И  хочется  верить, что оно, это «совецкое» ,  Слава те Господи!  никогда не вернется, что нет,  невозможно возвратить  их тоталитарное  индустриальное   прошлое в  это нынешнее  ирреальное , кишащее  электоральным  субпродуктом  пространство, источающее сок потребления для скользкости проникновения …  Бордели, офисы, наркопритоны,  ЧОПы, склады,  банки, охранники, бандиты,  акции, спекулянты, киллеры ,  инфляции,  ростовщики, клерки, слуги,  рабы,  бизнесвумен,  наложницы, гомосеки и педофилы, топ-модели и проститутки, железные двери,  решетки на окнах,  домофоны,  видеокамеры,  теракты,  электрошокеры, травматы,  мерчендайзеры,  аниматоры, террористы,  полицаи, пранкеры, хипстеры,  бомжи,  менеджеры,  наркоманы и рэкетиры заполонили все здания, улицы, переулки и щели…    И вот,  из этой мутной,  липкой,   шевелящейся,  постсоветской  человекообразной  электоральной  массы  лет через  двести  вызреет  Высшая раса  высшего и среднего класса!, Привольно расцветет   на толстом слое гумуса из  неспособных подняться выше.   Мы все свободны! и от нас теперь все свободны!  Свободу лопай и ртом и жопой!  Свободным может быть только сильный человек!  Значит я сильный раз я свободен?  Вау! Вау! …   Свобода  сильной личности!  Именно этого, как  верблюду  воды,  всегда  нехватало  задавленному советским тоталитаризмом  обывателю… 

 Теперь,  его у вас есть!

Елисей  Моисеевич  Зильбертруп  сенатор и депутат от народно-патриотической  партии           « Совесть нации»  торопился.  Он  вчера  днем  был на приеме  у  Самого, где представлял ему  проект создания нового   «Министерства  Счастья».  Основной деятельностью нового министерства  должно было стать  создание  в удаленных  сельских поселениях  сети благотворительных обществ и богаделен,  долженствующих со временем заменить систему пенсионного обеспечения граждан.  Т.е. после  выработки трудового стажа наемный работник  уже не получал бы пенсию, а интернировался  бы под  управление и опеку  сети  благотворительных обществ и богаделен, со всем своим движимым и недвижимым имуществом.  Детей  наемных работников планировалось тоже  содержать  отдельно от родителей, чтобы они  подвергались единообразному воспитанию.  Этот  проект  очень гармонировал  со статусом «социального государства»  и  был одобрен  Самим,   Он только поинтересовался  какие  тарифы  «Министерство  Счастья»  планирует установить  для  крышуемых  регионов …  После аудиенции  Елисей  Моисеевич  ринулся в Охотный ряд, где сразу стал обзванивать всех заинтересованных лиц и приглашать на междусобойчик  в его кабинете.

 Деловая часть  сходняка прошла без особых трений и прений.  Обсуждение  бизнес-плана  по  разблюдовке  будущих министерских должностей, бюджетных статей расхода  и «смотрящих»  по регионам  тоже  особых  вопросов не вызвало,  т.к. ее  утрясали заранее.  Потом, как водится  решили  маленько «обмыть», но обмывка, как-то традиционно переросла в пьянку. Позвонили  деятельницам  из «культурного комитета»,   известного своими  безотказными смазливыми  бабенками, потом  затащили еще двоих из Административного отдела,  потом… что было потом Елисей пытался вспомнить утром, проснувшись  под  столом  в своей  комнате отдыха.  Судя по свинарнику  оставленному в комнате, было все,  или почти все.  Елисейка  похлопал себя по карманам,  слава аллаху!  ключи от сейфа оказались на месте,  не то что в прошлый раз, потом  достал из стола алкозельцер, заглотнул и  запил водой из графина.    … Все, все, все  приговаривал он,  снуя  по своему  кабинету,  делу время, а потехе час.      

 А  Пролетарский  Осколок  из  индустриального прошлого,  продолжал  свое движение  сквозь октябрьскую непогоду,  как крейсер, раздвигая жиденькие волны прохожих. А может все таки не пролетарий? Да и  откуда ему взяться на этом Острове  контор, офисов, супермаркетов,  министерств  и ночных кабаков.   От него на версту вокруг  как бы электризуется  приземный слой атмосферы  и   давит  на  мозжечок обывателя легкими уколами беспорядочных разрядов.  Но  откуда же он взялся? Из чего материализовался,  из какой субстанции?  Может быть  многократное  резкое сжатие  «денежной массы»  в кризисный период  привело к резкому выбросу  из неустойчивых граждан  плазмоидов  психической энергии  исказивших «четвертое измерение»?  И  этот тип, выпав из  недалекого Прошлого,  как ни в чем не бывало  шагнул в Настоящее.  Или что другое? Или все вместе?   

Он неспешно идет по этим улицам и проспектам многомиллионного муравейника,  Пролетарий,  немного  чумазый такой, будто только щас вот в двигателе копался,  будя в нем тысячи лошадиных сил.  И  редкие струйки  потребителей  обтекают его, как набегающие волны  форштевень корабля.  Завернув за угол,  идет по непривычно пустынному и притихшему  Охотному ряду,  все тем же  мерным шагом, неотвратимо  подминая пространство  и время…

  А в это время  сенатор  Елисей  Моисеевич  в легком нараспашку  кашемировом «пальте»,  сановно выпятив «комок нервов»,  нажитый за годы депутатства,  колобком выкатился  из лифта  и устремился к дверям.   Траектория  его высокодоходного  партийно-демократического  служения,  с неотвратимостью  Судьбы  несла  преуспевающего, защищенного «иммунитетом»  деятеля   в «точку бифуркации»,  порожденную  в  его  личном пространстве  встречным  движением Пролетария.  С легкой тенью улыбки в уголках твердо сжатых губ ,  чуть прикоснувшись к кепке,  властным движением руки он издали остановил выкатившегося  из подъезда  и спешащего к персональному  мерсу с мигалкой ,  величественно недоступного сенатора-депутата. Остановил  как раз на полпути к цели.  И  сенатор  Зильбертруп, словно  налетев на  невидимую преграду, встал  и замер, обездвиженый   этим  гипнотическим  движением пролетарской руки.   Расширившимися зрачками, как в Привидение,   вглядывался сенатор  в  надвигающегося  Пролетария,  екнувшее  сердце покатилось куда-то в тухлое чрево  …

Тем же ровным  неспешным шагом, подойдя  вплотную,  гражданин  в серой поношенной куртке,  держа левую руку  в кармане,  правой,  привычно,  как недоделанную деталь,  взял  сенатора   за брыли и  вежливо улыбнувшись, безо всякого экстремизма,  легонько так, за эти холеные брыли  встряхнул  его, туда-сюда.  Затем,  слегка картавя,  зазубренным  голосом,   настойчиво  вопросил, а не хочешь ли ты, дорогой наш господин сенатор добровольно поддержать либерально-патриотический порыв нашего дорогого господина Медоедова-премьера,  и взять в собственность целый гектарчик благодатного Приморского края,  где-нить на Алданском нагорье или Сихотэ-Алиньском хребте, для самосильного освоения и модернизации экономики нашей Родины.   И отказать мне в этой просьбе,  для вас  будет очень неудобно, потому  как и самого господина Медоедова уже везут в отдельном автомобиле, без мигалки, прямо на вокзал, для  самоличного участия в этой самой модернизации…  

И только гражданин Пролетарий  сделал сенатору-депутату такое неожиданное предложение, как тут же, откуда ни  возьмись подлетел серый УАЗик,  лихо развернувшись правым бортом  к безмолвному сановнику.  И зачарованный  депутат,  с механическим  скрипом  передвигая ноги , как сам не в себе открыл дверцу, и не только влез в УАЗик, но сам же изнутри и захлопнулся. 

Господина же  Медоедова, сомнамбулически безучастно вперившего очи в ограниченное пространство салона,  в это время и в сам-деле везли  на заднем сиденье  в сопровождении  чрезвычайной  тройки  вежливых граждан, охраняющих  его несессер и  походный чемодан-саквояж со сменой нижнего китайского  термобелья, холодной вареной курицей типа «привет от Буша», айфоном голубого цвета  и  старенькой замызганной книжкой  «Как закалялась Сталь»  незнамо как оказавшейся в сановном саквояже   и освященной  на первой странице фиолетовой печатью «из библиотечного фонда СССР».

А там,  на вокзале, уже под парами пыхтит самый могучий тепловоз, и брякают буферами многочисленные зеленые вагончики, за мутными стеклами которых расплывчато сереют до боли знакомые из телевизора лица... все сплошь члены, члены и члены. Они,   бросив  свои замки и поместья с шубохранилищами и бассейнами, яхты и роскошные кабинеты с покорными секретаршами, извергнутые, подхваченные и взметенные магнетическим  смерчем  "модернизации" в мгновение ока очутились в плацкартных вагончиках с верхними и боковыми полками.  Еще не осознав до конца всей романтизьмы  новой обстановки  они бледнеют и потеют  вглядываясь через вагонные окна на перрон,  где бесконечная цепь суровых   гвардейцев  без балаклав  и с примкнутыми  к карабинам штык-ножами отгораживает их от тихо гудящей толпы разномастного народа, от тех самых избирателей и просителей, которым они много лет обещали и пугали...  Только легкая рябь иногда проходит по многотысячной  заполонившей перрон толпе  когда  к  оцеплению  иногда подъезжает серый УАЗик из которого выгружают припозднившихся  «членов» и  рысью провожают  в ближайший вагон. 

На вокзальном здании пронизывающий октябрьский ветерок , морщит,  волнует  полотнище транспаранта,  на  котором  белосинекрасный  орел  очень похожий на вареную курицу в  чемодане премьера Медоедова,  держит в лапах надпись  « В Добрый Путь господа!»    

А над  толпой развернуты красные полотнища  самодельных транспарантиков,                                                   

« Каждому сенатору-депутату  по гектару, топору и лопате!»                                                                             

«Каждому пахарю-министру  подпряжем в хомут по упырю-капиталисту!»                       

«Проведем модернизацию – уничтожим  гнид  инфляции!»,                                                                   

«Ударный труд и  соцсоревнование  – вот ваше  достояние!»                                                            

   «Во глубине сибирских руд  давно вас с фонарями ждут»                                                              

   «Ученье свет!  Долой   минобразину!»                                                                                                           Два бородатых  упитанных мужика  несколько отстранившись  от остальной толпы, в черных камилавках,  черных телогрейках  одетых поверх бабьих ночных рубах до пят, такого же черного цвета,  держали свой  индивидуальный  транспарантик,  «Не ищи богатств неправедных на Земле, ищи праведной жизни в честном труде!».                                                                           

 Ни трибун, ни цветов, ни ораторов нет на перроне, только стайка репортеров с видеокамерами, водя объективами по окнам вагонов,  беззвучно  перемещается вдоль  солдатского оцепления. 

 Но вот уже и премьер помещен на свою персональную полку, а  вежливые люди, сопровождающие  элитных  покорителей Приморья  разошлись по вагонам,  стуча прикладами, заняли свои места в  тамбурах и служебных купе.  И вот,  вместо парадного оркестра,  тихо и вразнобой,  перезвякнулись  буфера вагонов, прощаясь с медленно уплывающим вокзалом.  Кто-то,  то ли всхлипнул,  то ли взрыднул,  кто-то сняв  норковую шапку, вытер ей  холодный пот со лба и откинулся к стенке вагона.  Какое-то душевное оцепенение разлилось по вагонам с  элитными покорителями Дальневосточной целины, гробовое молчание смягчалось только стуком  вагонных колес…   так-так, так-так, так-так…

И  вдруг,  из темной глубины вагона, надтреснутый фальцет дребездя и робея,  тихонько затянул, "Я помнюю тот Ванинский поорт,  …»  и оборвался пугливо, но с другого конца вагона  один, а за ним и другой,  вполголоса подхватили,  «Я помнюю тот Ванинский поорт, и рев параходав угрююмыый…».  И вот, сначала слабо, а потом все  рыдалистей и рыдалистей,  под перестук вагонных колес,  поплыл подвывая  нестройный хор дребезжащих голосов,  "Я помнюю тот Ванинский поорт, и рев параходав угрююмыый, как шли депутатыы  на боорт, в халодныые мрачныые трюмыы!   Над морем сгущаалсяя  тумаан, рревела стихиия морскааая, нам путь предстояаал в Магадааан, сталицу  Калыымскаава краяаа..."  Кто-то пел, вытирая  слезу,  кто-то  бессильно расплывшись на скамейке,  остекленевшим  взглядом упирался в пустоту,  кто-то  нервически кривя губы и постукивая по коленке золотым портсигаром,  пальцами судорожно давил, мял незажженную  сигарету…

Вместо недели , как  было до постсоветской  реформации  РЖД,  спецпоезд  элитных покорителей Приморья  тащился  до Владивостока две недели.  Высокопоставленные пассажиры мало интересовались заоконными пейзажами великой России,  предпочитая  трескать водяру, которую покупали у предприимчивых  гвардейцев, или играли  в девятку  и буру, и только иногда пугливо прядали ушами и шарахались к противоположному краю  вагонов, когда состав  скрипя и покачиваясь, проползал  над крутым  обрывом в диких сибирских горах.  По вечерам пели песни, все больше блатные,  из прошлого века, про «бедную мать», про «таганку»  или  «прокурора», который подлец и женился на богатой…  Особых происшествий в пути следования не было, кроме нескольких  мелких краж и одной крупной,  и небольших  мордобоев по пьяному делу.   Да еще когда проезжали  Восточную Сибирь, один  из губернаторов  заколол вилкой  депутата  от правящей партии, мухлевавшего в карты.  Комендант поезда пыхтел и тихо матерился, не зная, что предпринять.  Однако  члены Двухпалатного Заксобрания  провели «летучее совещание по вопросу инцидента», где порешили, что ввиду  «иммунитета»  у обоих участников конфликта, вопрос отложить до очередных перевыборов Заксобрания,  которое в новом составе  наверняка объявит какую-нить  амнистию.  Быстренько  организованный «прокурорский надзор» составленный  из ехавших  в поезде прокурорско-судейских  покорителей тайги, одобрил «постановление Заксобрания».   Комендант не стал возражать и приказал гвардейцам  перенести депутатские останки в холодильник вагон-ресторана,  для отчетности по месту прибытия.  

… Состав медленно втягивался на территорию грузового порта…  и наконец,  звякая буферами  вытянулся в одну линию  между  портальными кранами и линией причала.  От порта и причалов,  вагоны,  как и в день отъезда,  отделяла  черная  линия оцепления. Но  не из гвардейцев,  как на вокзале отправления,   а из здоровенных  морпехов  в черных  суконных бушлатах,  черных  беретах,  черных сапогах с короткими голяшками  и черными наперевес  автоматами.  Перед оцеплением  стояло несколько офицеров в такой же черной форме.  Элитная толпа покорителей Приморья  вылезла из вагонов  с чемоданами  и баулами и жидкой полосой растеклась вдоль состава.  Путешественники  хмуро оглядывались  по сторонам, косились на цепь черных морпехов с автоматами.  Все  чего-то ждали…                       

Наконец  с дальнего конца причала завывая сиренами  и сверкая мигалками  подлетел  кортеж  черных и серебристых джипов. Из  них выкатилась  толпа безликих чиновников,  которыми начал командовать  прибывший с ними поджарый  гражданин с белобрысыми усиками и  столичными  повадками мажора.  Откуда-то пригнали электрокар, притащили электрокабель и звукоусилитель. И  вот,  гражданин с белобрысыми усиками вскочил на  платформу электрокара,  схватил микрофон,  и выкинув вперед руку,  воскликнул, «Приветствую вас господа!  С благополучным прибытием!  Мне не надо представляться, вы все меня знаете, со многими я встречался лично   и сюда я прилетел,  как личный посланец,  чтобы лично передать вам  последнее решение  «комитета по модернизации»,  расширяющее предпоследнее решение,  где сказано  что элитный  спецконтингент, отправившийся   личным примером  вдохновлять, при том при всем  имеет демократическое право  свободы  выбора, или покорять  и вдохновлять,  или, взяв паузу для размышления,  совершить  заграничный вояж  для окончательного принятия личного решения.   Для этого  «Комитетом» зафрахтован теплоход,  ожидающий вашего решения у этого причала!  Господа,  мы будем счастливы вместе с вами, если он отчалит  с пустыми каютами.  Но в любом случае мы уважаем ваш выбор, каков бы он ни был!   Итак господа,  кто решил стать «первопроходцем»  отходите направо, а кто решил «взять паузу для раздумья»  налево.  Вы  элита нашей нации,  я жду`с  вашего решения.  И «посланец»,  пригладив усики, картинно заложил  два пальца за борт пиджака и отставил ногу. 

Тишина повисла над новоприбывшими.  Наконец  из толпы кто-то прогудел, « а что для этого обязательно надо было нас сюда тащить,  можно было и до Питера прокатиться».  «Посланец»  вскинулся, «господа, господа,  такие вопросы  сейчас неуместны, вы ведь  все в курсе текущего неспокойного момента.  Определяйтесь господа, скорее».   Из толпы опять кто-то  выкрикнул,  «если можно выбирать то снимите оцепление!».   «Посланец»  встрепенулся,  «конечно господа, конечно, эй кто там, скажите чтоб сняли оцепление» и нервно повертел  холеной  ручкой в воздухе, показывая как быстро надо снять оцепление.  К морпехам  вразвалку подошел рослый офицер,  сиплым голосом скомандовал, «Батальооон!  Слушай мою команду!  Рняяйсь!  Смирррнна! Вздвоить ряды!  Первая рротааа,  кррругом!   Прравое плечо вперред!  Шаагм  арш!   Ать-два, ать-два, ать-два …  Стой!  Ррота кррругом!  Вторая ррота  кррругом !  Левое плечо вперред!  Шаагм арш!  ... 

В широкий просвет разорванной цепи стал ясно  виден пирс  и черный теплоход  у причальной стенки, со спущенным трапом.  Посланец-мажор  опять принял картинную позу, выкинул руку вперед-вверх и только открыл рот…  как толпа элитариев -  элитных покорителей  Восточных рубежей молча рванула с места, как стадо муфлонов.  Они понеслись  толкаясь и громко стуча копытами, таща за собой чемоданы и баулы,  некоторые падали и соратники  топча их  скакали  по ним.  Не прошло и минуты, как  первые ряды  элитарного стада уже карабкались по трапу теплохода на палубу.    А на дистанции  сбитые с ног и потоптанные  поднимались и кто как, кто на карачках, кто прихрамывая  догоняли убегающую  толпу.  На  причале осталось только несколько  растоптанных чемоданов, оторванных пуговиц  и раздавленная вареная курица.  Вахтенная команда пыталась  притормозить штурмующую  снизу толпу, и навести хоть какой-то порядок,  но их быстро смяли.   Через некоторое  время  вся толпа втянулась на палубу и растеклась по ней.  Однако около сотни  элитариев, остались  стоять   на палубе у  лееров и сверху смотрели в сторону причала, где они только что ожидали  решения своей  карьерной  судьбы …

 А на причале уже собралась толпа зрителей  из портовых рабочих,  морпехов снятых с оцепления,  кучки чиновников окруживших столичного посланца.   Вот заскрипели  лебедки, поднимая трап.  Уже и швартовый канат летит на причал…  как вдруг  с палубы теплохода  мордатый элитарий  перегнувшись через поручни  трубным голосом заревел,   в сторону стоящей на причале толпы, «Вы, слышите вы!  Мы еще вернемся!  Мы вам еще покажем совки вонючие,  мы вам еще покажем  кто в России хозяин,  совки комунячьи!  Мы обязательно вернемся и закопаем вас совецкую рвань!  Элитария прорвало  как сливную трубу, ненависть к остающейся за бортом России, к стоящим на причале захлестнула мозг,  он махал кулачищами и крыл  матюгами  толпу на причале.  Его злобная энергия заразила рядом стоящих, и вот уже десятки и сотни элитных перекошенных морд и ревущих глоток шлют проклятия не только оставшимся на берегу, но и всем живущим в России, от Тихого до Балтийского и от Северного Ледовитого до Черного…  Волны злобы, хлещущей с палубы  на безответную толпу  на причале  казались физически ощутимыми.  

Оцепенелая  униженная  и оплеванная  стояла  разномастная молчаливая толпа на причале  под  лившимися сверху  потоками злобы и ненависти, но вдруг  колыхнулась, отворилась  и  вперед  вышел  морпех, это был комбат, командир оцепления.  Ровным  мерным шагом он двинулся к теплоходу, держа в руке стволом вниз  автомат.   Не доходя  метров двадцати до конца причала, он левой рукой перехватил автомат за цевье и передернув  затвор, на ходу дал длинную  веером очередь  поверх  бесновавшихся на палубе  элитных  деятелей.  Зазвенели разлетающиеся отстрелянные гильзы, запахло пороховой гарью.  Вынув пустой магазин,  привычно заменил его заряженным  и только потом  кинул взгляд на теплоход.  Палуба была пуста и безгласна,  повалившаяся навзничь  «элита нации»  на карачках расползалась за палубные надстройки.  «Если надумаете вернуться, мы вас встретим как положено»,   железным командирским голосом  бросил на палубу свою короткую речь комбат и повернувшись  тем же мерным неспешным шагом  пошел к своим бойцам.

 Но тут сбоку к нему подлетел  столичный Посланец и закричал,  дергая щекой,  и сжимая кулаки,  «Вы кто такой!  Как вы посмели!  Под трибунал!  Негодяй! Мерзавец!.  Без замаха, чуть придержав шаг, комбат молча отвесил ему оглушительную затрещину.  Охнувший  от  солдатского  сюрприза  Посланец  отлетел шага на три, схватился  за щеку и не оглядываясь поскакал к колонне джипов. Не прошло и минуты, как  вся колонна , тихо без сирен и мигалок  укатила с причала.  Портовые рабочие  громко аплодировали  приближающемуся комбату, нестройно кричали Ура! Ура!  Слава нашей  Армии!

Молодой  морпех с капитанскими погонами,  не по уставному обращаясь к командиру,  сказал,   круто ты его Михалыч,  посланец  все-таки, при Самом  состоит…  Комбат усмехнулся,  видишь ли,  я из простой  семьи  работяг  и присягал  на верность не прыщам  столичным,  а своему народу, перед ним и отвечать буду, если чо.  Капитан  самолюбиво  повел плечами, поправил портупей,   не обижай товарищ  полковник,   мы тоже не  Мышкины-Ворышкины и не Чуваловы-Кидаловы.  Поди-ка  и мы не Кривопуткиным  с  Медоедовыми   присягали, а Народу и Отечеству.  Ну вот, то-то,  хорошо  раз помнишь,   а теперь  вот сходи-ка да подбери книжку,  вон там, на причале, из бегунов кто-то обронил, может документы какие.  Негоже если кто-нибудь чужой их подымет.   … Капитан  вернулся  держа в руке  старую потрепанную книжку, вероятно оброненную кем-то из  бежавших  элитных муфлонов.   Смотри-ка  какая затертая книжонка, сказал он обращаясь к товарищам, наверное какой-нить детектив занятный, Ос-тров-ский  прочитал морпех по складам, « Как закалялась Сталь»,  на обложке красный всадник, занеся над головой шашку,   летел  вверх по диагонали, словно стремясь вырваться за пределы  книги.  Да, наверное  детектив  какой-нибудь  про Кавказ,…  ладно, почитаем, если будет свободное время. А то товарищ полковник,   похоже что-то навертывается  в России,  что-то такое…  капитан  посуровел, помолчал, и  добавил,  без нас видно не обойдется.                                                                                                                                                         Шла вторая половина Октября…