Истоки противостояния и создание Добровольческой армии. (ГВ-4)

В массовом сознании, несмотря на множество фильмов и книг о 1917-м годе и Гражданской войне, а может быть, и благодаря им, до сих пор нет единой картины развернувшегося противостояния. Или наоборот, оно сводится к "случилась революция, а затем красные всех распропагандировали и толпой запинали белых". И ведь не поспоришь — все примерно так и было. Однако у любого, кто попытается вникнуть в ситуацию немного глубже, возникнет ряд справедливых вопросов.

Почему за считанные годы, а скорее даже месяцы единая страна превратилась в поле боя и гражданской смуты? Почему одни в ней выиграли, а другие проиграли? И, наконец, с чего же всё начиналось? 

 

Первый тревожный звонок прозвенел в 1904–1905 годах — с началом русско-японской войны. Огромная, сильная империя мирового масштаба фактически в один день лишилась флота и с большим трудом смогла не проиграть, вдребезги, на суше. И кому? Крошечной Японии, всеми презираемым азиатам, которые с точки зрения "культурных европейцев" вообще не считались людьми, и ещё за полвека до этих событий, жили при натуральном феодализме, с мечами и луками. Это был первый тревожный звонок, который (если смотреть из будущего) фактически расписал контуры будущих военных действий. Но тогда никто не стал прислушиваться к грозному предупреждению. Первая русская революция наглядно показала всем желающим уязвимость политической системы империи. И “желающие” сделали выводы. 

Фактически судьба уделила России почти целое десятилетие, чтобы подготовиться к будущим испытаниям, опираясь на японскую "пробу пера". И нельзя сказать, что совсем уж ничего не делалось. Делалось, но… слишком медленно и обрывочно, слишком непоследовательно. Слишком медленно.

Шок Первой мировой ударил по всем, однако по России — особенно тяжело. Выяснилось, что за фасадом мировой империи скрывается не столь приглядная изнанка — промышленность, которая не может освоить массовый выпуск моторов, автомобилей и танков. Всё было не настолько плохо, как зачастую рисуют категорические противники "прогнившего царизма" (например, потребности в трёхдюймовках и винтовках худо-бедно удовлетворялись), но в целом, имперская промышленность оказалась не способна удовлетворить потребности действующей армии по большинству жизненно важных позиций — ручные пулемёты, тяжёлая артиллерия, современная авиация, автотранспорт и так далее.

Британские танки времен Первой мировой Mk IV на заводе Oldbury Carriage Works   photosofwar.net

Более-менее адекватное производство авиации, на собственной индустриальной базе, Российская империя смогла бы развернуть в лучшем случае к концу 1917 года, с вводом в действие новых оборонных заводов. То же касается ручных пулемётов. Копии французских танков ожидались в лучшем случае в 1918-м. Только во Франции уже в декабре 1914 года авиамоторы выпускали сотнями, в январе 1916-го месячный выпуск превысил тысячу — а в России в том же году дошёл до 50 штук.

Отдельной бедой стал транспортный коллапс. Дорожная сеть, охватывающая огромную страну, была вынужденно бедной. Произвести или получить от союзников стратегические грузы оказывалось лишь половиной задачи: далее ещё требовалось с эпическими трудами их распределить и доставить адресатам. С этим транспортная система не справилась.

Очереди за хлебом — Петроград, январь 1917 г.   http://photochronograph.ru

Таким образом, Россия оказалась слабым звеном Антанты и великих держав мира в целом. Она не могла опереться на блестящую промышленность и квалифицированных рабочих, как Германия, на ресурсы колоний, как Британия, на незатронутую войной и способную к гигантскому росту могущественную индустрию, как Штаты.

Как следствие всего означенного безобразия, и многих иных причин, вынужденно остающихся за рамками повествования, Россия несла несоразмерные потери в людях. Солдаты просто не понимали, за что они сражаются и гибнут, правительство теряло престиж (а затем и просто элементарное доверие) внутри страны. Гибель большей части подготовленных кадров — и, по словам гренадёрского капитана Попова, к 1917 году мы вместо армии имели "вооружённый народ". Практически все современники, вне зависимости от убеждений, разделяли эту точку зрения.

А политический "климат" представлял собой настоящий фильм-катастрофу. Убийство Распутина (точнее, его безнаказанность), при всей одиозности персонажа, наглядно показывает паралич, настигший всю государственную систему России. И мало где власть так открыто, всерьёз и, главное, — безнаказанно обвиняли в измене и помощи врагу.

Нельзя сказать, что это были специфически русские проблемы — те же процессы шли во всех воюющих странах. Британия получила Пасхальное восстание 1916 года в Дублине и очередное обострение "ирландского вопроса", Франция — массовые бунты в частях после провала наступления Нивеля в 1917-м. Итальянский фронт, в том же году, вообще был на грани тотального обрушения, и спасли его только экстренные "вливания" английских и французских частей. Тем не менее, эти государства имели запас прочности системы государственного управления и какой-никакой "кредит доверия" у своего населения. Они смогли удержаться — точнее продержаться — достаточно долго, чтобы дотянуть до конца войны — и победить.

Улица Дублина после восстания 1916 года. The People's War Book and Pictorial Atlas of the World. USA & Canada, 1920

А в России наступил 1917 год, на который выпало сразу две революции.

Хаос и анархия

«Всё перевернулось сразу вверх дном. Грозное начальство обратилось в робкое — растерянное, вчерашние монархисты — в правоверных социалистов, люди, боявшиеся сказать лишнее слово из боязни плохо связать его с предыдущими, почувствовали в себе дар красноречия, и началось углубление и расширение революции по всем направлениям… Растерянность была полная. Подавляющее большинство отнеслось к революции с доверием и радостью; все почему-то верили, что она принесёт с собой, вместе с другими благами, и скорое окончание войны, так как «старорежимный строй» играл в руку немцам. А теперь все будут вершить общественность и таланты… и каждый начинал чувствовать в себе скрытые таланты и пробовать их применительно к порядкам нового строя. Как тяжелы по воспоминаниям эти первые месяцы нашей революции. Каждый день где то глубоко в сердце что-то с болью отрывалось, рушилось то, что казалось незыблемым, осквернялось то, что считалось святым».

Константин Сергеевич Попов «Воспоминания кавказского гренадёра, 1914–1920».

Гражданская война в России началась далеко не сразу и вырастала из пламени всеобщей анархии и хаоса. Слабая индустриализация уже принесла стране немало бед, и продолжала приносить далее. На этот раз — в виде преимущественно аграрного населения, крестьян, с их специфическим взглядом на мир. Из разваливающейся, приснопамятным Приказом №1 от Петросовета, армии самовольно, не подчиняясь никому, дезертировали сотни тысяч солдат-крестьян. Благодаря "чёрному переделу" и умножению на ноль помещиков с кулаками русский крестьянин наконец-то, в буквальном смысле наелся, а также сумел удовлетворить извечную тягу к "землице". А благодаря какому-никакому военному опыту, и принесённому с фронта оружию теперь он мог себя защищать.

На фоне этого безбрежного моря крестьянской жизни, предельно аполитичной и чуждой к цвету власти, политические противники, пытающиеся развернуть страну в своём направлении, поначалу терялись, как подводные камни. Им оказывалось просто нечего предложить народу.

Демонстрация в Петрограде  sovetclub.ru

Крестьянину была безразлична любая власть, и требовалось от неё только одно — лишь бы "мужика не трогала". Привозят из города керосин — хорошо. А не привозят — и так проживём, всё равно городские, как голодать начнут, так сами приползут. Деревня слишком хорошо знала, что такое голод. И знала, что только у неё имеется главная ценность — хлеб.

А в городах действительно творился настоящий ад — только в Петрограде смертность возросла более чем вчетверо. При параличе транспортной системы, задача "просто" привезти уже собранный хлеб из Поволжья или Сибири к Москве и Петрограду, представляла собой деяние, достойное "подвигов Геракла" .

При отсутствии какого-либо единого авторитетного и сильного центра, способного привести всех к единому знаменателю, страна стремительно скатывалась к страшной и всеобъемлющей анархии. Фактически в первой четверти нового, индустриального ХХ века возродились времена европейской Тридцатилетней войны, когда среди хаоса и всеобщей беды свирепствовали банды мародёров, меняющие веру и цвет знамён с лёгкостью смены носков — если не большей.

Два врага

Однако, как известно, из многообразия пёстрых участников великой смуты выкристаллизовались два главных противника. Два лагеря, объединившие большинство крайне разнородных течений - Белые и Красные.

Психическая атака — кадр из фильма «Чапаев»

Обычно их представляют в виде сцены из кинофильма "Чапаев": одетые с иголочки вышколенные офицеры-монархисты против рабочих и крестьян в рванине. Однако надо понимать, что первоначально и "белые", и "красные", были по сути, всего лишь декларациями. И те, и другие представляли собой очень аморфные образования, крошечные группы, которые казались большими только на фоне совсем уж диких банд. Поначалу пара сотен человек под красным, белым или любым другим знаменем уже представляли собой существенную силу, способную захватить крупный город или изменить ситуацию в масштабах целого региона. Причём все участники активно меняли стороны. И тем не менее — за ними уже стояла какая-никакая, но организация.

Красная армия в 1917-м — рисунок Бориса Ефимова  http://www.ageod-forum.com/

Добровольческая армия

Добровольческая армия - оперативно-стратегическое объединение белогвардейских войск на Юге России в 1917—1920 гг. во время Гражданской войны. Начала формироваться 2 (15) ноября 1917 в Новочеркасске Генерального штаба генералом от инфантерии М. В. Алексеевым под названием «Алексеевская организация». С начала декабря к созданию армии подключился прибывший на Дон Генерального штаба генерал от инфантерии Л. Г. Корнилов. Сначала Добровольческая армия комплектовалась исключительно добровольцами. До 50 % записавшихся в армию составляли обер-офицеры и до 15 % — штаб-офицеры, были также юнкера, кадеты, студенты, гимназисты (более 10 %). Казаков было около 4 %, солдат — 1 %. С конца 1918 г. и в 1919 г. — путём мобилизаций крестьян офицерский кадр утрачивает своё численное преобладание, в 1920 г. комплектование производилось за счёт мобилизованных, а также — пленных красноармейцев, вместе составляющих основную массу воинских частей армии.

К концу декабря 1917 года в армию записалось добровольцами 3 тыс. человек. 25 декабря 1917 (7 января 1918) получила официальное наименование "Добровольческая армия". Это название армия получила по настоянию генерала Л. Корнилова, находившегося в состоянии конфликта с Алексеевым и недовольного вынужденным компромиссом с главой бывшей "Алексеевской организации": разделением сфер влияния, в результате которого, при принятии Корниловым всей полноты военной власти, за Алексеевым таки осталось политическое руководство и финансы.

Эшелон Корниловского полка прибыл в Новочеркасск 19 декабря, а к 1.01.1918 г. собралось 50 офицеров и до 500 солдат. "Офицеры приезжали в свой полк, и почти все становились на положение рядовых в офицерский роте", когда 30 января 1918 г. на Таганрогском направлении офицерская рота корниловцев сменила сводную роту своего полка, в ней было 120 человек. Как вспоминал один из них, "вокруг тишина, лишь из соседних вагонов доносятся песни о России...Долго не ложились спать...Все офицеры роты в один день стали близкими, родными. У всех одна мысль, одна цель - Россия..."  Прибыли также офицеры ударных батальонов (ушедшие из Ставки накануне ее занятия большевиками, они в течение недели вели упорные бои с окружившими их большевистскими частями и, рассеявшись, смогли группами добраться до Новочеркасска) и Текинского полка, вышедшего из Быхова с Л. Корниловым. К концу декабря формировались 1-й и 2-й Офицерские, Юнкерский, Студенческий, Георгиевский батальоны, Корниловский полк, кавалерийский дивизион полковника Гершельмана и Инженерная рота. Отрядом из сводных рот этих частей командовал с 30 декабря на Таганрогском направлении полковник Кутепов. 

Руководство армии изначально ориентировалось на союзников России по Антанте.

Численность армии, однако, оставалась сравнительно небольшой, что было вызвано целым рядом причин. Прежде всего, далеко не все офицеры, проживавшие непосредственно в районе формирования Добровольческой армии, присоединялись к ней. И это обстоятельство было самым трагичным. В Ставрополе, Пятигорске и других городах Северного Кавказа и Донской области, не говоря уже о Ростове и Новочеркасске, в конце 1917 г. скопилось множество офицеров, оказавшихся не у дел после распада армии, но по различным причинам не присоединявшимися к добровольцам. Основной причиной была продолжающаяся глубокая депрессия, развившаяся после всего, перенесенного на фронте и обусловившая пассивное поведение офицерства в ходе октябрьских событий, неверие в возможность что-либо исправить, чувство отчаяния и безнадежности, наконец, просто малодушие. Других удерживала неопределенность положения Добровольческой армии, третьи просто не были в достаточной мере информированы о ее целях и задачах. Как бы там ни было, но им пришлось стать жертвой собственной нерешительности и недальновидности. По просьбе прославленного донского полковника Чернецова, был дан приказ по гарнизону Новочеркасска о регистрации офицеров. Перед регистрацией было устроено собрание для освещения положения в области, где выступили Каледин, Богаевский и Чернецов:

"Господа офицеры, если так придется, что большевики меня повесят, то я буду знать - за что я умираю. Но если придется так, что большевики будут вешать и убивать вас, благодаря вашей инертности - то вы не будете знать, за что вы умираете". Из 800 присутствовавших записалось только 27, потом 115, но на следующий день на отправку пришло 30. Так и случилось. Чернецов доблестно сложил свою голову, а офицеры, оставшиеся в Ростове, скрывавшиеся, изловленные и расстрелянные, не знали, за что они погибли. В начале февраля была предпринята последняя попытка привлечь ростовское офицерство, но на собрание пришло всего около 200 человек, и из них большинство не поступило в армию ("Странный вид имели пришедшие: немногие явились в военной форме, большинство в штатском, и то одетые явно "под пролетариев". Это было не собрание офицеров, а худший род митинга, на который собрались подонки, хулиганы...Позорное собрание!"). "На следующий день в газетах было помещено объявление, предлагающее, в трехдневный срок не вступившим в армию, покинуть Ростов. Несколько десятков поступили в армию. Остальные... щеголявшие еще вчера по людным улицам Ростова в блестящих погонах, сегодня толпами стали появляться на вокзале без погон и кокард, с отпоротыми от шинелей золотыми пуговицами, торопясь покинуть опасную зону. Картина была омерзительная". 

Сразу же после создания Добровольческая армия, насчитывавшая около 4 тыс. человек, вступила в боевые действия против Красной армии. В начале января 1918 она действовала на Дону совместно с частями под командованием генерала А. М. Каледина. До начала кубанского похода потери Добрармии составили полторы тысячи человек, в том числе убитыми — не менее трети.

Из России приток добровольцев был крайне затруднен. В областях, занятых большевиками, и даже на Украине, невозможно было даже получить какую-либо информацию о Добровольческой армии, и подавляющее большинство офицеров о ней попросту ничего не знало. По появляющимся иногда в газетах сообщениям о "бандах Корнилова", которых вот-вот должны прикончить, не было возможности сделать выводы о действительном состоянии Белого движения на Юге. В Киеве, даже весной 1918 г. о Добровольческой армии почти ничего известно не было: "доходившие с разных сторон сведения представляли добровольческое движение как безнадежные попытки, обреченные заранее на неуспех за отсутствием средств". "В Москве, к концу декабря, передавали, что на Дону уже собралась у генерала Алексеева большая армия. Этому верили и этому радовались, но...выжидали...стали говорить о неясности положения на Дону, включая даже сомнения о сборе там армии". Очень большую роль играла привязанность офицеров к своим семьям, существование которых надо было как-то обеспечивать, в условиях тогдашней анархии и террора. Очень немногие могли пренебречь этими соображениями. Во второй половине ноября положение на путях на Дон резко ухудшилось, в январе 1918 г. стояли уже не заставы красных, а сплошной фронт их войск. Единственной возможностью было пройти только по глухим, незначительным проселочным дорогам, обходя населенные пункты. "Просачиваются немногие, дерзавшие до конца. Их число возросло снова, когда в конце января началась демобилизация армий на фронтах". Все это приводило к тому, что "пробивались сотни, а десятки тысяч в силу многообразных обстоятельств, в том числе, главным образом семейного положения и слабости характера, выжидали, переходили к мирным занятиям, или шли покорно на перепись к большевистским комиссарам, на пытки в чрезвычайку, позднее - на службу в Красную армию". 

22 февраля 1918 г. под натиском красных войск части Добрармии оставили Ростов и двинулись на Кубань. Начался знаменитый "Ледяной поход" (1-й Кубанский) Добровольческой армии (3200 штыков и сабель) от Ростова-на-Дону до Екатеринодара, с тяжёлыми боями в окружении 20-ти тысячной группировки красных войск под командой Сорокина.

В ауле Шенжий к Добровольческой армии 26 марта 1918 присоединился 3-тысячный отряд Кубанской Рады под командованием генерала В. Л. Покровского. Общая численность Добровольческой армии возросла до 6 тыс. бойцов. 27—31 марта (9—13 апреля) Добровольческая армия предприняла неудачную попытку взять столицу Кубани — Екатеринодар, в ходе которой Главнокомандующий генерал Л. Корнилов был убит случайной гранатой 31 марта (13 апреля), а командование частями армии в тяжелейших условиях полного окружения, многократно превосходящими силами противника, принял генерал Деникин, который смог, в условиях непрекращающихся боёв на все стороны, вывести армию из-под фланговых ударов и благополучно выйти из окружения на Дон. Это удалось, во многом благодаря энергичным действиям, отличившегося в бою в ночь со 2 (15) на 3 (16) апреля 1918 г. при пересечении железной дороги Царицын-Тихорецкая, командира Офицерского полка Генерального штаба генерал-лейтенанта С. Л. Маркова.

По воспоминаниям современников, события развивались следующим образом:

"... Около 4 часов утра части Маркова стали переходить через железнодорожное полотно. Марков, захватив железнодорожную сторожку у переезда, расположив пехотные части, выслав разведчиков в станицу для атаки противника, спешно начал переправу раненых, обоза и артиллерии. Внезапно от станции отделился бронепоезд красных и пошел к переезду, где уже находился штаб, вместе с генералами Алексеевым и Деникиным. Оставалось несколько метров до переезда — и тут Марков, осыпая бронепоезд нещадными словами, оставаясь верным себе: "Стой! Такой-растакой! Сволочь! Своих подавишь!", бросился на пути. Когда тот действительно остановился, Марков отскочил (по другим сведениям тут же бросил гранату), и сразу две трёхдюймовые пушки в упор выстрелили гранатами в цилиндры и колёса паровоза. Завязался горячий бой с командой бронепоезда, которая в результате была перебита, а сам бронепоезд — сожжён."

 Один из будущих добровольцев, находившийся в Киеве, вспоминал: "Я зашел в Аэро-фото-граммометрические курсы, где, я знал, было около 80 офицеров авиации. Они сидели, курили и обсуждали последние политические события. Я рассказал им о сведениях, полученных с Дона, и стал убеждать ехать туда с нами. Увы! Мое многочасовое красноречие пропало даром...никто из господ офицеров не пожелал двинуться на соединение с формирующейся антибольшевицкой армией". "Прежде всего, многие не знали о существовании ячейки Белой борьбы на Дону. Многие не могли. Многие не хотели. Каждый был окружен влиянием вражеских сил, боялся часто за свою жизнь или находился под влиянием своих родных, думавших лишь о безопасности своего близкого". Были, конечно, и примеры другого рода. Один из очевидцев Кубанского похода, рассказав о смерти одного из его участников, замечает: "Когда мы возвратились на Дон, к нам в Ольгинскую станицу приехал его старший брат, последний из трех братьев, оставшихся в живых. Он оставил молодую жену и маленькую дочь и приехал заменить своего брата. Его мать сказала ему: "Мне легче видеть тебя убитым в рядах Добровольческой армии, чем живым под властью большевиков". Но такое самоотречение не могло быть массовым. 

В мае 1918 г., после завершения своего похода с Румынского фронта на Дон, к Добровольческой армии присоединился 3-тысячный отряд Генерального штаба полковника М. Г. Дроздовского. С Дроздовским пришли около 3000 бойцов-добровольцев, прекрасно вооружённых, снаряжённых и обмундированных, при значительной артиллерии (шести лёгких орудиях, четырёх горных, двух 48-линейных, одном 6-дюймовом и 14 зарядных ящиках), пулемётах (около 70 штук различных систем), двух броневиках («Верный» и «Доброволец»), аэропланах, автомобилях, с телеграфом, оркестром, значительными запасами артиллерийских снарядов (около 800), ружейных и пулемётных патронов (200 тысяч), запасными винтовками (более тысячи). Отряд имел при себе оборудованную санитарную часть и обоз в отличном состоянии. Отряд на 70 % состоял из офицеров-фронтовиков. В ночь с 22 на 23 июня 1918 года Добровольческая армия (численностью 8—9 тыс.) при содействии Донской армии под командованием атамана П. Н. Краснова начала Второй Кубанский поход, завершившийся разгромом почти 100-тысячной кубанской группировки красных войск и взятием 17 августа Екатеринодара. Основу Добровольческой армии составили "цветные" части — Корниловский, Марковский, Дроздовский и Алексеевский полки, развёрнутые впоследствии в ходе наступления на Москву летом-осенью 1919 г. в дивизии.

15 августа 1918 г. в части Добровольческой армии была объявлена первая мобилизация, что стало первым шагом на пути превращения её в регулярную армию. По данным же корниловского офицера Александра Трушновича, первые мобилизованные — ставропольские крестьяне, были влиты в состав Корниловского ударного полка в июне 1918 во время боёв близ села Медвежьего.

О состоянии материальной части Армии в этот период свидетельствовал марковский артиллерийский офицер Э. Н. Гиацинтов:

"... Мне смешно смотреть кинокартины, в которых изображается Белая армия — веселящаяся, дамы в бальных платьях, офицеры в мундирах с эполетами, с аксельбантами, блестящие! На самом деле Добровольческая армия в это время представляла собой довольно печальное, но героическое явление. Одеты мы были кто как попало. Например, я был в шароварах, в сапогах, на мне вместо шинели была куртка инженера путей сообщения, которую мне подарил ввиду поздней уже осени хозяин дома, где жила моя мать, — господин Ланко. Он был в прошлом начальником участка между Екатеринодаром и еще какой-то станцией. Вот в таком виде мы щеголяли. В скором времени у меня отвалилась подошва от сапога на правой ноге, и пришлось привязать ее веревкой. Вот какие «балы» и какие «эполеты» мы в то время имели! Вместо балов шли постоянные бои. Все время на нас наседала Красная Армия, очень многочисленная. Думаю, что нас было один против ста! И мы кое-как отстреливались, отбивались и даже временами переходили в наступление и оттесняли противника."

К сентябрю 1918 численность Добровольческой армии возросла до 30—35 тыс., в основном за счёт притока в армию кубанского казачества, и бежавших на Северный Кавказ противников большевизма.

Очень существенным фактором, крайне отрицательно сказавшимся на численности Добровольческой армии, было ее фактически нелегальное существование. Атаману Каледину приходилось считаться с эгоистической позицией части донских кругов, надеявшихся "откупиться" от большевиков изгнанием добровольцев из пределов области, и та небольшая помощь, которая ей оказывалась, оказывалась по его личной инициативе. "Донская политика лишала зарождавшуюся армию еще одного весьма существенного организационного фактора. "Кто знает офицерскую психологию, тому понятно значение приказа. Генералы Алексеев и Корнилов при других условиях могли бы отдать приказ о сборе на Дону всех офицеров русской армии. Такой приказ был бы юридически оспорим, но морально обязателен для огромного большинства офицерства, послужив побуждающим началом для многих слабых духом. Вместо этого распространялись анонимные воззвания и "проспекты" Добровольческой армии. Правда, во второй половине декабря в печати, выходившей на территории советской России, появились достаточно точные сведения об армии и ее вождях. Но не было властного приказа, и ослабевшее нравственно офицерство уже шло на сделки с собственной совестью.... Невозможность производства мобилизации даже на Дону привела к таким поразительным результатам: напор большевиков сдерживали несколько сот офицеров и детей - юнкеров, гимназистов, кадет, а панели и кафе Ростова и Новочеркасска были полны молодыми здоровыми офицерами, не поступавшими в армию. После взятия Ростова большевиками советский комендант Калюжный жаловался на страшное обременение работой: тысячи офицеров являлись к нему в управление с заявлениями, "что они не были в Добровольческой армии"...Так же было и в Новочеркасске". 

После завершения Первой мировой войны, в ноябре 1918, правительства Великобритании и Франции усилили материально-техническую помощь Добровольческой армии. Полагая, что это отвечает интересам России, 12 июня 1919 года Главнокомандующий Вооружёнными силами на Юге России генерал А. И. Деникин объявил о своём подчинении адмиралу А. В. Колчаку, как Верховному правителю Русского Государства и Верховному Главнокомандующему Русских Армий. 8 января 1919 Добровольческая армия вошла в состав Вооружённых сил Юга России (ВСЮР), став их основной ударной силой, а её командующий генерал А. Деникин возглавил ВСЮР.

Была и еще одна причина, о которой один из добровольцев сказал так: "Древнегреческая пословица говорит: "Кого боги хотят погубить, того они лишают разума"... Да, с марта 1917 года значительная часть русских людей и офицерства лишились разума. Мы слышали: "Нет Императора - нет смысла служить". На просьбу нашего начальника дивизии генерала Б.Казановича к графу Келлеру, не отговаривать офицеров от поступления в Добровольческую Армию, был ответ: "Нет, буду отговаривать! Пусть подождут, когда наступит время провозгласить Царя, тогда мы все вступим". Забыто было все, так четко нам втолкованное и ясно воспринятое в прекрасных военных училищах: повеление при отречении Императора, данная присяга, немецкий и интернациональный сапоги, попирающие родную землю...". 
Наконец, тех, кто все-таки решил пробраться на Дон, ждало множество опасностей. Добраться до Ростова и Новочеркасска из центральной России офицеру было чрезвычайно трудно. Вероятность быть заподозренными соседями по вагону и стать жертвой расправы была очень высока. На приграничных с Донской областью станциях, большевиками с декабря был установлен тщательный контроль, с целью задержания едущих на Дон добровольцев. Подложные документы не всегда спасали офицеров. "Их часто выдавали молчаливая сосредоточенность и внешний облик. Если в теплушке находились матросы или красногвардейцы, то опознанных офицеров зачастую выкидывали из вагона на полном ходу поезда". Сотни и тысячи офицеров погибли таким образом, не успев присоединиться к армии. Воистину, "сколько мужества, терпения и веры в свое дело должны были иметь те "безумцы", которые шли в армию, невзирая на все тяжкие условия ее зарождения и существования!" Вот один из эпизодов. В конце декабря из Киева с казачьим эшелоном выехал отряд во главе с полковником Толстовым. На ст. Волноваха поезд был окружен толпой, и казаки решили выдать "чужих" офицеров. Двое офицеров застрелились. Раздался голос полковника Толстова: "То, что сделали эти молодые люди - преступление. Они не достойны звания русского офицера. Офицер должен бороться до конца." Штыки наперевес выскакивают первые наши офицеры. Мы выстроились перед вагоном и совершенно спокойно прошли через расступающуюся перед нами многотысячную толпу." 1 января 1918 г. эти 154 офицера встретились с добровольцами. 

Хотя Дон представлял собой "маленький, незатопленный островок, среди разбушевавшейся стихии" - только здесь офицеры продолжали носить золотые погоны, только здесь отдавалась воинская честь и уважалось звание офицера, но и тут атмосфера была крайне неблагоприятной для "добровольцев". Даже в Новочеркасске, в ноябре несколько офицеров были убиты в затылок, из-за угла. Не изведавшее власти большевиков казачество оставалось тогда равнодушным, а "рабочие и всякий уличный сброд с ненавистью смотрели на добровольцев, и только ждали прихода большевиков, чтобы расправиться с ненавистными "кадетами". Мало понятное озлобление против них...было настолько велико, что иногда выливалось в ужасные, зверские формы. Ходить в темное время по улицам города, а в особенности в Темернике, было далеко не безопасно. Были случаи нападений и убийства. Как-то раз в Батайске рабочие сами позвали офицеров одной из стоявших здесь добровольческих частей к себе на политическое собеседование, причем гарантировали им своим честным словом полную безопасность. Несколько офицеров доверились обещанию и даже без оружия пошли на это собрание. Около ворот сарая, где оно должно было происходить, толпа окружила несчастных офицеров, завела с ними спор сначала в довольно спокойном тоне, а затем, по чьему-то сигналу, рабочие бросились на них и буквально растерзали четырех офицеров...На другой день я был на отпевании двух из них в одной из ростовских церквей. Несмотря на чистую одежду, цветы и флер - вид их был ужасен. Это были совсем юноши, дети местных ростовских жителей. Над одним из них в безутешном отчаянии плакала мать, судя по одежде, совсем простая женщина". В город приходилось отпускать только по 5 человек вместе и хорошо вооруженных .

В боевом отношении некоторые части и соединения Добровольческой армии обладали высокими боевыми качествами, так как в её составе было большое количество офицеров, имевших значительный боевой опыт, и искренне преданных идее Белого движения, но с лета 1919 её боеспособность снизилась, в связи с большими потерями, и включением в её состав мобилизованных крестьян и пленных красноармейцев.

Немногочисленность добровольцев компенсировалась тем, что это были люди, беззаветно преданные своей идее, имевшие военную подготовку и боевой опыт, которым было нечего терять, кроме жизни, сознательно поставленной на карту спасения родины. Генерал Лукомский, характеризуя моральные качества первых добровольцев, вспоминал, как выбранный им на должность адъютанта офицер, отказался занять эту должность: "По его словам, он не хотел бы занимать безопасное место адъютанта в то время, когда его товарищи подвергаются лишениям и опасностям боевой жизни. Вскоре после этого он был убит, спасая в бою раненого офицера. Узнав о его смерти, пошел в ряды Добровольческой армии его брат, тяжело контуженный во время Европейской войны и безусловно подлежащий освобождению от службы. Он также был убит. Третий их брат был убит во время Европейской войны. Из таких честных и доблестных бойцов была сформирована маленькая армия генерала Корнилова". Руководители армии - генералы Л.Г.Корнилов, М.В.Алексеев, А.И.Деникин, С.Л.Марков, И.Г.Эрдели и другие, представляли собой цвет русского генералитета. Многие из добровольцев уже лишились близких, часть принимала участие в боях в Петрограде и Москве. Вот одна из типичных судеб: "Мне рассказали потом его историю. Большевики убили его отца, дряхлого отставного генерала, мать, сестру и мужа сестры - полного инвалида последней войны. Сам подпоручик, будучи юнкером, принимал участие в октябрьские дни в боях на улицах Петрограда, был схвачен, жестоко избит, получил сильные повреждения черепа и с трудом спасся. И много было таких людей, исковерканных, изломанных жизнью, потерявших близких или оставивших семью без куска хлеба там, где-то далеко, на произвол бушующего красного безумия. По возрасту и чинам это были самые разные люди: "В строю стояли седые боевые полковники рядом с кадетами 5-го класса". 

23 июня 1918 Добровольческая армия начала Второй Кубанский поход (июнь-сентябрь), в ходе которого она разгромила войска Кубано-Черноморской советской республики и взяв Екатеринодар (15–16 августа), Новороссийск (26 августа) и Майкоп (20 сентября), установила контроль над основной частью Кубани и севером Черноморской губернии. К концу сентября она насчитывала уже 35–40 тыс. штыков и сабель. 28 октября добровольцы овладели Армавиром и вытеснили большевиков с левобережья Кубани; в середине ноября взяли Ставрополь и нанесли тяжелое поражение 11-й красной армии, руководимой И.Ф.Федько. С конца ноября они стали получать крупные поставки вооружения от Антанты через Новороссийск. В связи с ростом численности Добровольческая армия была реорганизована в три армейских корпуса (1-й генерала А. Кутепова, 2-й Боровского, 3-й генерала В. Ляхова) и один кавалерийский корпус (генерал П. Врангель). В конце декабря она отразила наступление 11-й красной армии на екатеринодаро-новороссийском и ростово-тихорецком направлениях и в начале января 1919, нанеся ей сильный контрудар, рассекла ее на две части и отбросила к Астрахани и за Маныч. К февралю добровольцами был занят весь Северный Кавказ. Это позволило перебросить сформированную из отборных полков группировку генерала В. Май-Маевского в Донбасс на помощь отступавшей под натиском большевиков Донской армии, а 2-й армейский корпус – в Крым для поддержки Крымского краевого правительства.

С 8 января 1919 Добровольческая армия стала частью Вооруженных сил юга России; ее командующим был назначен генерал П. Врангель. 23 января она была переименована в Кавказскую Добровольческую армию. В марте в ее состав вошли 1-й и 2-й Кубанские конные корпуса. Развернутая в апреле в Донбассе и на Маныче, армия перешла в наступление на воронежском и царицынском направлениях и вынудила красных оставить Донскую область, Донбасс, Харьков и Белгород. 21 мая части, действовавшие на царицынском направлении, были выделены в отдельную Кавказскую армию, а левофланговой (воронежской) группировке вернули название Добровольческая армия; ее командующим стал Май-Маевский. В нее вошли 1-й (Кутепов) и 2-й (генерал М. Промтов) армейские, 5-й кавалерийский (генерал Я. Юзефович), 3-й Кубанский конный (Шкуро) корпуса.

В конце 1918 г. — начале 1919 г. части Деникина нанесли поражение 11-й советской армии и заняли Северный Кавказ. 23 января 1919 г. армию переименовали в Кавказскую Добровольческую армию. 22 мая 1919 г. Кавказская Добровольческая армия была разделена на 2 армии: Кавказскую, наступавшую на Царицын-Саратов и собственно Добровольческую армию, наступавшую на Курск-Орёл. Летом — осенью 1919 г. Добровольческая армия (40 тыс. чел.) под командованием генерала В. Май-Маевского, стала главной силой в походе Деникина на Москву.

В начавшемся 3 июля 1919 наступлении Вооруженных сил юга России на Москву Добровольческой армии отводилась роль главной ударной силы – она должна была овладеть Курском, Орлом и Тулой и захватить советскую столицу; к этому времени в ее рядах находилось более 50 тыс. штыков и сабель. В июле-октябре 1919 добровольцы заняли Центральную Украину (31 августа пал Киев), Курскую и Воронежскую губернии и отразили августовское контрнаступление большевиков. Пиком их успехов стало взятие 13 октября Орла. Однако из-за тяжелых потерь и насильственной мобилизации, боеспособность армии осенью 1919 значительно снизилась.

После неудачного наступления на Москву, летом-осенью 1919 года, основные силы добровольцев были разгромлены. 27 ноября Деникин сместил Май-Маевского; 5 декабря Добровольческую армию вновь возглавил П. Врангель. В конце декабря войска советского Южного фронта рассекли ее на две части; первой пришлось отступить за Дон, второй – в Северную Таврию. 3 января 1920 она фактически прекратила свое существование. Однако Добровольческий корпус, как боевая единица сохранился, и не был уничтожен. С непрерывными боями корпус отступил в марте 1920 года, к порту Новороссийск. Там Добровольческий корпус приоритетно, благодаря распоряжению главкома ВСЮР генерал-лейтенанта А.Деникина, и железной выдержке своего командира, генерал-лейтенанта А. Кутепова, погрузился на суда, и прибыл в Крым, оставшийся белым, благодаря удачно организованной обороне его перешейков, войсками генерал-майора Я. Слащёва. Добровольческий корпус в Крыму составил мощный костяк Русской Армии, для преемника генерала Деникина на посту белого главнокомандующего - генерала П. Врангеля...

 

Рутыч Н.Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии. М., 1997
Бутаков Я.А. Добровольческая армия и вооруженные силы Юга России: концепции и практика государственного строительства. Автореф. М., 1998
Цветков В.Ж. Белые армии Юга России. М., 2000, т. 1
Карпенко С.В. Бесприютная армия (декабрь 1917 г. – апрель 1918 г.) – Новый исторический вестник, 2000, № 1
Федюк В. П. Кубань и Добровольческая армия: истоки и сущность конфликта. – В кн. Гражданская война в России: События, мнения, оценки. М., 2002

http://warspot.ru/4520-voyna-krasnyh-i-belyh-istoki-protivostoyaniya

http://rus-civ-war.ucoz.ru/publ/7-1-0-5

http://www.encyclopaedia-russia.ru/article.php?id=326

http://www.krugosvet.ru/enc/istoriya/dobrovolcheskaya_armiya.html

PS

Уважаемая камрадесса Anisiya  выложила на обозрение ссылку, на одну из глав книги А.Бушкова "Красный монарх", посвящённую той смуте, которая была в России в 1918-м.

Россия, 1918-ый. Великая смута. Преддверие гражданской войны. Парад суверенитетов

Материал крайне интересный и познавательный. Оставляю в своих закладках и рекомендую к прочтению всем, кто пытается понять тот непростой и запутанный период нашей истории...