Мятеж белочехов. (ГВ-2)

Кровавое утро гражданской войны

В двадцатых числах мая 1918 года в России вспыхнул так называемый "белочешский мятеж", в результате которого, на огромных пространствах Поволжья, Сибири и Урала возникли очаги противодействия Советской власти. Образование там антисоветских режимов сделало гражданскую войну практически неизбежной, а также подтолкнуло большевиков на резкое ужесточение их, и так довольно-таки жесткой, политики.

"С какого времени начинается гражданская война? — задавался позднее вопросом нарком Троцкий Л.Д.  и сам отвечал на него: — "Пово­ротным моментом является середина 1918 года. Чехословаки за­хватывают железную дорогу на Востоке…"

Действительно, временем нача­ла полномасштабной гражданской войны в России можно счи­тать знаменитый "чехословацкий мятеж". 

Ещё с 1914 г. в составе русской армии сражались чехословац­кие части, созданные, в основном, из военнопленных. Их численн­ость постепенно росла, и в 1917 г. они были переформированы в отдельный Чехословацкий корпус, который насчитывал около 30 тыс. человек. После Октябрьского переворота 1917 г. и заклю­чения перемирия на фронте Чехословацкий корпус был провоз­глашён частью французской армии. Решено было перебросить его через всю Сибирь во Владивосток, и далее морем — во Францию.

Естественно, германский посол в Москве граф Вильгельм Мирбах старался сделать всё, чтобы сорвать эту переброску. Од­нако, большевики всё же разрешили чехословакам ехать на восток небольшими отрядами, сохраняя при себе оружие. В результате эшелоны с тысячами вооружённых людей растянулись вдоль же­лезной дороги от Пензы до Владивостока на целых 7 тыс. км.

В марте 1918 г., по просьбе Германии, Советское правительство запретило отправку чехословацких военнопленных через Архангельск, и настояло на их выводе через Сибирь и Владивосток. В результате эшелоны первой и второй дивизий отправились на восток — на Пензу. Это решение вызвало раздражение у чехословацких солдат. На восток отправлялись в 63 военных составах, по 40 вагонов каждый. Первый эшелон выехал 27.03.1918 и месяц спустя прибыл во Владивосток. Поводом антисоветского восстания послужил челябинский инцидент. 14 мая 1918 года в Челябинске встретились эшелон чехословаков и эшелон бывших пленных венгров, отпущенных большевиками по условиям Брестского договора. В те времена между чехами и словаками с одной стороны, и венграми с другой, были сильнейшие национальные антипатии.

В итоге — брошенной из венгерского эшелона чугунной ножкой от печки был тяжело ранен чешский солдат Франтишек Духачек. В ответ чехословаки линчевали виновного, по их мнению, военнопленного — венгра Иогана Малика. Ему были нанесены несколько штыковых ударов в грудь и шею. А большевистские власти Челябинска, на следующий день, арестовали нескольких чехословаков. 17 мая 1918 года чехословаки силой освободили товарищей, разоружив красногвардейцев, и захватили городской арсенал (2.800 винтовок и артиллерийскую батарею).

После этого они, разгромив брошенные против них силы местных частей Красной гвардии, заняли ещё несколько городов, свергнув в них советскую власть. Чехословаки стали занимать города, лежащие у них на пути: Челябинск, Петропавловск, Курган, — и открыли себе дорогу на Омск. Другие части вошли в Новониколаевск (Новосибирск), Мариинск, Нижнеудинск и Канск. В начале июня 1918 года чехословаки вошли в Томск. В считанные дни чехословацкое восстание охватило огром­ные пространства Сибири. Уже в мае чехословаки заняли Пензу. В течение лета они вступили в Омск, Самару, Симбирск, Екатеринбург и другие города. У советской власти в тот момент почти не было сил, способных оказать им сопротивление. Одновременно, во многих центральных губерниях России крестьяне, недовольные продовольственной политикой большевиков, подняли бунт (по официальным данным, только крупных антисоветских крестьянских восстаний было не менее 130).

Штурм Бузулука был одним из самых кровавых боев во всем продвижении чешских войск. В этих боях вместе с чехами сражались оренбургские казаки, восставшие против Советской власти. Важную роль сыграла казачья сотня, испортив железнодорожный путь. Это вызвало панику у большевиков; боясь быть окруженными, красные не только отступили от Бузулука, но и оставили Оренбург без боя. 3 июля казачьи отряды войсковых старшин Д.Красноярцева и Н.Караулова вступили в город с двух сторон.
Тяжелые бои шли на северо-восточном направлении, здесь также ощущалось возросшее сопротивление Красной армии. В конце июня Чечек получил тревожную телеграмму от капитана Й.Швеца, командовавшего авангардом на Уфимском направлении, о том, что "авангард утомился, выбивается из сил, и в среде его замечается тревожное настроение". Таким образом, первые признаки падения боевого духа в чехословацких частях проявились еще в конце июня. Чечек с основными частями поспешил на помощь авангарду. Он был полон тревоги, так как бывал в Уфе и знал, что город - "естественная крепость, овладеть которой при наших недостаточных средствах было чрезвычайно трудно". Но город удалось взять фактически без потерь. Чечек еще не успел прибыть в штаб авангардной группы, как туда приехал командующий 2-й армии красных, бывший подполковник Генерального штаба Ф.Махин с адъютантом. Удивленным чешским командирам он заявил: "Зная о вашем приближении, я разослал все части так, что вы можете войти в город беспрепятственно. Дальнейшее мое личное пребывание в городе невозможно... Идите на эту крепость смело, не раздумывайте, достаточно одной части, чтобы забрать город". Чехословацкие части двинулись на Уфу. Единственное столкновение с красноармейскими отрядами, стоившее им больших потерь, произошло в 30 км от Уфы. 5 июля чехословацкие войска почти без боя заняли Уфу. 6 июля на станции Миньяр пензенская группа соединилась с челябинской группой Войцеховского. К этому времени состав группы изменился: из Челябинска ушел на Омск 6-й полк, но прибыл в полном составе 2-й полк. Войцеховский так описывал второй захват Челябинска: "Сегодня ночью с 26/27 мой отряд занял весь город Челябинск без всяких потерь. У противной стороны убиты: 4 военнопленных и ранено 2 русских. Мое обходное движение удалось блестяще. В казармах были окружены спящими и захвачены два советских полка (около 2000 одних военнопленных). Их окружили 250 стрелков".

31 мая 2-й и 3-й стрелковый полки заняли Миасс, 1 июля разгромили Златоустовскую группировку Красной армии. В тот же день Златоуст был захвачен. В этих боях участвовали только чехословацкие части. К западу от Челябинска 31 мая две роты 3-го полка под командованием штабс-капитана Жака заняли Петропавловск. Эшелон с двумя ротами был отрезан от основных сил корпуса. В Петропавловске находился красноармейский гарнизон численностью около 800 человек. В городе действовала подпольная антибольшевистская организация, состоявшая в основном из офицеров (60 - 70 человек). К часу ночи город был захвачен. Особого сопротивления оказано не было. Чехи и русские белогвардейцы потеряли 4 - 5 человек убитыми, потери красных были значительно больше. Многие красноармейцы сдались, а наиболее боеспособные из них, венгры, отступили из города и бежали в степи, где их потом вылавливали киргизы и приводили в город. 2 июля на станции Курган чехословацкий эшелон с новобранцами и караульной ротой перешел в наступление на город. Почти без потерь чешские новобранцы, только что вступившие в корпус, выбили красных из города без помощи каких-либо местных антибольшевистских организаций.

Неподалеку от Самары легионеры разбили советские части (4-5.06.1918) и пробили себе возможность переправы через Волгу. 8 июня 1918 г. в Самаре образовался Комитет членов Учредительного собрания (Комуч). Он состоял в основном из эсеров — депутатов распущен­ного большевиками Учредительного собрания. Власть Комуча рас­пространялась на губернии Поволжья. На Урале, в Сибири и Баш­кирии также образовались местные небольшевистские правитель­ства. В них входили, в основном, социалисты или либералы. Это положило началу формирования других антибольшевистских правительств по всей территории России. 

Когда местные Советы попыта­лись разоружить чехословаков, те оказали им вооружённое сопро­тивление. 25 мая нарком по военным делам Троцкий Л.Д. отдал при­каз о разоружении чехословаков. "Все советы обязаны под страхом суровой ответственности разоружить всех чехословаков. Каждый чехословак, который будет найден вооруженным на линии железной дороги, должен быть расстрелян на месте, каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный, должен быть выпущен из вагонов и заключен в лагерь для военнопленных. Местные военные комиссары обязаны немедленно выполнить этот приказ, всякое промедление будет равносильно бесчестной измене и обрушит на виновного суровую кару. С честными чехословаками, которые сдадут оружие и подчинятся советской власти, будет поступлено как с братьями, и им будет оказана всяческая поддержка. Всем же железнодорожникам сообщите, что ни один эшелон с чехословаками не должен продвинуться на восток. Кто уступит насилию и окажет содействие чехословакам с продвижением на восток, будет сурово караться. Настоящий приказ прочесть всем чехословацким легионерам и прочесть всем железнодорожникам по месту продвижения чехословаков"

Чехословаки опасались, что после разоружения они будут арестованы и выданы австро-венгерским властям. Это означало бы, что их почти наверняка расстреляют как "изменников ро­дины". Поэтому они решили: "Оружия не сдавать!" 26 мая в Челябинске конфликты перешли в настоящие сражения, и легионеры заняли город, Их вооруженное выступление было тут же поддержано военными миссиями Антанты в России и антибольшевистскими силами. Один из военных командиров корпуса, капитан Р. Гайда, 27 мая отдал приказ: "Всем эшелонам чехословаков. Приказы­ваю, по возможности, наступать на Иркутск. Советскую власть арестовывать…"

23 - 24 мая в Красноярске был разоружен эшелон с авиационным отрядом и штабом 2-й дивизии. Красноармейцы попытались арестовать начальника штаба дивизии подполковника Б.Ушакова, но ему удалось скрыться. 25 мая по распоряжению Иркутского совета была предпринята попытка захватить эшелон 2-й артиллерийской бригады в Иркутске. В.Голичек описывает последующие события: Чехословацкие артиллеристы, которые ранее сдали все свое оружие, "отбив голыми руками преступное нападение, захватив неприятельские пулеметы и заняв вокзал, не только не наказали виновных, но даже по настоянию представителей союзников вернули совету захваченное... и продолжали, по соглашению с Иркутским советом, свой путь на восток без оружия". Узнав о нападении на своих однополчан, стоявший на станции Батарейной под Иркутском эшелон 7-го полка занял станцию, захватил большое количество винтовок, пулеметов и начал стремительно наступать на Иркутск. Но вновь при посредничестве представителей союзников было заключено соглашение. Легионеры сдали все оружие и были пропущены на восток. Иркутский краевед Н.Романов, современник событий, писал: "26 мая без 15 мин. 5 в Глазковой началась стрельба из винтовок и пулеметов: большевики требовали оружие с эшелона проезжавших чехословаков. Были раненые, были убитые. Чехами отобраны у красноармейцев пушка и два пулемета".

Первые столкновения показали полное военное превосходство легионеров над красноармейцами. Чехословаки, со считаными винтовками, легко разоружали красногвардейские части. Целью солдат корпуса вначале являлось не свержение советской власти, а стремление попасть во Владивосток, поэтому они так легко, при посредничестве союзников, сдавали все захваченное оружие. Местным Советам тоже было явно не до исполнения приказа Троцкого. Они никого не могли ни расстрелять, ни отправить в лагеря военнопленных, а мечтали только, чтобы чехи убрались подальше.

Что же собой представляли силы сторон? Чехословацкий корпус был разбросан на колоссальной территории от Пензы до Владивостока. Самой сильной была группа, находившаяся на западе в районе Пензы-Сердобска. Она состояла из солдат и офицеров самой боевой, имевшей фронтовой опыт, 1-й дивизии под командованием подпоручика Чечека и включала 1-й им. Яна Гуса, 4-й Прокопа Великого, 1-й запасный стрелковые полки, инженерную роту и хлебопекарню 1-й дивизии. Группа насчитывала около 6 тыс. человек. Восточнее нее, в районе Челябинска, находилась группа под командованием подполковника Войцеховского, состоявшая из 2-го Иржи с Подебрат и 3-го Яна Жижки стрелковых полков, 2-го батальона 6-го Ганацкого полка - более 8 тыс. человек. В районе Новониколаевска группа капитана Гайды насчитывала полтора батальона 7-го Татранского полка, батальон 6-го Ганацкого полка - всего около 2000 человек. В Мариинске находилась группа капитана Кадлеца - две роты Татранского полка, батальон Ганацкого полка - около 2 тыс. человек. В районе Канска-Нижнеудинска стояла группа подполковника Ушакова, состоявшая из ударного батальона, части 2-го полка и хлебопекарни 2-й дивизии, всего около 1000 человек. Самая большая группа находилась во Владивостоке под командованием начальника штаба корпуса генерала Дитерихса (13411 человек). Но Владивостокская группа была отделена от остальных частей корпуса тысячами километров. Связь с ней была затруднена. Она выступила только через месяц после начала конфликта, 29 июня. Чешские мемуаристы и историки отмечали, что "на стороне большевиков были не только преимущества сил, вооружения, технических средств, связей, организованного тыла и т.д. Обладая всей железнодорожной линией от Пензы до Владивостока, Советская власть могла в первый день конфликта, воспользовавшись стратегическими и тактическими преимуществами, которые были на ее стороне, вследствие крайне неблагоприятного положения Чехословацкого корпуса оборонительную борьбу последнего последовательно превратить в восстание отдельных поездов и групп поездов на нескольких изолированных участках, ликвидировать постепенно самые слабые части, прежде чем они соединятся в военную организацию. Ряд чешских эшелонов стоял на станциях вдали от других чешских частей. Так, восточнее Омска, на большом расстоянии друг от друга находились шесть эшелонов". Отсутствие связи между эшелонами (после начала конфликта можно было рассчитывать только на посыльных) превратилось в тяжелую проблему. Чечек писал: "Отсутствие связи влекло иногда к большим недоразумениям в действиях".

В июне, красноармейские войска, действовавшие против чехов и словаков на Волге и на Урале (будущий Восточный фронт), насчитывали 35 500 пехотинцев, 2317 кавалеристов, на вооружении которых были 224 пулемета и 38 орудий, а всего в вооруженных силах Советской республики, сформированных на добровольческой основе, насчитывалось 116 037 пехотинцев, 7940 кавалеристов. Эти войска в организационном отношении делились на огромное количество отрядов, составлявших так называемые армии. Армия, занимавшая позиции под Миассом, состояла из 13 отрядов общей численностью 1105 штыков, 22 сабли. Р.Берзин, командующий Североуральским Сибирским фронтом, писал, что в районе Екатеринбурга-Челябинска насчитывалось 2500 красноармейцев. Большинство красноармейских отрядов состояло из рабочих, не прошедших военного обучения. К бою с регулярными частями они оказывались совершенно не способными. Красная армия этого периода испытывала колоссальный недостаток командных кадров, как из-за нежелания офицеров идти в нее служить, так и из-за полного к ним недоверия. Она страдала отсутствием дисциплины. Командовавший красными войсками в районе Иркутска П.Голиков писал: "Паническое отступление зачастую было результатом слабой боевой подготовки нашей армии, случайного состава ее, отсутствия командного состава и отсутствия центра высшего командования".

Огромную роль в Красной армии в это время играли отряды интернационалистов. Их боевые качества были выше, чем у других красноармейцев, за исключением латышских частей, но также были невысоки. П.Романов отмечал: "15 мая. Местные интернациональные роты, сформированные анархистами, отправленные на Семеновский фронт, по дороге разбежались".
Красная армия находилась в самом начале своей организации. Местные офицерские и эсеровские организации по всей стране готовили выступление против большевиков. Единственной организованной военной силой в России, состоявшей из солдат с боевым опытом, с большим числом офицеров, с высоким моральным духом, был Чехословацкий корпус. Р.Пайпс писал: "Чешский легион был в Сибири, безусловно, самым сильным военным формированием". Поэтому нет ничего удивительного в том, что за короткий срок Чехословацкий корпус при поддержке выступлений офицеров, эсеров, крестьян, казаков, а на Урале и в Поволжье - рабочих, смог свергнуть Советскую власть от Волги до Владивостока.
Чешские историки, мемуаристы, при этом, во всем обвиняют большевиков. Папоушек писал, что если бы "не абсурдное нападение большевиков на чешские эшелоны, России не пришлось бы пережить последовавшие грозные годы".

Пайпс утверждает: "Вся чехословацкая политика вначале была основана на дружелюбном нейтралитете... Все это внезапно вспыхнуло из-за бессмысленных действий Троцкого. Только что назначенный на пост наркома по военным делам, он желал немедленно войти в роль, хотя под командованием у него не было фактически никаких войск. Его честолюбие, в мгновение ока, превратило дружелюбно настроенных чехословаков в "контрреволюционную" армию, представлявшую для большевиков военную угрозу, причем самую серьезную с тех пор, как они захватили власть". Приказ о разоружении легионеров Пайпс считал "абсурдным". Действительно, многочисленные и бессмысленные действия местных советских властей провоцировали легионеров. То, что чехи вначале не собирались вести войну с Советской властью, подтверждается характером их действий после начала конфликта. Захватив без боя Пензу, Чечек отказался остаться в городе и двинулся на восток, а явившейся к нему делегации местных жителей, уговаривавшей чехов остаться в Пензе и обещавшей поддержку, он сказал: "Не могу. Это не входит в наши планы. У меня приказ продвигаться вперед, этот приказ я должен выполнить". Масарик был сторонником политики нейтралитета в российских внутренних делах, и отвергал все предложения Корнилова, Алексеева, П.Милюкова, выступить против большевиков. Среди чехов и словаков были офицеры и солдаты, ненавидевшие большевиков и связанные с антибольшевистскими силами. Многие находились под воздействием русских офицеров, антибольшевистски настроенных, или просто хотели помочь братскому славянскому народу, попавшему в трудное положение. Но отдельные легионеры, в том числе и члены ЧНС, присоединялись к чехословацким коммунистам. Прав историк И.Нарский, который пишет: "Чехословацкий корпус против своей воли оказался вовлеченным в российскую трагедию невиданного масштаба".

Пенза, Сызрань, Безенчук были захвачены без всякого содействия со стороны каких-либо русских подпольных организаций. Выскажу мысль, которая может показаться крамольной: в начальный период гражданской войны в Поволжье, Сибири и на Дальнем Востоке очень часто русские не участвовали в боях ни с той, ни с другой стороны. Гражданская война велась на территории России, но со стороны белых воевали чехи и словаки, а со стороны красных - венгры и австрийцы. Создавалась впечатление, что идет война внутри Австро-Венгерской империи. Ряд иностранцев, находившихся в 1918-1920 гг. в России, отмечали ту особую жестокость, даже на фоне кровавой русской гражданской войны, с которой легионеры расправлялись со своими врагами, особенно с австрийцами и венграми. На это обращали внимание не только сами австрийцы и венгры, но также многие французские и русские наблюдатели. Министр финансов Уральского правительства, кадет Л.Кроль, указывал одному из политических руководителей легионов, доктору Б.Павлу "на абсурдность того, что чехи не берут пленных, в особенности же мадьяр, а обязательно убивают их". Павлу только развел руками и сказал, что он всецело разделяет взгляды Кроля, но тяжело бороться с настроениями чехсловацких солдат, слишком сильно ненавидящих венгров. Капитан Хурбан, пропагандировавший в США чешское дело и поэтому заинтересованный представить легионеров в самом положительном свете, писал об обращении чехов с пленными австрийцами, венграми и немцами с некоторой наивностью: "Немцы пытались распускать слухи о нашей крайней жестокости к ним во время боев. Но это ложь! Факты таковы: взятые нами в плен русские большевики разоружались и отпускались по домам. Но венгерских и немецких военнопленных, захваченных с оружием в руках, мы убивали. Они были предупреждены об этом заранее. Австрийцы повесили всех наших раненых, захваченных в плен на итальянском фронте. Они (австрийцы и венгры) атаковали наш поезд с ранеными в Сибири. Четыре года борьбы за жизнь научили нас быть начеку. Мы не причиняли вреда немецким и венгерским военнопленным, которые не боролись против нас, хотя они являлись нашими врагами. Мы могли убивать их тысячами, но давали им возможность беспрепятственно покинуть Сибирь, если они хотели вернуться домой. Но когда они вероломно нападали на нас, их приходилось обезвреживать. Мы опубликовали официальное заявление, что каждый немец или венгр, схваченный с оружием в руках, не заслуживает снисхождения". Впрочем, со стороны красных в боях участвовали российские граждане. Это были лучшие части Красной армии - латышские стрелки.

Местное население вначале встретило чехословацкое восстание весь­ма сочувственно, поскольку политика большевиков у многих вызывала недовольство. Настроения самих чехословаков были до­вольно революционными: они поддерживали русских социалис­тов, прежде всего эсеров. Постепенно, под защиту Чехословацко­го корпуса стали стекаться все противники большевиков. Русские добровольцы Генерального штаба подполковника В.Каппеля берут повторно Сызрань (10.07.1918), а Чечек — Кузнецк (15.07.1918). Следующая часть Народной армии В.Каппеля пробивалась через Бугульму к Симбирску (22.07.1918) и вместе они шли на Саратов и Казань. На Северном Урале полковник Сыровы занял Тюмень, а прапорщик Чила — Екатеринбург (25.07.1918). На востоке генерал Гайда занял Иркутск, (11.06.1918) и позже — Читу.

Последней выступила против большевиков самая мощная чешская Владивостокская группа (13411 человек) под командованием М.Дитерихса - 29 июня. Задержка, более чем на месяц, была связана с оторванностью группы от других частей корпуса и отсутствием достоверных сведений о том, что происходило в Поволжье, на Урале и в Сибири. Только 26 июля во Владивосток прибыл курьер от Р.Гайды с сообщениями и документами, среди которых был и приказ Троцкого о разоружении чехословацкого корпуса. Вечером 28 июля Дитерихс составил диспозицию захвата Владивостока. В известность были поставлены союзники, корабли и воинские подразделения которых находились во Владивостоке. Красноармейский гарнизон Владивостока насчитывал 1200 человек, наиболее боеспособными в его составе были венгры, немцы и австрийцы. Они были прекрасно вооружены, к их услугам были колоссальные запасы оружия во Владивостокской крепости. Чехи же испытывали большие трудности с оружием - на пути во Владивосток они сдали почти все. 29 июня в 10 часов утра совету был предъявлен ультиматум: в течение получаса сложить оружие. Поскольку ответа на ультиматум не последовало, в 10.30 чехи выступили. Большинство красноармейцев сложило оружие без сопротивления. Только группа немцев и венгров под командованием немецкого офицера заперлась в здании штаба крепости и оказала вооруженное сопротивление, которое было быстро подавлено. 

7 августа противники Советской власти взяли Казань. Им достался находившийся в городе государственный золотой за­пас. Падение Казани стало тяжелейшим ударом для большевиков. Даже Ленин, в те дни, в частном разговоре выра­зил сомнение в том, что Советская республика уцелеет.

На фронт под Казань отправился нарком Троц­кий, который приложил огромные усилия для того, чтобы воодушевить войска и добиться по­ворота в ходе военных действий. "Сочетанием агитации, организации, революционного при­мера и репрессии, — вспоминал он, — был в те­чение нескольких недель достигнут необходи­мый перелом. Из зыбкой, неустойчивой, рассыпающейся массы создалась действительная ар­мия". 10 сентября Красная Армия одержала пер­вую крупную победу: её части отбили Казань. Через два дня под натиском красноармейцев пал Симбирск, а спустя месяц им удалось вернуть Самару… В чехословацких легионах росла неуверенность в необходимости вести исчерпывающие бои в Поволжье и на Урале. Дошедшие вести о провозглашении независимой Чехословакии усилили желание вернуться домой. Падение боевого духа легионеров в Сибири не смог остановить даже Милан Штефаник, во время своей инспекционной проверки в ноябре-декабре 1918 года. С января 1919 года чехословацкие части стали собираться к магистрали, и в течение четырех последующих месяцев 259 эшелонов отъехало с Урала на восток, к Байкалу. Командующий Чехословацким войском в России генерал Ян Сыровый 27 января 1919 года издал приказ, объявляющий участок магистрали между Новониколаевском (Новосибирском) и Иркутском операционным участком Чехословацкого войска. Это и другие обстоятельства привели к конфликту с Белыми войсками полковника В.Каппеля, которые тоже отходили вдоль железной дороги в условиях 50-ти градусного мороза.

Положение Советской республики в этот момент выгляде­ло отчаянным, почти безнадёжным. Ведь всю Украину, Белорус­сию и Прибалтику занимали германские войска. "Сейчас вся судьба революции стоит на одной карте, — замечал в августе В.Ленин, — нужна быстрая победа над чехословаками…" Троцкий Л.Д. позднее писал: "Многого ли в те дни не хватало для того, чтобы опрокинуть революцию? Её территория сузилась до размеров старого московского княжества. У неё почти не было армии. Враги облегали её со всех сторон…"

В середине сентября противники большевиков провели Уфимское совещание. Главными его участниками были эсеровский Комуч и Сибирское правительство (значительно более правое по настроениям). На совещании было избрано единое правительст­во — Директория — из пяти человек. В него вошли кадеты и эсе­ры. Однако и Директория выглядела слишком революционной для офицерства, которое стекалось на "освобождённую территорию", чтобы собирать силы для борьбы с большевиками.

Просущество­вала Директория всего несколько недель… 18 ноября в Омске, где разместилось новое правительство, произошёл военный перево­рот. Восставшие офицеры арестовали левых членов Директории, а правые передали власть военному министру адмиралу А.В.Колчаку. Как политический деятель, на то время адми­рал вполне соответствовал настроениям офицерства, боровшего­ся с большевиками. Его правительство могло рассчитывать на пол­ную поддержку в военных кругах. А.Колчак принял титул Верховного правителя России.

Интересно, что некоторые партизанские отряды, действовавшие в Сибири против войск Кол­чака, по свидетельству Максима Горь­кого, переходили от большевиков к бе­логвардейцам и обратно по десять и бо­лее раз. В 1923 г. писатель вспоминал свой разговор с командиром красных партизан: "Сибиряк, энергичный па­рень, организатор партизанского отря­да в тылу Колчака, угрюмо говорит: "Не готов наш народ для событий. Шатает­ся туда и сюда, слеп разумом. Разбили мы отряд колчаковцев, три пулемёта отняли, пушечку, обозишко небольшой, людей перебили с полсотни у них, сами потеряли семьдесят одного, сидим, от­дыхаем. Вдруг ребята мои спрашива­ют меня: а что, не у Колчака ли прав­да-то? Не против ли себя идём? Да и сам я иной день как баран живу — ни­чего не понимаю".

А ведь до этого противобольшевистские формирования не представляли собой какой-то реальной силы. Так, слабо вооруженная, и лишённая хоть сколько-нибудь нормального снабжения, Добровольческая армия насчитывала всего 1 тысячу офицеров и примерно 5-7 тысяч солдат и казаков. К "белым" на юге России тогда тоже все относились совершенно равнодушно. Генерал А.И.Деникин вспоминал о тех днях: "Ростов поразил меня своей ненормальной жизнью. На главной улице, Садовой, полно фланирующей публики, среди которой масса строевого офицерства всех родов оружия и гвардии, в парадных формах и при саблях, но… без отличительных для добровольцев национальных шевронах на рукавах!... На нас, добровольцев, как публика, так и "господа офицеры" не обращали никакого внимания, как бы нас здесь и не было!". Однако, после восстания Чехословацкого корпуса ситуация резко изменилась, антисоветские силы получили необходимый ресурс.

Кроме того, нужно иметь ввиду, что весной 1918 года большевики, несмотря на все свои левацкие загибы, были готовы к некоему компромиссу в области внутренней политики. Если в 1917 году Ленин выступал как "радикал", то в 1918 году он уже полемизировал с "левыми коммунистами" (А.С.Бубнов, Ф.Э.Дзержинский, Н.И.Бухарин и др.). Эта фракция выступала с левацких позиций, требуя всемерно ускорить социалистическую реорганизацию России. Так, они настаивали на полной ликвидации банков и немедленной отмене денег. "Левые" категорически возражали против хоть какого-либо использования "буржуазных специалистов". При этом, они выступали за полную децентрализацию хозяйственной жизни.

В марте Ленин ещё был настроен относительно "благодушно", считая, что основные трудности уже преодолены, и теперь главное – это рациональная организация экономики. Как ни странным покажется, но большевики в тот момент (и даже позднее) вовсе не были сторонниками немедленной "экспроприации экспроприаторов". В марте Ленин начинает писать свою программную статью "Очередные задачи Советской власти", в которой он призвал к приостановлению "атаки на капитал" и некоторому компромиссу с капиталом: "…Нельзя было бы определить задачу настоящего момента простой формулой: продолжать наступление на капитал… в интересах успешности дальнейшего наступления надо "приостановить" сейчас наступление".

На первый план Ленин ставит следующее: "Решающим является организация строжайшего и всенародного учета и контроля за производством и распределением продуктов. Между тем, в тех предприятиях, в тех отраслях и сторонах хозяйства, которые мы отняли у буржуазии, учет и контроль нами еще не достигнут, а без этого не может быть и речи о втором, столь же существенном, материальном условии введения социализма, именно: о повышении, в общенациональном масштабе, производительности труда".

При этом особенное внимание он уделяет задействованию "буржуазных специалистов". Вопрос этот, кстати, был достаточно острым. Левые коммунисты выступали против привлечения буржуазных специалистов. И очень показательно, что по данному вопросу они были заодно с эсерами и меньшевиками, которые вроде бы занимали более умеренные позиции, чем большевики. Но нет, умеренные социалисты почему-то были против привлечения специалистов, упрочения дисциплине на производстве и в войсках.

"Левые" всячески критиковали Ленина за "государственный капитализм". Сам Владимир Ильич при этом иронизировал: "Если бы, примерно, через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом". ("О "левом" ребячестве и о мелкобуржуазности"). Вообще, в плане отношений с городской буржуазией, многие большевики выражали готовность идти на существенный компромисс. В руководстве всегда были течения, предлагавшие отказаться от немедленной социализации и задействовать частную инициативу. Типичным представителем подобных течений был заместитель председателя ВСНХ В.П.Милютин, призывавший строить социализм в союзе с капиталистическими монополиями (предполагалось постепенное обобществление последних). Он выступал за то, чтобы произвести акционирование уже национализированных предприятий, оставив 50% в руках государства, а остальное — вернуть капиталистам. (В конце 1918 года роль своеобразной оппозиции режиму стала играть коммунистическая фракция ВЦИК Советов, которая разработала проект полного восстановления свободной торговли.)

Сам Ленин этот план не одобрил, но при этом он не собирался отказываться от идеи соглашения с буржуазии. Ильич выдвинул свою собственную версию компромисса. Он считал, что промышленные предприятия должны находиться под рабочим контролем, а непосредственное управление ими осуществляться бывшими владельцами и их специалистами. (Показательно, что к этому плану сразу же встали в оппозицию левые коммунисты и левые же эсеры, которые заговорили об экономическом Бресте большевизма.) В марте-апреле велись переговоры с крупным капиталистом Мещерским, которому предлагали создание крупного металлургического треста с 300 тыс. рабочих. А вот промышленник Стахеев, контролировавший 150 предприятий Урала, сам обратился к государству с аналогичным проектом, и его предложение серьезно рассматривалось.

Что же до национализации, проводившейся в первые месяцы советской власти, то она не имела какого-либо идеологического характера и была, по преимуществу, «карательной». (Разнообразные ее проявления были подробно рассмотрены историком В. Н. Галиным в двухтомном исследовании "Тенденции. Интервенции и гражданская война".) В большинстве случаев речь шла о конфликте между рабочими, которые хотели налаживать производство, и владельцами, в планы которых входила его приостановка и даже свёртывание – "до лучших времен". В этом плане весьма показательна национализация завода "АМО", принадлежавшего Рябушинским. Еще до Февраля они получили от правительства 11 млн. рублей для производства 1500 автомобилей, но так и не выполнили заказ. После Октября фабриканты скрылись, поручив дирекции закрыть завод. Советская власть, тем не менее, решила выделить 5 млн. заводу, чтобы он продолжал функционировать. Однако, дирекция отказалась, и завод был национализирован.

Национализация проводилась еще и для сдерживания экспансии германского капитала, который попытался вовсю использовать выгодную обстановку, сложившуюся после заключения Брестского мира. Они начали массовую скупку акций ведущих промышленных предприятий страны. Первый Всероссийский съезд Советов народного хозяйства отмечал, что буржуазия "старается всеми мерами продать свои акции немецким гражданам, старается получить защиту немецкого права путем всяких поделок, всяких фиктивных сделок".

Наконец, в июне 1918 года выходит распоряжение Совнаркома РСФСО о "национализации крупнейших предприятий", по которому государству полагалось отдать предприятия с капиталом от 300 тыс. рублей. Однако, и в этом постановлении указывалось, что национализированные предприятия отдаются в безвозмездное арендное пользование владельцам, которые продолжают финансировать производство и получать прибыль. То есть, даже и тогда продолжалась реализация государственно-капиталистической программы Ленина, согласно которой владельцы предприятий и не столько "экспроприируются", сколько включаются в систему новой экономики.

Однако, излишний урбанизм сознания серьезно мешал этому "делу". Аграрная политика большевиков отталкивала от советской власти широкие массы крестьянства. Большевики взяли курс на установление продовольственной диктатуры, основанной на принудительном изъятии хлеба у крестьян. Причем этому курсу существовала оппозиция во главе с Рыковым. Более того, против диктатуры решительно выступил ряд областных Советов — Саратовский, Самарский, Симбирский, Астраханский, Вятский, Казанский, которые отменили твердые цены на хлеб и установили свободную торговлю. Однако ВЦИК и ВСНХ через голову Советов переподчинили местные продовольственные органы наркомпроду.

Конечно, какие-то элементы продовольственной диктатуры в тех сложных условиях были необходимы. Да они, собственно, и существовали — изъятие хлеба, так или иначе, практиковалось и царским, и Временным правительством. Политику надо было несколько ужесточить, но большевики здесь изрядно перестарались, чем и настроили против себя очень многих. По сути, ленинцы недооценили силу «крестьянской стихии», способность села к самоорганизации и сопротивлению. В аграрной, крестьянской стране возникло массовое недовольство большевиками, которое наложилось на недовольство "буржуазии и помещиков".

И вот, в этой крайне непростой обстановке, происходит восстание Чехословацкого корпуса, которое и сделало гражданскую войну неизбежной. Само выступление стало возможным только благодаря позиции Антанты, которая надеялась задействовать чехословацкие части в борьбе и с немцами, и с большевиками. Еще в декабре 1917 года я Яссах (Румыния) военные представители союзников обсуждали возможность использовать чехословацкие части против большевиков. Англия склонялась именно к такому варианту, в то время как Франция все-таки считала необходимым ограничиться эвакуацией корпуса через Дальний Восток. Споры между французами и англичанами продолжались до 8 апреля 1918 года, когда в Париже союзники одобрили документ, в котором чехословацкий корпус рассматривался в качестве составной части войск интервентов в России. А 2 мая в Версале Л. Джордж, Ж. Клемансо, В. Э. Орландо, генерал Т. Блисс и граф Мицуока приняли "Ноту № 25", предписывающую чехам остаться в России, и создавать восточный фронт против немцев. Причем вскоре было решено использовать корпус для борьбы с большевиками. Таким образом, Антанта откровенно взяла курс на саботаж эвакуации чехов.

Западные "демократии" были заинтересованы в перманентной гражданской войне в России. Надо было, чтобы красные как можно дольше били белых, а белые – красных. Конечно, постоянно это продолжаться не могло: рано или поздно какая-либо сторона взяла бы верх. Поэтому Антанта решила способствовать заключению перемирия между большевиками и белыми правительствами. Так, в январе 1919 года она сделала предложение всем властным структурам, находящимся на территории бывшей Российской империи, начать мирные переговоры. Совершенно очевидно, что возможное перемирие носило бы временный характер, и в ближайшей перспективе было бы нарушено. При этом оно только стабилизировало бы состояние раскола России на ряд частей, прежде всего, на красную РСФСР, колчаковский Восток и деникинский Юг. Возможно, что за первым перемирием последовало бы второе, и так продолжалось бы долгое время. Между прочим, подобное положение перманентной войны сложилось в 20-30-е гг. в Китае, который был поделен на территории, контролируемые националистами Чан Кайши, коммунистами Мао Цзэдуна и различными региональными кликами милитаристов. Понятно, что данный раскол играл на руку только внешним силам, в частности, японцам.

Но вернёмся от экономического положения Республики Советов непосредственно к военным действиям.

Казалось, чехи достигли цели. Они рвутся на поля сражений во Франции, и их ждут там. Почему же корпус остался в России и принял участие в гражданской войне? Что произошло на Востоке России и в мире, изменившее первоначальные планы солдат и офицеров Чехословацкого корпуса?

После непрерывных боев на протяжении нескольких месяцев чехи начали уставать. Русский офицер артиллерист В.Вырыпаев отмечал: "Под Казанью, несмотря на то, что чехи находились под командованием одного из лучших чешских полковников - Швеца, и несмотря на то, что стоявший там чешский отряд был одним из лучших, настроение среди войск быстро падало. Усталость от постоянных боев начала сказываться. Чехи требовали смены и отвода в резерв. Начали действовать на их настроение и газетные сведения о том, что формирование новых частей из мобилизованных идет плохо, что мобилизованные бегут из частей и что правительство не принимает энергичных мер". Развал Народной армии, массовое бегство мобилизованных, их тотальное нежелание воевать - все это действовало на чешские части даже сильнее, чем усталость от боев. Чехи прекрасно видели, что происходит на фронте. Кроме чехов, сербов и немногочисленных русских добровольцев, никто воевать не хотел. Чешские офицеры с ужасом писали о том, что происходило в сентябре на фронте: "Две роты уфимцев... численностью в 400 человек ехали на фронт. До Самары доехала лишь половина из них и до фронта лишь 120 человек. При отходе у Батраков солдаты Волжского полка бросили оружие, переоделись в гражданское платье и смешались с беженцами... У Безенчука разбежался русский батальон". Чехи не могли, да и не хотели воевать одни за всю огромную Россию.

Полковник С. А. Щепихин, назначенный 15 августа начальником Полевого штаба Поволжского фронта, описывал свою встречу с командующим Поволжским фронтом полковником С. Чечеком, который поставил перед начальником штаба основную цель: "Главная ваша обязанность - выдвинуть на фронт формируемые Галкиным части Народной армии. Чехи устали, ждут смены, вправе на нее рассчитывать". Щепихин описывал, как проходили его беседы с военным министром Комуча генерал-майором Н. А. Галкиным: "На мои запросы по поводу формирований Галкин неизменно отвечал мне по ежедневной ведомости движения формирований - и все, казалось, обстояло благополучно.., а солдат все нет как нет". Военные и политические руководители корпуса понимали, что в условиях развала Народной армии чешские части могут не выдержать. На подкрепления в виде русских частей надежд оставалось все меньше. Руководство корпуса начало привлекать в войска чехословацких военнопленных в России, и до конца 1918 г. в корпус вступили 15 207 военнопленных.

Естественно, в боевом отношении эти солдаты представляли собой значительно менее доброкачественный боевой материал, чем добровольцы корпуса. Они не очень рвались на фронт, тем более в условиях приближавшегося конца мировой войны, а особенно после ее окончания. Чешские руководители в России настаивали перед Масариком, Бенешем, перед командованием Антанты на отправке в Россию чешских частей из Франции и Италии, на формировании чехословацких частей в США для отправки на Восточный фронт. 8 августа чехословацкий политический представитель в Самаре писал представителям союзных держав в Вологду: "Наше желание состоит в том, чтобы на территорию России были направлены все чешские части из всех союзных армий. В военном отношении союзники ничего не потеряют, мы же здесь только выиграем. В других местах чешские части имеют значение лишь как воинские соединения, в России же, помимо военного, чешское войско имеет также и политическое значение. Не говоря уж о том, что, если мы будем все вместе, возрастет сила и сознательность наших солдат, что послужит гарантией дальнейших успехов". 21 октября один из руководителей отделения ЧНС для России писал Масарику: "Считаю своей обязанностью просить вас рассмотреть следующий вопрос: нельзя ли направить в Сибирь чехословаков из Соединенных Штатов Америки (американское правительство не будет чинить этому препятствий)".

На фронте чехословацкие части и немногочисленные отряды добровольцев выбивались из сил, отражая все усиливавшиеся удары красных. Помимо тяжелых боев на фронте, развала Народной армии, был еще ряд причин, вызывавших упадок духа у вчера еще непобедимых легионеров. И чехи и русские были уверены, что скоро на фронте появятся части союзников, как обещали представители Франции и Великобритании. Отсутствие обещанной помощи действовало на русских и особенно на чехов, которые считались частью французской армии. Щепихин, в целом относившийся к чехам довольно объективно, писал: "Хорошо задуманный рейд Каппеля к Свияжскому мосту провалился по целому ряду несчастных случайностей... Впервые пришлось считаться с откровенным нежеланием чехов продолжать нести жертвы на алтарь чуждого им дела. За первым чешским полком заволновались полки Чечека, и наш командующий спешно отбыл к полку для уговаривания... Чечек имел неосторожность пообещать честным словом своим "братьям" союзническую помощь. Так как ни один солдат Антанты на берегу Волги не появился, то, естественно, легионеры заволновались. Ни союзников, ни русской Народной армии!".

На легионеров влияло и то, что летом они вели в основном так называемую "эшелонную войну". Завладев большим количеством вагонов, в которых они очень хорошо, по-хозяйски устроились, и только на время, для ведения боев выходя из них, чехи не хотели осенью воевать в неподготовленных окопах и землянках, к чему их вынуждала, усиливавшаяся с каждым днем, Красная армия. Дитерихс говорил об этом с Щепихиным: "Ну, это я предвидел давно... Ведь легионеры привыкли до сих пор вести так называемую вагонную войну. Подъехали, высадились, постреляли, противника разбили, и марш в вагоны пить кофе и спать... Это я знал и раньше. Эту привычку едва ли удастся изменить. А теперь они почувствовали, что с вагонами придется расстаться надолго, если не навсегда".

Чехи и словаки настолько привыкли к своим теплым, уютным вагонам, настолько недооценили противника, что во второй половине октября их арьергард был врасплох застигнут, в вагонах, красными, и понес большие потери. Эта неудача усилила желание легионеров уйти с фронта. Действовала на них и хорошо поставленная красная пропаганда о том, что мировая война кончается, родина вскоре будет свободна. Чехам все более становилось непонятно, что они делают в чужой стране, при откровенном нежелании большинства русских сражаться "за свою свободу". 24 октября командир 1-й чехословацкой дивизии Йозеф Швец написал тревожное письмо командующему Самарской группы войск Войцеховскому и начальнику штаба группы Щепихину, что ему вряд ли удастся удержать своих подчиненных на фронте. На следующий день, 25 октября, Швец безуспешно пытался уговорить своих солдат не покидать фронт: "Его прощальная речь была потрясающа: он говорил о позоре, павшем на голову славных чешских легионов; о презрении, которым заклеймят русские братья чешское имя; он напоминал об измене общему славянскому делу, России и, наконец, тем русским патриотам, что дерутся рука об руку с ними. Ничего не помогало". В ответ он услышал: "Нет! Мы устали! Нас обманули! Союзников нет, а русские малочисленны. Родина свободна и нас ждет. Немец просит пардону и война практически кончилась... Наше место в Праге, а не здесь, в снегах и степях Сибири". Ничего не добившись, Швец поднялся в свой вагон, и застрелился.

18 ноября в Омске произошел военный переворот. Военные свергли власть Директории, ее членов выслали за границу, всероссийским правителем с диктаторскими полномочиями был провозглашен адмирал Колчак. Для большинства солдат и офицеров Чехословацкого корпуса, тесно связанных с российскими демократическими кругами, военная диктатура в России была неприемлема, и воевать за нее у них не было ни малейшего желания. Один из вождей социалистов-революционеров В. М. Чернов, который пытался в Уфе организовать сопротивление перевороту, был арестован белыми офицерами и освобожден чехами, описывал ту ненависть, с которой легионеры и колчаковцы относились друг к другу: "Привели в здание казармы, но здесь нас нагнал новый приказ [чешского коменданта], и в сопровождении чешского офицера сумрачные колчаковцы повели нас обратно в нашу гостиницу... Надо было видеть, как скрещивались взгляды революционеров из чешских легионеров со взглядами колчаковцев, щелкавших зубами, словно волки, отогнанные от добычи". Многие в чехословацких легионах разделяли позицию бывшего легионера, публициста и историка Б.Пришкрыла, писавшего в 1929 г.: "Возможна ли она (помощь русским белогвардейцам), когда наши русские союзники находились в колчаковских тюрьмах. Ими организовывались восстания против Колчака, иные переходили к большевикам, давая предпочтение "красной диктатуре против белой". Одно уже присутствие легионеров в Сибири поддерживало режим, который все русские друзья наши ненавидели". Так рассуждали, естественно, далеко не все легионеры. Многие офицеры, особенно в высшем командном составе, сочувствовали Колчаку, считая, что при помощи диктатуры можно создать боеспособную армию. Один из чешских авторов писал: "В некоторых кругах преобладало сочувствие к Колчаку, но оно не разделялось большинством войска". Таких сочувствующих тогда в Сибири называли "белыми чехами". При подобном настроении в легионе удивительно не то, что легионеры ушли с фронта, а то, что они остались в Сибири и продолжали борьбу с большевиками.

Но раздражение и растущее непонимание было взаимным. После проведенных в России четырех лет, в том числе последних полутора - в обстановке революции, оптимизм чехов в отношении великой славянской державы, старшего брата и его народа, несколько изменился. Принимая близко к сердцу интересы России и проливая за "свободную Россию" свою кровь, многие чехи тем не менее отмечали, что "сейчас Россия больна и беспомощна. Если предоставить ее самой себе, то немцы ее захватят"; восстановление России возможно, но "это всецело зависит от союзников. России необходима дружеская помощь, действенная и эффективная, так как на сегодняшний день Россия совершенно не способна возродиться самостоятельно. Русские измучены, потеряли веру в себя, им нужен отдых, чтобы восстановить силы. Большинство из них - это люди в крайне нервном состоянии, не способные к самоорганизации".

При этом чехи чувствовали себя все более и более неуютно в России, где, с одной стороны, монархическое офицерство считало их социалистами и пособниками большевиков, а с другой, усиливающиеся с каждым днем большевистские партизанские отряды считали их иностранными наемниками Колчака. В одной из газет Чехословацкого корпуса была напечатана карикатура: чешский часовой стоит у костра; из леса смотрит партизан и говорит - он белый, у железнодорожного пути стоит русский офицер и говорит - он красный. Пожалуй, самым неожиданным обвинением, которое невозможно комментировать, но встречающимся у многих современников, было следующее: "Не будь их, чехов, мы бы смирились с положением и не начинали борьбу, не будучи уверенными в успехе".

Помимо большевиков, чехов и словаков, был еще один участник событий - "союзные державы".

Один из самых запутанных вопросов, до сих пор остающийся неизвестной страницей истории гражданской войны в России, - это вопрос о роли "союзных держав" в ней; немалую роль они сыграли и в мятеже Чехословацкого корпуса. Барон К. фон Ботмер, представитель верховного главнокомандования при немецкой дипломатической миссии в Москве, считал, что с точки зрения Антанты выступление Чехословацкого корпуса в России может принести значительно больше пользы, чем его участие в боевых действиях во Франции. Он писал в дневнике 6 июня: "В сообщениях о действиях и намерениях Антанты в России уже не раз говорилось, что Антанта стремится образовать на Востоке против Германии новый фронт и что эти намерения могут быть осуществлены. Об этом свидетельствует восстание чехословаков... События в Центральной и Восточной Сибири, на Мурманском побережье и в Архангельске... Подобное использование чехословаков должно принести Антанте больше пользы, чем если бы за счет них на несколько полков пополнился Западный фронт". Перед союзниками стал вопрос, где могут принести больше пользы две чехословацкие дивизии: на полях сражений во Франции, где они мало что прибавят к сотням французских, английских, американских, канадских, австралийских дивизий, или в России, где можно открыть новый антигерманский фронт. К тому же в мае 1918 г. английские и французские руководители поняли, что нет никаких надежд открыть Восточный фронт с помощью Красной армии. Когда союзники задумывались о восстановлении Восточного фронта, их взоры притягивал Чехословацкий корпус - единственная хорошо организованная военная сила в России, к тому же являвшаяся частью французской армии. Неудивительно, что возобладала идея использовать чехословацкие войска против большевиков и немецкой угрозы в Архангельске.

Восстание чехов, впечатляющие успехи корпуса и небольших отрядов русских белогвардейцев сделали идею Восточного фронта вновь актуальной. Политические деятели различной ориентации, влиятельные газеты стали требовать открытия Восточного фронта против Германии и ее советского союзника. 1 июня "Manchester Guardian", выступавшая раньше против интервенции, в редакционной статье писала: "Военная сторона интервенции резко изменилась, речь идет о том, чтобы прийти в соприкосновение с чехословаками и сделать их ядром для новой армии, могущей сражаться против Германии и воссоздать Россию". 2 июля "Daily Chronicle" утверждала: "Нет никакого другого пути, кроме посылки в Россию союзных войск в достаточном количестве, чтобы они могли служить ядром для всех тех сил России, которые стремятся к восстановлению независимости". 20 июня премьер-министр и военный министр Франции Ж. Клемансо приказал генералу Ж. Лаверню, главе французской военной миссии в России, предупредить командование корпуса о возможной интервенции и потребовать от него удерживать позиции вдоль Транссибирской железнодорожной магистрали "сделав, таким образом, интервенцию возможной, если об этом будет принято решение". 2 июля 1918 г. Верховный союзный военный совет в Версале принял решение об интервенции. Руководители союзных держав объясняли чешским политическим деятелям, что самый быстрый и надежный путь для создания независимой Чехословакии, пролегает через поля сражений в России. Премьер-министр Великобритании Д. Ллойд Джордж писал Масарику о "блестящих успехах" чехословацких войск в действиях против "немецких и австрийских армий в Сибири" и об их "неоценимых услугах России, союзникам в их борьбе за освобождение от деспотизма". Британский министр иностранных дел А. Дж. Бальфур в декларации о признании права Чехословакии на государственную независимость, утверждал, что "чехословаки задерживают немецкое вторжение в Россию и Сибирь".

В мае-июне 1919 г. Верховный правитель ещё мог бы вернуть чехов на фронт при условии наступления на южном направлении, выплаты легионерам повышенного жалования и наделения их землей и т.д. Правительство Колчака было готово сделать эти шаги и в октябре 1919 г., но тогда судьба белой Сибири была уже решена, и никакой Чехословацкий корпус уже ничего не мог изменить. Неправильно было выбрано и направление движения корпуса. Ведь попытка отправить легионеров во Францию через Архангельск, в 1918 г., стала одной из причин восстания Чехословацкого корпуса. Выбор союзниками северного направления был связан с решением военного министра Великобритании У.Черчилля о проведении летом 1919 г. крупной наступательной операции союзных войск, усиленных двумя бригадами британских добровольцев, прибывших из Великобритании в конце мая - начале июня, и русских белогвардейских формирований, которые должны были соединиться с Сибирской армией Колчака.

Предполагалось, что чешское войско станет ударной силой союзной армии. После соединения союзные войска должны были быть выведены из Северной области и их заменили бы легионеры. Но после того, как 22 июня 5-й Северный стрелковый полк белых взбунтовался, союзное командование приняло решение немедленно начать эвакуацию экспедиционного корпуса, войска стали сниматься с фронта. 27 сентября корабли с союзниками покинули Архангельск, 12 октября - Мурманск. Но если бы корпус был отправлен на фронт в состав Западной армии, которая шла навстречу стремительно наступающим Вооруженным силам юга России (30 июля Кавказская армия П.Врангеля взяла Царицын), после соединения двух армий, можно было через черноморские порты отправить чехов домой, и надежд на успех было значительно больше.

В июле 1919 г. Ставка верховного главнокомандующего начала с командующим союзными войсками генералом П. Жаненом переговоры о возвращении легионеров на фронт. Высший орган Антанты - Совет пяти в Париже - решил использовать чехов для наступления на Уральском фронте. Премьер-министр Ж. Клемансо отправил телеграмму Жанену с детальным планом операции. 25 июня Бенеш телеграфировал чешским руководителям в Омск: "Союзники обязуются до нового года перевести в Чехию наши войска: 20 000 через Владивосток и остальных через порт Архангельск... Союзники обязуются оказывать чехам всяческую помощь при установлении связи с англичанами. В настоящее время там находятся 30 000 английских солдат. Выступление чехов должно произойти не под лозунгом антибольшевистского похода, а под лозунгом возвращения в Чехию. Английский министр заявил, что если это предложение не будет принято, наши солдаты попадут домой не раньше, чем через полтора-два года".

В конце октября - начале ноября 1919 г. фронт стремительно приближался к Омску, который был захвачен Красной армией без боя 14 ноября. В условиях большевистского наступления в органе корпуса "Чехословацкий дневник" был опубликован меморандум, подписанный официальными предстателями чехословацкого правительства в России, д-рами Б. Павлу и В. Гирса. Меморандум выглядел обвинительным приговором режиму Колчака: "В настоящий момент пребывание нашего войска на магистрали и охрана ее становятся невозможными просто по причине бесцельности, равно как и вследствие самых элементарных требований справедливости и гуманности. Охраняя железную дорогу и поддерживая в стране порядок, войско наше вынуждено сохранять то здание полного произвола и беззакония, которое здесь воцарилось. Под защитой чехословацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрел без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление, и ответственность за все перед лицом народов всего мира ложится на нас: почему мы, имея военную силу, не воспротивились этому беззаконию". В меморандуме говорилось о "немедленном возвращении домой", а до этого момента чехи требовали, чтобы им "была предоставлена свобода к воспрепятствованию [проявлениям] бесправия и преступлениям, с какой бы стороны они ни исходили".

Меморандум произвел сильное впечатление. Различные круги, поддерживавшие Колчака, были возмущены тем, что чехи, которые несли свою долю ответственности за жестокие наказания местного населения, поддерживающего партизан на линии железной дороги, теперь предпочитали во всем обвинять русские власти. Верховный правитель, который чувствовал, что дни его власти сочтены, ответил чехам в крайне резкой форме: "Я не считаю нужным давать какой-либо ответ по существу этого меморандума, который расцениваю, как поступок политического интриганства и шантажа со стороны лиц, его подписавших. Я не могу только не обратить внимание на связь этого меморандума с попыткой большевистского восстания во Владивостоке и на характер его, как на стремление получить санкцию великих держав на вмешательство вооруженной силой в русские внутренние дела. Допуская возможность такого вмешательства, я заявляю, что малейшие шаги в этом смысле будут мною рассматриваться как враждебный акт, фактически оказывающий помощь большевикам, и я отвечу на него вооруженной силой и борьбой, не останавливаясь ни перед чем".

А что же "союзнички"? А они делали всё возможное, чтобы русские продолжали убивать русских.

В начале 1919 г., когда Ллойд Джордж и Вильсон выступили в "Совете десяти" с предложениями о переговорах с большевиками, в странах-победительницах, в тылу и в войсковых частях нарастало революционное движение. Солдаты оккупационных армий отказывались сражаться против Красной Армии. В Германии подъём революционной волны был особенно высок как раз в эти дни — в январе 1919 г. Ллойд Джордж более всего боялся соглашения между Германией и Советской Россией. Приходилось действовать крайне скрытно и осторожно, чтобы, с одной стороны, не вызывать возмущения рабочих масс в Англии и Америке, а с другой — не оказать невольной услуги делу германо-советского сближения. Помощь русской контрреволюции не прекращалась ни на минуту. Видные генералы Антанты, в том числе Нокс от Англии и Жанен от Франции, с большим количеством сотрудников были направлены в Сибирь. 16 января 1919 г. союзники заключили с Колчаком соглашение. Генерал Жанен был назначен главнокомандующим союзными войсками, действующими на Дальнем Востоке и в Сибири, к востоку от Байкала. Одновременно чехословацкое правительство назначило его командующим чехословацкими войсками в Сибири.

Пункт 2 соглашения с Колчаком гласил:

"В интересах обеспечения единства действий на всём фронте русское верховное командование будет согласовывать свою оперативную тактику с общими директивами, сообщёнными генералом Жаненом, представителем междусоюзнического верховного командования".

Общие планы и приказы русского командования представлялись генералу Жанену. При нём создавался штаб, который должен был сотрудничать с колчаковским штабом.

"В целях обеспечения действительного сотрудничества между русскими и союзными войсками, — гласил тот же документ, — и правильной ориентации в требованиях пополнений, направляемых союзным правительством, а также относительно употребления материалов генерал Жанен будет иметь право осуществлять общий контроль на фронте и в тылу. Генерал сможет, по соглашению с русским главнокомандующим, иметь своих офицеров в штабах, частях и учреждениях. Указанные офицеры смогут при случае давать технические советы".

Генерал Нокс был назначен начальником снабжения, а также организатором формирующихся частей. Все заявки на помощь должны были рассматриваться совместно генералом Жаненом и генералом Ноксом, с одной стороны, и военным министром колчаковского правительства — с другой. Колчак обязывался посвящать генералов Жанена и Нокса во все свои планы относительно организации армии и её развития.

Помощь Антанты позволила Колчаку сформировать 300-тысячную армию. К весне 1919 г. положение интервентов улучшилось. Колчак в марте перешёл в стремительное наступление и занял Бугульму. На юге начал наступление Деникин. На западе Красная Армия оставила Вильно. В Прибалтике свергнута была советская власть. Для подкрепления своих сил Антанта обратилась за помощью к Германии. В Латвии сражалась немецкая дивизия под командованием фон-дер-Гольца, которая, действуя совместно с белыми латышскими отрядами, потеснила части Красной Армии. Готовился к активным действиям под Петроградом генерал Юденич. Усиливалось давление со стороны генерала Миллера на севере.

Изменилось положение и в Центральной Европе. В Германии к власти пришли не спартаковцы, которых боялся Ллойд Джордж, а социал-демократы большинства, в блоке с демократами и центром. Советская революция в Баварии была подавлена. Мюнхен занят был войсками контрреволюции. Удушение венгерской революции было поручено румынской армии. Опасность соглашения между Советской Россией и Германией как будто окончательно рассеялась.

"Большевизм — это заразительная болезнь, — писал в своём дневнике лорд Берти, английский посол в Париже с 1905 по 1919 г., — которая, как можно думать, распространится на Германию и Австрию. Но Антанте придётся установить карантин старого образца, чтобы уберечься от заразы». Лорд Берти в данном случае повторил выражение Клемансо, который считал необходимым создание «санитарного кордона вокруг Советской страны путём снабжения, деньгами и оружием Польши, прибалтийских стран, Румынии и Чехословакии". В том же дневнике 6 декабря 1918 г. лорд Берти расшифровал, какого рода карантин желателен Антанте, Сообщая о планах расчленения России, лорд Берти писал: "Нет больше России! Она распалась, исчез идол в лице императора и религии, который связывал разные нации православной веры. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на востоке, т. е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т. д., и сколько бы их ни удалось сфабриковать, то, по-моему, остальное может убираться к чорту и вариться в собственном соку".

Переговоры Антанты с большевиками были прерваны. Свои надежды реакционные круги Антанты возложили на разгром большевиков силами Колчака. Ему посылали огромное количество пушек, пулемётов, обмундирования. Иностранные войска охраняли Великий сибирский путь, чтобы не допустить срыва этого снабжения. В кругах Антанты стали поговаривать о признании Колчака. Мало того, его собирались пригласить на Парижскую конференцию. Осведомлённые журналисты сообщали: "19 мая дипломатическая цензура пропускает сообщение о признании союзниками правительства Колчака, но запрещает говорить о том (из осторожности), что последний представит Россию в день подписания мирного договора". 26 мая 1919 г. Англия, Франция, США и Италия особой нотой сообщили Колчаку, что готовы его признать. От официального признания контрреволюционных правительств Антанта воздерживалась полтора года.

От Колчака потребовали, однако, выполнения некоторых условий. Эти условия были следующие: созыв Учредительного собрания после занятия Москвы; признание независимости Польши и Финляндии; при невозможности урегулировать вопрос о независимости Эстонии, Латвии, Литвы, кавказских и закаспийских образований с их правительствами передать этот вопрос в Лигу наций; до этого — признание этих областей автономными. Колчак снёсся с Деникиным, наступавшим на юге, с Миллером — на севере, и ответил на условия Антанты весьма уклончиво. Он соглашался признать де факто правительство Финляндии, по окончательное решение откладывал до Учредительного собрания. Что касается Эстонии, Латвии и других, то Колчак обещал только подготовить "решение вопроса об этих национальных группах", как выразился он в своей ноте. 12 июня 1919 г. Англия, Франция, США и Италия признали ответ Колчака удовлетворительным и обещали ему помощь.

Помощь реакционных кругов Антанты, однако, запоздала: когда Колчак получил ноту о признании, его разбитые войска уже отступали в глубь Сибири. На второй день после отправки Колчаку ноты о признании, 27 мая, журналисты получили распоряжение "не давать информации об отступлении белых русских перед контрнаступлением большевиков". Признание не задержало падения Колчака. Красная Армия освободила Урал и стремительно двигалась в Сибирь.

Когда большевики сумели организовать масштабное сопротивление, закончились и успехи чехов. Красная Армия, даже не располагая численным превосходством, перешла в наступление, отбивая захваченные города. С конца 1918 г. среди чешских "легионеров" началось моральное разложение. Деморализованные чехи бросили фронт и своих белых союзников. Не бросили только награбленное добро - через всю Сибирь к Владивостоку потянулись почти 600 эшелонов с награбленным. 
Зимой 1919 г. отступавшие белогвардейцы, их семьи, раненые и беженцы шли пешком - все паровозы на Сибирской магистрали захватили чехи. Под Красноярском раненного генерала Каппеля и его штаб чехословаки выкинули из вагона, освобождая место для ценной мебели. Каппель умер от воспаления легких с обмороженными ногами. Тогда чехи предложили взять его труп в эшелон и доставить в Читу. Русские офицеры отказались.

12 ноября 1919 года меньшевиками и эсерами был создан «Политический центр», задачей которого стала организация восстания и свержение Колчака. Восстание в Иркутске началось после ареста и убийства колчаковцами членов штаба политцентра. С 24 декабря 1919 по 5 января 1920 года шли бои. В городе в момент восстания находился батальон американцев и чехословаков, кроме того, до 30 000 последних стояли к западу от города. Интервенты не только не оказали никакой помощи Колчаку, но и заявили о своих симпатиях политцентру. Для Колчака измена Антанты стала полной неожиданностью, он ещё не понимал, что такое "западные союзники". 28 декабря Верховный Правитель России был взят под охрану чехословаками. 4 января 1920 года чехословацкие части входят в Иркутск, власть переходит в руки Политцентра. Итогом иркутского восстания стали переговоры между политцентром и колчаковцами, представители западных держав выполняли роль посредников. Итогом переговоров стала единодушная позиция – требование отречения Колчака. 15 января 1920 года Колчак был передан Политцентру.

Вскоре в Иркутске развернулась политическая борьба между Политцентром и Революционным комитетом, её итогом стала победа большевиков и провозглашение Советской власти. Большевики предложили чехословацкому командованию беспрепятственное движение их войск на восток, чехи с радостью согласились и лишили Политцентр последней поддержки. Тем не менее, на этом противостояние между частями РККА и чехословацким корпусом не закончилось. До февраля 1920 года чехословаки пробивались с боями на восток, и лишь понеся крупные потери, были вынуждены пойти на перемирие. 7 февраля 1920 года было подписано мирное соглашение между Чехословацким командованием и РККА. Обе стороны обязались содействовать скорейшему продвижению чешских частей на восток. В соглашении подчёркивалось, что Колчак и его сторонники передаются в полное распоряжение советской власти, также чехи обязывались передать золотой запас, принадлежащий РСФСР. В тот же день Иркутский Революционный комитет приговорил Колчака и членов его правительства к расстрелу, приговор был незамедлительно приведён в исполнение. Организованная антибольшевистская борьба подошла к концу.

Последним препятствием для продвижения чешских эшелонов была "дикая дивизия" атамана Семенова. Победа легионеров над семёновцами стала их заключительной военной операцией в Сибири.

После долгих переговоров о финансовом обеспечении возвращения чехословацкой армии домой, в декабре 1919 года из Владивостока стали отплывать первые корабли с легионерами. На 42-х кораблях в Европу было переправлено 72 644 человек (3004 офицеров и 53 455 солдат Чехословацкой армии, плюс более 15 тысяч невоеннообязанных эмигрантов). Из России не вернулось более четырех тысяч человек — погибших и пропавших без вести.

В ноябре 1920 года в Чехословакию вернулся последний эшелон с легионерами из России.

История пребывания Чехословацкого корпуса на территории России – сложна и многогранна, и разбираться в ней можно и нужно очень долго. Однако, даже из фактов, изложенных в данной статье, прекрасно видно, что чехи не были ни "героями -белогвардейцами", ни "борцами за независимость России и всего славянства", ни "непримиримыми борцами с большевизмом" и совершенно точно не были верными союзниками "белого движения". Чехи также не были самостоятельной силой, независимой и лишь обстоятельствами вынужденной принимать участие в военных действиях. Ими манипулировали как иностранные державы в своих интересах, так и белые (сами находящиеся в зависимости от интервентов). Так что чехов можно смело отнести если не к интервентам, то как минимум к "белым интернационалистам" (а таких, кстати, было немало - не сильно меньше, чем красных интернационалистов)...

UPD

Судьба русского золотого запаса, разграбленного чехами, тоже заслуживает внимания. Считается, что русское золото было увезено в Чехию. По подсчётам Ильи Новицкого, замминистра финансов Колчака, в далёком 1921 году Чехия, благодаря предприимчивости своих солдат и офицеров, обогатилась на сумму в 63 миллиона 50 тысяч золотых николаевских рублей. Таким образом, в 20-е годы прошлого века на Чехию пролился поистине "золотой дождь". Именно на эти деньги в Праге был открыт национальный банк "Легио-банк", самое крупное в Европе до Второй мировой войны финансовое учреждение, возведены автогиганты "Шкода" и "Татра". Хотя и здесь не всё однозначно. 

Были сведения, что после октябрьского переворота в Петрограде и последовавшей за ним Гражданской войны генералы Белой гвардии, будто сговорившись, поголовно отдали имевшееся у них золото и платину (?!) японцам. Иногда у них брали взамен расписки, но чаще отдавали просто так – под честное слово. Потом, авось, вернём. Главное, чтобы большевикам не досталось! Однако временное хранение обратилось в хранение вечное. После окончания Первой мировой войны эти же генералы попытались вернуть золото и даже не раз судились с японскими властями. Семь лет – с 1922-го по 1929 год – вёл судебную тяжбу казачий атаман Семёнов. Долгие годы пытался вернуть золото и генерал Родион Петров, начальник тыла в армиях Колчака и Семёнова. Увы! Японский суд хотя и признал наличие российского золота в банках "Иокагама Спеши Банк" и "Гон Конг Шанхай Банк", но генералам всё же отказал, сославшись на то, что они уже не имеют официальных полномочий для того, чтобы распоряжаться государственным золотом. Тем самым, ещё в те годы, сама Япония признала наличие российского золота в своих банках, и даже продемонстрировала готовность вернуть его "официальным" властям. Однако сегодня японцы отказываются даже говорить на тему о российском золоте, требуя сначала рассмотреть вопрос о возвращении им Курильской гряды. Сколько тонн драгметаллов передали белые генералы японцам, точно не известно, однако западные эксперты подсчитали, что японские банки с 1927 года по сегодняшний день, используя русское золото в качестве стартового капитала, ежегодно получали чистую прибыль в размере одного миллиарда иен.

Константин Сахаров – генерал белого движения, эмигрировавший в Германию, в своей книге "Чешские легионы в Сибири (Чешское предательство)" крайне негативно отзывался о действиях интервентов, считая их основными виновниками поражения "белых" в гражданской войне. Не обошёл стороной он и вопросы мародёрства своих недавних союзников. "Чехословацкие отряды, как документально установлено, конфисковали в иркутском казначействе значительную партию бумажных денежных знаков, на довольно значительную сумму, которую точно определить очень трудно. Деньги были упакованы в мешках и в специальном багажном вагоне отправлены на восток. Вес этих мешков, наполненных деньгами, определяют в несколько десятков пудов. Реквизированы, главным образом, вновь выпущенные 200-рублевые выигрышные займы и 5.000 руб. казначейские обязательства. Большое количество этих знаков попало на харбинский денежный рынок, где появление их вызвало панику на местной бирже". И это лишь одни из примеров. Книга примечательна ещё и тем, что является прекрасной иллюстрацией предательства чехами "белого движения". Крайне рекомендую к ознакомлению всем интересующимся, вне зависимости от политических взглядов и видения отечественной истории.

 

http://voynablog.ru/2012/07/16/myatezh-chexoslovackogo-korpusa-v-1918-godu/

http://zavtra.ru/content/view/myatezh-belochehov/

http://zvonoknaurok.ru/publ/a_znaete_li_vy/istorija/mjatezh_belochekhov/...

http://d-pankratov.ru/archives/4936

http://svitoc.ru/topic/1033-myatezh-chehoslovatskogo-korpusa/

http://www.e-reading.mobi/chapter.php/1002146/16/Potemkin_Vladimir_-_Dip...

http://old.chudesamag.ru/index.php?catid=55&id=263:2011-09-12-12-09-09&I...