60 лет назад в Москве открылся XX съезд КПСС. Съезд разоблачителей

В работе съезда приняли участие 1349 делегатов с решающим голосом и 81 делегат с совещательным голосом. Они представляли 6 795 896 членов партии и 419 609 кандидатов в члены КПСС. Кроме того, на съезде присутствовали делегации коммунистических и рабочих партий из 55 стран.

Центральное событие съезда произошло 25 февраля, в самый последний день его работы, когда Первый секретарь ЦК Н.С. Хрущёв выступил со своим знаменитым докладом «О культе личности и его последствиях». При этом часто забывается, что это Отчётный доклад, с которым выступил партийный лидер.

 

В роли главного миротворца

В своём докладе Хрущёв уделил особое внимание международному положению и сделал сильный акцент на «мирном сосуществовании». Он отметил тот факт, что наконец-то СССР вышел из враждебного окружения. Причем на планете сложилась обширная зона мира, состоящая не только из социалистических стран, но также из государств Азии и Африки, придерживающихся принципов неприсоединения. Хрущёвым были тщательно разграничены межгосударственные отношения и классовая борьба – последняя была объявлена внутренним делом каждой страны. Особенно подчеркивалось, что войны с капиталистическими государствами можно избежать.

Надо сказать, что ничего принципиально нового Никита Сергеевич не сказал, разве что напомнил о говорившемся ранее.

Само выражение «мирное сосуществование» стало использоваться ещё в 1920-е годы. Так, его употребил нарком иностранных дел СССР Г.В. Чичерин 10 апреля 1922 года на Генуэзской конференции.

Сделано это было по поручению Председателя Совета Народных Комиссаров В.И. Ленина. Сам Владимир Ильич использовал, кстати, выражение «мирное сожительство».

В 1930-х годах идея мирного сосуществования была выражена в целой серии договоров и соглашений, заключенных с Францией (1932 год), Польшей (1932), Финляндией (1932), Германией (1939), Японией (1941). За «мирное сосуществование» выступал также И.В. Сталин. Так, в 1952-ом, накануне Международного экономического совещания в Москве, он дал интервью руководителям американских изданий, в котором заявил:

«Мирное сосуществование капитализма и коммунизма вполне возможно при наличии обоюдного желания сотрудничать, при готовности исполнять взятые на себя обязательства, при соблюдении принципа равенства и невмешательства во внутренние дела других государств».

В том же 1952-ом, в октябре состоялся XIX съезд, на котором с весьма миролюбивой речью выступил секретарь ЦК Г.М. Маленков. Он, в частности, сказал:

«Советская политика мира и безопасности народов исходит из того, что мирное сосуществование капитализма и коммунизма и сотрудничество вполне возможны».

В то же самое время заместитель председателя Совета министров СССР Л.П. Берия и министр Вооруженных сил Н.А. Булганин были склонны считать, что новая мировая война неизбежна. Их выступления на съезде были весьма воинственными. «Булганин, в силу только того, что он являлся председателем Бюро по военно-промышленным и военным вопросам, и Берия, как направляющий всю работу в области ядерного оружия и ракетостроения, выражали интересы «ястребов», – пишет Ю.Н. Жуков. – «Эта часть властной элиты, широкого руководства полагала: страна должна прежде всего развивать тяжелую промышленность как основную базу оборонной; следует сохранить жёсткий курс во внешней политике; не отступать перед натиском Запада, не уступать ему ни в чём, говорить с ним с позиции силы, подкреплять советскую позицию, требования дипломатов мощными вооруженными силами». («Сталин. Тайны власти»).

Исследователи отмечают, что Хрущёв, хоть и не сказал ничего нового, но предпринял какие-то реальные шаги на пути «мирного сосуществования». Действительно, некоторая нормализация отношений с Западом имела место. Так, в 1959 году советский лидер даже посетил США. Однако очень скоро отношения с ведущей западной страной испортились, и в 1962 году разразился Карибский кризис, поставивший мир на грань ядерной войны.

Практически одновременно СССР вступил в конфронтацию со своим ближайшим и самым могущественным союзником – КНР. Да уж, миротворец из Хрущёва получился тот ещё…

 

«Национальные пути»

В своём докладе Хрущёв признал наличие разных путей к социализму. Опять-таки об этом говорили и при Сталине, признавая специфику разных стран. После войны лидеры компартий как Восточной, так и Западной Европы рассуждали о «национальном», «новом», «особом» пути. Лидер распущенного в 1943 году Коминтерна Георгий Димитров утверждал, что «диктатура пролетариата» уже не нужна, а поляк Владислав Гомулка отрицал необходимость «советской власти». Для характеристики новых режимов он использовал словосочетание «народная демократия». В беседе с английскими лейбористами Сталин сказал, что социализм возможен и при королеве. Однако с началом холодной войны о «национальных путях» практически не говорили – ставка была сделана на жёсткую идейно-политическую мобилизацию.

Хотя были исключения. Так, в 1951 году Коммунистическая партия Великобритании (КПВ) приняла программу «Путь Британии к социализму». Она нацеливала английских коммунистов на приход к власти мирным путем, посредством завоевания большинства мест в парламенте. Хотя в ней и говорилось о необходимости быть готовыми подавить силой сопротивление буржуазии.

В том же самом году, на съезде Итальянской коммунистической партии, её лидер Пальмиро Тольятти заявил о «новой линии»:

«Мы, являясь крупнейшей партией оппозиции нынешнему правительству итальянской буржуазии, готовы отказаться от нашей оппозиции как в парламенте, так и в стране в пользу правительства, которое радикально изменит внешнюю политику Италии».

«Решение пролетарской диктатуры» было охарактеризовано им как

«решение, не связанное с реальным положением дел в нашей стране, не приспособленное к нему, не отвечающее тому стремлению к широкому национальному единству, которым прониклись во время войны все социальные слои».

Характерно, что это выступление считается началом возникновения еврокоммунизма, предполагавшего окончательный отказ от ленинизма и хоть какого-то равнения на «советскую модель».

Особую позицию заняла Коммунистическая партия Швеции (КПШ). Еще при жизни Сталина она выступала за теснейший союз с социал-демократами. И это несмотря на то, что европейская социал-демократия занимала тогда антисоветские позиции, а в СССР её подвергали жесточайшей критике.

Тем не менее, в 1952 году на довыборах в риксдаг (парламент) компартия приняла решение не выставлять собственные списки, а поддержать социал-демократов. Одновременно коммунисты создали, наряду со своей собственной Молодёжной лигой, особое движение «Демократическая молодёжь». На первомайскую демонстрацию они вышли с социал-демократами. Более того, коммунисты оказали финансовую помощь «рабочей прессе», которая контролировалась Социал-демократической рабочей партией Швеции (СДРПШ).

К слову, в своём Отчётном докладе Хрущёв весьма сильно сокрушался по поводу того, что испортились отношения с мировой социал-демократией. Как следствие, в СССР была приглашена делегация Французской секции Рабочего Интернационала (СФИО). Программа пребывания французских социалистов была весьма обширной. Они были приняты в Моссовете, присутствовали на первомайской демонстрации, знакомились с достопримечательностями столицы. Иностранные гости посетили Ленинград, Тбилиси, Харьков, Киев.

Никакого толку из всего это не вышло. Коммунисты так и не создали ничего похожего на народные фронты 1930-х годов, хотя двигались в сторону социал-демократии, сдавая одну позицию за другой.

Правда, в 1981 году, после победы на президентских выборах Франсуа Миттерана, Французская компартия (ФКП) делегировала своих представителей в кабинет министров. Но очень скоро коммунисты оттуда вышли, так как «социалистическое» правительство стало проводить неолиберальную политику «жёсткой экономии».

 

Микоян идёт в атаку

Неожиданно с весьма ревизионистской речью выступил 1-й заместитель Предсовмина А.И. Микоян. Прагматик-хозяйственник, он ранее не проявлял какого-то особого интереса к вопросам идеологии. Теперь же Анастас Иванович, что называется, закусил удила.

Он указал делегатам съезда:

«…Марксизм-ленинизм изучается у нас, как правило, только по «Краткому курсу» истории партии. Это, конечно, неправильно. Богатство идей марксизма-ленинизма не может уложиться в ограниченные рамки темы истории нашей партии и тем более краткого ее курса».

Но и сама историческая наука СССР вызвала критику Микояна:

«Нормально ли, что прожив почти 40 лет после Октября, мы не имеем ни краткого, ни полного марксистско-ленинского учебника по истории Октябрьской революции и Советского государства, где бы без лакировки была показана не только фасадная сторона, но вся многогранная жизнь советской отчизны. Научная работа в области истории нашей партии и советского общества, пожалуй, самый отсталый участок нашей идеологической работы. До сих пор у нас нет настоящих марксистских трудов и о периоде Гражданской войны. Ряд изданных книг страдает большими недостатками, не представляет научной ценности, а некоторые из них даже могут сыграть отрицательную роль».

Далее от бывшего наркома торговли досталось советским философам:

«Следовало бы сказать хотя бы два слова в адрес наших философов. Да они и сами должны понять, что находятся не в лучшем положении и даже еще в большем долгу перед партией, чем историки и экономисты».

Не обделил он своим вниманием и юристов:

«Хочу коснуться и наших юристов. Следует заметить, что советская юридическая наука, законодательные и процессуальные нормы в первый период советской власти при жизни Ленина и несколько лет после его смерти быстрее развивались в соответствии с идеями марксизма-ленинизма, основами пролетарской социалистической законности, получившими правильное отражение в программе нашей партии».

Вероятно, Микоян осуществил некую «разведку боем», сделал замер настроений делегатов. И они отнеслись к его критической атаке весьма прохладно.

«Микояна никто не поддержал на съезде, – отмечает итальянский историк-советолог Дж. Боффа. – Ни один из лидеров не коснулся этих тем. Молотов и Ворошилов избегали любого намека на критику культа личности. Маленков избежал этого в блестящей речи о технических проблемах энергетики. Суслов был более склонен к полемике, говоря о скудности исследований в общественных науках, парализованных «догматизмом»… Некоторые второстепенные ораторы проявили большую храбрость: историк Панкратова прибегла к авторитету Хрущёва и Микояна, чтобы начать более серьезные исследования прошлого и осудить проявления национализма последних сталинских лет... Однако всякие признаки дискуссии исчезли во вторую неделю работы съезда, когда после доклада Булганина о новом пятилетнем плане дебаты сконцентрировались вокруг экономических проблем». («История Советского Союза»).

Было и прямое неприятие речи Анастаса Ивановича, правда, из-за рубежа. В адрес президиума съезда пришла телеграмма от руководителя партийной организации Коммунистической партии Чехословакии города Теплица:

«Я не согласен с выступлением правого Микояна, которое является оскорблением светлой памяти Сталина, живущей в сердцах всех классово сознательных рабочих, и будет с радостью воспринято всей буржуазией. Нас воспитал Сталин».

 

Манёвры с докладом

Микоян вспоминал:

«Я сказал, что предлагаю внести в Президиум предложение создать авторитетную комиссию, которая расследовала бы все документы МВД, Комитета госбезопасности и другие. Добросовестно разобралась бы во всех делах о репрессиях и подготовила бы доклад для съезда. Н.С.  согласился с этим».

Таким образом, он как бы приписывал инициативу в разоблачении культа личности «себе любимому». Сам Хрущёв, однако, рассказывал о позиции своего ближайшего соратника так:

«Если память мне не изменяет, и Микоян не поддержал меня достаточно активно. Следует отметить, что он и не предпринимал ничего, чтобы блокировать мое предложение».

Тут Хрущёву можно и поверить, зная сверхосторожность Анастаса Ивановича.

Инициатива с разоблачением Сталина на съезде явно принадлежала Первому секретарю ЦК. Причем вначале он планировал устроить мощное театральное шоу на самом партийном форуме.

На съезд должны были пригласить несколько старых большевиков, пострадавших от репрессий, и дать им слово. Тем самым Хрущёв надеялся создать атмосферу сочувствия и гнева, в которой было бы удобно разоблачать еще только вчера воспеваемого «вождя всех времен и народов». Вот отрывок из проекта выступления одного из репрессированных представителей «ленинской гвардии» А.В. Гусева:

«Тяжелым уроком является то, что 14 лет не созывался съезд партии, много лет не собирались пленумы ЦК, а говорят, и Политбюро редко заседало. Что же оставалось тогда от ленинского принципа коллективного руководства? А сколько ущерба нанесено партии невиданным в революционном рабочем движении попиранием указаний Маркса и Ленина о культе личности! Съезд не может не знать, что основатель нашей партии Ленин, в последний год своей жизни, уходя от нас, преисполненный глубочайшей заботой и тревогой о судьбах партии и революции, пророчески предостерегал нас от многого. Особенно это ясно теперь. С глубокой болью и горечью должен признать с этой трибуны, что я, как и немногие другие уцелевшие делегаты съездов партии того времени, в свое время не оценили всей мудрости и актуальности этих указаний Ленина. А сколько можно было бы избежать и предупредить тяжелых событий в партии!».

Однако опасения всё-таки взяли верх. Хрущёв и его сторонники всё-таки приняли решение зачитать доклад на закрытом заседании съезда. Причем это давало возможность, в случае чего, отыграть всё назад. «Президиумом ЦК все было продуманно, – отмечает В.П. Наумов. – Он вносил предложение лишь о том, чтобы заслушать доклад о культе личности на закрытом заседании съезда, а это снимало необходимость фиксации этого предложения пленума ЦК в повестке дня работы съезда. Такая формулировка открывала широкое поле для маневра. Включение в повестку дня работы съезда вопроса о культе личности давало съезду хотя бы формально право самому определить время постановки этого вопроса и характер его обсуждения. А в формулировке президиума ЦК обязательность постановки доклада перед делегатами съезда утрачивалась. Его предложение выглядело всего лишь как пожелание президиума ЦК пленуму накануне съезда и могло иметь обратный ход. К тому же предложение было сделано пленумом ЦК, который уже сложил свои полномочия». («К истории секретного доклада Н.С. Хрущёва на XX съезде КПСС» // «Новая и новейшая история», № 4, 1996).

Против именно «разоблачения» выступили члены Президиума ЦК – министр иностранных дел В.М. Молотов, председатель Верховного Совета К.Е. Ворошилов и первый заместитель Предсовмина Л.М. Каганович. Причем они вовсе не были против того, чтобы поднять тему ошибок Сталина и репрессий. Молотов предложил следующую формулу:

«Правду восстановить. Правда, и то, что под руководством Сталина победил социализм. И неправильности соразмерить. И позорные дела тоже факт».

По сути, Молотов предлагал такой формат критики культа личности, который потом, через тридцать лет, был с успехом использован в Китае, после смерти Мао Цзэдуна и устранения от власти «банды четырёх».

Противоречия внутри Президиума ЦК были налицо. И хотя «тройка» находилась в меньшинстве, игнорировать её полностью было невозможно. Необходим был консенсус для того, чтобы всё-таки зачитать доклад. Ну, а для самого консенсуса нужен компромисс. Его нашли следующим образом – в Отчётный доклад включили фразу: «Вскоре после XIX съезда партии, смерть вырвала из наших рядов великого продолжателя дела Ленина – И.В. Сталина, под руководством которого партия на протяжении трёх десятилетий осуществляла ленинские заветы».

Однако Хрущёв, в ходе своего выступления, «смазал» этот важный, компромиссный абзац. Он сказал следующее:

«… Мы потеряли виднейших деятелей коммунистического движения: Иосифа Виссарионовича Сталина, Клемента Готвальда и Кюицы Токуда. Прошу почтить их память вставанием».

Это было явное принижение бывшего вождя: «То обстоятельство, что Хрущёв не выделил особо Сталина и поставил его в один ряд с руководителями компартий Чехословакии и Японии, свидетельствовало о том, что Хрущёв явно постарался снизить статус Сталина. Об этом же свидетельствовало и все содержание доклада Хрущёва». (Ю.В. Емельянов «Сталин перед судом пигмеев»).

Получается, что Хрущёв элементарным образом обманул своих соратников по «коллегиальному руководству».

 

Разброд и шатания

Хрущёв рассчитывал, что секретность обстановки, при которой был прочитан доклад, позволит ему осуществить десталинизацию втихомолку. Однако это было совершенно несбыточное мечтание. Доклад вызвал огромное потрясение среди коммунистов – как советских, так и зарубежных. И если в отношении первых существовали весьма действенные механизмы контроля, то затыкать рты вторым было трудновато (особенно это касалось коммунистов несоциалистических стран). Руководители «братских» партий и стран требовали прояснить ситуацию. Этого же требовала и мировая пресса (в том числе и коммунистическая). В конце концов, хрущёвский доклад стал достоянием гласности – в июне его опубликовали (пусть и с искажениями) – Госдеп США и влиятельнейшая «Нью-Йорк Таймс». Да и как можно было держать такую взрывную вещь в секрете?

Отреагировали на доклад Хрущёва по-разному. В социалистических странах Восточной Европы самым первым разоблачителем стал лидер Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) Вальтер Ульбрихт. Уже через неделю он написал большую статью, в которой разъяснил, что отныне «Сталина нельзя относить к классикам марксизма». Причем, сама критика покойного вождя (прежде Ульбрихтом боготворимого), была намного более радикальной, чем в секретном докладе.

Остальные восточноевропейские лидеры находились в растерянности. Они пытались понять, что же произошло, и как к этому относится.

Между тем почти сразу же начались брожения. Жаждущие власти соперники стали обвинять лидеров в том, что они активно поддерживали сталинский культ, да и про своё возвеличивание не забывали. Ну, а брожения плавно перетекали в волнения.

Против «разоблачения» решительно выступило руководство Коммунистической партии Китая (КПК). Хотя там и признавали факт того, что вождь СССР во многом сильно ошибался.

Этому была дана весьма хитроумная, «восточная» трактовка:

«Сталин был великим марксистом-ленинцем, совершившим ряд серьезных ошибок, не отдавая себе отчета в том, что это — ошибки».

Интересно, что одна из статей в «Женьминь Жибао», содержавшая подобную трактовку, была перепечатана в «Правде».

Любопытна была реакция руководства Трудовой партии Кореи (ТПК). Там поддержали разоблачение культа личности, хотя и максимально ограничили ознакомление с хрущёвским докладом. В то же самое время было объявлено, что ошибки делали только советские коммунисты, а в КНДР «принцип коллективности руководства является высшим принципом в деятельности ТПК, от которого ЦК ТПК никогда не отступал».

В Югославии доклад Хрущёва восприняли не столько с одобрением, сколько с гордостью – за себя. Там указывали на то, что югославские руководители выступили против сталинизма ещё в конце 1940-х годов. К самому Никите Сергеевичу, столь активно добивавшемуся примирения с Югославией, относились с плохо скрываемым презрением. Когда заместителя председателя югославского правительства Эрнста Карделя спросили о логических несостыковках доклада, он заявил, что никогда и не искал у Хрущёва никакой логики.

В развивающихся странах Азии и Африки отношение к культу Сталина было весьма спокойным, зачастую даже одобрительным. Коммунизм там воспринимали не как что-то «истинно демократическое», наследующее западной гуманистической традиции, но как жесткое и необходимое средство промышленной модернизации.

«Для государств Азии и Африки, где зачастую с очень большой натяжкой можно было говорить о наличии пролетариата, сталинизм был связан, прежде всего, с вопросами национальной независимости и экономического развития, а победа коммунистов в слаборазвитой стране означала, прежде всего, для стремившейся к модернизации местной интеллигенции значительные возможности стать мощной политической и экономической бюрократией, новым господствующим классом, – пишет М.Ю. Прозуменщиков. – Разоблачение сталинских преступлений оказывало на местных коммунистов гораздо меньшее влияние, чем известие, например, о создании Советским Союзом собственной атомной бомбы или о запуске первого искусственного спутника Земли. Не следовало сбрасывать со счетов и менталитет народов Востока. Так, руководитель компартии Индонезии Айдит заявил, что его партия не будет рассматривать вопрос о культе личности, поскольку надо «проявлять больше такта по отношению к имени Сталина», чтить традиции Востока, где стараются «умалчивать о недостатках» умерших людей. ( «Секретный» доклад Н.С. Хрущёва на XX съезде КПСС и международное коммунистическое движение» // Сб. «Доклад Н.С. Хрущёва о культе личности Сталина на XX съезде КПСС: Документы»).

Конечно, наиболее болезненно доклад Хрущёва был воспринят коммунистами Запада, для которых всегда было характерно тяготение именно в сторону леволиберальной социал-демократии. В компартиях США и Великобритании даже возникли оппозиционные фракции, выступавшие за пересмотр прежней линии. Но самый сильный удар по хрущёвскому руководству нанес упомянутый выше П. Тольятти. Он заявил, что

«не может считаться удовлетворительной позиция, которая была занята на съезде и которая сейчас широко поддерживается советской печатью относительно ошибок Сталина, а также относительно причин и условий, сделавших их возможными».

Тольятти призвал, что называется, «зрить в корень»:

«Мне кажется, что ошибки Сталина, вне всякого сомнения, были связаны с чрезмерным увеличением роли чиновничьего аппарата в политической и экономической жизни Советского Союза, возможно, прежде всего, в самой партии».

В Кремле восприняли этот демарш весьма болезненно, однако, вступить в конфронтацию с Тольятти не решились. Стало понятно, что ситуация грозит полностью выйти из-под контроля. Надо было предпринять экстренные шаги. В июле было опубликовано постановление Президиума ЦК «О преодолении культа личности и его последствий», в котором содержались довольно-таки мягкие формулировки. Одновременно произошла мобилизация просоветских элементов в зарубежных компартиях – там, где это было возможно. В конце концов, фронду удалось несколько успокоить. Однако, «осадок» остался, причем довольно-таки сильный. Начался массовый выход из компартий капиталистических стран. Были заложены основы для конфронтации с Китаем и Албанией. В Польше и Венгрии начались волнения. В результате Польшу возглавил довольно-таки независимый лидер В. Гомулка, а в Венгрии произошел мятеж, который пришлось подавлять танками. Кроме того, произошло обособление от СССР Северной Кореи и Румынии.

Такова была цена хрущёвских «разоблачений». Они были проведены абсолютно бездарно – в политическом плане их последствия хрущёвцы просто-напросто не просчитали. Таким образом, Хрущёв в очередной раз показал себя талантливым интриганом, но совершенно никудышним стратегом.

Александр Елисеев

http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/sjezd_razoblachitelej_383.htm