Рой Баумейстер, кратко.

                Одно из наиболее глубоких исследователей проблемы зла в человеке провёл профессор университета штата Флорида Рой Баумейстер.

                Баумейстер выделяет шесть характеристик зла и три причины: агрессия, угроза самооценке/самомнению и идеализм.

                Итак, представьте себе Стокгольм в 1792 году. Одна из больших площадей шведской столицы. Толпа собирается наблюдать за поркой или казнью убийцы короля Густава Третьего – Якоба Анкарстрёма. Что движет этими людьми?

                Как знают все, и это подчеркивает в своей статье Баумейстер, чем дольше человек соприкасается с агрессией, тем терпимее он к ней относится( если вас ударят раз-вы конечно вскрикните-два, три…и вы привыкнете).  Двести лет назад общество было совсем иным, культурные нормы были иными, порка как детей, так и преступников, была обычным делом, потому шведы собирали деньги палачу, чтобы за из ряда вон выходящее преступление – цареубийство, – наказание было более жестоким, чем обычно.

Они не собираются лично причинить вред, но однозначно испытывают радость от мучений цареубийцы, они видят его как воплощение зла и, скорее всего, полагают, что он всегда был таким, они любят убитого короля…

                люди как  200 лет назад, так и сейчас,  находятся  под постоянным прессингом и унижением. Посему, как зайцы из басни, они нуждались и нуждаются  в нахождении кого-то еще более низкого, чем они, дабы почувствовать себя лучше, не последним, наиничтожнейшим отбросом, а хотя бы на предпоследней ступени. Отсюда их желание максимально унизить тех, кого власти разрешают им бить, пинать, оплевывать – жен, детей и преступников во время экзекуции.

                Второй важный момент – люди на площадях чувствовали себя частью божественной справедливости и социального порядка. Это повышало их самооценку. Убивать короля нельзя, если бы не было мучительной казни, их мировоззрения пошатнулось бы. То есть они радовались (могли радоваться, ничего алогичного в таком предположении нет) сохранению своей картины мира.

                Отсюда же проистекает еще один момент: сравнительно с преступником “я” (наблюдатель) очень хороший, что крайне приятно. Самомнение улучшается. Толпе не нужно чувствовать жалость к терзаемой жертве.

                И страх перед мучениями становится частью удовольствия от их созерцания. Чем больше публика боится, тем приятнее ей смотреть на то, как весь ужас изливается на других. Потому что страх надо перенаправлять на другого человека или превращать в иную эмоцию – другие способы побороть не столь эффективны и требуют огромных волевых усилий, а в момент переполнения эмоциями, включая страх, сознание функционирует в большей степени за счет автоматической части (“слона“), тогда как логическая функция (“наездник“) почти совсем подавлена. 

                Страх вызывает возбуждение, всплеск адреналина в крови, что требует выхода. Например, в воплях: “Распни!”. Если бы толпе не было так страшно, она бы или разошлась, или молча рассматривала бы жертву мучений, как еще живого жука наколотого на булавку для энтомологической коллекции.

                 Делать выводы, проводить параллели, сравнивать я не буду—не считаю нужным.  Кому это надо, тот сделает это и сам, и не хуже меня. Кому всегда нужен первоисточник—читайте Роя Баумейстера. Есть в свободном доступе.