Кургинян развеял миф о народном герое Стрелкове

Кургинян развеял миф о народном герое Стрелкове на пресс-конференции в Донецке.

Это нужно посмотреть всем!

ТВ «Суть времени — ДНР»

07 июля 2014 года

Выпуск 6: Пресс-конференция Сергея Кургиняна в Донецке

Сергей Кургинян: Если вы — особенно сейчас — зайдете в интернет, то увидите, что я первым обратился и к Думе, и к Совету Федерации с просьбой о создании частных военных компаний

Корр.: Да-да, это я помню, конечно, помню.

С.К.: И, наверное, вы даже заметили, что как-то так получилось, что в итоге эти частные военные компании сейчас создаются. Это я называю вкладом гражданского общества в поддержку Донецка и Луганска. Я не понимаю, почему, если частные военные компании могут поддерживать западенцев и Киев, почему нельзя поддержать Донец и Луганск с их помощью. Более того, у меня сложилось четкое впечатление, что если военно-техническая поддержка Донецка и Луганска будет достаточной, то здесь уже сформировалось много самоотверженных и вполне боеспособных людей, и тут можно сделать тот же сценарий, который был сделан не без моего участия в Приднестровье (я какое-то время был советником Игоря Николаевича Смирнова, президента Приднестровья).

По ряду причин (я могу их обсуждать или нет), я считаю это наиболее вероятным. Ведь вопрос здесь не в том, что я хочу. Я несколько раз сказал, что я бы хотел, чтобы войска были введены, и всё это закончилось.

Корр.: Я понимаю. То есть цель вашего прибытия, непосредственно: вы хотели разобраться в этой ситуации и донести...

С.К.: Нет, я сказал, первая моя цель, которой я всё время добиваюсь, — это создание частных военных компаний, которые могут оказать военно-техническую помощь. Но это должны сделать профессиональные частные военные компании. Мы не будем нарушать закон России. Законы Украины для нас не существуют. Для нас существуют международное право и законы России. Как законопослушные граждане, мы законы России нарушать не будем. Но мы считаем, что ситуация подпадает под разряд тех, которые определяются всей мировой практикой как право народа на вооруженное восстание народа против тирании (зафиксированное, например, в американской конституции) и право народа на защиту от геноцида и сгона с земель. Причем я убежден, что здесь реально осуществляется сгон с земель по латино-американской мафиозной модели (я когда-то сказал об этом Rugnum, агенству).

Мне бы хотелось, чтобы возобладал сценарий, о котором я говорю, потому что я считаю его реализуемым. Здесь может быть огромное Приднестровье (в 10 раз больше, чем то, которое есть). У этого Приднестровья будет граница с Россией (настоящее Приднестровье изолировано). И я предвижу глубочайшие кризисы на Украине, в оставшейся ее части. Кроме того, я считаю, что три или четыре субъекта «Украинской федерации», если можно так назвать области (у нас есть субъекты федерации, у них нет), вот эти области находятся просто под гигантским полицейским репрессивным прессингом, в том числе, и «Правого сектора», который воевать не умеет, а карателями являются хорошими. И рано или поздно этот прессинг лопнет. Поэтому мне кажется, что вопрос не в том, чтобы Россия самоустранилась, и не в том, чтобы Россия ввела войска, хотя я абсолютно за то, чтобы она их ввела. Но мне кажется, что реальная Россия, которую я хорошо понимаю (я 30 лет занимаюсь политикой), не может ни самоустраниться (это чудовищно ударит по репутации власти), ни ввести войска, потому что оно находится между этих двух крайностей — между Сциллой и Харибдой. Потому что если самоустранятся, скажут: «Негодяи, сдали», — а если введут, скажут: «Негодяи, втянули».

В этом смысле путь поддержки Донецка и Луганска силами гражданского общества, которыми я в данном случае называю частные военные компании, для меня представляется оптимальным. И я несколько раз об этом говорил.

Что касается меня, то до момента, пока я не получу этого статуса, а в России такие статусы есть у ряда субъектов (не буду их называть, зачем? кстати, международных частных компаний) — до того, как я получу этот статус, я должен ограничить себя чем-то. Я ограничиваю себя:

— созданием госпиталя с выездом в районы боевых действий и спасением раненых, а также женщин, детей и всех жертв этого геноцида или сгона с земель;

— созданием пункта оказания гуманитарной помощи с непрерывным циркулированием между Ростовом и Донецком;

— созданием информационно-аналитического центра. Убивают журналистов русских. Я считаю, что здесь должны находиться журналисты с военным опытом, которых не так просто убить (убить всех можно).

И, наконец, всё это должно быть охраняемо. Я действую подобным образом — как гуманитарная миссия — не потому, что я рассчитываю на милость бандеровцев, что я буду такой гуманитарный. Я знаю, что никакой милости не будет. В этих случаях оптимальное средство защиты — это граната Ф1. А что касается такого рода миссий, то они должны быть защищены, поэтому должна быть охрана.

Корр.: Но путь этот... понимаете, что если на данный момент они отобьют восточную часть региона, граница будет...

С.К.: Я вам скажу. Я хочу вам сказать, что начиная с 1989 года, не было горячей точки, в которой я не был. Мне гораздо привычнее работать в режиме горячих точек, чем давать советы, находясь в Москве. Я был в Таджикистане во время гражданской войны, я был в Приднестровье, как вам уже сказал. Специалисты моего центра ведут непрерывные семинары по контртерроризму. Они выросли в крупных специалистов по исламскому терроризму. Моя супруга занимается Тиграми Тамил-Илама (если вы знаете, это такая группа на юге Индии, в Цейлоне) и так далее. Для нас это дело в общем-то привычное.

Нам нужна была какая-то поддержка здесь. Мы должны были понять, что здесь к нам лояльно относятся. Знаете, «непрошенный гость (незваный гость) хуже татарина». И наш проект вот этот — у нас есть на это деньги, это частные деньги. У нас хватит денег для того, чтобы это всё нанять и обеспечить, прошу прощения, по последнему слову техники.

Корр.: Хорошо. То есть вы непосредственно при помощи этих денег будете искать добровольцев или как?

С.К.: Нет, я добровольцев не ищу. Я ищу медиков, я ищу медсестер, я ищу людей, которые занимаются информационной работой аналитической, я ищу операторов, я ищу монтажеров, я ищу журналистов и я ищу водителей. И я ищу охрану, которая охраняет миссию, как и любую другую. Между прочим, «Экспериментальный творческий центр», которым я руковожу, является ассоциированным членом Департамента информации Организации Объединенных наций.

Вот мой мини-проект. Я мечтал бы, чтобы был другой проект, и чтобы я мог оказаться в числе частных военных кампаний, которые оказывали бы военно-техническую помощь. Но для этого я должен получить соответствующий статус.

Мой проект политолога (назовите проект Кургиняна) заключается в том, что на Юго-Востоке Украины должна быть сформирована Народно-Освободительная армия Украины, которая по техническому оснащению и боевым характеристикам будет лучше украинской армии. Это мой сценарий. Она должна быть сформирована силами украинцев. Более того, я надеюсь на то, что эта армия сможет в конечном итоге, как Народно-Освободительная армия Китая или как Народно-Освободительная армия Вьетнама, закончить свой путь в столице, покарать военных преступников и демократическим путем провести выборы, при которых — я убежден — Украина подтвердит то, что у нее единый путь с Россией. Это мой план политолога.

Мои просьбы члена гражданского общества — в том, чтобы с помощью частных военных кампаний осуществить этот план. А мои возможности человека — в том, чтобы организовать эту комплексную гуманитарную миссию плюс охрану.

Кроме того, у меня здесь есть организация, которая называется «Суть времени». Это украинцы, их довольно много. «Суть времени» — единственная организация из патриотических, верных России и так далее украинских организаций, которая существовала до Майдана и которая продолжает существовать сейчас как активная сила. И этой «Сути времени» я как человек всячески сочувствую в том, что она хочет бороться с тиранией и она хочет бороться против геноцида. Это ее право — право граждан Украины. Понятно, да?

Вот с чем я приехал сюда. Точнее, сначала сюда приехали с этим мои представители, которые со всеми говорили. А потом уже после разговора моих представителей приехал я сам. И, приехав сюда, я попал как кур в ощип (есть такая поговорка). Я оказался здесь в ситуации, которая для меня как человека с 30-летним политическим опытом поразительно напоминает мятеж. Я оказался в этой ситуации. И я эту ситуацию начал раскрывать потому, что я понял, что есть две возможности. Первая — дать сплетням, слухам, панике и всему распространяться по юго-восточной среде гражданского общества. Или сказать то, что я считаю трагической правдой. У меня нет и не может быть окончательного вердикта. Я ездил тут и разговаривал со всеми, с кем мог.

Корр.: То есть вы уже общались и с правительством, и с полевыми командирами?

С.К.: Прежде всего, я общался с гражданами. Я общался с людьми, которых я считаю главным действующим лицом истории, — это ополченцы. Ополченцы — это великая сила. Рядовой ополченец, иногда в очках, с бородой и с автоматом через плечо — это герой современности, это последний реальный человек. Не виртуальный, который будет сидеть у компьютера или в кафе и рассматривать фильмы. Это реальный человек, человек реального мира. Для меня это всё великие люди. Может быть, во мне еще играет то, что я писатель, театральный деятель и всё прочее. Я много сил потратил на то, чтобы общаться с этими людьми. Со многими.

Помимо этого, я, естественно, общался с представителями здешней элиты. Должен вам сказать, что в принципе я не первый раз приезжаю на Украину. Хочу вам ответственно заявить, что в 2008 году Украину пытались втянуть в войну с Россией первый раз, в связи с грузинским конфликтом (господин Ющенко). И я внес свою лепту в то, чтобы это не состоялось, в виде диалога элит. Я тут разговаривал с разными украинскими политиками, которые были тогда противниками президента Ющенко, не обязательно из патриотического лагеря. И мне удалось сделать так, чтобы это всё не состоялось. Поэтому для меня нет незнакомых людей в украинском политическом рельефе. Я их всех знаю. Я знаю, чего они стоят и что они собой представляют.

Сюда я приехал к народу и, естественно, к тем, кого народ выдвинул в виде военных лидеров, в виде лидеров политических, с тем, чтобы не быть непрошенным гостем, «незваным гостем, который хуже татарина». Я приехал сюда и считал, что я здесь буду разговаривать, а в это время частные военные компании и другие слои гражданского общества сделают свое дело. Я должен вам сказать, что это дело начали делать. Что сказать о том, что на сегодняшний день Донецк и Луганск так уж брошены, что все только из рогаток и «макаровых» сбивают «Су» и прочие летающие средства — как-то очень смешно.

Корр.: Но в данный момент... понимаете, что вся часть, которая сопротивляется фашистской власти, киевской власти, что это не есть частные компании чьи-либо?

С.К.: Нет, это великие и абсолютно бескорыстные люди. Но вы, наверное, уже поняли, и давайте мы сейчас это разберем подробнее. Очень смешное заявление сделал пресс-секретарь [советник по вопросам информации и политики] министра обороны вашего господин Друзь, который сказал, что они там свою «Нону» и бронетехнику использовали так-то и так-то. Вы примерно представляете себе, что такое «Нона»? Это тяжелое орудие. Это не рогатка.

Голос: Но их мало, совсем мало.

С.К.: Должно быть в десять раз больше. Но вы зря говорите, как их мало. Они есть. И не только они есть: есть «Ноны», есть «Иглы», есть многое другое. Это к тому, что сопротивление возможно. Потому что есть непрерывное хныканье: или Россия введет войска, или как мы можем сопротивляться подавляющему преимуществу техническому? Не должно быть подавляющего преимущества технического. Украинская армия слаба, разрознена, «Правый сектор» не хочет жертвовать своим активом, остальные вообще не хотят воевать. И при определенном оснащении, которое вполне может быть осуществлено вот этими силами гражданского общества, о которых я заявил сразу, которые во всем мире этим занимаются, — можно без государственного участия оснастить. Братская Россия может оснастить Украинскую Освободительную Армию Донецка и Луганска так, что враг будет разбит, будет бежать и забудет думать о том, как быть на этой территории.

Я, например, из официальных источников, из прессы услышал, что героические ополченцы захватили — правда, чуть-чуть поломанную — установку «Бук». Но я думаю, что у нас достаточно электронщиков в гражданском обществе, которые легко починят установку. И мне кажется, что если эта установка окажется в рабочем состоянии здесь, то почему-то я подозреваю, что героические войска бандеровской хунты будут облетать территорию Донецка и Луганска гораздо более осторожно и по большому кругу, руководствуясь известной пьесой «Горе от ума»: «Мой друг! Нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок?»

Корр.: Но ведь вы знаете, что Игорь Стрелков заявлял, что соотношение сил очень разное.

С.К.: Вот теперь приходим мы к позиции господина Стрелкова. Во- первых, для меня есть два Стрелковых. Для меня есть Стрелков, державший оборону. Это герой, поскольку он держал оборону. Он для меня герой не потому, что у него усы, часы и пилотка (стихи такие есть: «Усы, часы, пилотка, на-ну, на-ну, на-ну. И бравая походка, на-ну, на-ну, на-ну»). Он для меня герой не потому, что у него усы, часы, пилотка и он любит закручивать их определенным образом. И не потому, что он занимался военными, богемными делами в Сербии и других местах, где он якобы воевал.

Он для меня герой потому, что ему поверили простые ополченцы, и потому, что он держит безумно опасную точку. Держал, точнее. И до того момента, как он ее держал, мне было глубоко, как говорят у нас, фиолетово, чтό он говорит, с кем он дружит, и чтό он делает. Он держал ее, а его люди в него верили. И эти два фактора для меня означали, что он герой по факту, понимаете? Он может быть при этом кем угодно, не имеет никакого значения кем он является, для меня он все равно герой, ясно?

Я не могу понять, как после этой сдачи (а ведь, вы знаете, что сдан не только Славянск) он может выступать в том же амплуа, понимаете? Вот человек ходил, ходил и говорил, что он под пулями главный герой, и вот он под гранатами герой, и под пулеметами герой, и так далее. Потом кто-то стрельнул из двустволки и он, прошу прощения, как бы намочил в штаны. Можно ли после этого рассматривать человека так же, как его рассматривали до этого? Нет. Почему никто не хочет взять в лицо главный факт? Не личность Стрелкова, не те или иные обстоятельства, а что сдан Славянск, что сдан Краматорск и еще ряд населенных пунктов. И что фактически этими сдачами дорогу на Донецк открыли, да? Вот давайте рассматривать этот факт, и пусть человек, который отвечал за то, чтобы этого не случилось, разъяснит обществу, почему это случилось. Спокойно, в деловом режиме, без всяких наших демонизаций.

Моя разборка этого дела начинается с очень простого пункта. Если мощные бронетанковые силы украинской армии нанесли удар бронированными кулаками, если авиация украинской армии начала бомбардировать город, а огромные превосходящие силы противника начали бы под прикрытием огня атаку города, то уход людей из города очень оправдан. Хотя... Давайте с вами обсудим, чем в принципе обоснована оборона в городах? Почему надо не во чистом поле, где население не будет страдать, копать окопы и укрепрайоны делать, а в городах. Мы же знаем, почему? Потому, что вход бронетехники в города означает то, что она будет уничтожена, правильно?

Корр.: Но проблема еще в том, вы понимаете, что количественное соотношение не равно, и только после этого мы не можем взять и выйти в поле...

С.К.: Количественное соотношение. Правильно, вы все правильно говорите. Значит, количественное соотношение было такое же 10 дней назад, как и сейчас. Никакой атаки украинской армии по Славянску не было. Вдвойне необъяснимо, что вслед за этим сдан Краматорск и все остальное. Произошло нечто странное. И не понять, что произошло нечто странное, можно только когда держишься за миф о Стрелкове, понимаете? Плевать на реальность! Есть миф.

А реальность вошла в глубочайшее противоречие с мифом. Поэтому в обществе естественная массовая шизофрения. Хочется держаться за миф, и начинается объяснение, что он Кутузов. Почему он Кутузов? Там еще сказано про то, что Киев сдали, было там... В общем, все понимают, что его не сдали... В общем, понятно, что было там в 41-м году. Идет огромное количество ахинеи вокруг этого.

Теперь есть еще одни проблемы. Мне отец когда-то говорил (он провоевал несколько войн, включая Великую Отечественную) и он мне говорил просто: «Поднял руку — бей! Даже если понял, что не надо, все равно бей! Зачем руку поднял?»...

Было сказано несколько раз, что «мы там погибнем». И это было правильно сказано, потому что это означало одно — вход бронетехники в разрушенный или полуразрушенный (не так сильно, кстати, разрушенный, как это говорят) город Славянск означает, что вся бронетехника в городе будет уничтожена. Правильно? Ради этого — страдания населения, которое, тем не менее, мы защищали там. Ради этого — укрепрайон в городе, ради этого все остальное. Правильно? И тогда говорится — мы полны решимости идти до конца. Это, знаете, как два человека, которые идут на таран. Кто отвернет — тот и проиграл. Мы полны решимости идти на таран. Точка. Все. Мы пойдем до конца. И в этом есть вся задача, в этом есть все, что нужно было для того, чтобы победить.

Теперь проблема заключается в том, что, даже не под давлением превосходящих сил противника, хотя его надо было там принять и сжечь, в городе. Потому что бронетехника во чистом поле — это мощная сила, а бронетехника в городе — горит, поверьте, я знаю, очень хорошо. Совсем как бумага. Почти. Значит, вместо того, чтобы принять этот удар и не погибнуть, а сжечь противника, было принято решение уходить. Но удара не было — вы меня слышите! Я что-нибудь неправильно излагаю?

Корр.: На самом деле, смотрите, Семеновка — она абсолютно уже сравнена с землей, вы там не были.

С.К.: Почему? Во-первых, я с удовольствием там побываю, и никакие артукрепы мне не помешают. Во-вторых, конечно, она была сравнена, как были сравнены другие города там, где я был. Как были сравнены города в Сербии, как были сравнены города во время армяно-азербайджанского конфликта, как были сравнены города в Южной Осетии. И что? Цхинвал. Да, это так, конечно, — и что?

Корр.: Понимаете, она не зашли бы в город, у них есть батареи гаубиц, которые бы сравняли бы уже...

С.К.: Если бы да кабы. Они стреляли из этих гаубиц все время, и тогда вы мне должны сказать, что, наконец, они начали массированный обстрел.

Корр.: Более сорока тысяч населения находятся еще в городе, вы об этом знаете?

С.К.: Я знаю, но ведь это было и месяц назад.

Корр.: Фосфорные бомбы, хлорные бомбы — вы тоже знаете?

С.К.: Знаю, и что? Нет, этого не было перед этим?

Корр.: Но сейчас это...

С.К.: Что сейчас?

Корр.: ...принимает массированный масштаб.

С.К.: Вы послушайте меня и не подозревайте меня в том, что я приехал по воле каких-то сил. Я всегда приезжаю сам, и нет силы в России и мире, которые могут мне указать, что говорить. И только на этом держится моя репутация. Я двадцать пять лет, если вы в газете «Завтра» знаете, говорю одно и то же. Я говорил, что Ельцин должен быть на скамье подсудимых, когда мог стать министром правительства у Ельцина, и так далее. У меня есть принципы, и это все знают.

И я вас спрашиваю: что случилось нового? Сейчас вы цепляетесь за миф, ну честно. Что случилось нового? Бомбы были. И что, сейчас нанесли массированный удар? Нет. Бронетехника была, гаубицы работали. Вы слышите, там «Нона», да? Значит, появились «Ноны». С этого момента гаубичная дуэль может быть выиграна. Я не буду скрывать, что есть птурсы, я подчеркиваю — не гранатометы. Оснащение усилилось, а все прочие условия остались такими, как были. Более того, предыдущие несколько атак украинских фашистов Стрелков с его командой героически отбил. Я же не спорю. Что случилось, я спрашиваю? Не хороший он или плохой, не герой или шут гороховый. Я спрашиваю: кто отдал приказ? Что произошло? Он вдруг пожалел население? Пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву. А перед этим он его не жалел.

А сейчас он знает, что с населением происходит? А своих ополченцев, которые не ушли, он не пожалел? А их семьи он все вывез? Да? Со мной не говорили люди, которые сейчас поехали на смерть туда, чтобы умереть со своими семьями, туда назад? Зачем меня, человека, который двадцать пять лет занимается подобного рода конфликтами и проел на них все зубы, превращать в ребенка? Я не хочу его демонизировать, я не хочу специально заниматься чем-нибудь, я спрашиваю — что произошло? На пустом месте.

Город был сдан без боя. Факт? Значит, Стрелков сидел-сидел, говорил, что мы здесь умрем, что мы такие... Знаете, ведь это же тоже — «Noblesse oblige» — положение обязывает. Непрерывно пиарилось все, что это Стрелков, это 700 стрелковцев... 300, прошу прощения, стрелковцев, спартанцев, Фермопилы, здесь они все погибнут. Да?! Так что, мы живем в эпоху пиара? И, вообще, скажите мне, пожалуйста...

Корр.: Он не сам себя пиарил.

С.К: А вот я хочу знать, кто.

Другой корр.: Пиарили в первую очередь и журналисты.

С.К.: Кто?

Корр.: Неравнодушные люди.

С.К.: Кто? Нет. Просто неравнодушные люди. Хорошо. Он не говорил, что он тут умрет?

Корр.: Вы понимаете...

С.К.: У вас хватит человеческой добросовестности сказать, что он этого не говорил?

Другой корр.: Мариуполь, понимаете, Мариуполь, возьмем Красный Лиман — вокруг Славянска скопилось очень много техники и вражеских сил.

С.К.: Их не было перед этим?

Корр.: А как вы относитесь к фактору блокировки гуманитарных коридоров за последнее время? То есть полной блокировки Славянска?

С.К.: Сам секретарь министра обороны, пресс-секретарь министра обороны сказал, что нет полной блокировки. Это первое. А второе — если была полная блокировка, то как он прошел?

3-й корр.: Он прошел — сделал прокол бронетехникой. Вот он прошел.

С.К.: Нет, он сказал, что бронетехника пошла в одну сторону, а он — в другую, что это обманный маневр. Вы не читаете его текстов.

3-й корр.: Он вырвался из кольца.

С.К.: А! Простите, пожалуйста, простите меня, пожалуйста.

Корр.: Его сообщение было, что, да, отвлекающая атака была.

С.К.: Так, значит, бронетехника не прорвала коридор? Она отвлекала его. Отвлекла в другую сторону и там «была сожжена, благодаря ошибкам тех, кто это делал». Правильно я его цитирую? Я его цитирую правильно?

Корр.: Да, но он...

С.К.: Значит, по коридору он пошел без бронетехники?

Корр.: Полями, полями шел.

С.К.: Что значит «полями шел»? Значит, нет сплошной обороны? Нет сплошного кольца? Так сплошное кольцо есть или его нет?

Корр.: Если вы идете, если вы идете колонной, и колонна стреляет — естественно, любое кольцо можно прорвать стрелковым оружием даже.

С.К.: Так он прорвал кольцо стрелковым оружием? Но это не говорит никто!

Другой корр.: Ребята, вы в Южной Осетии бы посмотрели, как воевали! Чего вы вообще поете? Там город до основания разрушили. Танки горели в городе. Ничего не было, и грузины ни фига не взяли! Надо было просто дойти до тоннеля.

Корр.: Давайте Осетию не брать.

С.К.: Давайте... Значит, смысл заключается ни в Осетии, ни в чем. Во-первых, давайте не брать... ну, это не способ...

Корр.: Рельеф абсолютно разный...

С.К.: Мы рассматриваем ваши темы. Вот вы и ответили прекрасно! Не «не давайте не брать», а говорить, что разные рельефы. Да? Ну, например. Это же правильно. Корректный разговор. Да? Вот и все.

Корр.: Степь, давайте степь обсуждать. И все.

С.К.: Тут степь. Хорошо. Причем тут «степь — и все». Вы меня еще раз послушайте. Вот есть система. Она реагирует на воздействие. На какое воздействие отреагировал Стрелков? Он реагировал на воздействие под названием «военный нажим противника»? Или он отреагировал на воздействие под названием «телефонный звонок»?

Другой корр.: Ну, этого вы тоже не знаете.

Корр.: Ну, у вас есть доказательства телефонного звонка?

С.К.: Да. Вы мне хотите сказать: «Продемонстрировали ли вам техническую запись?»

Корр.: Да.

С.К.: Понятно. Хорошо. И, как говорил в таком случае Остап Бендер, «и ключ от квартиры, где деньги лежат, на блюдечке с голубой каемочкой». Я не это вам говорю. Я не это говорю. Может быть, я знаю больше, чем вы. А может быть, и сильно больше. Про меня говорят, что я обычно знаю примерно в 10 раз больше, чем говорю. Но смысл здесь заключается в том, что я не буду оперировать инсайдерской информацией, потому что каждый раз, когда оперируешь инсайдерской информацией, надо доказывать. Каждый раз, когда доказываешь, надо называть источники — и это путь в никуда — и потом их проверять. Да? Я вам скажу, что военного воздействия не было, а он ушел. Значит, было другое воздействие! Я логично рассуждаю? Моя гипотеза правомочна? У вас есть другая?

Корр.: Есть гипотеза — его собственный шаг как министра обороны. Он сам принял решение.

С.К.: Зачем?

Корр.: Вывести из-под удара основные силы.

С.К. Из-под удара чего? Постоянных ударов артиллерии. Он устал. Он «кончил пить, потому что устал».

Другой корр.: Нет. Сконцентрироваться можно в Донецке.

С.К.: А что произошло? Но вы же знаете прекрасно, что надо держать на подступах.

Корр.: Скажите, пожалуйста, еще вопрос: как вы думаете...

С.К.: Ой. Можно я сейчас, одну секунду. Вот сидят передо мной хорошие молодые люди. Бэкграунд им не платил денег. Они приехали с самыми хорошими намерениями и так далее. А вы не чувствуете, что вы находитесь в состоянии психологической защиты? В состоянии психологической защиты — у вас есть миф, и вы его защищаете. А вы скажите, — вы же люди, вы же люди, да? — вы посмотрели его записи? Ребята, ну, хорошо, вы потом это вырежете, если вам надо, или сделаете, что угодно, но вы мне скажите по-человечески...

Другой корр.: Нет, ничего не будет. Я вам обещаю.

С.К.: Вы посмотрели его запись? Вы же умные, у вас глаза умные. Вы понимаете, что он сломанная машинка? Нет, запись его не посмотрели? Ну, значит, вы совсем психологически не понимаете.

Корр.: Человек в постоянном напряжении, понимаете?

С.К.: В каком он там напряжении? Он в расслаблении, он в прострации на этой записи. Он в глаза не смотрит.

Голос за камерой: Можно вопрос? Я был в Славянске месяц назад (даже больше месяца). Конечно, там была другая обстановка. Я был в городе, когда стреляли, когда атаковали железнодорожный вокзал. Не было столько оружия и с той, и с другой стороны, но я видел в городе железную дисциплину. Ополченцы все, как на подбор. Причём они очень чтили Стрелкова. И мне Стрелков показался героем.

С.К.: Правильно! И что?

Корр.: Я бы за ним пошел.

С.К.: Ну, пошли бы вы. Вот вы пошли. А теперь давайте сядем в машину и поедем к этим ополченцам. Вот к ополченцам давайте сейчас съездим, а? Поехали?

Корр.: На самом деле мы еще успеем. С полевыми командирами мы еще встретимся.

Голос за кадром: Только именно славянские.

С.К.: Славянские, конечно! Прямо из Славянска группами по 10-20 человек. Мы сейчас будем показывать пачками интервью.

Голос за кадром: Они хоть слово плохое сказали [о Стрелкове]?

С.К.: Они его несут последними словами, проклинают и говорят, что они считают самих себя предателями. Не хотят жить!

Голос за кадром: Остались у них там семьи, которые сейчас насилуют. Вытаскивают женщин из автобусов, насилуют в посадках и убивают.

С.К.: Дело не в этом. Вы пойдите и посмотрите на их лица. А еще давайте вместе сходим и откроем, так сказать, тех, кто взаперти.

Голос за кадром: Для меня была гипотеза следующая. Когда два дня назад я узнал по собственным каналам, что гуманитарная помощь не проходит (проходила, я знаю), в течение всей недели в Донецке шли внутренние конфликты. Вы о них все знаете. Это, прежде всего конфликт с желтым автобусом, убийство журналиста Кляна, ну, ряд других, о которых я не будут говорить здесь.

С.К.: Ну, почему? Я знаю обо всех конфликтах. Я конфликтолог, специалист. Но мы сейчас будем обсуждать уже всех полевых командиров? Нам мало Стрелкова.

Голос за кадром: Сопоставляя те данные, я думаю, что если бы Игорь Стрелков не находился в должности министра обороны ДНР, может быть, он и по-другому повел себя. А главнокомандующий все-таки должен быть в центре Донецка.

С.К.: То есть ему надоело играть роль царя Леонида. Потом ему надоело играть роль Кутузова. И, наконец, он решил сыграть роль карателя своих.

Голос за кадром: Это моя гипотеза.

С.К.: Вот ваша гипотеза, что, наконец, он решил засучить рукава и заняться карательной деятельностью.

Голос за кадром: Не карательной, а ста...

С.К.: Стабилизирующей. Простите, стабилизирующей. С помощью его заместителей, которые понимают стабилизацию как простреливание отдельных частей тела, да? Или расстрелы.

Корр.: То есть вы думаете, что с этой целью Стрелков прибыл в Донецк, чтобы начать карательную операцию внутри самой Донецкой Народной Республики?

С.К.: Да. Да. Да. Да. Да. И я не думаю. Я бы не стал думать. Я знаю. Так же, как я знаю, какого числа и в какой точке на горе Карачун велись переговоры, какого числа были приняты решения о том, что будут лагеря для тех, кого будут выбрасывать из Славянска, и кто из украинской элиты принимал эти решения и говорил, что через два дня всё будет сделано. Я достаточно много знаю, но это я всё доказать не могу.

Вот тут вы мне можете сказать: это вы знаете, а мы считаем, что вы... я не знаю... кремлевский проект, проект летающих тарелок. А вот то, что я вам перед этим рассказываю — это моя мысль. И ваша мысль, и моя — одинаковые. И законы логики одинаково существуют для всех. И можно, конечно, попытаться защитить от логики и реальности миф, но только извините, кое-кто из нас уедет, а кое-кто здесь останется, и они будут кровью себя и семей оплачивать миф, как сейчас его оплачивают жители Славянска и Крамоторска, где на улицах уже вешают.

Корр.: По поводу Дружковки вы можете сказать — правильно или неправильно сделали, что там не оставили часть войск?

С.К.: Я считаю, что открыта дорога на Донецк. Я считаю, что новый командарм Сорокин открыл дорогу на Донецк.

А теперь давайте рассмотрим другие элементы этой истории. Политический контекст. Смотрю внимательно за ним, ну и, видит бог, не испытываю ничего, вот кроме симпатии человеческой. И вообще, надо понять, что у меня здесь никаких интересов нет. У меня здесь есть интерес, чтобы чума не перекинулась в Россию. Все! Кто здесь будет президентом этого нового Приднестровья, как они поделят пакеты... Для меня это все, простите бога ради, очень провинциально.

И смотрю. Ночью, днем. Сердце обливается кровью, все симпатии на его стороне. Наконец, он выступает и говорит, что он особо благодарен господину Просвирнину, автору, то есть руководителю такого сайта «Спутник и Погром», который мы все чаще называем «погром без спутника». У меня к господину Просвирнину свой счет, не личный, отнюдь. Он абсолютно не собирался меня трогать, это я его тронул. Он отбивался. У меня есть счет за Великую Отечественную войну и за то, что он сказал, что 22 июня — это день отмщения, а не день скорби. Ладно, бывает. Предположим, что у господина Стрелкова совсем такая ориентация в сторону вплоть до НТС и Власова. Бывает. Он убивает бандеровцев, он держит объект. Какая мне разница до его интерпретации? Это его дело. Проходит два дня, или один, или полтора. И господин Просвирнин, получивший мандат от господина Стрелкова, выступает не где-нибудь, а на телеканале Дождь у Ксении Собчак и заявляет, что Стрелков — это улучшенный Немцов и Навальный, и что его задача — поднять мятеж и войти во главе мятежных войск в Москву, свергнув нынешнюю власть. Я что-нибудь неверно цитирую?

Корр: Фантазии Просвирнина — это необязательно.

С.К.: Послушайте меня. Фантазия Просвирнина, подкрепленная мандатом Стрелкова...

Корр: Какой мандат? Вы видели эту бумажку?

С.К.: Хорошо. Я видел. Я видел не бумажку, я видел ролик. Давайте посмотрим. Давайте посмотрим. Там назван человек, которого он благодарит, — он фигурант по «болотному делу».

Корр: Но он не говорит же: «Он меня представляет в России, все кланяемся ему».

С.К.: Хорошо, прекрасно. Значит, господин Просвирнин это делает. Теперь представим себе две вещи. Первую вещь, что господин Просвирнин —я сейчас не говорю о Стрелкове, — что господин Просвирнин это делает для того, чтобы благородным образом свергнуть это плохое национальное правительство и делать хорошее. Но такие вещи не говорят на телеканале «Дождь»! Значит, господин Просвирнин — это человек, который заявил, что после входа Крыма в Россию Россия рухнет, но это для нас бонус, а не катастрофа. Значит, господин Просвирнин просто топит Юго-Восток. Ну вы это понимаете? Вы люди, сколько-то времени занимавшиеся политикой. Он не организует какую-то вот эту спецоперацию. Он просто НАГЛО, как дешевая, провокативная мразь, ТОПИТ Юго-Восток, разрывая линии военно-технического сотрудничества и все прочее. Правильно?

Стрелков не дает опровержения. Вот этот Друзь, который сейчас разразился шестью страницами в мой адрес, он ничего не делает. Господин Песков делает, когда что-нибудь нужно, да? Надо отслеживать, что происходит. Начинается вакханалия. Но вы проследили, кто успел это сказать? Это сказали все. Гильбо, все. Стрелков превратился в главного нового Навального. Но такие фокусы не делают. Во-первых, потому что понятно, чей это Навальный. Это Навальный телеканала «Дождь», господина Просвирнина, который является другом Собчак и Белковского, и Белковский ушел к бандеровцам, а этот ушел сюда. Значит, это хрестоматийная провокация, о которой я предупреждал за три месяца до этого, разбирая господина Просвирнина. Теперь он это СДЕЛАЛ. Он сделал это просто как беспредельно грязный, мелкий подонок.

Теперь поговорим о Стрелкове. Стрелков — я согласен с вами — не отвечает головой за фантазии господина Просвирнина. Но когда это уже Просвирнин, Гильбо, вся фактически элита и так далее, то возникает естественный вопрос: а собственно, чей пиар?

Корр: Какая вся элита?

СЕК: Ну, вы знаете, кто такой Гильбо?

Корр: Нет.

С.К.: Не знаете. Нет. Тогда я молчу. Значит я... Ну, просто я буду долго комментировать...

Корр.: Гельман?

С.К.: Гильбо.

Корр.: А, Гильбо.

С.К.: Значит, там достаточное количество людей, которые сейчас уже вполне очевидным образом делают. Вы не знаете господина Пономарева? Он не делает это же prosperity? Вы не знаете, с кем связан господин Пономарев? Вы не знаете, что это группа Абрамовича?

Корр.: Он поддерживает Юго-Восток?

С.К.: Да! Да!

Корр.: Пономарев?

С.К.: Да! Как преступление Путина. Он говорит, Юго-Восток должен быть главной силой свержения Путина.

Ну, хорошо. Ну, понимаете, я же не виноват, что вы это не знаете. Эпоха интернета. Вы мгновенно сейчас это наберете быстрее меня, несколько кнопочек...

Корр.: Правильно. Эпоха Интернета, но вы это говорите, а сами, видимо, не читали Стрелкова. Он неоднократно сам опровергал это. Он говорит, что... сам... Не говорит, «я за Путина», но он говорит, что «я никаких планов о свержении и о том, что меня монархом сделать, не испытываю, мне этого не надо». То есть он это сам отвергает.

С.К.: Я очень рад, что он это говорит. Я очень рад. Значит, во-первых, в таких случаях не так говорят. Да? «Я этот сыр [облизывается] никогда не съем [облизывается]. Мяу! Мяу!» Да? Так не говорят. Что-то доказывают действием.

Во-вторых, непрерывный стиль «плача Ярославны» по поводу того, что если не введут войска, мы немедленно все погибнем, умрем, умрем, умрем, все кончится и так далее, под аккомпанемент причитания Просвирнина: «Сука, введи войска! Сука, введи войска!» — для меня стоят гораздо больше, чем заявления господина Стрелкова.

В-третьих, все это бы не стоило ломаного гроша и было бы контекстом до сдачи Славянска. А теперь это стало текстом.

Кроме того, мы прекрасно знаем — надеюсь, и вы, — что он должен был быть не в Донецке, а в совершенно другом городе. А он находится в Донецке.

Поэтому я считаю, что Донецкая Народная Республика находится на грани мятежа, а господину Стрелкову хочется выступать в роли Лебедь 2.0, а что такое был генерал Лебедь в Приднестровье, я очень хорошо знал. Я знал, что раскручивал его клан Бобкова — Гусинского, как именно раскручивали, чем именно это кончилось. А кончилось это преступным Хасавюртом и заявлением о том, что Россия должна принять ислам.

И, извините, потом не кому-то, а вашему покорному слуге пришлось неимоверными усилиями снимать этого Лебедя с поста секретаря Совета Безопасности. Что тоже довольно-таки известно, по крайней мере, в Москве.

И можно посмотреть мои заявления по программе «Время» и т.д., как все это происходило. Мой союз с Куликовым против этого и так далее.

Теперь возникает новая ситуация. Она опаснейший характер носит, прежде всего, потому, что нам здесь нужно сплочение.

Нам, для начала, здесь нужен Совет военно-полевых командиров. Шура. Потому что сейчас все это гораздо хуже, чем в известных республиках, где есть шура. Потому что тут полевые командиры без шуры.

Нужна шура. Совет. Раздел зон влияний и всего, чего угодно. Грамотная концепция элиты. Наведение порядка. И это первое, что нужно.

Второе, и вы должны знать. Эта свара бесконечная, разогреваемая московскими гастролерами — просто разогреваемая московскими гастролерами, каждый день, в качестве метода своего правления — она, в итоге, приводит к тому, что совершается самое плохое из того, что может: народ отпадает. Потенциал протеста снижается. И если мы допустим это, то можно поставить любую технику, и создать любую дисциплину, и все равно всё проиграете.

Поэтому следом за этим нужно, чтобы Совет военно-полевых командиров навел порядок во всем. В экономике. В коррупционных вещах. И во всем остальном так, как он наводил это в Приднестровье. Я излагаю просто приднестровскую схему.

Далее нужны немедленные выборы, немедленные выборы и постановка всего этого дела под политический контроль власти и гражданского общества.

Корр.: А кого вы видите в этом совете? Вы Стрелкова видите в этом совете?

С.К.: Я абсолютно готов видеть Стрелкова. Ему доверяют полевые командиры, его ребята? Доверяют, значит, он есть. Значит, он есть.

Голос за кадром: Вы будете встречаться с ним в ближайшее время?

С.К.: Если он изъявит желание — в любой момент. У него есть пресс-секретарь и у меня есть пресс-секретарь. Я готов встречаться публично и готов встречаться конфиденциально. Никаких вопросов здесь нет. Я не приехал воевать. Это он воюет. Пусть он со своим Просвирниным разбирается, а не со мной. Это он его извалял в грязи. И я вам даже не могу описать (потому что Москву я как-нибудь лучше знаю), в какой степени он его извалял в грязи.

Что же касается меня, то я абсолютно считаю необходимым гармонизацию элиты, выдвинутой на волне событий, героями, простыми людьми с автоматами выдвинутых вождей. Эти вожди (сколько бы их не было) должны жесточайше построить, как называется в таких случаях, вначале внутренние клубные отношения. Они не имеют права выносить сор из избы. Они не имеют права грызться. Они должны твердо внутри всё это сделать, а потом выйти на народ и заявить программу. И не прятаться за спины московских гастролеров и кого-нибудь именно, а понимать, что им здесь жить. Если народ от них отвернется — никто их не спасет: ни Россия, ни летающие тарелки, ни Господь Бог. Ибо глас народа — глас божий.

Голос за кадром: Сергей Ервандович, много полевых командиров...

С.К.: Нельзя ли, чтобы вы представились?

А.А.: Андрей Афанасьев, Агентство политических новостей. Много командиров полевых — это много амбиций. Почему вы так отметаете единоначалие, которое, на мой взгляд, более перспективно.

С.К.: Потому что это единоначалие сейчас возможно только в виде резни.

А.А.: Отнюдь.

С.К.: Ну, так расскажите. Оно нарушает всю мировую практику.

А.А.: Ну, пусть остальные отринут свои амбиции во имя великой цели, во имя построения Новороссии.

С.К.: И все присягнут человеку, который сдал города. Извините.

А.А.: Это стратегическая необходимость.

С.К.: Нет, докажите мне, что она была. Вот я вам хочу сказать, что никто не верит ни в какую стратегическую необходимость.

Корр.: Скажите, пожалуйста, сможете ли вы помочь в формировании идеологии, общей идеологии Новороссии.

С.К.: Идеология сформировалась.

Корр.: Сформировалась?

С.К.: Великий народ Донбасса и Луганска сформировал идеологию. Это идеология знамени Победы и идеология Иисуса Христа. Она сформирована. Это здесь состоялся православный вариант теологии освобождения. Здесь он уже состоялся. Народное творчество уже дало идеологию. Я могу ее... Никогда никто не может выдумать идеологию на бумаге. Дух народа здесь сформировал великую победительную идеологию. Но только не надо примешивать к этой идеологии, пожалуйста, людей, которые говорят, что 22 июня — «день отмщения». Потому что рядом с людьми, которые свято верят в Иисуса Христа, есть очень серьезные боевые силы, которые верят в Советский Союз. И мы знаем их. Это люди, которые отказались принимать присягу Украины в 91-м году, это люди с огромными боевыми заслугами. И они тоже воюют. Зачем им-то плевать в лицо?

Всё уже сформировалось, всё уже в народных массах сформировалось. А вот когда в это дело вмешивается провокационная сила, которая начинает говорить, что 22 июня — «день отмщения», вот тогда идеология рушится. А она уже сформирована народом. И народ может ее нести даже в мир, потому что мир хочет такой идеологии. Тот сейчас решит идеологическую проблему XXI века, кто соединит религию и коммунизм.

Голос за кадром: Как вы относитесь к Ринату Ахметову в данный момент? Что вы можете сказать об этом человеке?

С.К.: Посмотрите мои ролики. И я сказал, что господин Ахметов невероятную глупость и хуже, чем глупость. Посмотрите мои ролики. Не сейчас, а то мне говорят, что я что-то там Ахметова защищаю. Посмотрите, что я про него говорил. Я его отхлестал так, как никто. Посмотрите, это же было месяц назад. Включите интернет: «Кургинян об Ахметове». Это так просто. Давайте сейчас сделаем.

Вышел какой-то человек, между прочим, умевший рисковать жизнью, мы хорошо знаем, как он здесь продвигался, по каким именно ступеням какой лестницы он продвигался. Я хорошо знаю его генезис по Подмосковью. Мне совершенно понятно, кто помогал ему так продвигаться реально. Вышел этот человек, напомадился на фоне каких-то пальм и начал нести ахинею преступную.

Ровно, как он ее закончил и выложил, через 30 минут я выступил и сказал что это ахинея, преступная ахинея. Вот как я отношусь к господину Ахметову. Это мое личное, выраженное публично, отношение. Теперь я считаю, что в зависимости от того, какую линию выберет народ: на смешанную экономику...

Да, дальше выступает господин Бородай и говорит, что мы никогда не будем ничего национализировать, потому что мы не коммунисты.

Корр.: Да, да, было такое заявление.

С.К.: Но, мои дорогие, национализации врагов — имущества врагов —осуществляла буржуазная, феодальная и даже рабовладельческая власть. Рабовладельческая власть. Я вам напомню, это осуществлял господин Сулла, и называлось это «проскрипционные списки». Наверное, Сулла был коммунистом, но он жил в республиканском Риме.

С тех пор не проходило 50 лет. Вы понимаете уровень безграмотности людей? Чтобы не происходила национализации имущества врагов? Национализация имущества врагов не имеет никакого отношения к национализации имущества вообще. Царская власть производила национализации, временное правительство производило национализации, Германия производила, Америка производила. Все производили национализацию имущества врагов.

Господин Ахметов враг? Если он друг, то пусть он это докажет. Например, создаст частную кампания и ввезет сюда 50 «Нон» — и мы будем относиться к нему мягче.

Корр.: То есть вы поддерживаете абсолютно — что? Идею национализации его предприятий?

С.К.: Я считаю, что если он враг, то надо его национализировать, если он друг, то надо его не трогать, а холить и лелеять. И вопрос сейчас в том, что те, которые являются врагами, или те, кто не доказывают, что они не враги. И никакого отношения к коммунизму это не имеет. Это типичный частный принцип. Каждый человек, который в Приднестровье, который поддержал Приднестровье (спросите Рыбнинский завод и всё прочее), пылинки сдували с капиталистической собственности (я написал программу), пылинки сдували. Каждый, кто осмелился посмотреть в сторону молдаван, а тем более начать кормить молдавскую армию на деньги предприятий, находящихся в Приднестровье, получал от ворот поворот.

И всё было национализировано. Это делает любое правительство, понимаете? Либеральное, консервативное, буржуазное, феодальное. Ну, сколько можно заниматься безграмотно-вопиющим философским пиаром с очевидными рэкетскими целями, не крупными? Слишком всё видно невооруженным глазом, что облизнуться-то на это даже в страшном сне не подумаешь, а вот там, где чуть-чуть пошевелить пальцами — можно.

Дорогие товарищи, друзья, братья и сестры, дамы и господа! Крымский сценарий не пройдет. Я сказал об этом сразу. Не будет ситуации, когда 10-20 дней надо погеройствовать, а потом можно «пилить» потоки. Ну, не будет ее, понимаете? Я не к тому, что она плохая, я 10 раз бы за это. Женщины простые, дети бы страдали меньше. Я вам говорю, как человек, который всё понимает: «Этого не будет». Надо засучить рукава и ручками, головкой строить государство, строить его в огне, дыму, интригах.

И не думайте, что здесь есть что-то особенное. Лебедь интриговал — посадили этого Лебедя на место, и как миленький, как котик он работал, когда надо было. Костенко был такой, тоже хулиганил в Приднестровье. Поинтересуйтесь его судьбой. Порядок надо наводить, порядок. И с моей точки зрения, главный, кто должен это наводить — это сами ополченцы. Военная демократия.

Корр.: А вопрос о признании этого государства?

С.К. Вопрос о признании этого государства решится тогда, когда будет государство. Если вы хотите спросить меня, сколько процентов за признание, я скажу: примерно 75%. Но раньше, чем произойдет признание, если вы построите государство... вы понимаете, если вы построите государство... Ситуация очень плохая. Я хочу сказать, что ситуация в целом очень трагическая, и сдача Славянска очень усугубило ситуацию. Всё некрасиво, нехорошо. А хуже всего, что если я это не буду говорить вот так, то шепотки всё убьют, понимаете?

Всё, что не обсуждается нами так, будет обсуждаться иначе. Понимаете? Лучше так, чем как угодно. Не я уходил из Славинска. Нельзя это не обсуждать. Пусть на меня выльются еще сто пятьдесят ведер дерьма. Я привык к этому, это моя профессия такая. Каждый занимается тем, в чем считает себя признанным. Нормально, у меня это не вызывает никаких эмоций.

Теперь вопрос заключается в следующем. Вы построили это государство. Это примерно 6-7 миллионов людей. Это большое государство, это не Приднестровье (вы меня понимаете?) и не Карабах. Большое государство с сильными экономическими объектами. Являются они государствами капиталистическими или просто государства — они большие. И каждый, кто скажет, что они дотационные, лжет. Потому что они дотационные потому, что сначала воруют всю прибыль, а потом воруют дотации. Понятно?

Значит, это большое государство. Если его удалось построить — сколько армия Приднестровья? 7 тысяч человек. Там есть авиация, есть ПВО, есть бронетехника. 7 тысяч человек на 700 тысяч населения. 7 тысяч — каждый сотый. Сколько может быть армия здесь? Помножьте на 10, и это будет 70 тысяч. Сколько резервистов хорошо подготовленных в Приднестровье? 13 тысяч. Сколько их может быть здесь? Вы понимаете, что вы создаете армию в этом случае более сильную, чем украинская? И никто сюда не сунется.

Теперь я смотрю в глаза вызывающих у меня разную моральную оценку наших либеральных экономистов. В глазах у всех у них несокрушимая решимость вести экономическую войну до конца. Тут вам что Юргенс с Чубайсом... Значит, война будет вестись корректно. Результатом ее будет дефолт и страшное падение уровня жизни, которое никакие американцы, никакая Европа не компенсируют. У них, поверьте, уже сейчас есть другие проблемы, а потом они будут совсем другими.

Корр.: На данный момент вы понимаете, что фашизм спонсируется?

С.К.: Спонсируется, но он спонсируется так, как это делают американцы.

Корр.: Вы думаете, что это будет до поры до времени?

С.К.: Сейчас. Великая сила англосаксов заключается в том, что он вас спонсирует, грабя, в отличие от советско-русского. Поэтому они говорят: «Порошенко! Вы гений демократии, мы демократию поддерживаем, возьми 100 миллионов».

«Мне надо 50 миллиардов!»

«Что ты говоришь? Отдай нам газовые сети. Что ты там еще можешь дать? Вот это, это и свои предприятия, и вот это. Да, кстати, нам говорили, что ты коррупционер. Мы поддерживаем демократию, но коррупцию — нет, не поддерживаем. А если ты не соглашаешься на наши условия грабежа, то мы еще вспомним, что у тебя есть, говорят, какой-то фашизм и даже знакомый еврей говорил, что кто-то его отца сжигал. Ты понимаешь, что это осложняет дело и резко снижает цену транспортных сетей? Ты думай, а вообще наш экономист сказал, что надо в три раза понизить уровень жизни населения».

«Как в 3 раза? Что со мной будет?»

«У нас демократия, 6 месяцев ты будешь понижать, потом 6 месяцев будет понижать Тимошенко, потом Тягнибок, наверно, а потом мы будем смотреть, что делать. Может быть, это failed state. Ну, тогда мы будем думать с Венгрией, Польшей, что с вами делать».

Майдан никогда не простят. Я-то считаю, что итогом жизни господина Коломойского должна быть очень комфортабельная, пожизненная израильская тюрьма. И я даже знаю примерно, кто это будет делать. Если бы господин Кедми находился при исполнении своих обязанностей, то всё было бы решено быстрее и без тюрьмы. У него, кстати, были такие полномочия — уничтожение всех точек антисемитизма физическим методом. Он, наверно, если сейчас вы у него спросите, будет всё отрицать, и тогда я буду вынужден с ним согласиться, но, поверьте мне, я знаю. Сейчас более мирные люди, чем Яков, находятся на этих должностях, поэтому, я думаю, что если он заранее что-нибудь еще спонсирует, то тогда тюрьма будет комфортабельная, но пожизненная. Это его судьба.

Обо всех остальных говорить мрачно, прогнозы давать несвоевременно и это не зависит от того, победят они Юго-Восток или нет. Их путь будет тот же самый. Они пролили кровь, они встали в конфронтацию со своим народом. Народ им простит. Иногда для этого нужно 10 лет, иногда 15 и всё будет нормально. Я встречался с одесситами, с 82-летним парикмахером: «Это всё какие-то глупости, какое-то „Куликовое поле“, но я вам должен сказать, что у меня был домик, была семья. Я продал домик, я купил 4 автомата и отдал их друзьям. Я думаю, что другие тоже это сделают. Мы же не глупые, чтобы идти без ничего, когда эти фашисты жгут ». Одесса ответит, если я что-то в ней понимаю. Она ответит. Там была очень хорошая школа военная, может, вы знаете, она была одной из лучших в мире.

Корр.: Как вы думаете, когда?

С.К.: Я думаю, что примерно через 8 месяцев. Посчитаем. Сейчас у нас июль, август... к марту. Значит, это не просто будет Приднестровье, умноженное на 10, с огромной армией. Дальше будет колебаться сначала не Одесса. Прежде всего, начнет колебаться Мариуполь. Все эти сказки о благоденствии в Мариуполе вы забудьте. Мариуполь будет первым, потом Николаев с Херсоном. Потом долго будет колебаться и говорить: «Мы знаем эти штучки, опять эти фокусы, хулиганские дела, зачем нам это надо...фу, ну ладно ». Я не могу вам предсказать в Запорожье, сейчас ситуация не в пользу России. Мы провели социологический опрос (мы проводим закрытые социологические опросы всюду). Там 35% примерно поддерживают.

Ну, понимаете мифы — это такая хрупкая конструкция. Она вот держится, а потом рушится. Когда-нибудь ведь произойдет что-нибудь такое. Разрушать окончательно миф о Стрелкове в сознании тех, у кого он есть, буду не я. Как мне говорили: «Пиар того, что есть благоденствие, очень плохо держится, если отопление отключают в Якутии при морозе больше 40 градусов». Никак пиар не действует, понимаете, у него есть предел. То же самое и с мифом о жутких русских, что всех убивали. Совершенно понятно, что это страх и истерика. Себе нужно сказать, что если русских ты не поддержишь, то ты падла и трус. А ведь никто так не скажет, все говорят, что русский — воин.

Это хрупкая конструкция. Значит, рано или поздно произойдет то, что должно было произойти, а оно называется распад Советского Союза. Люди не крепостные, границы эти были территориальными, людей не спросили, чего они хотят. Я бы очень хотел, чтобы несколько более или менее разумных людей, которых я знаю в украинской элите, поняли, что надо делать. Надо быстренько, быстренько самим всё признать, подписать договор и купировать процесс, потому что в противном случае бежать будет некуда, а пластические операции — это очень болезненная вещь и тоже не гарантирована. Поэтому надо действовать вовремя.

Да, вот это всё, что я говорю, — в сумме это, наверно, десятилетие. Хуже всего, что посередине всего этого дела вполне возможна ядерная война и хуже всего то, что никто... да, да возможна. Вот я в 2008 году находился в достаточно не самых, но вполне капитальных местах, где бегали по роскошным комнатам и кричали, что работать мы будем из Атлантики по целям в Черном море.

Я смотрел на лица. Знаете, это такая, очень специальная элита. «Красиво мы пожили, красиво и умрем». Это свойство определенного типа элиты. Они все хотят благоденствовать, но благоденствуют, лежа на шезлонгах, как какие-нибудь испанские или французские люди, только, в отличие от них, у них под шезлонгами автомат Калашникова. Иначе кайфа не происходит. Идешь в любой отель серьезный, а там англичанка какая-нибудь... А как отличить англичанку от русских, или от украинцев? Там, вы знаете, очень близкие типажи, белые люди и английский язык знают. Англичанка говорит тебе: «Good mo-o-o-o-rning!!!» «Good mo-o-o-o-rning!!!». И блеет, как овца. Потому что солнышко, хорошо. И мне хорошо, и тебе хорошо. А этот говорит: «Р-р-р-р!!!» Вот как слышишь: «Р-р-р-р!!!» — это наш соотечественник.

Но все возможно, поверьте, все возможно. Сегодня вот будем разумными-разумными-разумными. Потом надоест: «Да пошло оно всё!!!» Тудыть и растудыть, и еще тудыть. Понятно что. Значит, нужно в этом смысле как еще пройти, что бы все произошло. А происходить должно только одно, поймите. Люди — не крепостные. Осетия не входила в Грузию, Осетия входила в Советский Союз. И автоматически засадить осетина в Грузию — некрасиво, они не крепостные графа Шереметьева, что бы отдавать их с места на место.

Донецкие, луганские, там кто-то еще — не входили в суверенную Украину. Они в нее никогда не входили. Спросите их, куда они хотят. И побыстрее. И, может быть, у вас будут выгодные условия. Но чем больше это задерживается, и чем больше пролито крови, тем... это конец. Никто, никогда ни одно непризнанное государство не заставит войти назад. Осетию не заставят войти в Грузию. Карабах не заставят войти в Армению. Абхазию не заставят войти в Грузию. Приднестровье не заставят войти в Молдову. И так далее. И уж давно в Организации Объединенных Наций и везде нужно, чтобы сидел за столом переговоров, там, премьер, министр иностранных дел Донецкой Республики и так далее. Для этого должен быть парламент, и они должны быть назначены суверенной властью.

Нельзя сначала провести референдум, а потом тянуть, тянуть и тянуть, потому что очень хочется сохранить статус. И понимая, что иначе как этой протяжкой ты его не сохранишь. Это неправильно. Накапливаются очень большие ошибки, понимаете? Накапливается груз ошибок. И вот под этими ошибками можно проиграть всё. Единственный по-настоящему выигрышный момент здесь, прошу прощения, это бандеровцы, особенно если они выдвинут вперед, о чем мы все мечтаем, «Правый Сектор» в виде ударных батальонов. Я останусь здесь. Best-туризм еще месяца, наверное, два.

Значит — понятно. Но они не выдвинут. Они будут прятаться. Каратели будут прятаться за спинами армии. Все равно она играет некую стабилизирующую роль. Нельзя же все время делать только это. Люди же смотрят. Должна начаться жизнь. Эта жизнь должна быть более красивой и благородной, чем она была. Она должна быть убедительной для населения. Каждый день этим надо заниматься. Вот и все, что я считаю. Стрелковым больше, Стрелковым меньше. Что народ скажет, то и будет.

Корр.: Как вы относитесь к лидерам Новороссии? К Цареву? К лидеру ДНР Пушилину?

С.К.: К ним ко всем отношусь предельно доброжелательно. Они герои, вставшие на эту позицию. Я знаю их биографии. Они ни для кого не секретные.

Корр.: Вы с ними уже общались?

С.К.: Мои представители уже общались, и я готов пойти на любые встречи.

Корр.: Спасибо!

С.К.: Я ко всем отношусь хорошо, ко всем. Я плохо отношусь к бандеровцам. Я их действительно искренне ненавижу, всеми фибрами души. Мне кажется, что они — такое инфернальное что-то. А к этому ко всему я отношусь хорошо. Ну, если бандеровцы в какой-нибудь Львовской области и так далее захотят построить себе государство, то, в конце концов, мы мучительно согласимся.

Корр.: Когда будем брать Киев?

С.К.: Народно-освободительная армия в сто тысяч, кризис по всей Новороссии, абсолютная консолидация элиты двух ударных областей, Донецкой и Луганской, мощная информационная война, сильная экономика, — и их наглая, свирепая попытка вторгнуться на благословенную нашу территорию. Через пять месяцев после этого войска в Киеве, никакой диктатуры, свободные, общенародные выборы по схеме: референдум, конституционное совещание — и понеслась. А преступники на скамье подсудимых.