Прикинуть: сможет ли Россия выжить в полной изоляции

Этакое подобие железного занавеса в миниатюре. По итогам эксперимента мы поймем, готова ли хотя бы одна наша отрасль существовать на полном самообеспечении и сколько времени требуется, чтобы слезть с импортной иглы. Пользуясь случаем, «РР» решил разобраться, а что же будет, если подобный занавес в виде жестких санкций упадет на всю российскую экономику. Способна ли российская промышленность обеспечить страну всем необходимым, если страна окажется в полной изоляции?

Конечно, стоит оговориться, что ситуация, которую мы моделируем, слегка утопична. Нет такого железного занавеса, в котором не было бы щелей, калиток и контрольно-пропускных пунктов. Даже страны-изгои вроде КНДР, не говоря уже об Иране, не отрезаны полностью от остального мира, имеют возможность ввозить сырье, товары и технологии.

Кроме того, мы прекрасно понимаем, что если импорт товаров двойного назначения действительно под угрозой, то вряд ли кто-то запретит поставлять в Россию корейские смартфоны, японские телевизоры, немецкие томографы или эквадорские бананы. Однако, задавая максимально жесткие условия эксперимента — никакого импорта, — мы сможем быстрее оценить реальное состояние той или иной индустрии, ее способность эффективно работать в условиях менее благоприятных, чем свободный рынок, открытые границы и мир во всем мире.

Мы разбили основные отрасли промышленности на три группы, ориентируясь на следующие параметры: степень зависимости от импорта, способность быстро и безболезненно эту зависимость преодолеть, наличие технологий, знаний и кадрового потенциала, позволяющих совершить этот шаг. Для наглядности положение дел в каждой группе мы проанализируем на примере самых показательных отраслей.

Отрасли Военно-промышленный комплекс, строительство, металлургия.

Признаки группы Минимальная зависимость от импорта. Страна обладает собственной сырьевой и технологической базой для полноценного развития этих видов промышленности, в том числе — в случае необходимости — для быстрого и полного импортозамещения без серьезных потерь в качестве продукции.

С чем будет плохо за железным занавесом Первое время — с двигателями для вертолетов, компонентами для производства беспилотных летательных аппаратов. На несколько лет придется резко уменьшить гособоронзаказ по боевым вертолетам, кораблям, некоторым типам крылатых ракет. Изменены будут сроки экспортных поставок вертолетов (как боевых, так и гражданских). Резко замедлятся программы создания беспилотных летательных аппаратов. В строительстве придется отказаться от дизайнерских изысков с использованием высокотехнологичных импортных материалов.

Зарубежных партнеров нашего ВПК можно поделить на две группы: Украина и все остальные. Об Украине разговор особый, а от остальных мы зависим минимально. Французские тепловизоры и другие элементы прицельных комплексов, электронная начинка систем навигации и управления огнем, дистанционно управляемые боевые модули для танков и артиллерии — звучит весомо, но, во-первых, значительная часть импортной техники ставится на экспортные варианты вооружений (требование заказчиков). Во-вторых, зависимость от подобных поставок некритична. Весь импорт продукции военного назначения — это не более 300 млн долларов в год.

«Придется внести модификации в отдельные изделия, в бортовое радиоэлектронное оборудование, например, некоторых типов авиатехники. Но все это в рамках преодолимого, — объясняет неэффективность любых санкций в отношении российского ВПК эксперт Центра анализа стратегий и технологий Василий Кашин. — Все эти годы США и страны НАТО сами не подпускали нас к продвинутому сотрудничеству в военной сфере, устанавливали массу ограничений. Вот мы и не смогли подсесть на эту иглу. Так что в случае масштабных санкций мы лишь возвращаемся к привычной модели развития оборонной промышленности, которая доказала свою жизнеспособность».

Серьезно просядем мы только с производством беспилотников. Этот вид авиации начал бурно развиваться в 90-е. Отечественная оборонка сидела тогда без денег, советского задела не было, в итоге основные технологии пришлось перенимать на Западе. Кроме того, в СССР в свое время приняли ошибочное решение свернуть производство поршневых двигателей, на которых сейчас и летает большинство беспилотников.

Но, в конце концов, если программы развития беспилотной авиации и отложат на несколько лет, это не сильно ударит по общей обороноспособности страны. Чего не скажешь о поставках с Украины.

В украинской «игле», на которой мы сидели все постсоветские десятилетия, — питательный коктейль из двигателей для боевых и гражданских вертолетов, учебно-боевых самолетов Як-130, некоторых видов крылатых ракет, газотурбинных двигателей для боевых кораблей, оптических головок самонаведения ракет.

Согласно контракту, запорожский «Мотор Сич» в год поставляет свыше 600 двигателей для всей линейки, выпускаемой холдингом «Вертолеты России». О локализации сборки двигателей в России задумались давно, но при наличии миллиардного контракта с «Мотор Сич», шевелились медленно. В итоге первый отечественный двигатель на специально построенном под Санкт-Петербургом заводе собрали лишь в прошлом году. Производство там нельзя нарастить быстро. Будет здорово, если в этом году там сделают несколько десятков двигателей. А надо, напомним, шестьсот. «Покрыть спрос производителей вертолетов предприятие сразу не сможет. Максимум мы обеспечим двигателями некоторые виды боевых вертолетов. По остальным моделям нас ждут серьезные трудности с выполнением гособоронзаказа и экспортных контрактов», — констатирует Василий Кашин.

Примерно такая же ситуация с двигателями для боевых кораблей. Их производство, скорее всего, наладят на базе НПО «Сатурн» в Рыбинске. Тем не менее в ближайшие годы флот недополучит как минимум шесть фрегатов, запланированных по гособоронзаказу.

Ломка продлится несколько лет, но в итоге с украинской импортной иглы мы слезем.

Довольно неплохая ситуация и в строительстве. На полное самообеспечение стройматериалами Россия может перейти хоть завтра. Цемент, бетон, кирпич, арматура — доля их импорта и так минимальна. Например, цемента в год мы производим больше шестидесяти миллионов тонн, а импортируем меньше четырех. И причина не в слабости российских заводов, а в демпинге иностранных производителей цемента и неравномерном распределении производств по территории страны.

Строительные заводы у нас сконцентрированы в центральных регионах, на Урале и в Поволжье. В Краснодарский край, где уже который год строительный бум, иногда выгоднее завозить цемент из Турции. А такой популярный стройматериал, как керамический кирпич, привезенный на Дальний Восток из Китая и Кореи оказывается дешевле, чем российский, сделанный на Урале.

Но при необходимости от импорта можно будет отказаться полностью. Пару лет назад производители того же цемента, в частности «Евроцемент груп», даже инициировали антидемпинговое расследование против импортеров из Турции, Ирана и Китая, жалуясь на недобросовестную конкуренцию. «Самое обидное, что строить цементные заводы иранцев и китайцев учили российские специалисты», — сокрушался тогда президент этой компании Михаил Скороход.

Есть сегменты, где российское производство вытеснило импорт, — например, теплоизоляционные материалы и пластиковые окна. И хотя большая часть этой продукции выпускается под западными брендами, производство их максимально локализовано.

Чуть хуже ситуация с отделочными материалами. Тенденция здесь такая: доля импорта тем выше, чем более высокотехнологичным является материал. Но посыпать голову пеплом не стоит. За последние годы доля импорта на рынке, например, лаков, красок, керамической плитки, сантехники упала в два раза.

Отрасли Космос, сельское хозяйство, электроника, IT, машиностроение, химия и нефтепереработка.

Признаки группы Существенная, но не критичная зависимость от импорта. Теоретическая возможность в среднесрочной перспективе заменить импортную продукцию по большинству позиций. Однако это требует значительных инвестиций и времени, а конечная продукция нередко будет уступать импортным аналогам по цене и качеству.

С чем будет плохо за железным занавесом Придется забыть о недорогих телевизорах, смартфонах, прочей электронике и бытовой технике. Заменить современные спутники связи гражданского назначения на аппараты предыдущих поколений. Потеряют конкурентоспособность на мировом рынке проекты, реализуемые на основе широкой международной кооперации, такие как самолет SSJ-100. Имея на руках 500–600 тысяч рублей, нельзя будет выбирать между десятью новыми автомобилями приличного качества. Мы будем есть меньше говядины и фруктов — что поделаешь, апельсины в России не растут.

— Автаркия (полное самообеспечение. — «РР») в ракетно-космической отрасли представляется совершенной утопией, — сразу оговаривается директор по науке кластера космических технологий и телекоммуникаций Фонда «Сколково» Дмитрий Пайсон. — Но свести зависимость от импорта к минимуму можно.

Самое узкое место ракетно-космической промышленности — электроника.

— Доля импортной электронной компонентной базы, установленной на отечественных ракетах-носителях, и в особенности на космических аппаратах различного назначения, — 65–70%, — продолжает Дмитрий.

Это значит, что опустившийся вдруг железный занавес ударит по производству прежде всего самых современных космических систем и в меньшей степени по продукции, разработанной еще в советские времена.

— При закрытии границ без серьезной потери качества удастся продолжать создание ракет-носителей и разгонных блоков, — говорит Пайсон. — Возможно, придется отказаться от ряда модификаций, в которых шире используется современная компонентная база, позволяющая активнее внедрять цифровые технологии. Но ракеты семейства «Союз» летают с конца 1950-х годов, «Протон» — с середины 1960-х, и тогда речь о зарубежных комплектующих никак не шла, а качества и надежности удалось достичь вполне адекватных — уж точно не хуже, чем сейчас. При введении максимально тяжелых санкций ракетная промышленность пострадает, но при «обращении к истокам», вероятно, сможет выжить без глобальных потрясений.

По большому счету, отмечают эксперты, удастся сохранить и космические аппараты дистанционного зондирования Земли на базе устаревших сегодня тяжелых платформ. А вот о современных космических аппаратах связи гражданского назначения придется, судя по всему, забыть. Ключевую начинку для них делают именно зарубежные поставщики, варьируется лишь общий подход: то иностранцы сдают бортовой радиокомплекс под ключ, то поставляют компоненты для сборки, то космический аппарат целиком. Таким образом, в случае реализации крайнего сценария нам придется — как минимум в первое время — вернуться к производству космических аппаратов связи, отвечающих мировому уровню десяти-пятнадцатилетней давности.

Впрочем, производители электроники не склонны настолько драматизировать ситуацию. Импортная компонентная база выигрывает конкуренцию за счет цены, но это не значит, что мы не можем производить того же, говорят они.

— Проблемы технологической зависимости от импорта в электронной промышленности не существует, — уверяет «РР» генеральный директор холдинга «Российская электроника» (входит в корпорацию Ростех) Андрей Зверев. — Россия сама является держателем многих ключевых технологий. Мы можем производить все что угодно как для рядового потребителя, так и для военных и космической отрасли. Вопрос лишь в том, сколько это будет стоить.

Многие микросхемы ты можешь использовать и в военной радиостанции, и в смартфоне — разницы никакой нет. Поэтому то, что производится десятком компаний на открытом рынке и не является предметом национальной безопасности, — это не обязательно производить в России. А то, что критично для обороноспособности страны, — да, мы можем производить сами. Или сможем в ближайшем будущем.

— Девяносто процентов полезной нагрузки для наших спутников мы тоже можем делать сами, — продолжает Андрей. — Не делаем только из-за нетерпения заказчиков: чем дожидаться, пока мы разработаем какой-то компонент, им проще выйти на международный рынок, свистнуть: «Хочу белый верх, черный низ» — и к ним уже со всех сторон бегут производители. Но, кстати, мы уже договорились с руководителями космической отрасли, что все новые образцы космической техники будут разрабатывать, ориентируясь на максимальное использование именно нашей компонентной базы.

Отечественная промышленность может разрабатывать (что доказала YotaPhone) и производить в том числе бытовую электронику. Вопрос опять же в цене.

— У нас в стране всего 150 миллионов человек. И если ориентироваться только на этот рынок, товары будут заведомо дороже, чем те же телевизоры Samsung или айфоны, которые выпускают для мирового рынка сотнями миллионов штук, — объясняет Андрей Зверев.

Но теоретически, повторимся, это возможно. И даже если в Россию совсем перестанут экспортировать бытовую электронику, средняя домохозяйка не останется без смартфона и «Давай поженимся» на экране телевизора. Только стоить это удовольствие будет значительно дороже.

Но и это не все. Жизнь за железным занавесом предполагает собственное обеспечение ресурсами. С газом и нефтью у нас проблем не будет. А ту же электронику и другие высокотехнологичные товары не сделаешь помимо прочего без редкоземельных материалов. Пусть и в мизерных количествах, но они присутствуют во всех планшетах, смартфонах, энергосберегающих лампочках, атомной технике, деталях для самолетов и так далее по очень большому списку.

Для России, в недрах которой сосредоточена пятая часть мировых запасов редкоземельных металлов, это вроде бы не проблема. Только вот 95–97% всего рынка таких металлов удерживает Китай, а отрасль, существовавшая в СССР, развалена и восстанавливать ее надо практически с нуля.

Дело в том, что редкоземельных металлов у нас много, но их концентрация в руде очень низкая — не больше 1%. В Китае этот показатель в несколько раз выше. Добывать металлы при такой концентрации сложно и дорого, спроса со стороны низкотехнологичной промышленности России практически не было, вот отрасль и развалилась: большинство месторождений заброшено, ни одного перерабатывающего предприятия нет. Минпромторг разработал программу возрождения индустрии ценой в 145 млрд рублей. Но из бюджета готов выделить только 23 миллиарда. Осталось найти недостающие 122.

Ситуация, когда одно мы делать умеем, а другое можем только импортировать, характерна для многих отраслей. Взять сельское хозяйство. Мы уже полностью обеспечиваем себя пшеницей, курятиной, но с молоком и говядиной огромные проблемы. Что поделаешь, если российские буренки не хотят давать больше 4,5 тыс. литров в год против 9 у американских. С говядиной мы пытаемся исправить ситуацию, но племенных коров для увеличения стада завозим из-за рубежа — Австралии и США.

То есть опустившийся занавес ухудшит наше положение. Зависимость от импорта овощей — картофеля, капусты, кукурузы — вроде не так уж значительна. Но и тут свои подводные камни: мы импортируем прежде всего не конечный продукт, а семена. При этом порядка 70% семенного картофеля завозим из-за рубежа. На рынке сахарной свеклы отечественных семян 5–7%. Слова «габитус», «архитектоника листового аппарата и корнеплода» известны немногим, да и не нужно вдаваться в такие подробности. Достаточно знать, что у заморской сахарной свеклы все это лучше, чем у российской, а значит, и урожай в полтора-два раза выше. То же самое касается гибридов кукурузы, рапса, других сельскохозяйственных культур.

Урожай надо чем-то собирать. И если комбайнами «Ростсельмаш» страну в случае необходимости с горем пополам обеспечит, то импортных тракторов на наших полях четыре из пяти. Да и комбайны не совсем российские.

— У нас для сельхозмашиностроения нет сегодня ни одного завода, выпускающего дизельные двигатели, нет производства мостов, комплектующих, — рассказывал недавно в интервью журналу «Эксперт» Юрий Песков, почти двадцать лет возглавлявший «Ростсельмаш». — Как делать машины, трактора, бульдозеры, комбайны и электрички, мы знаем, но конкуренцию импорту пока проигрываем: заграничных бульдозеров на российских стройках 70%, экскаваторов 85%, строительных погрузчиков 96%, в поставках горношахтного и нефтегазового оборудования импорта 70%. А у того, что мы производим, уровень локализации пока недостаточный.

К чему в случае закрытия границ приведет излишняя зависимость от импортных комплектующих, можно понять на примере амбициозного проекта самолета SSJ-100. Больше половины деталей в нем импортные. И в этом нет ничего необычного, потому что только так можно выиграть в цене у конкурентов. Все гражданские самолеты собираются по принципу большого конструктора, детали для которого поставляют со всего мира.

— Гражданская авиация существует в условиях жесткой конкуренции. Значение имеет каждый лишний грамм топлива, — объясняет эксперт Центра анализа стратегий и технологий Василий Кашин. — Поэтому когда вы создаете самолет, вы выходите на международный рынок, проводите сотни тендеров и выбираете самых лучших поставщиков. Сосредоточить производство гражданских самолетов у себя в стране без потери в качестве и цене невозможно. По некоторым компонентам у нас есть прогресс, работают программы локализации производства, но если вы начнете делать такую машину целиком из российских деталей, летать она, конечно, будет — пожалуйста, существуют же Ту-204 и Ил-96, — но никогда не выиграет конкуренцию на мировых рынках.

И последний пример. Рынок присадок для дизельного топлива более чем на 75% занят импортными производителями. А на дизельном топливе, кроме машин, ездят, к слову, и танки. «Если завтра война», мы рискуем резко снизить объемы производства топлива. При этом отечественные разработки тоже есть, но пока они проигрывают импортным.

Отрасли Легкая промышленность, станкостроение, медицина.

Признаки группы Критичная зависимость от импорта по основным группам товаров. Невозможность в обозримом будущем заменить ввозимую продукцию товарами российского производства из-за отсутствия технологий, кадрового потенциала, некоторых видов сырья.

С чем будет плохо за железным занавесом Исчезнут одежда из натуральных тканей, лекарства последних поколений, замедлится или станет практически невозможным техническое перевооружение многих промышленных предприятий.

— А много у вас российских станков? — спросили как-то журналисты руководителя одного из самых продвинутых наших оборонных предприятий, прошедшего накануне серьезную модернизацию. Тот задумался, переадресовал вопрос подчиненным, и те скоро прибежали с ответом: «Есть!» Но один. Промышленный пылесос для уборки цехов. Чтобы сотня импортных станков не надышалась вредной для них пылью.

Станкостроение — одно из самых слабых звеньев нашей промышленности. Советский Союз производил порядка 70 тысяч станков в год, вся российская промышленность в 2012-м — около трех с половиной тысяч. На пике зависимости — в 2006 году — российские заводы закупали за рубежом 87% станков, в денежном выражении доля импорта приближалась к 99%.

Вот выдержка из годового отчета одного из московских станкостроительных заводов за 2012 год:

«Реализовано станков — 2 шт. Остаток на складе — 1 шт.

Состав выручки:

— Производство и реализация токарно-винторезных станков — 2 400 тыс. руб. (1,74%).

— Сдача внаем собственного жилого и нежилого недвижимого имущества (аренда) — 134 666 тыс. руб. (97,5%)».

В том же 2012 году «Красный пролетарий» (а это его отчет) обанкротился окончательно. В виде объекта недвижимости будущее у него более радужное, чем как у производителя станков. Аналогичная участь постигла многие заводы, особенно в Москве, где ценность земли в пределах МКАД чрезвычайно высока.

Почему директора покупают в основном импортные станки? Они патриотичны, но прагматичны. В одних случаях зарубежные станки попросту лучше, в других им и альтернативы-то нет.

— Электронного машиностроения, например, в России практически нет, — объясняет гендиректор «Российской электроники» Андрей Зверев. — Поэтому мы перевооружаем свои заводы в основном за счет импортных станков. Но если раньше покупали много американского и западноевропейского оборудования, то сейчас будем больше ввозить из Юго-Восточной Азии. Можем ли мы делать такие станки в России? Если рассматривать фантастические условия, при которых нам перекроют весь импорт, то да, нам надо будет их делать. И мы знаем, как делать оборудование для своей отрасли. Другое дело, что станки будут золотые. Потому что если производить два сложных комплекса в год, то понятно, что ты их никогда не окупишь. А если производить 15–20, ты на них не найдешь покупателя внутри страны.

Ситуация понемногу меняется. Государство консолидирует предприятия отрасли. Производство пусть медленно, но растет. Например, на последней выставке «Металлообработка-2014» холдинг «Станкопром» подписал соглашение с «Объединенной авиастроительной корпорацией» — та проведет замену оборудования на 8 млрд рублей в основном за счет покупки новых российских станков.

Но все равно полного импортозамещения здесь не добиться никогда.

— По станкам у нас была зависимость от импорта даже в советские времена, — отмечает Василий Кашин. — И тогда проблему решали очень сложными цепочками закупок по каналам научно-технической разведки. Если произойдет дальнейшее ужесточение санкций и закручивание гаек, как при СССР, можно снова активировать эти каналы. Тем более что сейчас решение этих задач проще, из-за того что мир стал многополярным. Сегодня даже страны-изгои вроде КНДР обходят эти запреты. Нам сделать это будет проще.

Впрочем, с советских времен кое-что поменялось. Многие современные высокоточные металлообрабатывающие станки считаются продукцией двойного назначения и подпадают под торговые ограничения. Их невозможно купить напрямую и очень сложно даже через цепочку посредников. Существуют «сертификаты конечного пользователя», которые запрещают перепродавать такие станки. Кроме того, в отличие от времен холодной войны, все современные станки двойного назначения оснащены датчиками контроля местоположения, подключены к интернету, а нередко даже имеют скрытые модули, которые накапливают и передают производителю информацию, какую продукцию делают на этом станке. Обойти такие препятствия можно, но только один раз. Во второй вашим посредникам уже никто ничего не продаст.

— К 2015 году нужно обеспечить производство 90% жизненно важных лекарств и стратегических лекарственных средств на территории России, — заявил несколько лет назад министр промышленности и торговли Виктор Христенко.

Срок близится, а с цифрами беда.

— В 2012 году в перечне жизненно важных лекарств было 563 препарата, и из них только 94 производились российскими компаниями, а 202 — исключительно за рубежом, — приводит статистику Кирилл Варламов, член Совета при президенте России по модернизации экономики и инновационному развитию по вопросам здравоохранения. — Стратегические лекарства — а их 57 — импортируются в Россию из 27 стран. Мы покупаем препараты на сотни миллиардов рублей в год, и эти объемы только растут. Почти 95% антибиотиков в России изготавливается из импортных субстанций. А это уже вопрос национальной безопасности.

До развала СССР мы производили почти триста субстанций для лекарств, сейчас единицы. И эта отрасль не восстанавливается, несмотря на все старания правительства.

В России попросту нет условий для собственного производства высокоэффективных субстанций антибиотиков последних поколений — новые линии, импортированные на закате СССР, так и не ввели в эксплуатацию. За два десятилетия исчез научный потенциал, который бы позволил быстро разработать современные субстанции.

По сути, случись что, наша страна останется без новых антибиотиков. И это только один пример. В целом Россия сегодня — это большой рынок сбыта иностранной продукции. Шесть сотен наших фармацевтических заводов производят во многом однотипную продукцию, которая серьезно уступает в эффективности зарубежным лекарственным препаратам последних поколений.

Виктор Дятликович