Гильотинность народной свободы

Продолжая разоблачать демшизу, которая постоянно стонет о «сталинских репрессиях» (в которых виноват якобы Сталин) и о русской жестокости (в которой, якобы, виноваты особые этнокачества русских), будем объективны. Скажем со всем основанием и твердостью: не было никаких особых сталинских репрессий, как нет никакой особой русской жестокости, заложенной в национальном характере.

Максим Горький этого не понимал, или скрывал понимание, когда писал: «Я думаю, что русскому народу исключительно - так же исключительно, как англичанину чувство юмора - свойственно чувство особенной жестокости, хладнокровной и как бы испытывающей пределы человеческого терпения к боли, как бы изучающей цепкость, стойкость жизни. В русской жестокости чувствуется дьявольская изощренность, в ней есть нечто тонкое, изысканное… Если б факты жестокости являлись выражением извращенной психологии единиц - о них можно было не говорить, в этом случае они материал психиатра, а не бытописателя. Но я имею в виду только коллективные забавы муками человека».

Что это, искренняя боль за недостатки своего народа? Рептильное подхалимство к англичанам в цитате выдает, однако, Горького-масона (имеется прижизненный портрет, где Горький изображен в облачении масонского магистра), того, кто финансово, идеологически, всеми порами и фибрами души привязан к Англии, к Лондону – мировой масонской столице.

Горький явно переборщил: общеизвестна жестокость англичан, уничтожителей собственного крестьянства, отважных и безжалостных колонизаторов, первыми придумавших концлагеря типа гитлеровских (в англо-бурской войне), авторов самых изощренных пыток и сатанинских политических практик.

Поэтому оставим Богу богово, кесарю-кесарево, демшизе – демшизнутость, а сами будем двигаться в пространство чистой науки.  И вот здесь история откроет нам истину, которая реабилитирует как руководителя страны И.Сталина, так и русских в период массовых репрессий.

Источником массовых репрессий является не Сталин, и даже не Ленин, не «звериная татарщина» русских азиатов, отбросим эту клевету и мистику. ИСТОЧНИКОМ МАССОВЫХ РЕПРЕССИЙ ЯВЛЯЕТСЯ ИДЕЯ НАРОДОВЛАСТИЯ.

Если смотреть на проблему глазами богослова, то массовые репрессии – это рука, вложенная в перчатку ЕРЕСИ ИЛИ ЧИСТОГО БЕЗБОЖИЯ. Ересь и безбожие, сперва чисто теоретические, в итоге, в потенции своей, всегда содержат массовые репрессии, мясорубку.

Тут русская специфика абсолютно ни при чем, а личность Сталина при том только, что он разделял планетарную идею народовластия. Первым об этом заговорил великий бунтарь А.Зиновьев: сталинизм есть форма выражения народовластия, а репрессии – это средство народа по уничтожению тех, кого народ считал упырями.

Правильно ли народ считал их упырями или неправильно – можно рассуждать только в режиме теогонической монархии. Народовластие потому и называется народовластием, что категорически исключает суд над народом – прав народ или не прав – никому не позволено судить.

Народовластие, при котором народ лишен возможности физически уничтожить тех, кто вызывают его гнев и раздражение, уже не может быть полным. Нечто, ограничивающее народ в расправе, будет одновременно средством преодоления народовластия.

Идея народовластия в Европе возникла вместе с течением «гуманистов» - «человейников», на русский переводя, тех, кто видел в человеке и человеческом высшую ценность. Гуманизм, ренессанс где-то победили, дав народам народовластие, а где-то были подавлены клерикальными и монархическими кругами.

Так вот что интересно в контексте нашего исследования: массовые репрессии (охота на ведьм, колдунов) и сожжения врагов народа на кострах происходят не в зоне победившей клерикально-монархической идеи, А ИМЕННО В ЗОНЕ ТОРЖЕСТВУЮЩЕГО НАРОДОВЛАСТИЯ И ГУМАНИЗМА.

Массовые репрессии начались отнюдь не в годы «мрачного средневековья», а в пятнадцатом веке. Именно во времена Ренессанса и в местах расцвета Ренессанса человекоубийство стало в Западной Европе привычным и повседневным.

Считается, что массовыми сожжениями ведьм «заправляли» слуги католической инквизиции. Это категорически не так. Католическая церковь – совершила ничтожный процент аутодофе, да и то под давлением народных масс, требовавших расправы с ненавистными «врагами народа».

Самое активное участие в этих процессах принимали вовсе не католики, а протестанты, и не священники, а юристы, ученые и университетские профессора. В «колыбели демократии» Соединенных Штатах Америки ведьм сжигали вплоть до XVIII века, причём судьями были профессора Гарвардского университета.

Что такое протестантизм? Это – народовластие в церкви.

Протестанты разные, но всех их объединяет то, что они отвергли иерархию и стали общинно выбирать из собственной массы себе священников, как «председателей» собраний верующих. Протестантизм – это идея демократии в церкви: нет монархической власти папы, патриарха, епископа, есть голосование общины, которая сама большинством голосов решает: что верно, а что нет.

Выдающийся историк Ф. Донован писал: «Если мы отметим на карте точкой каждый установленный случай сожжения ведьмы, то наибольшая концентрация точек окажется в зоне, где граничат Франция, Германия и Швейцария. Базель, Лион, Женева, Нюрнберг и ближние города скрылись бы под множеством этих точек.

Сплошные пятна из точек образовались бы в Швейцарии и от Рейна до Амстердама, а также на юге Франции, забрызгали бы Англию, Шотландию и Скандинавские страны… В полностью католических странах - Италии, Испании и Ирландии - было бы очень мало точек; в Испании практически ни одной».

Кто и почему приписал зверства протестантской демократической толпы католической церкви – особый большой вопрос, и намек на ответ мы дали в начале статьи.

Но то, что это именно судебная ошибка в приговоре, как если бы в суде вместо убийцы осудили постороннее лицо – для исторической науки бесспорно. Возьмем труды историка Генри Чарльза Ли: «Нет в европейской истории более ужасных страниц, чем сумасшествие охоты на ведьм в течение трёх веков, с XV по XVIII.

В течение целого столетия Испании угрожал взрыв этого заразного помешательства. Тот факт, что оно было остановлено и сокращено до относительно безобидных размеров, объясняется осторожностью и твёрдостью Инквизиции... Я хотел бы подчеркнуть контраст между тем ужасом, который царил в Германии, Франции и Англии, и сравнительной терпимостью Инквизиции».

Широко Инквизиции приписывается преступление, совершенное протестантами. В 1589 году по постановлению епархиального суда в саксонском городе Кведлинбург в ходе одной казни были сожжены заживо 133 человека. К тому времени Саксония к католическому лагерю не принадлежала, так как в ходе Реформации от него откололась.

Самые ужасные массовые казни в эпоху «охоты на ведьм» были совершены именно протестантскими церковными судами. И это не удивительно, ведь виднейшие деятели протестантизма, такие как Лютер, Кальвин и Бакстер, были фанатичными преследователями ведьм.

Кроме того, преследование ведьм рядовыми католиками, католическими общинами путем голосования вовсе не означает участия Инквизиции. Например, епископства Бамберг и Вюрцбург, где в течение 1625 - 1631 гг. были сожжены около 1500 человек по обвинению в колдовстве, хоть и числились католическими, но в них не существовало инквизиционных трибуналов. Приговоры «ведьмам» выносили суды общей юрисдикции, не имевшие никакого отношения к Инквизиции. 

Как католики и протестанты времен средневековых массовых репрессий не имели никакого отношения к России и русским, так не имели к ним отношения и французские санкюлоты. Между тем зверства в революционной Франции, попавшей в руки народа, под влиянием идей народного представительства и народовластия, превосходят всяческое воображение.

Кто же в этом контексте периодически вспыхивающих массовых терроров И.Сталин? Он – лидер страны, в которой было введено народовластие, лидер, который разделял идею народовластия. То есть у Сталина не было проблемы между его политической ролью и внутренними убеждениями. Он верил в право народа управлять своей жизнью, в том числе, расправляясь с теми, кто народу ненавистен, «сжигая ведьм на кострах». А как иначе? Без народных расправ народовластие не будет полным!

Понятие народного мстителя и народного возмездия не может быть заключено в формы письменного права и крючкотворства юристов – ПРОСТО ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ.

Народ, осознав свою власть, начинает требовать действовать по сути, а не по форме, по духу, а не по букве закона, что делает форму и букву закона весьма условными. То, что народ считает справедливым (а народ может впасть в индуктивный психоз и считать справедливым вообще что угодно) – и есть основание для работы карательных органов.

Если монарх и церковная бюрократия ограничивают народную расправу, удерживают занесенную для удара руку простолюдина, то они с неизбежностью, увы, берут под защиту тех, кого народ считает упырями. Отказ от массовых репрессий означает автоматический отказ и от идеи народовластия, корректирует народное волеизъявление какой-то выше народа поставленной бюрократической инстанцией.

Отсюда – кажущийся парадокс «КРОВАВОГО ОПТИМИЗМА» - настроения масс, которые именно в разгул массовых репрессий чувствуют себя наиболее радостно, весело, и наоборот – когда костенеет карательный аппарат и репрессии сходят к минимуму – впадает в пессимизм и отчаяние.

Конечно, при разгуле массовых репрессий КАЖДЫЙ может пасть их жертвой – что в средневековой протестантской общине, что в революционной Англии или Франции, что в сталинской России.

Но это плата за СЧАСТЬЕ НЕОПРЕДЕЛЕННОЙ СУДЬБЫ – неопределенной не только в худшем, но и в лучшем смысле слова. Человек внутри теогонической монархии с рождения знает свой шесток и свое место. Он проживает скучную и пресную жизнь, которая без репрессий к тому же и долгая. Он живет, никуда не падая, но никуда и не поднимаясь.

Он знает, что генералом станет сын генерала, а маршалом – сын маршала. Он знает, что расправится с упырем, обидчиком ему не даст закон и правоохранительная система. Он знает, что писать жалобы бесполезно, потому что в итоге они придут к тому, на кого жаловался.

Да, он защищен законом. Но и упыри его жизни защищены тем же законом. Да, его не убивают без суда и следствия. Но и тех, кого он ненавидит, тоже не трогают, счеты свести невозможно, надо всем – благорастворение христианского всепрощения, для принятия которого всем сердцем нужно по натуре быть монахом.

А куда деваться страстной, бурной, импульсивной натуре? Куда бы она не дернулась, всюду встретит заслон и непреодолимые обстоятельства. Нет большой крови – нет и народовластия. Народ – раб, и чувствует себя рабом. И потому, как ни странно на первый взгляд, в обществе без массовых репрессий народ очень печален, скучен, тосклив.

Возможность быстрой и бессудной расправы окрыляет людей, дарит им не только страх, но и надежду. Она подкидывает лейтенантов в генералы, а рабочих – в министры. Она позволяет парням из таежных далеких деревушек пройти в МГИМО и МГУ. Она дает удовлетворение чувству возмездия – «вон та высокопоставленная сволочь ответила, и ты ответишь» – говорит народ своему начальнику.

Да чего уж греха таить – массовые репрессии несут в себе и банальную мародерскую радость: въехать в квартиру расстрелянного врага, получить его должность, его имущество, внезапно и кардинально улучшить свое положение, положение своих детей…

Это не всем дается, но в потенциале это может случится (как и расстрел) с каждым, и люди бодры, веселы, на взводе, брызжут оптимизмом, ощущают себя хозяевами своей судьбы. Люди чувствуют, что их боится и министр, и генерал, и народный артист, и директор завода.

Они осознают силу своего доноса, особенно коллективного доноса. Они осознают, что с большой массой рабочих или крестьян никто из вышаков из страха вышки связываться не станет, и все обиды попытается снять…

Вот почему люди в сталинское время были так веселы, почему они просто лучились счастьем и оптимизмом, что покажет любая фотография тех лет. Им было интересно жить, а страх смерти приправлял этот интерес жгучим перцем остроты.

Народная расправа не спускается сверху. Она идет снизу, от масс, и мы имеем массу документов, в которых тот же И.Сталин пытается сдержать волну, снизить квоты на расстрелы и высылки, которые шлют ему тысячи низовых карьеристов-энтузиастов.

Но правда истории в том, что если бы Сталин не просто умерял аппетиты народной расправы, а попытался бы её остановить – его бы просто убили. Народ вошел во вкус, и остановить народ могло только время – за счет того, что наиболее активные убийцы истребили к 60-м года друг друга, оставив в массе народа людей более спокойных, дружелюбных и сдержанных.

Хорошо это или плохо? Тут мы вынуждены употребить слово «диалектика», по сути которого у медали всегда две стороны. Массовые репрессии для народа не кровавый ад, как представляет демшиза, а кровавый рай.

Народ, как ни странно, в период массовых репрессий чувствует себя очень комфортно, а без них – плоховато. Это связано с привлекательными сторонами НАРОДОПРАВИЯ как явления- у народоправства есть много не только отталкивающих, но и притягательных сторон. Точно так же, как и у монархии есть не только притягательные, но и отталкивающие стороны.

Речь идет о двух образах жизни, в одном из которых политика рассматривается как монастырь, в другом – как азартный ринг для потехи смельчаков. Не каждый может жить в монастыре, и уж тем более не каждый будет там счастлив. Монархия – в каком-то смысле самооскопление народа, тогда как народовластие – в каком-то смысле самоозверение народа.

Суть же разумной политики – в поисках тонких балансов между монархическими и народовластными элементами в системе управления, в некоей зыбкой срединности между тиранией и охлократией, которую мы называли «коммунизмом», а американцы «демократией».

Оба слова ненаучны. Зыбкий баланс деспотоса и охлоса ни к коммуне, ни к власти демоса никакого отношения не имеет. Более того:  демос есть население города, а коммуна – собрание жителей города, то есть семантически коммунизм и демократия, ОКАЗЫВАЕТСЯ, синонимы.

Эти споры оставим философам, отметим по сути нашего исследования: ни И.Сталин, ни русский характер никакого особого этнического или личностного отпечатка на взаимосвязь народной расправы с народовластием не наложили.

Процессы массовых репрессий протекают совершенно идентично в народной среде немцев, швейцарцев, англичан, французов, американцев при базовом условии: прямой общинной демократии, отсутствии страха и культа святости некоей центральной власти, прямом народном волеизъявлении.

Автор: А. Леонидов-Филиппов.

http://economicsandwe.com/doc/2284/