Резня в Куньмине: "китайское 11 сентября"

Теракт, произошедший неделю назад в Китае, вызвал огромный резонанс во всем мире. С легкой руки одной из газет КНР его уже окрестили "китайским 11 сентября". Я думаю, нет смысла размещать здесь последовательное изложение фактов, составляющих более или менее полную картину случившегося. Предлагаю изложение событий совместить с анализом того, что же такого особенного в этой атаке, что позволяет экспертам говорить об экстраординарном характере теракта 1 марта в Куньмине.

Итак, что же собственно случилось? Группа вооруженных людей напала на мирных жителей на вокзале города Куньмин в провинции Юньнань. За 12 минут было убито 29 человек и 143 человека получили ранения. Из 8 нападавших четверо были убиты на месте, один задержан сразу в субботу, 1 марта, остальные трое – в понедельник. Двумя членами этой группы оказались женщины. Власти Китая официально обвинили в случившемся синьцзянских сепаратистов. Пока ни одна террористическая организация на себя ответственность не взяла.

Время. Теракт был совершен в субботу, 1 марта. В принципе, число явно особым смыслом не нагружено. Но что примечательно, 5 марта в Пекине началась 2-я сессия Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) 12-го созыва, на которой китайские депутаты должны были утвердить план и бюджет на 2014 год, а также заслушать отчеты различных структур, в том числе и Народной прокуратуры КНР, что наводит на размышления: теракт, случившийся 29 октября 2013 года в Пекине на площади Тяньаньмэнь, тоже произошел буквально за 10 дней до важнейшего политического события в Китае. Речь идет о 3-м пленуме ЦК КПК, на котором было принято решение об учреждении координационного механизма в сфере национальной безопасности – Совета государственной безопасности.

Ожидалось, что очередная сессия китайского парламента в своей повестке уделит немало времени обсуждению социальных проблем. Так и случилось. Более того, социально-экономическая проблематика значительно дополнилась темами безопасности и межнациональных отношений. 6 марта депутаты ВСНП внесли предложения о разработке Закона о борьбе с терроризмом. "Сессия может принять решение о скорейшем завершении разработки Закона о борьбе с терроризмом с уточнением графика работы, все районы также должны продвигать разработку соответствующих антитеррористических законоположений", - заявил член ВК НПКСК (Всекитайский комитет Народного политического консультативного совета Китая) Чжоу Ханьминь.

Зная китайских законодателей, можно ожидать, что новый закон будет более чем радикальным. А с учетом активного сотрудничества в РАТС ШОС и того, что Казахстан часто заимствует антитеррористическую риторику и даже терминологию китайских коллег, изменения в антитеррористической политике КНР явно затронут и Казахстан.

Место. Инцидент произошел в городе Куньмин юго-западной провинции Юньнань, то есть очень далеко от северо-восточного Синьцзяна. Юньнань считалась довольно безопасным регионом и ожидать, что там случится нечто подобное, было чем-то нереальным. В отличие от упомянутого выше пекинского теракта, в данном случае мало кто знал даже название этой провинции. Рассмотрение территориального аспекта случившегося говорит нам о следующем:

Во-первых, терроризм в Китае вышел за пределы региона, в котором существовал изначально. После октябрьского теракта в Пекине это стало очевидным. Это для ряда экспертов дает основания проводить параллели с чеченским вариантом сепаратизма, хотя, мне кажется, возможны ассоциации также с атаками на Мумбаи в ноябре 2008 г.

Во-вторых, если опираться на показания задержанных и заявления официальных лиц, нападавшие выбрали Куньмин в качестве объекта атаки, что называется, спонтанно. Не сумев пересечь государственную границу и выехать во Вьетнам для дальнейшего продвижения к местам расположения джихадистов, террористы стали планировать нападение на объект внутри КНР. Об этом заявил 5 марта глава Компартии провинции Юньнань Цинь Гуанжун. По его словам, когда стало ясно, что не удастся покинуть страну через южный округ Хунхэ, граничащий с Вьетнамом, они вернулись в Юньнань и стали планировать атаку на один из крупных объектов в этой провинции. По другим данным, к примеру, исходящих от финансируемой США телекомпании "Радио Свободной Азии" (RFA), целью группировки был не Вьетнам, а Лаос.

Нападавшие: новые тенденции. По официально опубликованным данным нападавшие действительно являются уйгурами из Синьцзяна. Об этом агентство "Синьхуа" сообщило со ссылкой на данные полиции на следующий день после теракта. Дейтельность группировки связывают с Исламским движением Восточного Туркестана – главной уйгурской сепаратистской организацией, внесенной в мировой список террористических организаций. Тот же ресурс RFA, ссылаясь на свои источники, заявляет, что нападавшие являются выходцами из Хотана, где в прошлом году были серьезные столкновения между экстремистам и полицией. 

Самым главным новшеством, отмечаемым еще с пекинского теракта, стало то, что для новых атак, транслируемых на весь мир, жертвами становятся мирные граждане. В Синьцзяне обычно нападения шли все же на полицейские участки или военных, особенно когда речь шла об использовании холодного оружия. Сейчас "уровень" изменился, и боевики стали действовать по всем правилам международного терроризма.

Выбор холодного оружия в качестве средства нападения вызвал у людей особый шок. Как отмечается в новостях, террористы использовали большие широкие ножи, которыми пользовались довольно умело. Число жертв не позволяет в этом усомниться. Более того, более прямого указания на уйгурский след в этом теракте сложно представить, ведь именно с помощью ножей в самом Синьцзяне уйгурские экстремисты нападали на полицейских.

Тем не менее, исследователи отмечают, что сами ножи не были схожи с теми, которые обычно используют уйгуры, действуя в СУАР. Хотя, как представляется, это как раз объяснимо и непринципиально. Также некоторых экспертов удивили "черные одежды", в которые были одеты нападавшие. Ранее единая черная гамма не фиксировалась, а сами цвета также в предпочтениях уйгурских боевиков не значились.

Привлек внимание факт участия в группировке двух женщин, участвовавших в массовом убийстве наравне с мужчинами. То, что женщины вдвоем принимали участие в теракте и не просто, к примеру, "донесли" взрывчатку до пункта назначения, а проявили навыки владения и хладнокровного применения холодного оружия, исключает их случайное попадание в группу. Видимо, в лагерях подготовки боевиков в настоящее время есть и место для женских отрядов. Совместное "обучение" представить довольно сложно, учитывая культурный и религиозный факторы, а также просто особенности подготовки. Здесь также можно провести аналогии с чеченскими реалиями, где женщины являлись вполне активными участницами террористических группировок.

Реакция. Теракт в Куньмине вызвал бурный отклик и в самом Китае, и во всем мире. Если исходить из того, что одной из главных целей террористов является устрашение и влияние на общественное мнение, то перед нами классический теракт. Власти Китая отреагировали незамедлительно. В тот же день Председатель КНР Си Цзиньпин выступил с заявлением, в котором призвал найти виновных и заставить их ответить за содеянное по всей строгости закона. С аналогичными заявлениями или публикациями в печати отметились ведущие государственные деятели Поднебесной, к примеру, глава СУАР Нур Бекри.

Международное сообщество уделило теракту в Куньмине серьезное внимание. Главы многих государств и международных организаций направили в Пекин телеграммы с соболезнованиями и признанием террористического характера юньнаньского инцидента. СБ ООН на следующий день после теракта в официальном заявлении "призвал привлечь к правосудию лиц, совершивших теракт, его организаторов, спонсоров и их сообщников".

Интересен факт реакции США, изначально осудивших происшествие, но назвавших атаку "ужасающим, бессмысленным актом насилия", избегая слова "терроризм". Это вызвало бурный негативный отклик в китайских СМИ, включая основную газету "Жэньминь жибао", обвинивших Вашингтон в использовании "двойных стандартов в рамках глобальной борьбы с терроризмом". После этого в понедельник, 4 марта, пресс-секретарь Госдепартамента США Джен Псаки уже заговорила об инциденте как о "террористическом акте, направленном на случайных граждан".

Тем не менее, нельзя не отметить, что за последний год в столкновениях с синьцзянскими экстремистами в самом СУАР гибли десятки людей, и в ряде инцидентов число жертв также было ужасающим, но внимания этому на подобном уровне не уделялось. С одной стороны, это, конечно, связано с тем, что сам официальный Пекин не делал ни по поводу инцидента в Хотане, ни по поводу бойни в Кашгаре заявлений столь громких и публичных, чтобы возник повод отметить национальную трагедию на международном уровне. А с другой стороны, давайте признаем, миру до сих пор нет особого дела до Синьцзяна, и многие только после теракта в Куньмине узнали о существовании уйгурских сепаратистов и их связях с международным терроризмом.

Что касается реакции западных СМИ и ряда экспертов, то в освещении событий не раз промелькнули попытки представить различного рода оправдания действиям уйгурских экстремистов, объясняя это зверствами коммунистического режима, национальной политикой в Синьцзяне и невозможностью выйти на диалог с Пекином легальными методами. Такие публикации вызвали волну протеста в официальных СМИ и китайской блогосфере. Всемирный уйгурский конгресс в своем заявлении однозначно осудил насилие, однако призвал к прозрачности в расследовании и работе по соблюдению прав уйгуров.

Опасные параллели. В итоге можно говорить, что отчасти Китай получил российский сценарий террористической активности сепаратистских групп: от чеченского в его "докадыровском" варианте до дагестанского и ингушского в современном. В поддержку этой точки зрения можно, во-первых, привести выход из собственно национального региона, за независимость которого ратуют террористические группировки, на уровень всей страны: от столицы до крупных городов. Во-вторых, очевидные связи с международным терроризмом при отказе от джихадистских лозунгов создания единого исламского пространства. В-третьих, привлечение женщин к участию в террористической деятельности. И, наконец, работа с общественным мнением на мировом уровне в плане создания образа борцов за самоопределение и отделение от авторитарного государства, притесняющего национальные меньшинства и отказывающего населению региона в его законных правах. Уйгурские сепаратисты, к примеру, действуют через многочисленные диаспоры во всем мире и, в первую очередь, через Всемирный уйгурский конгресс.

Интересно то, что к такому положению дел Россия пришла в свое время, практически проиграв войну за административные рычаги воздействия на Чечню и имея на руках мятежные регионы с довольно слабой инфраструктурой и русским населением, массово их покидающим. В Китае же Синьцзян – регион, в который происходят многомиллиардные финансовые вливания и где ханьское население по численности приближается к совокупной численности всех остальных национальностей. То есть при различных исходных данных результат и методы террористов довольно похожи.

Сейчас Россия, будем надеяться, избавилась от угрозы чеченского терроризма, однако ее опыт для Китая, как видится, довольно бесполезен. Кремль сделал ставку на лояльного местного лидера, этнических русских в Чечне сейчас почти нет, а внутренняя политика определятся исходя из тех потребностей, которые задаются собственно в Грозном. Пекин же делает упор не на личность (что, в целом, довольно мудро, ибо никто не вечен), а на систему. Несмотря на то, что правительство Синьцзяна возглавляет уйгур Нур Бекри, реальной власти гораздо больше у руководителя регионального комитета Компартии, который является этническим ханьцем. Роднит две державы только то, что в эти проблемные регионы сегодня идут огромные бюджетные вливания, позволяющие не только поднять уровень социально-экономического развития, но и обеспечить лояльность местных элит.

Межэтнические проблемы. Сейчас на сессии китайского парламента идет активное обсуждение возможных социальных конфликтов, имеющих в своей основе этнические факторы. Резонанс в обществе и реакция блогосферы позволяет предположить, что ханьцы теперь будут гораздо более настороженно, а иногда и агрессивно относиться не только к уйгурам, но и к представителям нацменьшинств, с которыми их можно будет спутать. Беспорядки в Урумчи в 2009 году, начатые именно толпой разъяренных ханьцев, показали, что основное население Поднебесной, перейдя грань терпимости и покорности, способно быть довольно безжалостным и неуправляемым.

Ряд экспертов, к примеру, Тургунжан Турсун из Синьцзянской Академии социальных наук на страницах "Хуаньцю шибао" (Global Times) призвал общественность "не дискриминировать и не изолировать уйгуров" и "не задевать их чувства". С другой стороны, он высказал мнение о необходимости привлекать уйгуров к борьбе с терроризмом, о чем говорил также Нур Бекри.

В итоге после теракта в Куньмине Китай открыл новую историю в обеспечении собственной антитеррористической безопасности. Терроризм в Китае вышел на новый уровень и, что называется, положение дел "уже никогда не станет прежним". Начало терактов в различных регионах, к тому же располагающихся в значительном отдалении от Синьцзяна, показывает формирование внутренней террористической сети, бороться с которой намного сложнее, чем с известной иерархически выстроенной повстанческой организацией. Поэтому, как ни печально, вероятно, мы еще услышим о новых терактах на территории Поднебесной. И, повторюсь, ужесточение антитеррористического законодательства, особенно включая аспекты международного сотрудничества, неизбежно повлияет и на антитеррористическую политику в РК.

отсюда