Беспрецедентный эксперимент в истории человечества

     В 1985 году Дэн Сяопин сказал прибывшим делегациям из Алжира и Японии, что вся политика открытых дверей Китая была великим экспериментом, о котором нельзя прочитать в книгах, - правильным ли был выбранный путь, можно было определить только со временем. Генри Киссинджер однажды сказал Дэн Сяопину: "Никто никогда не пытался провести реформу такого масштаба, как Китай. Ни одна другая страна не пыталась объединить плановую и рыночную экономики.… Если вы добьетесь успеха, вы поднимете философские вопросы как для плановой, так и для рыночной экономики

     Оглядываясь назад, теперь становится ясно, что процесс реформ, начавшийся в 1980–х годах, – беспрецедентный эксперимент в истории человечества - не был внезапным проявлением китайской мудрости или простым вынужденным поиском выхода из кризиса. Скорее, это было логическое развитие социалистического движения. Это особенно очевидно в том факте, что после ряда исследований и экспериментов в Китае была создана базовая экономическая система с государственной собственностью в качестве основы и сосуществованием множества форм собственности. Эта система неоднократно доказывала свою успешность в ходе длившегося десятилетиями экономического чуда, что ознаменовало начало нового этапа в истории социалистического движения.

       На протяжении 20-го века многие социалистические страны проводили реформы. Начиная с середины 1950-х годов Польша, Венгрия, Германская Демократическая Республика, Болгария, Чехословакия, Румыния, Албания, Югославия и другие страны провели различные реформы. Хотя непосредственными целями этих реформ были отказ от советской модели и вступление в процесс индустриализации, уже начатый западными капиталистическими странами, всем им неизбежно приходилось экспериментировать с новыми политическими и экономическими системами собственности. Большинство из этих ключевых реформ в конечном счете провалились, что привело к краху социализма в этих странах и беспрецедентному падению мирового социалистического движения.

       Тогда возникает вопрос, почему только реформы в Китае были успешными. Что еще более важно, как Китаю удалось войти в глобальные капиталистические производственные отношения в 1990-х годах, не изменив фундаментально основные характеристики своей идеологической, политической и экономической системы? Вместо этого Китай продолжал развивать новую форму социализма, экспериментируя с практиками, невиданными ранее в истории социалистического движения, на фоне более широкой исторической эпохи разделения, потрясений и реструктуризации.

       Сопоставление процесса реформ, начавшегося в 1980-х годах, с экспериментальным характером социалистического движения, изобилующего успехами и неудачами, дает более сложную перспективу для анализа. Например, что касается взаимосвязи между реформами, начатыми в 1980-х годах, и ленинским НЭПОМ, то Китай, несомненно, является наследником идей Ленина. Однако при ближайшем рассмотрении реформы в Китае существенно отличаются от ленинского подхода. С практической точки зрения,  какие были предприняты обходные пути и как проводились реформы и эксперименты для исправления прошлых ошибок, естественно, привело к различиям. Эти различия имеют глубокие исторические причины. Революции, возглавляемые Лениным и Мао Цзэдуном, существенно отличались друг от друга в плане путей, политики, методов и стратегий. Эти различия исторически способствовали усложнению китайской революции, а также являются неотъемлемой частью сложных реформ, проводимых в современном Китае. Следовательно, понимание этой сложности должно быть связано с историческим развитием мыслей и теорий Мао Цзэдуна.

       Необходимо детальное изучение различий между идеями и стратегиями Мао и Ленина относительно перехода к социализму, а также того, как каждый из них интегрировал марксизм в свою национальную революцию, чтобы внести свой уникальный вклад. Например, многие изучали книгу Мао о десяти основных взаимоотношениях, но творческие идеи, выраженные в этой работе, редко анализируются в контексте различий между путем Октябрьской революции и революционным путем, который постепенно развивался в Китае. Это различие начало проявляться уже после создания первой революционной сельской базы в Цзинганшане в 1927 году. Это различие было не просто в революционных стратегиях и методах; оно уже подразумевало разное понимание социализма. Можно утверждать, что сегодняшние реформы либо неявно, либо напрямую связаны с идеями, изложенными в "Десяти основных взаимосвязях". Однако эта ясность - не просто наследственная взаимосвязь, она включает в себя как принятие, так и неприятие, с диалектической сложностью утверждения и отрицания.

        Изучая социализм сегодня, многие интеллектуалы склонны упускать из виду сложность китайской революции и последующего процесса реформ и открытости. Прямое и всестороннее исследование этой сложности выходит за рамки данной статьи. Однако в свете нынешних реалий Китая, особенно того факта, что реформа (включая ее различные эксперименты) не прекратилась и продолжает развиваться, стоит обсудить некоторые вопросы, которые более подвержены ошибкам или непониманию.

        Одна из проблем заключается в том, что многие люди не осознают ключевой фактор реформ в Китае, который был унаследован от ленинской реформы: идею отказа от стремления к достижению "полного социализма" путем прямого перехода. Мало того, что эту концепцию часто упускают из виду, так еще и из-за давно укоренившихся предубеждений многие до сих пор рассматривают социалистический проект как "полный социализм" – идеальный социализм, который может быть реализован путем реформ и который соответствует стандартам во всех аспектах. В результате реформы воспринимаются как обрезка непослушного, несовершенного дерева – трудная, но достижимая задача при соблюдении правильных методов, которая в конечном итоге восстановит жизнеспособность социалистического дерева. Несмотря на то, что на Седьмом пленуме Центрального комитета КПК седьмого созыва Мао Цзэдун недвусмысленно предложил сосуществование нескольких секторов экономики, многие до сих пор не могут связать эти идеи с текущим процессом реформ. Они не понимают, что сегодняшняя реформа, по сути, является возвращением к сосуществованию и развитию пяти секторов экономики в рамках социалистической системы. Они также не понимают, что этот непрямой переход к социализму предполагает обходные пути, вероятно, значительные, которые неизбежно потребуют многих экспериментов. Можно сказать, что многие не готовы к этому пути реформ или не готовы вообще.

         В результате, столкнувшись сегодня с различными проблемами в обществе, которые не соответствуют духу и принципам социализма, такими как растущее классовое расслоение, неравенство доходов (коэффициент Джини в Китае когда–то превосходил аналогичный показатель в США), неравномерное распределение возможностей и ресурсов, серьезная инволюция общества и постоянное ожидание реализации "полного социализма" – возникают сомнения. Люди начинают сомневаться в правильности направления реформ и даже в том, что Китай все еще остается социалистической страной.

      Однако мы не можем просто списать эти сомнения на непонимание. В "Манифесте коммунистической партии" Карл Маркс и Фридрих Энгельс писали: "Буржуазия за время своего правления, длившегося менее ста лет, создала более мощные и колоссальные производительные силы, чем все предыдущие поколения, вместе взятые". Это свидетельствует о творческой энергии, высвобождаемой в результате такой трансформации. Поэтому, когда те, кто все еще стремится немедленно достичь "полного социализма", видят этот всплеск творческой энергии в Китае, но также замечают серьезные противоречия между этими новыми разработками и идеалами и ценностями, к которым стремится социализм, их замешательство нельзя рассматривать просто как ошибку. Они являются свидетелями объективных фактов и реальных изменений, происходящих в китайском обществе. С другой стороны, для некоторых интеллектуалов, знакомых с работами Фридриха Хайека или аналогичной критикой социализма и отождествляющих себя с их неолиберальными теориями и идеями спонтанного порядка и свободы личности, ситуация становится еще более сложной. Идеологические пристрастия этих интеллектуалов определяют то, что они видят или не видят; для них факты не имеют значения.

          Не углубляясь в экономическую теорию, стоит задать еще несколько вопросов, основанных на здравом смысле и практических аспектах процесса реформ в Китае. А именно, чего достиг китайский социализм после реформ, чего не смог или не хотел бы достичь современный капитализм? В Китае распространена поговорка: "Чтобы разбогатеть, сначала постройте дороги". В практике реформ значение этой фразы постоянно менялось, и теперь она охватывает реализацию различных крупномасштабных инфраструктурных проектов. Таким образом, внедрение и обслуживание крупномасштабной инфраструктуры является хорошим ориентиром для сравнения различий между китайским социализмом и рыночным капитализмом.

         В настоящее время протяженность железнодорожной сети Соединенных Штатов составляет 293 564,2 километра, что почти вдвое превышает протяженность железнодорожной сети Китая. Однако Китай построил около 36 100 километров высокоскоростных железных дорог, в то время как в США их протяженность равна нулю. На первый взгляд кажется, что у обеих сторон есть свои сильные и слабые стороны, но есть одно существенное отличие: железные дороги США находятся преимущественно в частной собственности, и одним из очевидных результатов этого являются частые аварии. Согласно данным Бюро транспортной статистики США, в период с 1990 по 2021 год ежегодно происходило в среднем 1704 схода поездов с рельсов, что означает, что в среднем каждый день происходит 4,7 схода поездов. Тот факт, что железные дороги США настолько слабо развиты, объясняется специфическими национальными условиями – обширной территорией и малочисленным населением, которые сделали авиаперелеты предпочтительным видом транспорта. Это частично объясняет, почему в 2018 году в США было 19 627 аэропортов, в том числе 5 099 государственных. Для сравнения, в 2018 году в Китае было всего 814 аэропортов. При ближайшем рассмотрении оказывается, что частные аэропорты составляют большинство аэропортов США, и только в нескольких сотнях аэропортов есть возможности для онлайн-покупки билетов. Более того, большинство из этих аэропортов устарели и остро нуждаются в реконструкции. То же самое относится к оборудованию и инфраструктуре, обслуживающей авиакомпании, большая часть которых также устарела и нуждается в обновлении. Еще более тревожным является то, что после пандемии COVID-19 авиационная отрасль США переживает кризис, сопровождающийся частыми авариями, которые попадают в заголовки новостей. Это стало настолько обычным делом, что теперь воспринимается как норма. Но, как и в случае с железнодорожной ситуацией, о которой говорилось ранее, эти неотложные проблемы давно назрели, однако их нельзя решить быстро, и нет четкого пути к их разрешению. Ситуация настолько плоха, потому что большинство организаций, занятых в авиационной отрасли, являются частными предприятиями. Столкнувшись с необходимостью получения прибыли, снижения издержек, конкуренции и других рыночных факторов, они не имеют комплексного решения этих проблем и зачастую бессильны их решить. Дорожная система США, как страны, построенной на автомобилях, не может избежать критики. Показательна лишь одна статистика: в США насчитывается 617 000 мостов, 42% из которых были построены более 50 лет назад, а срок службы большей части инфраструктуры составляет около 50 лет. В дополнение к мостам, вся система инфраструктуры США нуждается в ремонте или реконструкции, поскольку большая часть оборудования устарела. По данным Американского общества инженеров-строителей (ASCE), дефицит финансирования инфраструктуры в США превысит 2 трлн долларов к 2025 году.30 Понимание недавней финансовой ситуации в США должно вызвать опасения по поводу того, откуда возьмутся эти 2 трлн долларов.

       Этот отчет о недавних проблемах в транспортной системе США дает сравнительный и контекстуальный фон для обсуждения стратегии Китая "чтобы разбогатеть, сначала постройте дороги". При таком сравнении становится понятен ключевой вопрос: неспособность так называемых "развитых стран" и богатых сверхдержав, таких как Соединенные Штаты, создавать и поддерживать крупномасштабную инфраструктуру. Сравнивая амбициозные инфраструктурные проекты Китая, становится легче понять, почему США не могут достичь этих целей.

       Первым примером, заслуживающим обсуждения, является строительство сети высокоскоростных железных дорог в Китае. Это не только требует огромных инвестиций – стоимость строительства только железных дорог составляла от 120 до 150 миллионов юаней за километр, – но и эксплуатационные расходы также высоки. Более того, многие маршруты проходят через экономически слаборазвитые регионы, что не позволяет рассчитывать на быструю и существенную отдачу. С точки зрения чисто рыночной экономики сеть высокоскоростных железных дорог представляется нерациональной и противоречит рыночным принципам. Однако Китай сопротивлялся подобной критике и продолжал инвестировать в расширение сети, несмотря на ограниченные перспективы получения прибыли.

           Второй пример, который, возможно, можно считать еще более иррациональным, - это строительство мостов в Гуйчжоу. За последние несколько лет в Гуйчжоу было построено 28 023 автомобильных моста, соединивших 210 000 километров автомагистралей. Половина из 100 самых высоких мостов в мире и четыре из первой десятки находятся в Гуйчжоу. Этот регион издавна известен как один из самых бедных и слаборазвитых в Китае, и поговорка "на протяжении трех ли нет ровной земли, на протяжении трех дней нет ясного неба" отражает его суровые условия. Возможно, для строительства этих мостов есть геополитическое обоснование, учитывая стратегическую близость Гуйчжоу к Юго-Восточной Азии. Однако само по себе это не является достаточно убедительным, учитывая объем инвестиций и риск их невозврата.

        Третий пример - это реализация программы передачи электроэнергии с запада на восток. Эта инициатива предусматривает строительство трех энергетических коридоров протяженностью в тысячи километров с использованием технологии передачи сверхвысокого напряжения, которые пересекают горы, пустыни и реки с севера на юг и с запада на восток. Этот проект потребовал инвестиций в размере 4,4 трлн юаней в течение более чем 30 лет. Замечательным результатом этого проекта является то, что он позволил обширным сельским районам Китая, где проживают сотни миллионов фермеров, получить доступ к электричеству, воде и Интернету. Это не только великое достижение в современной истории, но и свидетельство того, что утопия - это не совсем идеал и что "всеобщего процветания" можно достичь.

         Приведенные выше примеры демонстрируют глубокое противоречие: хотя развитие рыночной экономики является основной политикой реформ в Китае и национальной экономической стратегией, большая часть практической работы по развитию не соответствует принципам рыночной экономики, ориентированной исключительно на получение прибыли. На разных уровнях и в разных пространствах эти эксперименты включали новые комбинации экономических, производственных и ресурсных факторов. Объективные последствия этих экспериментов уже распространились далеко за пределы этих проектов, достигнув мегаполисов, промышленных экосистем и даже жилых кварталов. Учитывая, что Китай играет значительную роль в глобальном экономическом развитии, особенно в рамках инициативы "Один пояс, один путь", эти эксперименты приобретают новое значение: они дают грандиозное видение реструктуризации и реорганизации мировой экономики в более широком масштабе в соответствии с социалистическими принципами.

         При анализе процесса реформ и открытости Китая, особенно в преддверии "Новой эры", ознаменованной 19-м Национальным съездом КПК в 2017 году, строительству крупномасштабной инфраструктуры под руководством государства часто уделялось меньше внимания, чем достижениям частного сектора, таким как "Таобао" Джека Ма и Ant Financial (ныне Ant Group), или Tencent.

           Это привело к серьезным последствиям: многим китайцам было непонятно, что означает реформа. Это может быть связано с полным развитием рыночной экономики, или с тем, что некоторые люди первыми стали состоятельными, или просто с методом модернизации Китая. Это чисто экономические взгляды на реформы, которые в последние годы стали весьма популярны в Китае. Чем успешнее процесс реформ, тем более популярным становится этот экономический взгляд. Реформы в Китае знаменуют начало нового исторического этапа социалистического движения. Интеграция рыночной экономики в социалистическую и последующая ее перестройка в соответствии с новой экономической системой - это не чисто экономический акт. На практике процесс реформ изобилует идеологическими противоречиями. Конкурирующие идеологические тенденции борются за то, чтобы реализовать себя в процессе реформ.

        Для критики экономического взгляда на реформы и осознания идеологической борьбы, сопровождающей процесс реформ, работа Луи Альтюссера может послужить ценным теоретическим источником. Несмотря на работу таких ученых, как Чэнь Юэ и У Цзыфэн, по переводу и исследованию работ Альтюссера, его теории по-прежнему получают недостаточное внимание в китайских академических кругах и даже в кругах интеллектуалов левого толка. С точки зрения развития современного марксизма, мысль Альтюссера отличительна: резко критикуя возвышенную традиционную философию, которая отделяет себя от масс и политической практики, он также последовательно подчеркивал необходимость увязки теории с практикой. Это отличает его теории от западных марксистских исследований, появившихся в 1950-х годах, и особенно от левых теорий, развившихся на основе постмодернизма. Это делает мысль Альтюссера актуальной для критического взгляда на историю социалистического движения, в то же время уделяя особое внимание конкретной практике современного социализма.

         На карте современного марксизма идея Альтюссера о воспроизводстве капитализма занимает чрезвычайно важное положение. Эта работа реконструирует марксистскую теорию государства, полностью представляя теорию идеологических государственных аппаратов и их неразрывную связь с воспроизводством производственных отношений. В отличие от работ Маркса и Ленина о государстве, Альтюссер вводит ключевое понятие идеологии. Проанализировав, раскритиковав и переосмыслив различные традиционные концепции идеологии, включая классическую марксистскую концепцию, он предлагает совершенно новое понимание: идеология – это не чисто духовная деятельность или существование идей, а материальное существование. Идеология всегда существует в рамках институтов, особенно в государстве или государственном аппарате, и становится необходимым структурным компонентом, обеспечивающим функционирование государственного аппарата.

         В теоретической концепции Альтюссера взаимосвязь между идеологией и экономическим производством не является дуалистическим разделением. Напротив, утверждается, что экономическое производство и идеология не полностью отделены друг от друга. Это отличается от различных исторических интерпретаций идеологии. Альтюссер не только отрицает духовность идеологии, но и оспаривает мнение о том, что идеология является частью надстройки. Идеологии встроены во все виды деятельности государства. Он приводит для этого известную метафору: если рассматривать государство и общество как единое целое, то идеология - это цемент, скрепляющий их воедино. Ни один угол, слой или пространство в этом здании не могут существовать без цемента. Аналогичным образом, идеология пронизывает каждую часть государственного устройства, включая практическую деятельность людей в нем. Она проникает даже в отношения между экономической и политической практикой.

         Альтюссер может помочь нам взглянуть на реформу с более свежей точки зрения, чем классическая марксистская дихотомия надстройки и экономического базиса. Возвращаясь к вопросу о крупномасштабной инфраструктуре, остается открытым вопрос о том, почему государство, а не частный капитал, предприняло эти инвестиции. Непосредственный ответ заключается в том, что частный капитал заинтересован в инвестициях только в обмен на прибыль. Однако за этим практическим ответом скрывается понятие homo economicus (человек как экономическое и рациональное существо). Это, в свою очередь, опирается на целую систему знаний, включающую классическую экономику, социологию и современную философию, – систему, которая однозначно является идеологической.

       Когда Мао Цзэдун предлагал экономическую основу Новой демократии, он выступал за сосуществование и развитие пяти типов систем собственности. Эти системы собственности представляют собой различные производственные отношения. Другими словами, реформы в Китае проводятся в рамках системы, образованной пятью различными производственными отношениями. Эта сложность была недостаточно изучена, поскольку в истории социалистического строительства редко случалось, чтобы различные производственные отношения были так тесно переплетены в течение столь длительного времени. Однако, если мы примем точку зрения Альтюссера и применим его теорию воспроизводства производственных отношений, мы сможем найти способ объяснить и осмыслить эту сложность.

         Согласно теории государства Альтюссера, социалистический Китай, установив революционное правительство, контролирующее государственный идеологический аппарат, естественно, использует его для обеспечения воспроизводства социалистических производственных отношений. Однако, поскольку экономическая политика Китая допускает сосуществование различных форм собственности, вполне естественно, что эти формы также будут участвовать в воспроизводстве определенных производственных отношений. В то же время эти соответствующие формы производственных отношений неизбежно будут конкурировать друг с другом. Эта конкуренция выполняет две функции: во-первых, она стимулирует экономику, создавая новые возможности для развития, динамизма и структурных преобразований; во-вторых, она также использует различные государственные механизмы, за исключением политического аппарата (который жестко контролируется социалистическим государством), для достижения ее воспроизводства. Мы можем задать следующий вопрос: является ли это многоуровневое, пространственное и разнонаправленное воспроизводство существенной причиной сложности экономического развития в процессе реформ? И является ли это также важной причиной существования различных противоположных и конфликтующих идеологических систем и систем знаний в рамках текущего процесса реформ?

         Трудности в понимании современного китайского социализма часто проистекают из недостаточного понимания сложности текущих реформ и экспериментального характера социалистического движения. Однако реформы в Китае доказывают, что для того, чтобы ориентироваться в сложных реалиях "великих перемен, невиданных за столетие", необходимо противостоять этим сложностям и признавать их в рамках исторического развития марксистской теории, тем самым открывая новые возможности для достижения социализма. Китайская реформа, безусловно, является не чисто экономической реформой, а беспрецедентной серией экспериментов в истории социалистического движения.