Артем Драбкин: Чем бы ни закончилась битва за Артемовск и Крым, СВО продлится еще пару лет

— Артем, какую армию времен Второй мировой войны сейчас напоминают ВСУ?
— Проводить исторические параллели можно было лишь в начале СВО. Тогда мы пребывали в состоянии неопределенности, поэтому пытались опереться на имеющийся опыт. Теперь это некорректно, потому что СВО приобрела свои черты.
В историю она войдет как самостоятельная, ни на что не похожая война. Это событие планетарного масштаба, которое полностью перекроит весь существующий мир, как это было по итогам Второй мировой войны (и картографию, и экономику всей планеты).

— Почему же СВО даже с военно-технической точки зрения ни на что не похожа?
— Потому что это прокси-война Китая, России и Ирана с западным миром.
Это война двух коалиций, ведущаяся руками России и Украины пока, по счастью, на украинской территории. Это мировая война, ведущаяся в очень ограниченном временном и пространственном промежутке.
Да, больше 1000 километров фронта — это вроде бы много, и пока это крупнейшая война в Европе. Но по сравнению со Второй мировой, где были миллионные армии и несколько таких фронтов, — это совершенно другой конфликт с точки зрения вовлечения людских и материальных ресурсов.
Например, наше государство демонстрирует совершенно другой подход к ведению СВО по сравнению с тем, как оно вело Великую Отечественную войну.
Сейчас звучат много разговоров о том, что нужно вернуться к лозунгу «Все для фронта — все для победы». Объясню на конкретных примерах, что это означало на практике.
Если начать с трудового законодательства, то уже с 26 июня в СССР ввели обязательные сверхурочные работы, когда восьмичасовая смена стала одиннадцатичасовой (хотя они и оплачивались). Ужесточилась ответственность за самовольный уход с предприятия. Фактически все рабочие, занятые в военной промышленности, закреплялись за конкретным заводом.
Полностью заморозили вклады. Снять деньги со счета можно было только в размере 200 рублей — при средней зарплате в 354 рубля. Все дополнительные выплаты, которые получали рабочие, также замораживались до окончания войны. Полностью отменили отпуска. Увеличилось обязательное число трудодней для колхозников. А в конце декабря вообще ввели военный налог, который принес в казну основную массу доходов.
Таким образом, наше государство переложило бремя этой войны на собственное население. Понятно, что сейчас мы не сможем повторить этот опыт. И сейчас наша власть всячески старается защитить людей от дополнительной нагрузки, которую накладывает СВО.
Первое, что было сделано сейчас, — сохранение рабочих мест для добровольцев и мобилизованных. На всех участников СВО сразу распространяются выплаты, социальные гарантии и статус ветерана боевых действий.
Кстати, во время Великой Отечественной войны были созданы дивизии Народного ополчения. Да, туда шли люди очень мотивированные люди, но были и те, кто шел туда по одной простой причине — потому что его бы все равно призвали. А в таких дивизиях сохранялась зарплата по месту работы.
Это был серьезный материальный стимул. Поэтому эти дивизии за два месяца были переформатированы в обычные стрелковые. А тем, кто был призван, зарплаты уже не сохраняли.
Так что мы видим абсолютно другой подход власти. В этом и состоит главное отличие той большой войны от этой (пока что) небольшой.

— В каком случае мы придем если не к тотальной войне, то к большему напряжению общества?
— Риск тотальной войны сейчас небольшой. Сейчас гораздо опаснее внутренняя нестабильность. Санкции Запада еще будут действовать и они еще скажутся на нашем благосостоянии. В этой связи сохранение спокойствия и внутреннего единства общества является ключевым.
Вряд ли наши противники рассчитывают победить нас на поле боя, потому что территории и ресурсы несопоставимы. Но они надеются на внутренний саботаж, раскол и на то, что власть падет.

— А Украина ведет тотальную войну? Или еще нет?
— Мне сложно об этом сказать, потому что я последний раз был на Украине восемь лет назад. Но по доступной нам информации есть ощущение, что они воюют в полную силу, а мы по чуть-чуть. Отсюда и результаты. Все украинское общество включено в войну. Да, половина населения убежала, но оставшаяся часть активно работает.
Здесь мы можем провести параллели с Германией, которая достигла пика военного производства лишь в 1944 году. Если бы она сразу переключилась на военные рельсы и сразу поняла, во что ввязалась, то в 1942 году нам было бы еще тяжелее.
К сожалению, пока по отношению к ведению войны мы пока напоминаем гитлеровскую Германию с точки зрения постепенного включения общества и экономики в боевые действия. Тогда результат для Германии был печален. Надеюсь, сейчас нам удастся этого избежать.

— Перейдем к текущим делам. Вы неделю назад в ВК написали заметку, что ВСУ для успешного наступления на Запорожском направлении нужно взять Пологи и Токмак, чтобы избежать нашего флангового удара на Васильевку, а в идеале еще форсировать Днепр, чтобы расчленить нашу группировку. Есть ли у них на это силы?
— В Великую Отечественную сводка Совинформбюро была единственным источником информации, который абсолютно не отражал текущую ситуацию. Все шло с задержкой.
Даже о наших победных наступлениях сообщалось только через две недели. Сейчас у нас есть огромное количество информации, но, по сути, это те же самые сводки Совинформбюро. Просто тиражируемые разными источниками на любой вкус. Мол, ВСУ сейчас возьмут Крым, а ВС РФ возьмут Львов.
Так что у нас нет никаких источников информации. Есть только информационный шум. Я абсолютно уверен, что «утечка секретных документов Пентагона» — дезинформация. И я даже не понимаю, рассчитана ли она на наш Генштаб или на наше общество. Поэтому нам остается смотреть только на карту.
Если мы вспомним события более чем столетней давности, то точно такую же операцию проводила Красная Армия против белых. У них тоже был Каховский плацдарм («Каховка, Каховка — родная винтовка»). И удар они нанесли с Запорожья на Токмак и дальше на Крым.
Я не специалист в области Гражданской войны, но я случайно наткнулся на эту карту и понял, что конфигурация абсолютно такая же. Да, силы и средства сейчас другие, но конфигурацию фронта определяет география. Есть ли у Украины силы? Это знают только они.
Дело в том, что наше зимнее наступление в целом можно считать провальным. Мы не достигли результатов, которые планировалось достичь. Мне это видно как историку.
Но вопрос состоит в том, сорвало ли это наше наступление наступление противника? Удалось ли перемолоть его резервы? Это еще большой вопрос, удалось ли нам в Бахмуте перемолоть то, что они готовили для наступления. Я очень надеюсь, что удалось. Но ответ на этот вопрос может дать только время.
Есть ли у Украины силы для наступления? Да. Достигнет ли оно своих целей? Надеюсь, нет.

— Почему вы думаете, что наше зимнее наступление провалилось, если, как вы говорите, у нас нет источников объективной информации?
— У нас были наступления под Угледаром и под Бахмутом. Я думаю, что в идеале эти две группировки должны были сомкнуться и освободить территорию ДНР. План был примерно такой. Эти мои рассуждения основаны на знаниях о том, как происходили сражения во Второй мировой войне.
Тогда были операции на окружение, где были две клешни. Но бывало и так, что эти две клешни вязли в обороне, оттянув на себя резервы противника.
Есть прекрасный пример летнего Ржева, когда наше наступление увязает, но для его отражения немцам пришлось разобрать ударную группировку на другом направлении, и уже их наступление не достигает того результата, на который они рассчитывали.

— Как тогда могут развиваться события, исходя из прошлого опыта? Учитывая, что в ходе Великой Отечественной после Сталинграда у нас не получались котлы вплоть до Корсунь-Шевченковской операции?
— У нас тогда не хватало сил. А в текущей ситуации мы имеем Первую мировую войну с точки зрения мобильности.
Напомню, что в Первой мировой войне все подразделения были примерно одинаково мобильными (кроме конницы, которую можно было вводить в прорыв). Во Второй мировой войне у нас были механизированные части, которые были более мобильными, чем пехота. А сейчас у нас все более-менее мобильные.
Поэтому переброска резервов обеими сторонами идет примерно с одинаковой скоростью.
Сейчас мы имеем позиционный тупик, преодолеть который обычными вооружениями не удастся. С точки зрения мобилизационного потенциала у Украины — 8 миллионов, а у России 20 миллионов человек. Поэтому война точно не закончится, потому что исчерпается мобилизационный ресурс.
Так что оптимистичный прогноз, что всё это бодание продлится до 2025 года. Пессимистичный — до 2030. Потому что нет технологий, которые могли бы переломить текущую ситуацию позиционного кризиса.

— А что может переломить?
— Только политическое решение. Если удастся посадить Китай и США за стол переговоров, война на Украине закончится завтра же. К сожалению, сейчас Россия — это такой же объект в мировой политике, как и Украина. От нас не очень многое зависит.

— У меня будет еще пара прикладных вопросов. Сейчас наше общество критикует командование за то, что мы недостаточно эффективно работаем по инфраструктуре и складам с ГСМ. Но во время Великой Отечественной войны нам тоже не удавалось бомбить нефтепромыслы в Румынии. В чем причина?
— Потому что у нас традиционно слабая авиационная составляющая. Во время Великой Отечественной она показала себя настолько, насколько смогла. А сейчас это вопрос доктрины об ее использовании.
Например, что нам мешало еще до СВО начать производство планирующих бомб, которые неожиданно оказались эффективными сейчас? Таких вопросов очень много.
Поэтому я бы не стал сильно критиковать наше командование. Оно играет так, как может. Его надо максимально поддерживать. А критика должна быть конструктивной, чтобы она могла менять ситуацию.

— Еще один такой вопрос по поводу неудач в Харьковской области. Тогда мы там попали в котел, сейчас нам его удалось избежать его, но проблемы возникали и во время Великой Отечественной войны, и во время СВО. Почему?
— Причина очень простая. Еще в июне 2022 года я писал, что мы обязаны проводить частичную мобилизацию. Мы это должны были сделать еще в апреле, когда уже было понятно, что мы ввязались во что-то такое, с чем не можем с ходу справиться «за три дня».
Нужно было включать разные механизмы мобилизации. Мне кажется, что нам и сейчас нужно проводить вторую волну мобилизации. Хотя власть говорит, что не нужно, мы и так справимся.
А почему? Потому что наша основная проблема состоит в запаздывании с принятием решений. Да, социальная защита и нежелание перекладывать на население нагрузку — это хорошо и правильно. Но тут нужен баланс.
Так что мне кажется, что без второй волны мобилизации мы можем повторить ситуацию под Харьковом, когда просто не хватило сил прикрыть все направления, а мобильные группы ВСУ разгрызали нашу оборону, окружали небольшие части и прорывались дальше. Это то, к чему приводит недостаточная плотность войск.

— Сейчас понятно, а в 1942 и в 1943 почему не получилось?
— Причина была та же самая. Наши пошли в наступление, оголили фланг, а немцы смогли собрать ударную группировку, которая в этот фланг ударила.
По этой же причине ВСУ сейчас нужны Токмак и Пологи. Потому что это ключевые точки. Опираясь на них, мы можем эффективно выстраивать оборону.
То же самое делали немцы. Наши прорывали оборону, уходили в прорыв, а немцы держали ключевую точку на фланге, выстраивая от нее контрудар в открытый фланг. Надеюсь, наше командование понимает, что если мы потеряем две эти ключевые точки, то ситуация будет угрожающей.
Сражение в любом случае развернется за эти два населенных пункта.
Вообще вся эта ситуация напоминает операцию «Цитадель» 1943 года (летнее стратегическое наступление вермахта на северном и южном фасах Курского плацдарма. — Ред.). Все знают, что что-то произойдет, но не знают когда и не знают, где именно.
Поэтому я не думаю, что мы выдержим первый удар ВСУ. Это всегда так. Если противник владеет инициативой, он может вычислить ваши слабые места. Наша задача состоит в том, чтобы грамотно его растянуть и грамотно действовать против наступающих группировок.

— Что нам нужно сделать для победы кроме еще одной волны мобилизации и надежды, что Китай и США договорятся между собой?
— Сохранять спокойствие и веру в наше командование и войска. Только тогда можно принимать взвешенные решения. Еще нужно принять текущую ситуацию с открытым сердцем, поняв, что ситуация такая, какая есть. Больше ничего не нужно.