Деревнинг, избинг, коттеджкор: городские открывают для себя сельскую жизнь, и она им нравится

Больше десяти лет назад я решила переехать за город, стать «деревенской». Деревня в данном случае довольно относительна — стародачный поселок в 30 км от Москвы, прадедовский дом, в котором я провела все детство и который достался мне в наследство. Сделала из старой дачи зимний дом и с 2014 года ни разу не ночевала в городе. В моем, тогда тусовочном, окружении мнения разделились — от «ну и дура» до «ты исполнила мечту многих». А я приезжала в Москву пару раз в неделю с по-новому настроенной, как будто туристической оптикой, ходила на выставки и в театры, с кем-нибудь встречалась и с радостью уезжала обратно.

С 2020-го миграция горожан за город стала довольно массовой, и пандемия сыграла в этом немалую роль. Быть запертыми в квартирах не понравилось никому — у нас же, загородных жителей, образ жизни тогда почти не изменился. В конце 2023-го опрос ВЦИОМ и Дом.РФ показал, что 55% семей, живущих в многоэтажках, готовы переехать за город при наличии качественной инфраструктуры — этому способствовали и ковидный локдаун, и возможность работать удаленно.

Примерно тогда же в моду вошел стиль коттеджкор, воспевающий романтику сельской жизни, впрочем, оставляющий за кадром ее сложности. Cottagecore переводится как «эстетика загородной жизни», и соцсети воспевали внешнюю составляющую: платья в цветок, льняные рубашки, венки на голове, винтажные гербарии на стенах, грибочки на подушках. Дальше мода коснулась собственно образа жизни: коттеджкоры стремятся сбежать в деревню от городской жизни, от общества потребления и гонки за трендами. И ищут радость в простых вещах — наблюдении за природой, уходе за животными и растениями, прогулках по лесам и полям.

Закрытые границы и сложности с выездом из страны развернули в сторону внутреннего туризма, в том числе деревнинга («почувствуй себя как в деревне у бабушки») и избинга («поживи-ка в настоящей русской избе»). Термин «избинг» разработал предприниматель из Плеса Алексей Шевцов и даже зарегистрировал товарный знак. Остановиться в самом компактном доме избинг-отеля на две ночи в августе стоит 60 тыс. рублей, и избушки разлетаются как горячие пирожки: «хоть бы один избинг был на майские», встречалось в комментариях.

Гостевых домов в русском стиле все больше: купеческое «Пестово подворье» в Суздале, затерянный в лесах под Костромой «Терем» в Асташово, «Усадьба Бехово» недалеко от Поленово, избушки в Ченцово в Тульской области, «Гостевой дом» в селе Дунилово в Ивановской области. Когда просто туристом быть мало, вкладываются в исторические дома — для поиска недвижимости в стиле уходящая натура работает агрегатор «Дом вдали». А для тех, кто строит, в середине сентября в Москве пройдет «Русский дом. Креативные регионы» — выставка дизайна интерьеров и технологий, «направленная на воссоединение с историческими и культурными корнями через современные интерьерные решения».

Как-то мы встретились с давно поуехавшей приятельницей, которая живет теперь в одном из морских городов ближней Европы. Она тогда категорично заявила, что все вот это — жить в срубе, печь хлеб и выращивать огурцы — эскапизм, да и только. И тут же рассказала, как скучно и сонно было всем в том городе у моря, пока не приехал наш товарищ-диджей и не организовал для всех White Party. Между «белой вечеринкой» и деревней в качестве личного эскапизма в 2024-м я выбираю деревню.

Как обычно, не стоит путать туризм с эмиграцией: когда в пандемию наш поселок стал заполняться новыми людьми, их было видно издалека. Новички выходят к реке, надушившись духами, брезгливо смотрят на темную воду, носят закрытую обувь и высокие носки и кричат детям: «Не заходи в траву». Закатывают в бетон свои дворы, ставят широкие навесы из металлического профиля и часто используют слово «уничтожить» по отношению к разным растениям: «Я ненавижу маргаритки, нужно вывести их из газона». Так проявляется страх пытающегося сохранить стерильные условия горожанина перед хаосом живой природы. У которой мы в гостях, а не наоборот.

Считается, что тяга к земле начинается ближе к 40. Исследователь темы мышления и автор книги «Просто о мозге» Кеша Скирневский объясняет это так: с возрастом у нас становится все меньше когнитивных ресурсов делать то, что требует социум, и нам сложнее сопротивляться животному началу, которое зовет оставить искусственную городскую среду и вернуться «в лес», где наш мозг учился выживать на протяжении эволюции.

За последние пару лет я познакомилась с «новыми деревенскими», которые решили, что лучше жить на земле, в возрасте около 30. Вот Марина — руководила в Москве агентством и делала роскошные мероприятия, приехала в Суздаль, сняла дом на месяц, продлила аренду, и вот уже строит свой дом, случайно завела коз и управляет «Сельской жизнью» — магазином с разной провинциальной милотой. Вот Анна — приехала с семьей в Переславль погулять, а уже через месяц они перевезли вещи — муж делает классные кровати из дерева, Аня организует фестиваль «Счастливые» и занимается другими проектами сообщества.

Вот 29-летний Андрей Деревенский — после десяти лет продюсерской деятельности переехал в деревню под Санкт-Петербургом, ведет именной телеграм-канал, решил восстанавливать старые дома, строить новые, создавать рабочие места и развивать туристическое направление: «Чего я по-настоящему хочу? В каком-то смысле мне хочется перевернуть ход истории этих мест». Так происходит у многих переехавших горожан — высвобождается время, меняются ценности и приоритеты, появляются силы и желание менять к лучшему ту среду, в которой живешь.

Экспресс-взрослением называют свой опыт жизни в деревне авторы проекта «Непростодом» — пятеро москвичек переехали во Владимирскую область в доставшийся одной из подруг старый дом. Подготовили его к зиме, живут уже второй сезон, приглашают гостей на перезагрузку. Вот такой отзыв был после нескольких дней в глуши: «В городской квартире можно подеградировать, и это настолько безобидно, что само словечко уже означает “приятно расслабиться”. Здесь, если ты деградируешь, дом и хозяйство деградируют вместе с тобой». Человек говорит про «авторство в жизни», за которым долго гонялся по психотерапевтам и которое искал в умных лекциях: «Москва кажется очень комфортным местом для жизни, но платишь за этот комфорт здоровьем. Психологическим и физическим. Комфортно сидишь в дорогом кафе, комфортно едешь в новом вагоне метро, комфортно гуляешь по парку Горького. А сам пьешь антидепрессанты, регулярно при этом накидываясь в барах, и плачешь от отсутствия смысла в жизни». Ключевым в найденном смысле оказалось действие, «ведь градус тепла в доме — это физическая работа».

Жизнь в деревне — это про личную ответственность за свой комфорт, борьбу со страхом и ленью, необходимость принимать решения каждую минуту и отсутствие выбора «делать» или «не делать». Делать — иначе останешься без тепла, света и воды — главных бытовых ценностей, которые горожанин воспринимает как должное.

«Раньше, когда я думала об абстрактной жизни в деревнях, мне казалось, что это очень тяжелая, некомфортная, изнуряющая не жизнь даже, а выживание, — говорит Оксана Осинина, автор крымского проекта “Живые дома”. — Сейчас же я четко понимаю, что это лишь вопрос восприятия. Как и во всем остальном — ты либо быстро адаптируешься, ищешь решения, и они находятся, либо ты все равно делаешь ровно то же самое, но через бубнеж, борьбу и недовольство. И не вода или ее отсутствие виновато в том, что сил нет, а восприятие и отсутствие навыка быстро встраиваться в условия момента».

Предводитель переславского сообщества «Счастливые» Борис Акимов в пандемию переселился в фамильный дом в деревне Княжево и в какой-то момент остался без помощника на своей ферме. Сделал открытие: «При правильном планировании времени, приобретении навыков дойки, кормления, уборки, изготовления сыра, масла, сметаны, творога и так далее и, главное, при очень заметном росте выносливости организма выяснилось следующее: все это несложно и занимает гораздо меньше времени, чем представляется». Борис говорит, что для 90% людей, которые еще сто лет назад жили в деревне, вопрос о тяжести физического труда был нонсенсом. Люди успевали резать наличники, расписывать шкафы, мастерить кровати, шить одежду, петь песни и плясать — и это все посреди полевых работ, ухода за скотиной и хлебов собственного изготовления: «Все это говорит о диагнозе современного человека. Он чрезвычайно ослаб».

Мой десятилетний опыт жизни в доме, даже без утренней дойки и уборки навоза, сделал меня выносливее и ответственнее. Когда дом реконструировался, я была изнеженной городской штучкой и ни на чем особо не фиксировалась. Зато сейчас, регулярно исправляя косяки того ремонта и делая в доме нечто новое, стараюсь во все вникать и нужное записывать. Мы живем в поселке, где есть магистральный газ, канализация, водопровод, электричество. Плюс своя вода в колодце и очко на улице. Но мне нравится везде подстелить соломки на случай «а мало ли что». Потому что когда в минус 25 вырубается отопление, это вопрос выживания твоего и твоего дома. На трубах ввода воды в дом — греющие кабели, есть панели «доброе тепло», запасной электрический бойлер для воды, источник бесперебойного питания для газового котла и холодильника. После того как ураган оставил без электричества на двое суток, был куплен генератор. По каждому участку жизнеобеспечения у меня есть специалисты, которые живут недалеко и всегда придут на помощь.

«Придут на помощь» — важный аспект загородной жизни, его следствие — ценность добрососедских отношений. В одну из первых зим в минус 18 я вышла к колодцу за водой в пуховике, накинутом на пижаму. Вернулась за перчатками, взялась за ручку новой железной двери — и ручка осталась у меня в руке. Телефон в доме, ключи в доме, окна все закрыты, инструментов нет — в этот момент закончилась мечта-иллюзия «а вот бы жить в доме в лесу, где рядом никого нет». Потому что я просто открыла общую калитку и пошла к соседям, в тепло. Соседка позвонила соседу напротив, у которого 18 рабочих специальностей, он зашел через соседскую калитку и приделал ручку к двери.

Мы обменялись ключами с ближними соседями и можем, если что, приглядеть за домом, полить цветы, покормить котов, собаку или черепаху, а еще прийти друг к другу на обед и принести цитрусовых во время простуды. Самостоятельная загородная жизнь, помимо прочего, научила меня выйти из разрушительной позиции «я сама, все сама», развить горизонтальные связи в среднем круге, научиться обращаться за помощью, получать ее и помогать другим.

В телеграм-канале «Непростодом» говорят о том же: «Сначала местные к нам присматривались: приехали на хутор москвички, живут в старом доме, делают ремонт, собрались зимовать, говорят про дофаминовый детокс и какую-то реабилитацию городских одиноких душ, разучившихся общаться вживую и заблудившихся в лабиринтах цифровой реальности. Но потом нас как-то приняли вместе со всеми нашими странностями и… стали помогать! Понятно, что село живет взаимопомощью, сегодня помог ты — завтра помогли тебе. Это, по сути, основа выживания на территориях, где нет уберов и сервисов услуг всех видов и мастей.

В городе созданы все условия, чтобы не пересечься с другим живым человеком, ведь технологии делают жизнь в одиночку как никогда доступной. На фоне тотального стремления к комфорту жизнь с другим кажется жутко неудобной: нужно считаться, приспосабливаться, терпеть, смиряться, общаться, договариваться. Маячит, в шкаф не засунешь. Нет, лучше как-нибудь в кафе пересечься. А в доме без другого никуда и никак, один не справишься».

Собрать в саду букет. Чашку ягод собрать, три огурца, пучок зелени к обеду. Полить, прополоть, подмести дорожку, воды набрать, выехать на велосипеде — всегда есть повод для движения. Ездить каждый день купаться. Босиком ходить с мая по сентябрь. Пойти за заказом в «Озон» не напрямую за семь минут, а через лес за час пятнадцать. На прогулке поздороваться и поулыбаться несколько раз, а когда не хочется общения, просочиться сквозь и никого не встретить. Работать на улице, регулярно отводя глаза от компьютера на дуб, небо, цветок, птицу. Приветствовать котов, дятлов, белок и ежей на своем участке. Засыпать под звуки цикад, птиц и ночных электричек. Просыпаться, когда на соседней улице залаяли собаки — это значит, мимо идут собачники, как обычно, в 7.30. Глубоко вдохнуть, когда выходишь из машины у дома или из электрички на платформу. Дышать.

Я живу в доме своих предков, на своей земле — и все сильнее чувствую корни, вросшие в эту землю, и силу, которую мне дает жизнь здесь. На концерте в Москве встретилась с давними знакомыми: «Вы не уехали? — Да куда мы денемся, когда есть эта тяжесть корней». Это ощущение «я дома» теперь переливается за границы моих девяти соток и распространяется до речки, до леса и далее везде.