Глава из книги Пыхалова "Как клевещут на Сталина".

 
Все «знают» о трагическом эпизоде из жизни знаменитых советских футболистов братьев Старостиных, безвинно отправленных в ГУЛАГ по приказу всесильного Берии:
«Братья Старостины олицетворяли собой успехи и необычайную популярность “Спартака”, которые столь болезненно воспринимались почётным председателем “Динамо” Берия. А Лаврентий Павлович не любил, когда кто-нибудь своим существованием на свободе напоминал ему о футбольных неудачах опекаемого общества.
В 1942 году Николай, Александр, Андрей и Пётр были арестованы.
Так родилось “дело” братьев Старостиных» [цитата Вайнштейн А. Дело братьев Старостиных // Московские новости. 1989, 29 января. № 5(447). С.15.].
«Думаю, что и раньше Берия не испытывал к “Спартаку” особых симпатий. Но уверен, именно в 1939 году он отнёс меня к разряду если и не личных врагов – больно уж велика была разница в положении на государственной иерархической лестнице, – то наверняка к разряду людей, ему явно неугодных. Судьба Старостиных была предрешена»[Звягинцев В.Е. Трибунал для академиков].
Мало того, в молодости Николай Старостин имел неосторожность лично встретиться с будущим наркомом на футбольном поле:
«Ни я, ни его окружение не знали, как реагировать на услышанное, но сам Берия был явно доволен произведённым эффектом. Он напомнил мне о давно забытом всеми матче. В начале двадцатых годов сборная Москвы играла в Тбилиси. В рядах наших противников играл грузный, не очень техничный, грубоватый левый полузащитник. Это был Берия. Как правый крайний нападения, я постоянно сталкивался с ним в единоборствах. Правда, при моей тогдашней скорости не составляло большого труда его обыграть. А во втором тайме я действительно убежал от него и забил гол»[Вайнштейн А. Дело братьев Старостиных].
В результате Берия «затаил хамство», и при первом же удобном случае свёл счёты со строптивыми футболистами.
Согласно мемуарам Н.П. Старостина, его с братьями обвиняли в подготовке покушения на Сталина, которое, по версии следователей, планировалось в 1937 году, во время парада на Красной площади:
«На следующем допросе Рассыпнинский выложил главный козырь:
– Вы обвиняетесь в преступной деятельности под руководством врага народа Косарева. Вы хорошо знали Косарева?
– Насколько позволяли несколько лет совместной работы в спорте.
– Ваши отношения были дружескими?
– Он постоянно оказывал “Спартаку” поддержку в решении организационных и хозяйственных вопросов.
– Какие вы получали от него задания?
– Какие задания? Обыграть басков, выиграть первенство Союза, побеждать в международных встречах.
– Не прикидывайтесь простачком, речь идёт о политических заданиях. Доказано, что Косарев примыкал к оппозиционной группировке. Нам известно, что вы вместе с братьями должны были во время парада осуществить террористический акт против членов Политбюро и лично товарища Сталина. Как вы собирались это сделать?
– Что за нелепость? Какого парада?
– Парада на Красной площади в 1937 году. Забыли? Вот фотография, которую мы нашли в вашем доме при обыске. На ней отлично видно, что машина, оформленная футбольной бутсой, шла буквально в десяти метрах от Мавзолея. Из неё очень удобно было осуществить ваши зловещие замыслы. Это тягчайшая улика. Что скажете?
Я молчал…
– Расскажите мне, куда вы дели вагон мануфактуры?
Теперь уже я был совершенно сбит с толку.
– Какой вагон мануфактуры?
– У нас есть сведения, что в первые месяцы войны из Иванова в адрес «Спартака» отгрузили вагон с мануфактурой. Он исчез.
– В первый раз слышу. Надо спросить у тех, кто занимался этим вагоном.
– Не прикидывайтесь. Без вас такая пропажа не могла состояться. Вы знаете, что такое мародёрство?
– О мародёрстве знаю, а о вагоне нет.
Суета вокруг вагона продолжалась недели две. Потом эта тема постепенно ушла из обвинительных формулировок. Я понял, что вагон обнаружили.
Впоследствии я узнал, что в неразберихе начала войны его отправили на какую-то другую станцию и потом доставляли в Москву кружным путём.
Нелепая возня с мануфактурой имела вполне определённую цель. По Москве распускали слухи, что Старостины расхищали народное добро, а значит, арестованы за дело, и нечего о них сожалеть»[Звягинцев В.Е. Трибунал для академиков.].
Разумеется, суд был скорым и неправым:
«В ноябре 1943 года нас судила Военная коллегия Верховного суда.
После чтения обвинительного заключения председатель суда Орлов начал с вопроса:
– Признаёте ли вы себя виновным в предъявленных вам преступлениях?
Я ответил примерно так:
– Да, я всё это высказывал, не подозревая, что это преступно…
Довольно коротко и быстро, по моему примеру, “признались” остальные, кроме последнего – Евгения Архангельского. Он заявил, что не намерен подтверждать “фантазии”, надуманные Николаем Старостиным… Никакой “антисоветчиной” он, Архангельский, никогда не занимался и заниматься в будущем не намерен. От сказанного на предварительном следствии отказывается… Его признание – результат незаконных методов воздействия…
Это был глас вопиющего в пустыне абсолютного беззакония и произвола.
Через три дня мне вменили в вину восхваление буржуазного спорта и попытки протащить в советский спорт буржуазные нравы; Петру – единственную фразу, что колхозы себя не оправдывают, а ставки советских инженеров малы; Александру и Андрею – то же, что и мне… Нам, как членам партии, дали по десять лет, беспартийным Станиславу Леуте и Евгению Архангельскому – по восемь»[там же].
Поведанная Старостиным история соответствует всем канонам антисталинских разоблачений: жертвы репрессий обязаны выглядеть невинными, а предъявленные им обвинения – заведомо нелепыми и абсурдными.
Действительность гораздо проще и неприглядней. Как пишет подробно изучивший материалы архивного судебного производства по делу знаменитых футболистов В.Е. Звягинцев: «С большим уважением отношусь к этим заслуженным людям, однако, как говорят в таких случаях: Платон мне друг, но истина дороже»[там же].
Оказывается, обвинения в совершении чисто уголовных преступлений, о которых Старостин практически не пишет в своих мемуарах, упоминая лишь о вагоне с мануфактурой (который, к тому же, нашёлся), на самом деле занимают в материалах дела центральное место.
Первоначально Н.П. Старостин обвинялся по шести статьям – 58-1 п. «б» (покушение на измену родине), 58-10 ч.2 (антисоветская агитация и пропаганда), 58-11 (антисоветская организация), 117 ч.2 (получение взятки), 118 (дача взятки и посредничество во взяточничестве) Уголовного кодекса РСФСР и статье 3 закона от 7 августа 1932 г. (хищения).
В обвинительном акте говорилось: «В НКВД поступили данные, что братья Старостины группируют вокруг себя антисоветски настроенных людей, готовятся к переходу на сторону фашистских оккупантов, занимаются жульническими махинациями и расхищением социалистической собственности…
…на протяжении ряда лет систематически расхищали промышленные товары и сырьё из предприятий и артелей системы промкооперации…похищенные товары в большинстве случаев сбывались через магазин общества “Спартак”…всего вывезли без оформления документов лыжных костюмов и других товаров на сумму 60 тыс. рублей.
…за взятки, даваемые военкому Бауманского райвоенкомата Кутаржевскому (осуждён) Старостин Н.П. беспрепятственно оформлял отсрочки от мобилизации в Красную Армию на лиц, не желавших быть на фронте.
…за взятки, даваемые некоторым работникам милиции беспрепятственно прописывал на жительство в Москве своих знакомых»[там же].
Судя по материалам следственного дела, Н.П. Старостин расхищал социалистическое имущество с 1924 года. Например, в 1930 году он совместно с Масловым и Дунаевским похитил и реализовал без оформления документов приспособления для лыж на сумму 18 тыс. рублей. Но основная часть эпизодов датирована второй половиной 1941 года. Помимо братьев в качестве его соучастников в деле фигурировали Кожин, Смирнов, Тикстон, Оберг, Воздвиженский, Никифоров, Норвид, Кислягин, Ратнер. А людей, освобождению которых от мобилизации он способствовал путём выдачи брони, следствие насчитало около 60 человек[там же].
Судебное разбирательство по делу вороватых футболистов открылось 18 октября 1943 года. В ходе процедуры установления личности подсудимого Николай Старостин выяснилось, что в 1930 году он уже арестовывался органами НКВД за хищения[там же].
Из ответов Николая Старостина на вопросы судей:
«– Мои первые хищения относятся к весне 1940 года.
– Мною была установлена практика брать деньги на расходы не из кассы спортивного общества “Спартак”, а в магазине “Спартак”.
– Всего получил от директора магазина Кожина около 20 тыс. рублей.
– Кожин говорил, что он это делал (излишки денег. – И.П.) за счёт продажи товаров низших сортов по ценам высших и, кроме того, за счёт прикроя – материал на 100 простыней, а из него вырабатывается 110»[там же].
20 октября 1943 года был вынесен приговор, в котором, в частности, говорилось:
«На протяжении ряда лет подсудимые Старостины, а также Денисов, Ратнер и Сысоев систематически занимались расхищением спортивных товаров из предприятий системы промкооперации», причинив государству ущерб в размере 160 тысяч рублей и присвоив в процессе «хищений и мошеннических операций»: Николай Старостин – 28 тыс. рублей, Александр Старостин – 12 тыс. рублей, Андрей и Пётр Старостины – по 6 тыс. рублей.
Далее в приговоре отмечалось, что, «руководствуясь корыстными соображениями, Старостин Николай во время Отечественной войны вошёл в преступную связь с военным комиссаром Бауманского района Москвы Кутаржевским (осуждён) и за взятки, даваемые последнему в виде спиртных напитков и продуктов питания, добивался получения от райвоенкомата отсрочки от мобилизации не только в отношении работников спортивного общества “Спартак”, но и лиц, не имевших никакого отношения к этому обществу». В числе этих лиц в материалах дела фигурировали руководители «Мосплодоовощторга» и магазинов «Молококомбината» Бедин, Звёздкин, Трушкин и др., которые за оказанное содействие снабжали Николая Старостина продуктами «в неограниченном количестве»[там же].
Суд исключил из обвинения Н.П. Старостина две статьи – покушение на измену Родине и дачу взятки. По остальным вменённым ему статьям он был осуждён. Согласно приговору братья Старостины, а также бывший заместитель председателя спортивного общества «Спартак» А.Н. Денисов, получили по 10 лет лишения свободы каждый, с поражением в правах на 5 лет каждый и конфискацией всего лично им принадлежащего имущества. Остальным суд определил по 8 лет лагерей, также с поражением в правах и конфискацией имущества. Кроме того, Военная коллегия постановила возбудить ходатайство перед Президиумом Верховного Совета Союза ССР о лишении осуждённых государственных наград[там же].
Но вот наступило время хрущёвских реабилитаций. 16 июня 1954 года состоялось заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР, которая исключила из обвинения Н.П. Старостина две контрреволюционные статьи, однако его участие в хищениях и взяточничестве вновь признала доказанными. Но вскоре в суд поступило ещё одно заключение Главного военного прокурора, которое было рассмотрено 9 марта 1955 года. На этот раз приговор Военной коллегии, вынесенный в 1943 году в отношении Старостина Н.А. и др., был отменён и дело производством прекращено за недоказанностью обвинения. Военная коллегия, в частности, констатировала, что обвинение всех осуждённых по закону от 7 августа 1932 года «было основано только на показаниях самих осуждённых, а также на показаниях свидетелей Кожина, Смирнова, Маслова, Кабакова, Плугина и Тикстона», но в процессе дополнительной проверки указанные лица отказались «от ранее данных ими показаний и заявили, что следствие по делу проводилось необъективно и показания ими были даны под воздействием лиц, проводивших следствие». Лишь А.Н. Денисов, передопрошенный в процессе проверки, вновь подтвердил, что «Старостин Николай по сговору с другими лицами в 1941 году, путём незаконной операции с перепродажей лыжных ботинок через магазин “Спартак”, а также продажи принадлежащего стадиону “Спартак” биллиарда, присвоили в первом случае 20 тысяч рублей, а во втором случае – 7 тысяч рублей», причём ему самому из этой суммы досталось 4500 рублей. Но эти показания Денисова суд посчитал неубедительными. Опять же по той причине, что остальные от своих признательных показаний отказались[там же].
Ну, в самом деле, что за чудак этот Денисов! Высокое начальство хочет его реабилитировать, а Анатолий Никитич вовсю упирается – мол, отсидел за дело. Зато остальные осуждённые и свидетели сразу поняли, откуда дует ветер, изменив показания в нужную сторону.