Спираль аутофагии

Исходная проблема, которая в той или иной степени возникала перед внушительным количеством управленцев: сколько людей требуется на данной территории, если территория эта - периферия мир-системы?

Ответ зависел от того, чем должно заниматься население.

С точки зрения управленца-глобалиста все эти миллионы людей в «развивающихся странах» должны добывать ресурсы, покупать товары из центра и не бунтовать. Иногда эти ресурсы еще надо перерабатывать.

Что происходит, когда населения слишком мало?

Возникает классическая проблема: «некем взять». В предыдущие эпохи случался дефицит крестьян, и людей вместе со скотиной и утварью приходилось перевозить на тысячи километров. Сегодня монархии Персидского залива сталкиваются с похожими сложностями: громадные доходы требуется как-то инвестировать, превратить их в недвижимость и новый ландшафт, а чтобы построить небоскрёбы и озеленить пустыню, нужны десятки тысяч рабочих рук.

Добыча ископаемых, сельское хозяйство и строительство неплохо механизированы, но последнюю сотню лет без постоянного населения обойтись всё равно не получается. Вахтовики и сезонники - это половинчатое решение, потому что тогда рабочая сила слишком зависит от колебаний цен на сырье, от социальных противоречий или даже от эпидемий.

Что творится, когда населения слишком много?

Начинается становление местной элиты, которой не хватило своих ресурсов и синекур, не хватило присмотра от старших товарищей. Например, Мексика – избыток людей гарантирует, что заведутся свои политические группировки, они начнут расти, искать ресурсы, перестраиваться под себя прибыльную торговлю. И вот уже возникли наркокартели, а борьба с ними так быстро не прекратится. Да и любой, кто читал историю США, понимает, что избыток людей в удаленной колонии, да еще без внешней угрозы, это гарантия бунта. Они начинают таскать на одежде белые ленты и выбрасывать в воду упаковки чая. Идея самостоятельности получает поддержку местной элиты. И на месте провинции возникает новое государство. Или горячая точка, если метрополия настроена очень серьезно.

Каков оптимум численности?

Стабильное население в количестве, необходимом, чтобы обслуживать свою долю в разделении труда. Плюс небольшой избыток, чтобы не переплачивать за рабочие руки.

Допустим, у вас есть рудник, если рядом будет поселок на тысячу человек, то триста будет работать в руднике, их жены будут в сфере обслуживания. А дети кто подрастать и наследовать рабочие места, кто уезжать.

Эти люди никогда не смогут организовать у себя обогатительную фабрику. Чтобы убедительно потребовать её создания (например, заминировав рудник), необходимо, чтобы среди них критически выросло социальное напряжение и появились свои смутьяны. А если все на руднике уже заняты и более или менее приличную зарплату получают, то серьезного бунта можно не ждать. Один-два неспокойных персонажа просто уедут из этого захолустья в столицу. Да и если вдруг упадут цены на руду, то несколько лет население у рудника будет мало изменяться: у всех обустроен быт, есть какие-то сбережения, будет надежда на повышение цен.

Вы считаете среднегодовой прирост населения, и в зависимости от цифры начинаете действовать: или запускаете туда программу планирования семьи, защиты сексуальных меньшинств и чайлд-фри, или пропагандируете семейные ценности и обеспечиваете приезд молодых специалистов.

Для управленца-глобалиста всё население, которое нельзя здесь и сейчас встроить в разделение труда – лишнее. Его требуется убрать. Подобные образы неоднократно обсуждались в 90-е: «России достаточно иметь 20 млн. населения чтобы хватало обслуживать нефтянку».

Это не значит, что управленец-глобалист действует по четкому и продуманному плану. В 1990-2010-х контроль над периферией был одновременно и нарастающим (готовилось все больше кадров, улучшалось влияние на дискурс, потому выстрелили «цветные революции»), и большей частью неплановым (всемирного Госплана не имелось). Решения  оформлялись через МВФ, документы брюссельских бюрократов, климатические соглашения и т.п. Каждый раз политические коэффициенты зашкаливали. Получился предельно мутный подход – даже сейчас нет гласной картинки с распределением разрешенных отраслей. Вот Западной Европе можно в свое авиастроение, а Восточной - нельзя. Вот производство чипов.  Как бы всё можно всем, но с Поднебесной уже санкционная война…

Этот стиль управления опасен для мировой экономики и динамики развития? При своем завершенном воплощении - да. Получается слишком простая модель. Административные факторы начинают перевешивать экономические. Периферия мир-системы лишается оснований конкурентной борьбы, а значит в среднесрочной перспективе начинает терять стимулы к развитию. Реальная конкуренция «хозяйствующих субъектов» остается лишь в центре мир-системы. Там избыток населения, капитала, доступных ресурсов, технологий. Лишь там люмпен-пролетарии XXI века будут соревноваться в попытках стать настоящими бизнесменами (получать кредиты в бизнес-инкубаторах), а удачные стартапы будут конкурировать за возможность продаться крупным фирмам или даже раскрутиться самостоятельно. А так рынок будет захвачен дуополиями и олигополиями: условный «Boeing», «Airbus» и никого лишнего.

Но простая модель хорошо работает только в идеальных условиях. В реальности есть инерция процессов и лебеди обоих цветов:

1) Демографические переходы занимают десятилетия и слишком зависят от культурно-психологических факторов. Люди устроены сложнее игральных фишек и не получается вот так выставить их на доску, а потом убрать с доски. Китай успешно сбил поток новых рождений, дал населению идею гонки за личным богатством. Но прошло сорок лет, ситуацию надо срочно выправлять, а не получается. Простая отмена правила «одна семья – один ребенок» почему-то не дала демографического взрыва. Таджикистан в 90-х деградировал, но на фоне тотальной экономической депрессии получил средневековую рождаемость.

2) Экономика тоже инерционна и в количестве, и в качестве. Если построили рудник, то имеет смысл стоить рядом обогатительную фабрику, а может, и металлургический завод. Первый передел всегда стремится прирасти следующими.

3) Политические эффекты: чтобы такая система была построена, требуется целиком переработать местную элиту в послушных чиновников. Идеальная модель – это имперский Рим, в котором покорённые царства шаг за шагом превращались в провинции. Но местные элиты далеко не везде с этим согласны.

4) Эффекты «первой производной», как в математике: начальные и конечные точки графика неинтересны, важнее, что происходит здесь и сейчас. Сиюминутные процессы превращаются в константу, на которой строиться жизнь. В общем случае государство берет кредит под некое развитие производства или под экстренные траты. Но если о процентах на какое-то время забывают, то начинается бесконечный праздник перекредитования. Общая сумма долга растет, а отдавать его не собираются и живут на новые займы. Финал печален, однако прямо сейчас кого это волнует? Уж точно не политиков, которым надо просто дотянуть до переизбрания. Вместо экспоненциального роста долгов они видят ровную линию доходов.

Учтя эти четыре фактора, можно глубже раскрыть проблему с демографией.

Допустим, вы управленец-глобалист или же периферийный политик, который пляшет под его дудку. Развитие промышленности «в этой стране» не планируется (большая часть заводов стагнирует), потому избыточное населения надо сбросить.

Вы запускаете процесс экспорта рабочей силы и реализуете модель «страны исхода». Попутно выясняется, что это отличный инструмент снижения социальной напряженности. И еще трудовые мигранты переводами средств своим родственникам пополняют казну.

Получается рабочая схема.

Кризис и поплохело очередной отрасли? Надо просто отправить на заработки еще десятки тысяч людей. У вас бунтуют студенты? Снимаются ограничения на миграцию молодежи.

Но есть и обратная сторона: уезжают-то ведь не самые плохие специалисты. Ваш рынок труда оказывается открыт. Не имеет смысла готовиться в стране слишком хороших специалистов – они эмигрируют. И это типичная картинка для стран периферии и полупериферии: научи человека английскому, и он уедет. Научи человека сварке или сантехнике, он тоже уедет.

Если меньше специалистов, то меньше шансов открыть новые заводы. Продолжается деградация экономики. Не обвальная. Часть отраслей даже получает импульс к развитию. В больших городах продолжаются стройки. Если смотреть на ассортимент бутиков, вообще все неплохо.

Но при очередном кризисе возникает выбор: или цепляться за какую-то позицию в мировом разделении труда, или снова выгонять людей в миграцию.

Решающим фактором оказывается не столько экономика, сколько возможность пролоббировать свою позицию на внешних рынках и политическая устойчивость страны.

Можно как-то зацепиться, а можно по спирали катиться дальше вниз.

Если вы превращаете отказ от очередной отрасли в системное решение, то рано или поздно начинает деградировать местная элита. Она ведь всё меньше связана с производством. Зачем планировать развитие новых отраслей? Потому избыточные специалисты уходят. А инженеры, которые могут спасти завод почти без денег и запчастей, просто кончаются. Остаются лишь самые прибыльные предприятия.

Украина тут лучший пример.

Если идеал начала 90-х, когда глобализация только начиналась, это «иностранные инвестиции» и встраивание почти всего населения в новое разделение труда (переучиться с шахтеров на продавцов), то идеал после осознания «первой производной» – некий минимум отраслей, продукция которых наверняка, гарантировано будет востребована на внешнем рынке. Надо просто выгнать всю лишнюю молодежь, подождать, пока умрут старики, и тогда экспорт зерна, железной руды и узкого спектра хайтека сделает большинство оставшегося населения «представителями среднего класса».

Разумеется, экспертное сообщество яростно доказывает само себе, что путь этот тупиковый, и слишком много надо продать кукурузы, чтобы купить один корейский автомобиль. Но к этому образу все идет.

Местная элита медленно растворяется во всевозможных «неправительственных некоммерческих организациях» и перезагружается через «майданы». Население принимает модель малодетной семьи из «первого мира», и вообще, пытается подражать всевозможным культурным практикам Запада. Кажется, что пройдет еще тридцать лет, и вокруг будут жить правильные люди, настоящие европейцы, с хорошим английским и твердыми историческими знаниями о коренном этносе.

Только вот достижение таких идеалов – невозможно.

Два основных препятствия:

А) Подобного рода спирали очень плохо останавливаются. То есть да, можно договориться с политиками «центра», уловить расклады, найти конъюнктуру. Но без твердого политического представительства «в центре» все это очень зыбко. С любой отраслью экономики рано или поздно начинается кризис. Зерно жрут вредители и требуется новый посевной материал. За него придется отдать большую часть прибыли. Если вы почти монополист в производстве како-то газа, найдется конкурент, пусть не сразу, ну через те самые тридцать лет он построит завод и начнет давить ценой. А навык борьбы за интересы «национального государства», умение зубами держаться за необходимые предприятия – этот навык почти утрачен. Элита укомплектована «соросятами». И вот вам уже объясняют, что стратегический для страны завод, оказывается, очень вредный. Если вы его сохраните, надо будет драматически снижать прибыль и отправлять в миграцию новых переселенцев.

Б) Избыток вашего населения — это ресурс не только экономический, но еще и политический, и военный. Если принятие важнейших решений теперь принадлежит «центру мир-системы», то просто продать свою рабочую силу на вешних рынках, это уже счастье. Вдруг ей найдут более важное применение? Например, утилизируют на войне? Если рядом есть некое строптивое, или слишком крупное или слишком идеологическое государство, у которого возникли расхождения с мир-системой? Для ваших граждан открывается потенциальная роль карателей. Обратная сторона медали - всегда находится сила, которая желает воспользоваться деградацией территории. Возможно мигранты, которые не воюют с государством, но просто стремятся заселить пустеющую землю, или бандиты вкупе с политическими радикалами. Иногда – конкурирующее государство. То самое, у которого расхождение с центром мир-системы.

Поэтому политическая и экономическая чехарда дополняется военным конфликтом.

Этот конфликт отчасти внезапен. Все слишком привыкли к «схемам попила и отката», к медленному угасанию территории, к постепенному подъему градуса риторики, в которую не верили учившиеся еще при Союзе политики. Но вдруг экономические факторы утрачивают приоритет. Убытки даже для самых надёжных, экспортных отраслей больше не имеют значения.

Если в центре мир-системы считают соседа нелояльным, опасным, то к вам пойдут ресурсы, кредиты, вооружение.

В идеале, как и с экономической реформой, ваша цель — это быстро перейти из состояния «А» в состояние «Б», то есть победить. Ваши граждане составят низовые структуры оккупационной администрации, ваш бизнес будет претендовать на репарации и частичный контроль над рынками.

Но если война затягивается? Если профессиональная армия, которую вы создали, частично потеряна, частично пополнена новобранцами, и на быструю победу рассчитывать нельзя? А быстро заключить перемирие или хотя бы проиграть на относительно вменяемых условиях, вам возможности не дают?

Происходит тот же переход, та же «производная», что с оценкой необходимости отраслей. Население становится ресурсом, который должен сгореть на фронте. Под залог этих солдат вам дадут кредиты и технику. Еще не уехавшие люди должны обеспечить продолжение войны. Внезапно выясняется, что ваши граждане вам очень нужны, и лучше их никуда не выпускать.

Но тут становится более крутой траектория «демографического спуска». Если раньше невозможно было подготовиться специалистов без того, чтобы большая часть не разъехалась, то теперь подготовленные сержанты и лейтенанты переезжают под землю.

Воспроизводство работника на периферии было невыгодным, однако уже обученные, взрослые работники могли приносить доход десятками лет. Сварщик работал в Германии, а часть его зарплаты родители отдавали государству через коммунальные платежи.

Воспроизводство солдата тем более невыгодно (без побед), но расходуются они куда быстрее. А не подлежащих призыву людей держать в стране все сложнее: они бегут от бомбежек.

И зацепиться за очередное «плато», за «новую нормальность» становится еще сложнее.

Что дальше? На фронт можно толкать почти всех.

Но тогда возникает немного иная связь между основным инструментом принуждения и критерием того, что люди относят себя к системе государства, считают себя его гражданами.

При чисто экономической спирали деградации – работает экономический социал-дарвинизм: кто с деньгами, тот имеет все, кто без денег, может умирать с голоду. Главное не разорять всех сразу, а то будет социальный взрыв. Критерий принадлежности – миграция.

При военной спирали деградации нельзя единовременно объявлять тотальную мобилизацию. Только постепенно, шаг за шагом. Создается общество, в котором медленно сжимаются тиски лояльности. Покупка отсрочки возможна, но чем дальше, тем сложнее. А критерием принадлежности теперь, кроме миграции, становится нежелание возвращаться из плена или стремление попасть в плен, или всевозможный саботаж.

До каких пор система сохраняет стабильность?

Для самых простых, мыслящих приземленными категориями людей - пока действенны образы отсрочки. Если такому человеку кажется, что, доложив сверху пятьсот долларов или спрятавшись на недельку в погребе, или еще как, можно жить, то он будет только скандалить, но не бунтовать. Для людей посложнее натянут другой красный флажок: интеллектуальные виды деятельности теперь жестко замкнуты на центр мир-системы. Медицина, наука, большая часть hi-tech, теперь либо покупаются на Западе, либо продаются туда. А что имеет отношение к Китаю, для того нужны западные стандарты. Потому образ будущего мира связан с победой: переход на китайскую или российскую продукцию, означает фундаментальную перестройку, ведь послезавтра многая китайская продукция будет запрещена в ЕС, как российская. И пока будущие хлопоты, убытки или снижение статуса кажутся недопустимыми, эти люди будут ругаться, но поддерживать войну. Наконец, для богатых и влиятельных ограничителем служит неприкосновенность имущества и родни. Её, эту неприкосновенность, очень легко отменить. Все ценности давно в западном юридическом поле. Потому для местной элиты почти невозможна самостоятельная капитуляция.

Отдельные эксцессы задавит карательная система.

На таком трехколесном велосипеде можно дальше катиться вниз. Население продолжит сокращаться. Местным политическим институтам все сложнее будет остановить это сокращение.

Каждый потерянный миллион жителей будет восприниматься как трагедия утраченных возможностей, как опасность утраты контроля над страной вообще. Но и как шаг к снижению конкуренции, к разного рода латифундиям, монополиям, к закреплению собственности.

И чем острее будет мировой кризис, тем больше в странах, которые окунулись в глобализацию, возникнет самопожирающих, аутофагических систем.