По следам одного мятежа

20 июля 1998 года Бориса Ельцина должны были арестовать — власть в стране перешла бы к военным. За две недели до этого организатора заговора генерала Льва Рохлина нашли убитым на собственной даче. Через 13 лет после несостоявшегося переворота «РР» поговорил с участниками и свидетелями заговора и воссоздал картину предполагавшейся смены власти.

—Я особо и не конспирировался, если честно. Думал, все «за». А кто мог быть против-то? В Кремлевский полк, блин, прямо через Спасскую башню с двумя чемоданами, полными затворов, перся, еле-еле закрывались — во-от такие чемоданы! — Отставной полковник Николай Баталов вскакивает со стула, разводит в стороны свои ручищи, и понимаешь: чемоданы действительно были огромные, и затворов в них действительно было много. А Кремлевскому полку они понадобились потому, что карабины у них без затворов, не боевые.

Сейчас Баталов работает директором «по общим вопросам» одного из химических заводов Волгоградской области. А в то время был сначала заместителем командира 8-го армейского корпуса, а потом возглавлял региональное отделение Движения в поддержку армии. И был допущен почти ко всем подробностям плана захвата власти. Говорить об этом он может совершенно свободно, потому что никакого уголовного дела по тем событиям не заведено, официально заговора как бы и не было. И что именно он проносил в своих чемоданах через Спасскую башню, уже никакому следователю не интересно.

— И вот, у меня эти чемоданы затворов, а у другого товарища куча патронов, — продолжает Баталов. — Прошли, оставили. Готовились… А оказались мы лохами кончеными! Конспираторы мы были никакие. На этом и погорели.

— К тому моменту за Рохлиным и его ближайшим окружением были установлены тотальная слежка и прослушивание — это вне всякого сомнения. То есть все знали, что он готовит… — рассказывал «РР» бывший командующий ВДВ генерал Владислав Ачалов, интервью с которым мы записали буквально за несколько недель до его неожиданной смерти.

Мятежный генерал

Лев Рохлин действительно готовил военный переворот. Это был, пожалуй, единственный за всю постсоветскую историю прецедент того, что можно было бы назвать «настоящим военным заговором». А если брать шире, то и за всю российскую историю после восстания декаб­ристов. Ведь за прошедшие с тех пор два века во всех революциях, переворотах, мятежах армия если и играла какую-то роль, то это была роль статиста.

Генерал-лейтенант и депутат Госдумы Лев Рохлин, отказавшийся в свое время от звания Героя России за «гражданскую войну в Чечне», развил в 1997–1998 годах настолько бурную оппозиционную деятельность, что испугал этим и Кремль, и других оппозиционеров. «Мы сметем этих Рохлиных!» — бросил в сердцах Борис Ельцин, а депутаты от КПРФ поспособствовали смещению мятежника с поста главы парламентского комитета по обороне.

В Госдуму боевой генерал, штурмовавший Грозный в первую чеченскую кампанию, попал по спискам вполне официозного движения «Наш дом — Россия». Но быстро разошелся со слабой партией власти во взглядах (главу НДР Черномырдина Рохлин в кругу своих соратников называл не иначе как «пауком»), покинул фракцию и создал Движение в поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки (ДПА).

В оргкомитет движения вошли бывший министр обороны Игорь Родионов, бывший командующий ВДВ Владислав Ачалов, экс-глава КГБ Владимир Крючков и еще ряд не менее примечательных отставников, обладающих заметным влиянием и связями в среде силовиков.

Потом были поездки по регионам, персональный самолет, услужливо предоставленный кем-то из руководителей военно-промышленного комплекса, встречи с губернаторами, забитые до отказа залы в крупных городах и самых отдаленных воинских гарнизонах.

— Я с Рохлиным был в нескольких командировках — в Казани, других местах, — вспоминал генерал Ачалов, — слышал выступления, видел, как его воспринимают. Выражался он предельно жестко. Услышать такое сегодня от федерального депутата немыслимо. И все его тогда испугались — не только Кремль, но и КПРФ, ЛДПР…

— Бывали моменты, что мы очень узким кругом собирались у него на даче, нас было буквально пять-шесть человек, — продолжал Ачалов. — Конечно, первоначально не было планов вооруженного захвата власти, вооруженного восстания. Но потом жизненная обстановка к этому подтолкнула. Потому что чехарда в государстве набирала темпы, росла просто катастрофически быстро. Вы же помните 1998 год? С весны премьером был мальчик Кириенко, а в августе случился дефолт. Вот и представьте себе, что случилось бы, если б Рохлина не убили в июле. Вариант привлечения армии был вовсе не исключен.

О каких-то дополнительных подробностях Ачалов рассказывать не стал. Обронив, однако, что Рохлин «в любых вопросах мог опереться на волгоградский 8-й корпус». Этим корпусом Рохлин командовал с 1993 года. С ним он прошел «первую чеченскую». И даже когда стал депутатом, уделял ему совершенно особое внимание: регулярно встречался с офицерами, лично курировал вопросы перевооружения и оснащения корпуса, превратив его в одно из наиболее боеспособных соединений.

— Года через два после смерти Рохлина я разговаривал с офицерами этого волгоградского корпуса, они мне кое-что рассказывали, и, исходя из этих рассказов, там дейст­вительно могло что-то получиться, — уверяет нас и глава «Союза офицеров» Станислав Терехов, тоже одно время входивший в окружение Рохлина.

План переворота: армия

— Деталей, значит, хочешь, — задумчиво глядит на меня полковник Баталов.

Раннее утро, мы сидим в баре волгоградской гостиницы. Я напираю на то, что прошло почти полтора десятка лет, все сроки давности вышли, и о многом можно рассказывать открыто. Наконец полковник соглашается:

— Хорошо. Как вообще это мероприятие планировалось? Хотели силовой захват власти. Силовой! Вот даже разговора не было о каких-то там «протестных мероприя­тиях». Это так, несерьезно. Вот сюда, в центр Волгограда, на площадь Павших Борцов и площадь Возрождения, планировалось вывести силы корпуса.

— Буквально как декабристы на Сенатскую? — уточняю я.

— Верно. Но Ельцин здесь не имел тех сил, которые были в Санкт-Петербурге у Николая I, расстрелявшего восставших картечью. Кроме корпуса здесь вообще никаких сил не было. Ну, бригада внутренних войск в Калаче. Еще конвойный батальон. И остановить нас, если бы мы действительно вышли, было бы некому.

— А что дальше?

— После выступления корпуса происходит оповещение по другим армейским частям. Нас поддержали бы в самых разных местах. Всю схему я не знаю. Говорю за то, что знаю. Вот Кремлевский полк, полк охраны, он был пополам: часть командования за Рохлина, часть — за президента. Этот полк не смог бы нам помешать, хотя бы мы прямо в Кремль пришли. Главный запасной командный пункт вооруженных сил был просто куплен — дали деньги кому надо, хорошие бабки, и он говорит: «Все, в это время будет снята охрана. Я уйду, и вот вам связь со всем миром». А уж со страной — там и говорить не­чего, со всеми армейскими структурами. У нас два самолета транспортных, допустим, на Тихоокеанском флоте стояли, морпехи, два батальона, двое или трое суток на аэродроме прожили.

— Зачем? Чтобы лететь в Москву?

— Да! И то же самое на Черноморском флоте. В Севастополе стояла в готовности бригада морских пехотинцев. Естественно, Рязанское высшее училище ВДВ. Курсантам стажировку отменили. Они где-то на полигонах были, но к определенному моменту их вернули в Рязань. Потому что Рязань — это двести километров от Москвы. Училище было на сто процентов за нас. И договоренность была с руководством Таманской и Кантемировской дивизий, что они как минимум не выступают против нас.

План переворота: гражданка

— Это был добротный системный проект, отвечающий всем требованиям того, что в науке называется «системная инженерия проектов», — подводит научный базис под несостоявшийся переворот бывший советник Рохлина Петр Хомяков. — Есть классические работы на этот счет. Того же Дженкинса. Ядро проекта в данном случае — это силовые акции армии. А среда осуществления — массовые протестные акции, информационные акции, политическая поддержка на местах, экономическая поддержка. И даже внешняя поддержка. Исходя из этого, мы проанализировали товарные потоки в столице. И наличие мощных, активных стачкомов в населенных пунктах вдоль этих маршрутов. Планировалось, что накануне выступления армии стачечники якобы стихийно перекрывают трассы, по которым в Москву доставлялись некоторые товары, отсутствие которых вызвало бы социальную напряженность. Например, сигареты. Отсутствие курева накалило бы обстановку в Москве, шел бы рост негативных настроений.

— А откуда вам были известны все эти маршруты?

— Да из московской мэрии! Лужков был непосредственным участником проекта Рохлина. Кстати, в день убийства генерала на 11 часов утра была запланирована встреча Рохлина и Лужкова для уточнения некоторых деталей. Московские СМИ по команде Лужкова обвинили бы в табачном кризисе Кремль.

В команде Рохлина Хомяков отвечал за разработку механизмов социально-экономической поддержки армейских выступлений. Одновременно был политическим обозревателем РИА «Новости», а еще доктором технических наук, профессором Института системного анализа РАН. «РР» нашел его в Грузии: в 2006 году он присоединился к российской карликовой ультранационалистической организации «Северное братство», а после того как руководителя «Братства» Антона Мухачева арестовали, бежал на Украину, где просил политического убежища, а оттуда — в Грузию.

Параллельно с созданием товарного дефицита планировались массовые выступления.

— Все было расписано. Кто из какого региона за что отвечает после прибытия в Москву. Мосты, вокзалы, телеграфы. Парализовать работу аппарата несложно, — рассуждает Николай Баталов. — Пришли десять человек и выключили подстанцию — вот и все, нет связи. И остальное так же. Пришли, по телевизору объявили: «Ельцин низвергнут, отправлен на пенсию — вот его отречение». А чего? Ему паяльник в ж… — он бы точно подписал отречение. А ГКЧП — придурки, прости за выражение, которые тряслись и не знали, чего хотят. Мы-то четко знали, чего мы хотим и что надо делать. Тысяч пятнадцать — двадцать человек в один день в Москву бы приехали только из Волгограда. Этого было бы достаточно, чтобы парализовать деятельность всех властных институтов. Лично я должен был привезти полторы тысячи. У меня уже было расписано: кто поездами, кто автобусами.

— А откуда на это были деньги?

— Рохлин давал. Вот однажды говорит: «На 24 тысячи долларов — это на расходы, связанные с выдвижением народа». Хотя многие помогали от чистого сердца. Например, начальник железнодорожного депо, когда я к нему пришел просить помощи — переправить людей в Москву, — говорит: «Пару вагонов подцепим к пассажирскому поезду, набьешь туда народу». Автобусы стояли, рефрижераторы с продуктами. Директор одного из заводов мне говорил: «Вот стоит подключенный рефрижератор, забит полностью тушенкой. Это все от моего завода, все куплено. Второй рефрижератор — еда разная вам». А, допустим, мэр Волжского говорил: «Дам сорок автобусов». Ну, сорок не получилось — где-то штук пятнадцать автобусов он должен был дать. Евгений Ищенко у нас одно время мэром был, потом его посадили под надуманным предлогом. Я в 1998 году с ним встретился, говорю: «Надо немножко помочь — людей переодеть одинаково». Он на свои деньги купил, не знаю, тысяч пять комплектов обмундирования. Я ездил на машине — у меня восьмерка, жигуль — рекогносцировку маршрута проводил: где стоять, где заправляться. По дороге смотрел, где заправки, нефтебазы. Даже заготовил специальные расписки — что когда власть возьмем, деньги вернем — столько, на сколько солярки налили…

Откуда была финансовая поддержка у Льва Рохлина? Судя по всему, действительно от близких ему предприятий военно-промышленного комплекса, которые страдали тогда от сворачивания гособоронзаказа.

— Рохлин имел очень четкую программу поддержки производственного бизнеса, в разработке которой принимали участие я и мои коллеги из Института системного анализа РАН — я с ними активно консультировался, — рассказывает Петр Хомяков. — Так что бизнесмены-производственники поддерживали генерала и всячески тайно ему содействовали. Так, большинство забастовок того периода организовывали они сами, разумеется, не афишируя это, и согласовывали с генералом время и место этих забастовок. На майские праздники 1998 года прошла серия выступлений под флагами Движения в поддержку армии. Это был еще и зондаж армейской среды — как поддерживают мероприятия действующие офицеры разных частей, как относится к этому командование этих частей. Все было проверено. В итоге марш армейских частей на Москву был бы политически триумфальным. И каждый выдвинувшийся полк у Москвы развернулся бы в дивизию при поддержке колонн буквально сотен тысяч стачечников.

Внешняя поддержка должна была прийти с Запада. Конечно, не от НАТО, а от Александра Лукашенко.

— Я сам не участвовал в организации этого мероприятия, но от других членов команды знаю, что была тайная встреча генерала Рохлина и Лукашенко в лесу на границе с Белоруссией, — говорит Хомяков. — Знаете, интересно: когда Лукашенко давал пресс-конференцию в РИА «Новости» и шел в зал, Рохлин стоял в проходе, пропуская Александра Григорьевича. Они не поздоровались. Но обменялись такими многозначительными взглядами! Это было понятно только для них самих и для тех, кто был в теме и стоял рядом. Потом, когда некоторые настырные журналисты говорили, что они поздоровались, генерал улыбался и отвечал: «Что вы?! Мы же не знакомы. Мы в двух метрах стояли друг от друга и ни слова друг другу не сказали».

Неудачная репетиция

Первая попытка выступления была назначена на два­дцатые числа июня. Лев Рохлин тогда в очередной раз приехал в Волгоград.

— После баньки мы это все дело обсудили, утром командиры разъехались, а в четыре утра все здесь загудело: нас блокировала бригада внутренних войск. Та самая, из Калача, — вспоминает Николай Баталов. — Я ко Льву Яковлевичу мчусь, говорю: «Так и так, что делать? Нас накрыли». Но они не знали, где командный пункт. КП уже вышел в поле, машин двадцать, связь и все остальное. Рохлин говорит: «Давай все в исходное возвращать. А я еду в Москву. Ничего не получится — повяжут всех». Мероприятие пришлось отложить. Две недели он не прожил… Я на восьмерке — посадил Льва Яковлевича и погнал в Москву, прямо до Госдумы. Он успел на заседание и там говорит: «Ничего, мол, не знаю». Пока был жив, нас прикрывал. А потом меня в ФСБ вызывали. Но я с должности замкомандира корпуса к тому времени ушел и только отделение ДПА возглавлял. А офицеров пошугали. Кого-то сразу уволили, кого-то перевели. Мне давали слушать весь наш разговор в этой бане.

— Вас писали?

— Да. Все они, в общем, знали. Вот когда Рохлин в парилке непосредственно с кем-то разговаривал — этих записей у них не было. Мы по одному туда ходили. Жарко — аппаратура, видимо, и не работала. А в зале они все слышали…

После случившегося прославленный корпус расформировали. Так же демонстративно, как его офицеры собирались угрожать столице. В музее Сталинградской битвы мы не смогли найти знамя корпуса, первоначально там выставленное. Оказалось, что его запросили в Москву, в Центральный музей Вооруженных сил, и сдали в знаменный архив. Чтобы уже ничего в Волгограде о корпусе не напоминало.

— Мне Казанцев (Виктор Казанцев, в то время командующий войсками Северо-Кавказского военного округа. — «РР») тогда лично сказал: «Путчист, ты у меня служить не будешь, езжай в Забайкалье», — вспоминает бывший начальник связи 8-го корпуса Виктор Никифоров.

Он один из тех, кого подозревали в причастности к подготовке мятежа. Хотя сам Никифоров это и сейчас отрицает.

— Прилетал как-то Лев Яковлевич сюда, устроили они, как обычно, офицерские посиделки, — рассказывает он. — Выпили. Я там не был, к сожалению. А потом горячие головы начали: «Да что там Москва, мы ее раздавим, народ поднимется!» Настроение боевое после Чечни. И было там неосторожное заявление Рохлина, что «дивизии все с нами, и авиация поддержит». Люди просто за столом сидели на кухне, выпивали. А ребята из КГБ-ФСБ их слушали. И Рохлин тогда обронил: «У Никифорова все есть, у него склады, оборудование». А у меня действительно хорошее зональное оборудование, мастерская, склад. Не для того чтобы Москву брать, а чтобы родину защищать. Меня на той встрече не было! И все равно в ФСБ таскали, а через год из армии вытурили. Только потому, что мою фамилию один раз Рохлин произнес.

Слова Виктора Никифорова можно интерпретировать по-разному. Можно посчитать, что он все-таки участвовал в заговоре, но даже сейчас, по прошествии 13 лет, боится в этом признаться. А можно поверить ему, и тогда окажется, что генерал Рохлин не до конца понимал, чьей поддержкой он располагает, а чьей — нет, и стал заложником собственного ближайшего окружения, которое уверяло его в том, что армия его действия поддерживает безоговорочно. В любом случае шансы заговорщиков уже не представляются такими очевидными.

— К сожалению, Рохлин подставился сам — как неопытный политик. Будем прямо говорить, несколько прямолинейный, — вспоминает лидер «Союза офицеров» Станислав Терехов. — Я тоже прямолинейный, но я чувствую, где есть предатель, вот нутром чувствую. Рохлин то ли чувствовал, то ли нет, но вокруг него было слишком много чужих людей.

После провала первой попытки переворота второе, решающее выступление наметили на 20 июля. А 3 июля Льва Рохлина застрелили.

Комитет спасения России

Был ли у заговорщиков реальный план действий в случае победы? И да и нет. Но первые организационные шаги они себе представляли.

— С точки зрения политических реалий предполагался некий переходный период. Военно-революционная диктатура! — предельно откровенен Петр Хомяков. — Но Лев Яковлевич совершенно не хотел этот период затягивать. Планировался немедленный созыв Учредительного собрания. И потом полноценные конкурентные выборы. В том, что он и его команда совершенно честно эти выборы выиграли бы, сомнений не было и нет.

— В переходном правительстве должно было быть пять человек, — утверждает Николай Баталов. — Я военный, и для меня это сверхдемократично. Но кто эти пятеро — не знаю.

— Ну, Рохлин-то среди них должен был быть?

— Нет, нет, сто процентов! Он не хотел быть в верховной власти. Ни диктатором, ни правителем. Никем. Он инструмент, выполняет задачу — низвергает Ельцина и его клику.

А у власти становятся пять человек — Комитет спасения России. Все равны. Председателя нет. В регионах же через структуры ДПА создаются институты «смотрящих за властью». На них замыкаются и исполнительная власть, и законодательная, и армия, и милиция, и все остальное. Вот, допустим, я должен был быть таким «смотрящим» в Волгоградской области. Сразу же генерал-лейтенанта получил бы: своя власть! Захотел бы — генерал-полковника себе повесил. Так что было за что биться. Но это я так, образно.

Если верить Баталову, заговорщики были обеспокоены даже таким, казалось бы, второстепенным вопросом, как воспрепятствование анархии и хаосу уже после переворота:

— Мы думали даже, как бы беспорядков не было — как нам этого не допустить. Мало ли что? Ты где-то чего-то разгромил, а толпа пойдет громить дальше. Кому это надо? Мы этого ничего не хотели.

Выстрел в заговор

3 июля 1998 года Рохлин был убит на собственной даче в деревне Клоково Московской области. Прокуратура утверждала, что в спящего генерала из наградного пистолета стреляла его супруга Тамара. Причина — семейная ссора.

Сторонники генерала уверены: это месть Кремля и попытка предотвратитить армейские выступления. Влади­слав Ачалов прямо называет убийство «политическим», рассказывает, что после смерти Рохлина в лесу нашли «обгоревшие трупы» — так были «ликвидированы ликвидаторы или те люди, которые участвовали в этой операции». О том же самом свидетельствует и Петр Хомяков:

— Охрана была подкуплена. На чердаке спрятались трое убийц. Они убили генерала и покинули дачу. Потом их самих ликвидировали тут же в находящейся в 800 метрах лесопосадке. Трупы облили бензином и подожгли. На улице стояла 29-градусная жара. Потом на полном серьезе говорили, что трупы лежали там две недели. Версия для идиотов!

Полковник Баталов — он был на даче накануне убийства и вернулся туда утром после него — более сдержан и уверен, что «Тамара Павловна, скорее всего, и убила», но при этом оговаривается, что «она не убийца, просто орудие убийства. Она три месяца в больнице лежала зомбированная. Ей могли что-то вколоть, обработать, вот она и выстрелила в мужа».

В конце концов дело Рохлиной спустили на тормозах. В 2005 году Европейский суд по правам человека удовлетворил жалобу вдовы генерала на долгое рассмотрение дела в суде, отметив, что протяженность судебного процесса, составляющая более шести лет, представляет собой нарушение Европейской конвенции по правам человека в части «права на справедливый процесс в разумные сроки». После этого Наро-Фоминский суд приговорил Рохлину к четырем годам заключения, но зачел в этот срок содержание в следственном изоляторе. Рохлина оказалась на свободе и приговор не оспаривала. Таким образом, был зафиксирован удобный для всех и сохраняющийся поныне статус-кво. Вдову генерала правоохранители больше не преследуют, но и других убийц не ищут.

— Для меня главное, что Тамара Павловна на свободе, — объясняет «РР» адвокат Рохлиной Анатолий Кучерена. — Все остальное теперь не так уж и важно…

Следствие по делу о несостоявшемся перевороте тоже ничем не закончилось. Обвинения никому предъявлены не были. Все ограничилось чисткой в офицерских рядах и расформированием 8-го армейского корпуса.