Можно в блоги.На усмотрение администрации сайта.

Как правило, я не публикую чужие материалы. Но в данном случае статья мне показалась содержательной, в которой проанализировано много важных, проблем, аспектов, нюансов, а также конкретных предложений, связанных с планируемым украинским наступлением. Меня, как и многих,  весьма тревожит результат этого наступления, поскольку даже частичных успех украинцев очень негативно повлияет на дальнейший ход военных действий, как минимум, сильно затянет СВО. Отсюда обсуждение возможных проблем и рекомендаций является важным. Однако я не специалист в военной тематике. Я чувствую, что в статье есть и правильные и ошибочные утверждения, но самому мне сложно аргументированно  обсуждать их. Поэтому я бы предложил камрадам АШ высказать свои аргументированные мнения, что правильно, а что нет, по их мнению, в данной статье.

Всё те же, всё там же

Сначала были “Джавелины”, Байрактары”, потом “Стингеры

Сейчас по такой же схеме общественностью активно обсуждаются поставки в ВСУ американских и немецких танков. Сначала “им, конечно же, не дадут“, потом “дадут, но старые”, потом “дадут, но они ничего не изменят”… И проблема тут не в том, что  интернет-общественность сравнивает “Абрамсы” и “Леопарды” с Т-72Б3 или Т-90 последних моделей, хотя на фронт сейчас в качестве основного пополнения с хранения “поднимаются” Т-72 и Т-80 первых выпусков, даже без динамической защиты и массово готовятся воевать ещё более “древние” Т-62.

Проблема в том, что интернет-общественность иной раз с точностью до запятой повторяет дискурс о советских и немецких танках в 1941-м году и о причинах поражений РККА в начале войны. Дискурс, породивший в конце 90-х – начале 2000-х бум всевозможных псевдоисторических теорий относительно того, как прекрасные новейшие Т-34 и КВ могли проиграть сражения лета 1941-го панцерваффе, в которых на первых позициях по численности были немецкий Pz-III и чешский 38(t).

Создаётся впечатление, что нынешний дискурс ведут абсолютно те же самые люди, но при этом такие фундаментальные для понимания данной проблематики книги как “Антисуворов” А.В. Исаева и “Порядок в танковых войсках?” А.А. Уланова и Д.В. Шеина, изданные как раз по итогам тех давних споров, вроде бы достаточно крупными тиражами и уже давно свободно доступные в Сети, целиком и полностью прошли мимо них. И люди в очередной раз обсуждают миллиметры пушечных калибров и прочие “километры-в-час-по-шоссе”, хотя, казалось бы, 2022-й год дал множество поводов задуматься над тем, что, возможно, дело не в списочном составе армий и прочих “табличных значениях”.  

Выяснять, что это — двадцать лет полного интеллектуального застоя или смена поколений, не наша задача. Наша задача – постараться объяснить общественности, где же, на самом деле, притаились действительно плохие для нас новости.

Вопрос о танковой стратегии в этой военной кампании – один из самых дискуссионных, действительно, если  большие группы танков в этой войне нельзя применять, зачем украинцы педалируют постоянно тему передачи возможного большего числа танков?) 

Невыученные уроки.

Два главных урока этой войны, не выученных, похоже, ни российской “интересующейся публикой”, ни российскими же военными, были преподаны нам в ходе весенней “деэскалации” и в ходе Изюмского наступления противника.

“Деэскалация” показала, что даже огромные массы относительно современной бронетехники, не будучи управляемыми в реальном времени, не ведя постоянную разведку во всех направлениях и не имея вокруг себя достаточного мобильного и хорошо управляемого “пехотного наполнения”, не могут успешно решать задачи маневренной войны. Причём для полного провала им вовсе не обязательно иметь против себя аналогичные механизированные бригады, дивизии или, на худой конец, БТГры противника. Достаточно управляемой, ориентирующейся на местности и ведущей постоянную разведку с БПЛА мобильной пехоты противника, оснащённой современными противотанковыми средствами.

Когда “Танковые клинья”, вырвавшиеся вперёд, обнаружат, что у них нет коммуникаций и что даже присутствие в конвое снабжения танка или двух не гарантирует его успешной проводки, а связь с командованием эпизодична и фрагментарна, на сцене появляются мобильные миномёты и артиллерия противника, опять же со своими БПЛА, уничтожающие всю лёгкую технику, кроме танков, после чего танкистам остаётся только подорвать неисправные машины и отступить, пока есть топливо хотя бы для этого.

Причины этой ситуации, повлекшей за собой “деэскалацию”, были достаточно очевидны любому человеку, интересовавшемуся “танковой войной” хотя бы в рамках Второй Мировой. Но это не помешало, разумеется, многим “экспертам” заявить, что, мол, “время танковых клиньев прошло”, и лицо войны вновь — изрытые воронками поля и посадки по образцу Первой Мировой. И никак иначе. Теперь, мол, нельзя незаметно ничего сосредоточить, нельзя быстро прорвать фронт на значимую глубину, нельзя, нельзя, нельзя… А потом наступило время второго урока — 6 сентября.

Перегруппировка украинских войск на Изюмское направление была вскрыта. И к началу сентября только самый ленивый военкор не успел написать, что “что-то там готовится”. По перебрасываемым частям ВСУ наносились ракетные удары, реальную эффективность которых, правда, так и не удавалось проверить. ВСУ тем временем успешно нащупали на фронте “окна” в виде “мобилизационных” подразделений, не имеющих тяжёлого вооружения, через которые и нанесли удары, схлопнувшие фронт. Нормальное управление войсками с нашей стороны было потеряно в первый же день, украинские боевые группы, управляемые и маневренные, действуя в полном соответствии с доктриной маневренной войны, ринулись вперёд, обходя выявляющиеся очаги упорного сопротивления и захватывая сходу населённые пункты и перекрёстки дорог там, где они такового сопротивления не встречали. Наши обойдённые части, даже способные сопротивляться, вынуждены были отступать под угрозой окружения и полного уничтожения. Вне застройки серьёзное сопротивление противнику смогли оказать только БТГры мотострелковых дивизий, за спиной у которых находились части 1-й гвардейской танковой армии. Части эти организованно в бой не вступили, и в итоге Изюмская группировка ВС РФ подарила противнику, помимо складов и множества разбросанной по полям и дорогам спецтехники, от комплексов БПЛА “Орлан” в полном комплекте до ЗРК, ещё и свои танковые СПАМы под Изюмом.

К моменту сдачи Красного Лимана российская армия, только-только общими усилиями 1 и 2 АК НМ Республик и приданных частей ВС РФ медленно вывернувшая Лисичанский “карман”, как-то внезапно и резко обнаружила себя не только побитой тем самым способом, каким не смогла в феврале-марте побить противника, но и воюющей на пределе человеческих ресурсов, с мизером исправной бронетехники, среди которой уже встречаются антикварные Т-62, и в ситуации надвигающегося “снарядного голода”, вызванного не только и не столько методичным уничтожением складов “Хаймарсами”, сколько огромным непродуктивным расходом боеприпасов весной и летом.

Был без боя оставлен Херсонский плацдарм, упорно оборонявшийся перед этим несколько месяцев. Началась, с большим опозданием, “частичная мобилизация”, вторично породившая “стрелковые полки” без тяжёлого вооружения, хотя опыт использования таких мобилизационных частей, сформированных в ЛНР и ДНР, должен был навести на мысли о том, что толпы необученных и практически неуправляемых людей со стрелковым оружием – просто мишени для вражеской артиллерии и миномётов.

От рефлексий на тему произошедшего и будущих неприятностей общественность решили оградить перманентной трансляцией штурма Артёмовска подразделениями ЧВК “Вагнер”. Неприятной темы “маневренной войны” в XXI-м веке и того, куда же она у нас делась, решено не касаться. А зря. Кто не хочет учиться – тот будет бит снова и снова противником, у которого есть не только источники современной техники, но и требовательные учителя.

Зачем это вообще надо?    

Собственно, именно затянувшийся штурм Артёмовска и сопряжённые с ним кровавые события на луганском и донецком фронтах позволяют как нельзя лучше объяснить, зачем же, всё-таки, нужна маневренная война.

С завидной регулярностью новостные порталы сообщают, что противник-де перебросил на оборону города такую-то бригаду, потом — такую-то бригаду, потом – такую-то. Порталы эти особо не пишут о многочисленных “штурмах”, устраиваемых в окрестностях Донецка и на фронте в ЛНР для того, чтобы противник не мог совсем уж беспрепятственно ротировать войска на наиболее горячем участке.

Слабо обученные “штурмовики”, собранные с донбасских полков и бригад, вчерашние “мобики” (“кадровая” пехота Республик уже давно в массе своей закончилась), пытаются в условиях снарядного голода, почти без техники и без нормальной связи и управления штурмовать позиции ВСУ. При этом основным мерилом боеспособности служат не управляемость “штурмовиков” на поле боя и не их навыки работы с тяжёлым пехотным вооружением (раз толком нет артиллерии), а “готовность нести потери”.

Противник, у которого есть возможность и ротировать войска, и подвозить боеприпасы, занимается тем, что разменивает своих “мобиков” и “тероборонцев” на “вагнеров” и других “штурмовиков”. Под кричащими заголовками о “прорывах фронта” нашими войсками оказываются довольно предсказуемые новости о том, что, взяв очередной вражеский “опорник”, наши войска обнаружили за ним следующую оборонительную линию, и хорошо если не попали при этом в огневой мешок. Медленно, большой кровью, сдвигаемая “штурмами” оборона противника стоит на артиллерии, РСЗО и миномётах, которые обеспечиваются данными для стрельбы с помощью БПЛА и наземных камер наблюдения. Потери противника в ценных военных специалистах, которые эту оборону обеспечивают – связистах, артиллеристах, операторах БПЛА, минимальны, потери в технике – тоже. Танки в этих боях низведены до уровня тяжелобронированных самоходных установок, ведущих огонь с закрытых позиций или “штурмовых орудий”, поштучно придаваемых группам пехотинцев. Военное руководство РФ должно в конце концов осознать, что позиционный тупик – это, всё-таки, тупик, а умение пробивать головой стенку – ограниченно полезный навык.

Противник тем временем прекрасно понимает, зачем нужна механизированная маневренная война. Зачем нужны полнокровные, хорошо управляемые механизированные и танковые бригады/дивизии. Маневренная война избавляет от необходимости штурмовать одну линию укреплений противника за другой, за время штурма которых он выстроит третью линию, а потом и четвёртую. Прорвав фронт достаточно широко в одном месте, на всю глубину и введя в прорыв маневренные части, атакующий прерывает управление и снабжение войск противника, громит его неразвёрнутые резервы, обессмысливает сопротивление войск, оставшихся в “котлах” без снабжения. Бросают свою технику, отступают, гибнут и попадают в плен ценные военспецы противника – артиллеристы, связисты, операторы БПЛА, опытный средний комсостав.

Маневренная война – это куда более сложный процесс, чем война позиционная с её “штурмовыми операциями”. Процесс, требующий куда более сложного и разностороннего обеспечения в быстро меняющейся обстановке, более высокого уровня управляемости и более высокого уровня подготовки комсостава всех уровней. Но дающий в результате совершенно иное соотношение потерь, радикально отличающееся в пользу наступающего. И по-настоящему плохие новости состоят не в том, что “укропам» дадут современные танки и БМП”, а в том, что у укропов есть понимание того, как их правильно применять и старательно выстраиваемые ими необходимые для этого организационные структуры. В то же время наши военные, кажется, делают всё, чтобы у нас такие же аналогичные структуры, потрёпанные боями, ни в коем случае не достигли того уровня боеспособности, который позволил бы им проводить успешные маневренные операции. “Нет ума – штурмуй дома”.

Автор статьи, конечно, слишком превозносит  оперативно-стратегические качества СВУ, но тем более полезно отделить реальные достоинства руководства СВУ от мнимых).

Доходы и расходы.

Уже более ста лет оборона, когда она есть и работает, стоит на трёх вещах

— опытных кадрах среднего звена, способных организовать активный отпор атакующим, измотать их, а потом разумно ввести резервы в контратаки в нужное время в нужном месте,

— работающей связи, позволяющей им руководить войсками, то есть в первую очередь на кадрах этой связи, на связистах,

— артиллерии, то есть, опять же, на опытных умелых артиллеристах.

Если есть три эти компонента и необходимая плотность наполнения укрепленных полос войсками, если есть маневренные бронетанковые резервы – возможна успешная оборона, ломающая все планы противника.

В свою очередь, наступательная операция складывается из, условно, «фазы вложений», когда вы несёте потери, прорывая оборону противника, если вы, конечно, её в итоге прорываете. Потери вы несёте, при прочих равных(!), как правило, куда большие, чем обороняющийся противник, и из «фазы получения прибыли», когда прорывы фронта реализуются в быстро захлопывающиеся маневренными соединениями котлы, в которых остаются те самые кадры, на которых у противника строилось всё то, что вы с таким трудом прорывали (но всё-таки в наиболее удобных для вас местах). Их гибель или плен в котле — это и есть главный «доход» операции. Успевает враг сбежать, вытянуть войска из «котла», хотя бы и бросив тяжёлую технику, — результаты операции становятся сомнительны, потому что вы свой трудно восполнимый ресурс в виде людей положили, а противник, попотрошив как следует ваши наступающие части, отступил. 

На финальной стадии взятия Лисичанска я писал именно об этом. Сбегут оттуда «ценные военспецы противника» — фронт потом надолго стабилизируется в районе Северска, потому что наши войска, измотанные боями за Северодонецк, Лисичанск и прочие взятые населённые пункты, столкнутся с противником, которому будет на что «сесть» обороняться не только в плане каких-то укреплений, это вторично, но и в плане управления, связи и артиллерии.

Что будет означать сейчас взятие Артёмовска? Только то, что противник сочтёт исчерпанным оборонительный потенциал этого района.

Идея “дожать” противника “штурмами” овладела умами военного руководства с нашей стороны, в то время как противник прекрасно понимает, что для него единственный путь победить – маневренные действия, дающие радикально иное соотношение потерь. И противник настойчиво стремится заполучить в свои руки соответствующие инструменты.

Бригады, дивизии, корпуса.

ВС РФ начали полномасштабную войну, имея в своих рядах множество “паллиативных включений” вкупе с нездоровой тягой к надуванию общего количества БТГров

Во-первых, ради высвобождения “кадровых” частей НМ ЛНР и ДНР под наступательные задачи в Республиках была проведена мобилизация, создавшая множество “стрелковых” полков и батальонов из неподготовленных людей, с дефицитом опытного комсостава, без тяжёлого вооружения и техники.

Во-вторых, частям ВС РФ и НМ Республик придали батальоны БАРСов, единственным тяжёлым вооружением которых, как правило, была миномётная батарея случайной боеспособности. Тоже без бронетехники, с таким же случайным качеством комсостава. Где-то – качество было, где-то – увы.

В-третьих, в общевойсковых боях широко задействовали части внутренних войск, Росгвардии, в том числе чеченские батальоны ВВ “Ахмат”, не имеющие ни общевойсковой подготовки, ни опыта подобных боевых действий. Добавим сюда различные ведомственные спецназы, ЧВК и получим очень пёструю “чересполосицу” батальонов и батальонных тактических групп, полноценно и адекватно управлять которой в реальном времени с имеющимся в ВС РФ уровнем культуры ведения боевых действий было невозможно.  

Казалось бы, по итогам первых 7 месяцев СВО, резюмированных Изюмской катастрофой, ВС РФ должны были сделать вполне очевидные выводы – нужно воевать полноценными подготовленными полнокровными устойчиво управляемыми боеготовыми соединениями с артиллерией и тяжёлой техникой, а толпы случайных неподготовленных людей с автоматами в современных условиях боевой ценности особо не представляют.

Но таковых выводов не последовало. Наоборот, все предпринятые официальным руководством шаги ведут в противоположную сторону.

Во-первых, “снарядный голод” не остановил наступательный порыв российских штабов. Лишившись прежней мощи артиллерийских ударов, ВС РФ с удвоенным усердием принялись использовать донецкую и луганскую пехоту вместе с остатками бронетехники в “штурмах” украинских позиций на фронте от Марьинки до Кременной. Слово “штурм” вместо тщательной подготовки и организации стало синонимом “индульгенции” на их полное отсутствие. Потери? Ну так у нас же штурм! Не получилось? Но у нас же штурм! Надо просто ещё раз повторить! В том же месте, тем же путём, с тем же уровнем “подготовки”. Когда “штурмовая пехота” стала заканчиваться, в эту самую “штурмовую пехоту” начали переводить артиллеристов, а в качестве бронетехники придавать “лысые” танки, без динамической защиты или МТ-ЛБ (легкобронированные артиллерийские тягачи с пулемётом). Всё это поставило крест на восстановлении боеспособности  наиболее опытных и мотивированных подразделений ВС РФ – 1 и 2 АК НМ Республик Донбасса. На протяжении прошедшего года ни полки, ни бригады НМ не выводились на отдых, пополнение и переобучение, так что качество рядовых “штурмовиков” опустилось местами до полного неумения куда-то попасть из автомата, неумения грамотно пользоваться групповым (АГС, СПГ, ПТУР) и штурмовым (реактивными огнемётами РПО-А “Шмель” и РШГ) оружием.

Автор статьи, вероятно, тут преувеличивает масштаб проблемы. Но хотелось бы выяснить, насколько преувеличивает).

Во-вторых, полноценный учебный процесс и для мобилизованных россиян тоже не был обеспечен. Первоначально мобилизованные из РФ стали направляться не только и не столько на пополнение потрёпанных регулярных соединений ВС РФ, сколько на формирование “стрелковых полков” со штатами, полностью аналогичными мобилизационным подразделениям НМ Республик, комплектуемых таким же мобилизационным комсоставом. Реальная околонулевая самостоятельная боевая ценность таких частей в современной войне была продемонстрирована Изюмским наступлением противника, однако это не помешало руководству ВС РФ повторить “мобилизационные мероприятия” в РФ по тому же сценарию, что в Республиках. Только после нескольких “погромов” учинённых таким частям противником, а также по причине острого дефицита личного состава в реально воюющих частях НМ ЛНР и ДНР “стрелковые полки” мобилизованных наконец-то стали “раздавать” по частям во вливаемые в ВС РФ республиканские полки и бригады, ведущие постоянные “штурмы”. И оказалось, что “мобики” из РФ в среднем к такой войне тоже нормально не подготовлены — на “штурмы” пошли люди, ни разу не бросившие гранату на полигоне. Да и как можно подготовить людей к “штурмам”, проводимым по описанным выше принципам? Как бы виртуозно не обращался пехотинец с автоматом и гранатой, он не сможет компенсировать отсутствие нормальной работы тяжёлого группового пехотного вооружения, отсутствие артподдержки, нормальной связи и управления.

В-третьих, при уже имеющемся чудовищном кадровом голоде в отношении опытного и боеспособного командного и сержантского состава в ВС РФ, усугублённого формированием моб.частей, было заявлено о формировании большого количества новых крупных регулярных войсковых соединений, которые потребуют адекватного кадрового наполнения (3 мотострелковых дивизии и армейский корпус, 2 десантно-штурмовые дивизии ВДВ, 5 артиллерийских дивизий, не считая формирования арт.бригад большой мощности и переформирования 7 мотострелковых бригад и 5 бригад морской пехоты в дивизии). Эти же мероприятия ставят вопрос поставок современной военной техники для комплектования новых соединений при том, что современной техники и оборудования не хватает для восполнения потерь.

В-четвёртых, не решены и, видимо, не планируются к решению в обозримое время на системном уровне технические вопросы связи, связанные с отсутствием в основной системе армейской закрытой радиосвязи “Азарт” носимых и базовых возимых станций. На практике это означает невозможность боевого управления в реальном времени сколько-нибудь крупными маневренными операциями. Кроме того, поступающая в войска в качестве пополнения бронетехника, снимаемая с хранения, имеет “штатные средства связи” в виде радиостанций Р-123 и Р-173, которые, во-первых, не имеют шифрования, во-вторых, работая в диапазоне 30-50 МГц, отличающемся от портативных радиостанций гражданского образца, широко применяемых пехотой и артиллерией, однозначно идентифицируются противником как радиостанции на бронетехнике. Таким образом, противник получает возможность своевременно перебросить свои резервы противотанковых средств точно на тот участок, где будет применяться наша бронетехника ещё в тот момент, когда “броня” совершает марш к фронту. Итогом такого боевого применения являются постоянные массовые потери в бронетехнике там, где их могло бы не быть.

Особенно печально то, что в попытке “решить проблему связи” руководство ВС РФ благополучно повторило историю с “Азартами”. Министерством Обороны была закуплена большая партия портативных радиостанций Kirisun без запасных аккумуляторных батарей, без базовых станций и без необходимого количества ретрансляторов.

Попытка компенсировать дефицит средств и специалистов радиосвязи насыщением войск комплектами спутниковой связи через Интернет привела к тому, что спутниковые каналы оказались перегружены. Имеющуюся полосу канала пришлось “нарезать” поровну между огромным количеством абонентов, и в результате система не может поддерживать даже нормальную работу IP-телефонии, ради обеспечения работы которой это оборудование и завозилось.

О проблемах связи многие писали, но складывалось впечатление, что в этом направлении все же есть сдвиги. Кто-то может это  аргументированно прокомментировать?

То есть попытки выстроить какие-то системы управления, способные обеспечить управление в реальном времени крупными маневрирующими войсковыми группировками, если и были предприняты, то потерпели неудачу.

Все эти четыре фактора суммарно дадут, как минимум на весну и лето 2023 года, вполне предсказуемый эффект – российская армия продолжит воевать частично укомплектованными войсками, имеющими большие проблемы как с однородностью качества командного состава, так и хотя бы с минимальным уровнем обучения рядовых и сержантов. Управление этими боевыми группами будет затруднено как по причинам чисто техническим, связанным с мат.частью связи, так и по причине случайной боевой ценности этих групп, зачастую трудно предсказуемой до их вступления в бой в конкретном месте и конкретных условиях.

Противник, в свою очередь, наоборот любой ценой старается создать как можно более крупные и хорошо управляемые мобильные группировки войск с современным тяжёлым вооружением. Пока мы свои резервы, плохо подготовленные и управляемые, расходовали в «штурмах» на фронте от Угледара до Кременной, противник, подставляя под удар в Артёмовске мобилизованных и тероборону, выводит из потенциального котла свои боеспособные силы, в тылу доукомплектовывает и переобучает целые бригады на новые стандарты ведения боевых действий.

Всё то время, пока ВС РФ воевали прошедшим летом, осенью и зимой чересполосицей ВС РФ, «барсов», «ахматов» и различных ЧВКашников (и, увы, продолжат это делать), ВСУ учились полноценно воевать «большими батальонами», бригадами, а потом и корпусами, которые они сейчас создают в тылу и обкатывают за то время, которое им купила оборона Артёмовска.

ВС РФ свои самые острые «танковые клинья» обломали в самом начале войны и в ходе «деэскалации», потом добивали их в менее масштабных, но таких же неадекватных “массовых мероприятиях”. Уже летом на фронт массово потянулись с хранения старые Т-72, началась расконсервация антикварных Т-62, «лысые» ранние Т-72 и Т-80, приходящие в качестве пополнения в танковые части Республик стали обычным делом. Разумеется, боевые потери соответствовали уровню защищённости  машин…

Впрочем, не в одних танках дело и не в них в первую очередь, не в железе. Терялся, “стачивался” тот личный состав с нашей стороны, который ещё мог стать мотострелковым «плечом» этих «танковых клиньев». Терялись на «штурмах» опытные разведчики, сапёры. Продолжение затратных штурмов позиций противника на огромном фронте плохо обученными войсками в ситуации острого дефицита артиллерийского БК ради взятия Артёмовска — это преступление, с последствиями которого мы скоро обязательно столкнёмся.

Столкнёмся, когда ВСУ введут в бой свои подготовленные части, способные работать на совершенно ином уровне скорости и качества принимаемых решений, нежели наши. Свежие резервы, способные быстро прорывать оборону и дальше двигаться в прорыв, обходя и охватывая наши части. Делая это быстро, поддерживая надёжную закрытую радиосвязь и адекватное управление в реальном времени, в том числе и с использованием спутниковой связи.

Противник, как уже было сказано, свои накапливаемые резервы не просто «пересаживает на новую западную технику», это как раз вторая проблема. Первая проблема, главная, действительно плохие новости для нас, это то, что наиболее продвинутые и умелые командиры противника учатся работать в совсем другом темпе операций, принимать быстрые и правильные решения, имея постоянную устойчивую связь и постоянный поток данных о ситуации вокруг. Наличие у противника такой структуры управления куда опаснее для нас любых «Абрамсов» и «Леопардов» самих по себе, потому что такая структура будет всё время поворачивать их к нам лбом и не давать отстать от них пехотному сопровождению с БПЛА. Так что влажные мечты о массовом уничтожении нашей пехотой «Абрамсов» из РПГ-7 «в узявимые места» останутся влажными мечтами. Противник прекрасно понимает, что сила его, преимущество над нами, будет обеспечено не только и не столько какой-то особой защищённостью новых танков или меткостью и дальнобойностью их орудий, сколько скоростью и качеством управления полноценными полнокровными механизированными соединениями. Соединениями, способными, войдя в прорыв, проводить стремительные обходы и охваты наших сил, вынуждая их выбирать между боями в окружении и отступлением, так, как это было под Изюмом.

Вопрос не в том, заедет ли “Абрамс” на крутую ледяную горку (Т-72, кстати, тоже не заедет, максимальный преодолеваемый подъём у машин примерно одинаковый – 30 градусов), и не в том, что произойдёт с пивной кружкой из не менее знаменитого ролика с 

“Леопардом” , когда танк начнёт тормозить. Вопрос в том, что, благодаря передовым системам управления и связи, во всех случаях встречи на поле боя противник будет оказываться в более выгодном положении, чем наши силы. Противника будет больше в данной конкретной важной критической точке, и он будет занимать лучшие позиции. И именно это будет куда сильнее влиять на результаты боёв, чем какая-нибудь сравнительная кучность танковых пушек, которая, к слову, тоже будет не в пользу наших.

О сетецентричном управлении украинскими войсками в бою также много писали. Вопрос: является ли это принципиальным преимуществом ВСУ?

Вместо авиации.  

Часто при анализе наступательного потенциала ВСУ упоминается отсутствие у противника возможности массированно использовать авиацию для ударов по скоплениям наших сил, прокладывающих дорогу танкам и мотопехоте. Если в случае с ВС РФ такого рода “отсутствие возможности” есть следствие наличия у противника неподавленных систем ПВО помимо пехотных ПЗРК, то в случае с ВСУ это следствие ещё и малой численности боеспособных ВВС. А какой “блицкриг” без парализующих ударов авиации по “узким местам” транспортной системы, по тылам и штабам? Но, пока над ним потешались, склоняя на все лады “Призрака Киева”, противник заполучил-таки инструмент, способный заменить собой авиацию. Инструмент дешёвый и достаточно эффективный — GLSDB . Это — авиационная планирующая «бомба малого диаметра» с раскладным крылом, поставленная на двигатель от запланированных к утилизации старых ракет с кассетной БЧ для РСЗО семейства HIMARS/MLRS

Ракетный двигатель забрасывает бомбу на ту высоту и примерно ту скорость, с которой её мог сбросить самолёт, далее —  по изначальному плану. Бомба раскрывает сложенное крыло и начинает планировать к указанной ей цели. Итог — очень дешёвая в сравнении с “одноклассниками” (а это важно при массовом использовании) система с дальностью в 150 км, включая возможность ударов по морским целям. Задача “занести” управляемую авиабомбу в зону вражеского ПВО без использования большого пилотируемого самолёта решена.

В сочетании с возможностями противника по наблюдению за нашими тылами как с использованием агентурной, так и с применением спутниковой разведки, это оружие позволит нарушать работу ближнего тыла войск, поражать выявленные штабы, склады, ремонтные базы, железнодорожные станции со сконцентрированными на них военными грузами и станет, в силу своих возможностей и дешевизны, ещё одним вызовом для наших частей ПВО.

Опять же, как и в случае с иностранными танками, проблема с GLSDB или с JDAM-ами, которыми их поставки, возможно, дополнят, не в том, что они сами по себе являют собой какое-то “чудо-оружие”, а в том, что противник прекрасно понимает, зачем ему нужно это оружие, как и когда его применять. И это дешёвое оружие, перехватывать которое дорогостоящими комплексами ПВО будет очень накладно, а менее универсальными системами, возможно, станет проблематично.

Ещё одним фактором, способным дополнительно сдвинуть баланс сил в полосе наступления в пользу противника, является начатая им реализация инициативы, сданной ему при “деэскалации” год назад на госгранице в Брянской, Курской и Белгородской областях. Диверсионно-террористическим рейдом в Брянской области в начале марта противник показал, что в отсутствие крупных сил на прикрытии границы он может проводить здесь такого рода рейдовые операции когда захочет и без потерь. В результате военно-политическое руководство оказалось перед выбором — снимать с фронта или, что вероятнее, из второго эшелона, в зоне СВО войска на охрану границы, или терпеть такого рода рейды в качестве регулярного явления, демонстрирующего населению “беспомощность властей”.  

Линии “Фаберже”.

Оборонительные приготовления с нашей стороны не могут не вызвать недоумения. Как уже было сказано выше о построении обороны, начинать её следует с достаточно плотного заполнения фронта войсками и создания резервов, с организацией у обороняющихся связи и управления, снабжения артиллерии необходимым количеством боеприпасов. В противном случае, сколько бы ни было накопано окопов и выставлено перед ними бетонных “противотанковых” заграждений, они все будут пустой тратой ресурсов и окажутся неспособны задержать противника на значимое время.

Российское военное руководство вместо серьёзной подготовки к обороне всю зиму, несмотря на снарядный голод, продолжало упрямо сжигать остатки людских ресурсов и техники в топках очередных “мясных штурмов”. Потуги загнать на “штурмы” мобилизованных, неподготовленных, не уверенных в себе людей, действующих в условиях, когда выполнение задач для них максимально затруднено, закономерно заканчиваются отказом людей идти вперёд, угрозами расстрелов и массовыми «СОЧами», самовольными оставлениями части, дезертирством. Люди даже не жить хотят, они хотят хоть какой-то шанс выжить. Тенденция предсказуемая, пока не очень распространённая, но уже оформившаяся и находящаяся «на пороге выхода в тираж”, сулящая войскам большие дополнительные потери “пятисотыми”. 

Тут автор статьи, думаю, сильно преувеличивает

ВС РФ, продолжая с напряжением последних сил наступать на окраинах Донецка, под Артёмовском и в других районах, привязали себя к этим ключевым точкам, оголив остальные участки. Противник может нанести удар на огромном «Запорожском фронте» от Угледара до Васильевки, весьма жидко прикрытом войсками в первой линии, найти “окна” на «Сватовском фронте». Наконец, могут ударить и по флангам того выступа, который образуется при захвате Артёмовска, хотя для этого понадобится активное использование грунтовых дорог, но и приз в этом случае хорош — или «Вагнерам» придётся обороняться в котле, или придётся оставить с таким трудом и сам взятый город, и все соседние позиции.

Решать судьбу потенциальных вклинений ВСУ в оборону ВС РФ – перерастут они в “котлы” и/или быстрые отступления-“перегруппировки” наших сил или не перерастут – “по науке” должны два фактора. Первый – степень эффективности организованного сопротивления наших сил на участках прорыва, второй – наличие поблизости от участков прорыва маневренных резервов, способных нанести удар во фланг вражеским “клиньям”. Такие обученные моторизованные резервы, как уже было сказано, ВС РФ предпочли не формировать, не просто сжигая весь доступный человеческий ресурс в топках “штурмов” на уже привычных направлениях, но и “привязывая” таким образом штурмующие части к занятым большой кровью скромным достижениям. Оставить занятое – окончательно обессмыслить понесённые потери.   

У нас мало войск, они  измотаны, связаны боями, мы не можем вывести части в тыл целиком, на обучение, пополнение и переоснащение, да и переоснастить их уже особо нечем — танки, поступающие на пополнение с хранения, старые и часто неисправные, впереди — массовое применение вообще антикварных Т-62. БМП заканчиваются и всё чаще в их роли малоуспешно применяются МТЛБ, в том числе с самодельными установками на них зениток ЗУ-23-2, а также корабельных спаренных 25-мм автоматических пушек или 14,5-мм пулемётов.

Артиллерия, помимо собственно снарядного голода, испытывает такой же масштабный голод “свежих” стволов — орудия уже изношены, нарезы «слизаны»  большим настрелом.

Наши БПЛА, как и ранее, в доступном для фронтовых командиров сегменте представлены, в основном, китайскими коммерческими коптерами, средствами «тушить» которые противник постарается свои наступающие части в большом количестве оснастить. Наши же собственные средства РЭБ, выполненные в формате массивных КУНГов на базе грузовых автомобилей, в массе своей оттянуты в тыл и никак не могут помешать работе вражеских арткорректировщиков по нашей передовой. Кустарные же фронтовые средства “антидроновой” ПВО в виде ружей-дронобоек и других генераторов помех не эффективны против специализированных военных БПЛА самолётного типа, которыми достаточно массово располагает противник. 

Итог неутешителен.

Условия для вражеского наступления созданы практически идеальные, причём значимой частью — нашим собственным командованием, которое не извлекло никаких уроков из прошедшего года войны и не собирается их извлекать.

Насчет «идеальных» условий автор статьи сильно преувеличивает, но обсудить, какие преимущества ВСУ реально имеют и насколько они важны, нужно

Противник знает, чего он хочет и как он этого добьётся. Действия же ВС РФ с момента провала первоначального плана сводятся к идее “давайте что-нибудь делать”. И время, когда остатки сил, накопленных к 24 февраля 2022 года позволяли в такой парадигме добиваться каких-то результатов, прошло. Сейчас, к началу весны 2023 года, ВС РФ вынуждены ожидать удара противника, будучи максимально скованы и лишены ресурсов для его отражения.

 «Что делать?»

Ценно, что автор статьи не только критикует, но и дает довольно объемный перечень рекомендаций 

Начать подготовку к решающему сражению этой войны (скорее всего – одному из решающих) следует с самого простого, но и, одновременно, самого сложного.

Надо понять, что перед нами. Честно себе самим об этом сказать.

Перед нами, этой весной и летом, будет испытание, из которого страна или, “пройдя по лезвию”, выйдет другой страной, а потом и другим, куда более могучим и более разумно устроенным, государством, или не выйдет, канет в бездну нового «февраля 1917-го».

Или, после этого кризиса, страна полностью встанет на военные рельсы с императивом «По чётным векам — Берлин, по нечётным — Париж», или после этого кризиса страны и государства у нас не будет.

Сражение будет, безусловно, очень и очень важным, но не таким судьбоносным, что в случае нашей неудачи, «туши свет», конец государства. Запас прочности у РФ большой, однако, важно, далеко не бесконечный

Первое, что может помочь в преодолении грядущих проблем – это понимание всей серьёзности и сложности ситуации, которое многие почему-то, слушая тех, кто эти проблемы видит каждый день своими глазами, принимают за паникёрство.

Ситуация будет очень сложная, критическая. Вернее, она уже сейчас сложная и критическая, просто это пока не очевидно большинству. Поскольку высшее военное руководство сделало всё возможное для того, чтобы загнать себя в тупик и лишить себя “наверху” всяких возможностей и ресурсов для подготовки к отражению вражеского наступления, готовиться к нему максимально тщательно придётся на среднем и низовом уровне. Там, где проигрыш и поражение для людей будет означать смерть или плен. Это стимулирует.

Надо не заламывать руки в тот момент, когда кризис приобретёт свою законченную форму – котлов  или “перегруппировок” наших войск, а уже сейчас понимать, что и как можно сделать.

Возможности для всей армии перегруппироваться (без кавычек) и сколько-нибудь эффективно нанести противнику контрудары, остановить его, возможность успеть провести ещё одну волну мобилизации до того, как она станет бесполезной, будут покупаться жестокими арьергардными боями. 

Направления, работа по которым может повысить наши шансы на успех, уже достаточно чётко обозначены волонтёрским движение.

Обучение личного состава.

При любой возможности, в любых урывках времени, как только получается. Учить в первую очередь основам тактической медицины, во вторую — современному бою в роли пехотинца, простейшим вещам, хотя бы просто правильной работе с АК, ПК, РПГ в рамках НСД по этим видам оружия. Дальше — по специальности. Отдельное  внимание следует уделить обучению пехоты ценить своё тяжёлое групповое вооружение и умело пользоваться им — АГСами, СПГ, «Утёсами» (ПТУРы будут в дефиците). Следует всемерно поощрять желание людей учиться всему этому самостоятельно, в любое свободное время.

Ещё одна важная вещь, которой следует людей учить — ориентирование на местности и ориентирование в боевых порядках войск, применённых к местности. Во избежание ситуаций «выходили из окружения и заблудились».

Связь и управление.

Первостепенное внимание в работе волонтёрских организаций следует уделить (во многих – уже уделяется) работе по созданию радиосетей и систем связи, устойчивых к динамичному изменению обстановки, с запасом мат.части  в виде собственно станций и антенного хозяйства, а также, в первую очередь – надёжных систем долговременного автономного энергопитания средств связи, каналообразующего оборудования радиосетей и других средств связи. Задача — сделать управление, как по радиосвязи, так и по другим каналам, максимально стойким к кризисным ситуациям. Среди прочего, очевидно назрело создание узкоспециализированного волонтёрского сообщества по этой теме — оптимизации обеспечения энергопитания «в полях» для войск внештатными средствами и поставки в войска стандартизированных комплектов энергопитания с ЗИПом и инструкциями (обучением пользователей)

Продолжение цифровизации связи (систематически, с опорой на ретрансляционную сеть и базовые станции проводимое, почему-то, именно волонтёрами, а не соответствующими органами ВС РФ) очевидным образом “упирается” уже в большей степени не в нехватку оборудования или средств для его покупки, а в нехватку квалифицированных кадров будущих эксплуатантов, соответственно, ведётся и обучение людей.

При имеющемся дефиците бронетехники (а он сохранится ещё долго) устойчивость наших войск в обороне придётся в большей степени обеспечивать артиллерии, РСЗО и миномётам с дефицитом БК и обученных людей, плюс уже имеющаяся необходимость контрбатарейной борьбы с артиллерией противника, требуют проводить цифровую радиофикацию крупных военных «организмов» «от артиллерии и управления» вниз и в сторону пехоты.

Ещё одной важнейшей сферой приложения усилий в области связи и управления является внедрение интеграционных решений, позволяющих соединять в единые радиосети комплексы с разным шифрованием, сопоставимым по степени криптостойкости — на более-менее постоянной основе, и с не сопоставимым — на кратковременной основе, под конкретные боевые задачи.

 

БПЛА

Несмотря на обозначившееся уже достаточно массово применение FPV-коптеров в качестве разведчиков и ударных дронов-камикадзе, по-прежнему наиболее востребованными в войсках остаются коптеры под классические задачи разведки и корректировки огня артиллерии. Поскольку крупных поставок в войска изделий отечественной промышленности с сопоставимыми возможностями оптики ожидать не приходится, необходимо максимально системно и широко подойти к модернизации поступающих в войска от волонтёров комплектов коптеров DJI Mavic 3 с обычной и тепловизионной оптикой. Необходимо выработать и стандартизировать комплект из изменений в ПО аппаратов и аппаратных доработок, позволяющий свести к минимуму эффект от глушилок сигнала управления/видео и глушилок/спуферов GPS. Такие решения есть, они закупаются, завозятся, применяются, вопрос в их систематизации и массовости внедрения.

Второй фронт работ — аппараты другого класса, самолётного типа, возможно VTOLы. Аппараты с возможностями фото- и видеосъёмки, работающие на высотах около 1000 метров и обеспечивающие радикально более высокую, по сравнению с коптерами, досягаемость для разведки и корректировки артиллерийского огня в глубину позиций противника (Здесь внедрение техники тоже в первую очередь “упрётся” в кадровый вопрос, так как эксплуатация данного вида техники потребует более продвинутой подготовки, нежели эксплуатация коммерческих коптеров).

Маскировка, рассредоточение, маневр

Учитывая то, насколько большим и, временами, даже подавляющим будет во время наступления преимущество противника в огневой мощи и, в особенности, в средствах быстрого, оперативного воздействия на вторые и третьи эшелоны наших войск, будут крайне важны средства маскировки, а также умение рассредотачиваться, но при этом управляемо маневрировать в условиях плотного наблюдения со стороны противника. В этом вопросе кадрово-организационный вопрос также становится все более и более важным. Так, например волонтёрский проект “Народная сеть” может обеспечить и уже обеспечивает войска значимыми количествами маскировочных сетей, но вопросы их боевого применения а также вопросы организации передвижения войск рассредоточенными походными порядками – это вопросы кадровые и кадрово-организационные, часто “упирающиеся” ещё и в отсутствие у войск систем связи, позволяющих поддерживать рассредоточенные боевые и походные порядки.

Тактика

Очень важно своевременно дать людям понимание того, что им нужно делать, чтобы противник как можно больше «вложил» в свой «наступ» и как можно меньше получил в «доходной» части мероприятия.

Наступающие силы противника следует принуждать как можно более распылять своё время и силы в обходах позиций, занятых в ключевых логистических точках, которые позиции будут оставляться до того, как их гарнизоны будут полностью окружены.

Ещё одним средством для распыления противником сил должны стать контрудары во фланги наступающих группировок, требующие оттягивать силы с главного направления. Сформулировать, а уж тем более – подготовить к успешной реализации, какие-то радикально другие схемы действий просто уже нет возможности. Главное – сбивать темп продвижения противника засадами и арьергардными боями, угрожать флангам, побольше и почаще стаскивать его силы с крупных дорог “в поля” ради обхода обороняющихся с фланга или для прикрытия собственных флангов, своевременно собирать необходимые силы для обороны выгодных ключевых позиций, опирающихся на рельеф местности и естественные преграды.

Новая волна мобилизации.

Как уже было сказано, большой удачей будет проведение очередной волны мобилизации до того, как ход боевых действий и общественная реакция на него обессмыслят это мероприятие. Для всех тех мужчин призывного возраста, которые пока ещё не попали под мобилизацию, уже сейчас актуальными становятся вопросы подготовки к ней – вопросы проверки состояния здоровья, подготовки необходимого снаряжения, обучения самым необходимым на поле боя простейшим навыкам, изучения мат.части пехотного вооружения, тактики.  

Повторю ещё раз главные “плохие новости” текущего момента, определяющие ближайшее будущее.

С момента провала планов “быстрой победы” в феврале-марте 2022 года военно-политическое руководство страны не выработало никаких серьёзных “планов военных действий”, считая, что можно “дожать” противника “штурмами” его укреплённых позиций в ходе затяжной позиционной войны. Не занимаясь восстановлением полноценного боевого потенциала крупных механизированных соединений просто “разменивать пехоту”, пока она не кончится у противника.

Противник же, в свою очередь, прекрасно понимает, что для него единственный выход – активные маневренные действия и старается с помощью своих “западных партнёров” заполучить инструменты, необходимые для дальнейшей реализации этой идеи, уже один раз успешно опробованной в сентябре 2022-го под Изюмом.

Обобщая – противник знает, чего он хочет и как это сделать. Наше руководство – очевидно не знает. В этой ситуации неравенство ресурсов (которое противник уже постарался не без успеха нивелировать) в нашу пользу не позволяет уверенно смотреть в будущее.

Сегодня  уже всем ясно , что легкой победы над врагом  ждать не приходится. И понятно, что позиция «начальству виднее, оно разберется» — проигрышная. Победить можно лишь совокупным напряжением сил государства и гражданского общества. Причем именно нам, как его представителям приходится закрывать многие бреши, оставленные неповоротливой и труднообучаемой государственной военной машиной.