А. Коц: Добрый вечер, друзья. Меня зовут Александр Коц, я военный корреспондент медиагруппы «Комсомольская правда». И это премьера моей авторской программы «Коц: аналитика с именем», где мы будем каждую неделю разговаривать о том, что зацепило лично меня, что важного произошло в зоне специальной военной операции. И будем отвечать на ваши вопросы. Мне в студии помогает Игорь Измайлов. Сегодня обсудим самые важные новости, которые пришли в первой половине этой недели.

В первую очередь поговорим о рокировке, о новых назначениях в командовании специальной военной операцией. Командующим специальной военной операцией, командующим объединенной группировкой российских войск в зоне СВО стал генерал Герасимов, начальник Генерального штаба. Ранее эту должность занимал Сергей Суровикин, командующий ВКС. И вот что меня зацепило. Я вчера в своем Telegram-канале сухо выложил констатацию этого факта. Показательна реакция моей аудитории, моих подписчиков, которые поставили этой новости дизлайков в три раза больше, чем реакций положительных. Моей аудитории эти назначения не понравились.

Я могу объяснить, что меня смущает в этой рокировке. В первую очередь, наверное, это такие фантомные боли по поводу начала спецоперации. Я тогда работал в Киевской области. И все-таки планирование СВО – это Генштаб, это Герасимов. Не будем лукавить, мы все понимаем, что на первом этапе СВО были допущены ошибки планирования. Во-первых, ошиблись с уровнем поддержки мирного населения. Не стали нас встречать с пирогами и цветами. Понятно, что народ запуган, что действует на протяжении 8,5 лет карательная машина украинских спецслужб по отношению к людям, которые поддерживают или комплиментарно настроены к Российской Федерации. Тем не менее, уровень поддержки был не так высок.

При этом мы рассчитывали на какой-то более быстрый сценарий. Как мне кажется, у многих в нашей стране людей, которые отвечают за армию, за силовые структуры, было впечатление об украинской армии образца 2014 года, когда тот же Генштаб блестяще провел операцию по возвращению Крыма в Российскую Федерацию, фактически без единого выстрела. Не будем брать в расчет эти выстрелы в воздух. Но это была бескровная, блестяще провернутая операция. И это, наверное, немножко кому-то затмило глаза.

Потом была операция в Сирии, где Россия также проявила себя на высоте. Были освобождены огромные территории, не все, но это был большой успех. Я не знаю, почему, но не была учтена восьмилетняя подготовка украинских войск. А они действительно готовились к этому конфликту. Их готовили планомерно, очень качественно. И в первые же дни СВО мы с этим столкнулись. И здесь можно справедливо предъявлять претензии Генштабу, почему, к примеру, не предполагалось, что на пути следования наших войск к Киеву взорвут все мосты, и в итоге огромная группировка упрется в один мост в Чернобыле, через который должны были пройти десятки единиц техники. Естественно, они встали в пробку.

Мы помним до сих пор фантомные боли по поводу наших потерь территориальных в Харьковской области. Это тоже просчеты Генштаба. При этом само понятие «объединенная группировка войск» и ее командующий у нас появились только в октябре. Тогда и появился Суровикин, которому уже в наследство досталась очень тяжелая ситуация. Понятно, что взять и развернуть войска, обескровленные, и пойти в наступление он уже не мог. Поэтому у него стояла очень тяжелая задача стабилизации фронта. Как вы помните, она досталась нам территориальными потерями. Мы ушли из Херсона, но при этом наконец перестали при Суровикине заниматься очковтирательством, перестали посылать доклады, не соответствующие действительности, о наличии личного состава в войсках. У нас, я приоткрою маленькую тайну, в некоторых полках штурмовиков – людей, готовых идти в атаку, живых, не раненых, было, я знаю один полк – шесть человек. Шесть человек от полка, которые могли идти в атаку. А на бумагах у нас был полный штат. И так было сплошь и рядом.

У нас на бумагах была нарисована эшелонированная оборона по всей линии соприкосновения. Конечно, события в Харьковской области, когда оказалось, что у нас за Балаклеей и Изюмом нет ничего, они показали очень ярко наличие этого проблемы очковтирательства в войсках, когда система, у нас в принципе вся система в стране построена на принципе «начальники не любят плохих новостей, а подчиненные не любят расстраивать начальников», но в армии, когда произошла эта трагедия с Харьковской областью, это проявилось очень выпукло.

Суровикин выстроил эти линии обороны. Я проехал перед Новым годом от Херсонской области и фактически до Луганска, через Запорожье, через Мариуполь, через Донецкую область, везде у нас выстроены линии обороны мощнейшие, с пресловутыми «зубами дракона» - бетонными треугольниками, с окопами, противотанковыми рвами, с бетонными укреплениями. Причем все это делалось, наконец-то армия допустила гражданских к этой деятельности, перестали морщить лоб по этому поводу. И гражданские специалисты, чтобы с лопатой боец не копал себе окоп, вырыли вот эти линии обороны. Причем работая зачастую в зоне досягаемости украинской артиллерии, чего уж греха таить, неся потери. Потому что украинским высокоточным оружием наносились удары, в том числе, и по расположению, где жили гражданские строители, дорожники, электромонтажники и так далее.

Перед Суровикиным стояла непростая задача – стабилизировать фронт и влить эти первые силы мобилизованных в боевые порядки. Не везде это получилось гладко. У нас сама мобилизация прошла довольно сложно, с множеством проблем. И распределение мобилизованных по позициям тоже прошло не очень гладко. До сих пор проявляются некоторые проблемы на различных линиях обороны – и на первой, и на второй, и на третьей. Но их уже, конечно, меньше, чем на начальном этапе, постепенно мобилизованные притираются.

Там, где есть инициативный командир, где он понимает, что с этими людьми ему выполнять боевую задачу, там у людей все в порядке. Их стараются разбавить среди людей повоевавших, среди тех, кто может передать свой опыт, обучить чему-то, где-то что-то подсказать. Но, к сожалению, такие инициативные командиры не везде. И до сих пор, вот сегодня на слуху история, как мобилизованных перекинули с подготовленных позиций на неподготовленные, где в окопах замерзшая вода, нет буржуек. И люди вынуждены сами себе обустраивать этот быт. Но это издержки неинициативных командиров, когда человеку все равно, как живут его подчиненные.

Проехав через всю линию соприкосновения, я утверждаю, что положительных примеров на порядки больше, чем отрицательных.

Мы обсуждали рокировки, которые произошли в командовании специальной военной операцией, но в принципе о Герасимове люди знающие отзываются как о довольно матером генерале, умном, который в принципе может просчитывать различные многоходовки. Почему Суровикина заменили на него? Знаете, я сейчас скажу такую вещь непопулярную, но Суровикин, несмотря на то, что он был командующим специальной военной операцией, и о нем тоже в войсках очень хорошо отзываются, он все-таки до конца самостоятельным не был, он все равно решения принимал, согласовывая их с Генштабом. И порой могла возникнуть такая ситуация, когда Суровикин хочет одного, а Генштаб ему говорит: нет, давай по-другому. И получилась бы такая ситуация двоевластия. А здесь все-таки окончательное решение за начальником Генштаба, он занимается военными действиями. Суровикин, судя по всему, будет таким эмиссаром командующего СВО, собственно, на земле, в войсках. Потому что начальник Генштаба вряд ли будет постоянно находиться в зоне специальной военной операции, а Суровикин будет такой его правой рукой. Понижение это, повышение, неважно, в систему принятия военных решений фактически ничего не меняется, просто теперь всю полноту ответственности за происходящее в СВО будет нести Герасимов. Если у нас появятся какие-то успехи, он будет единственным отцом этого успеха, если у нас опять пойдут какие-то проблемы, винить, кроме него, будет некого. В этом плане у нас, наконец, появилась какая-то осмысленность.

Теперь по персоналиям нового командования. Знаете, тут самая такая темная лошадка – это Алексей Ким, о котором вряд ли кто-то раньше много слышал, зам. начальника Генштаба. Но это человек с внушительным послужным списком, он воевал и в Афганистане, и в Таджикистане, и во вторую Чечню, и в Сирии. То есть это человек, который с боевыми действиями знаком не понаслышке. Понятно, что сейчас характер военных действий совершенно другой, нежели он был во время нашей войны в Афганистане, но, тем не менее, это не диванный теоретик, он знает, с чем столкнется.

Командующий Сухопутными войсками – это человек, который представляет основную массу наших военных, которые присутствуют на театре военных действий. Потому что, конечно, Сухопутные войска там самые представительные. Собственно, Суровикина никто не освобождал от должности командующего ВКС, он будет продолжать курировать применение авиации на театре боевых действий. То есть у нас фактически появляется, мало того, что главный начальник, у нас есть отдельный человек, который отвечает за Сухопутные войска, и отдельный человек, который отвечает за авиацию. Раньше этого у нас, к сожалению, не было.

Есть разночтения в формулировках, говорят, особенно в Telegram пошел слушок, что Суровикин был командующим российской группировкой войск, а Герасимова назначили командующим объединенной группировкой войск. Вот в чем разница? На самом деле у Суровикина точно так же называлась должность, а вот что такое объединенная группировка? В моем понимании это все-таки объединенная группировка сил и средств. То есть это различные виды и рода войск и, возможно, теперь будут подчиняться Генштабу еще и другие ведомства, как Росгвардия и другие ведомства, которые присутствуют на театре боевых действий, о некоторых из которых нельзя, наверное, говорить, но, тем не менее, они там присутствуют.

Я понимаю, почему хотелось бы многим видеть в формулировке «объединенная группировка войск» кого-то еще, например, Белоруссию. Это к вопросу о мотивации и рокировке. Нам сказали, что задачи специальной военной операции будут расширяться, но, опять же, не объяснили, что это будет такое, поэтому мы можем только предполагать.

По поводу расширения за счет Белоруссии. Честно сказать, я в этот сценарий не верю. Повторюсь, у меня фантомные боли после февраля-марта прошлого года, когда нам пришлось уходить из Киевской области, это было всё представлено в качестве жеста доброй воли, но, к сожалению, тогда стало понятно, что у нас просто для серьезного похода на Киев недостаточно сил. Сегодня мы видим, что сразу после назначения нового командующего СВО, сразу после назначения его заместителем командующего Сухопутными войсками Олега Салюкова он приехал в Белоруссию. Сегодня приехал в Белоруссию официально для того, чтобы нашу совместную группировку там проинспектировать, но я думаю, что все-таки вырисовывается какая-то то ли оперативная игра, то ли какой-то замысел начальника Генштаба на эту зимнюю кампанию. Потому что очевидно, что Украина не может на это не реагировать. Украина не может не реагировать на то, что мы перебрасываем какие-то подразделения в Белоруссию. Украина не может не реагировать на то, что у ее границ снова появляется российская техника, туда эшелонами гонят танки, артиллерию. Она не может не реагировать на приезд высокопоставленного генерала, которого только вчера назначили заместителем командующего СВО. Понятно, что часть сил, которые задействованы сейчас у линии боевого соприкосновения, и часть резервов, которые могли бы быть задействованы в каких-то наступательных операциях, они просто вынуждены по законам военной науки перебрасывать на свои северные границы. Это и Черниговская область, это и Киевская область, это и Ровненская область. То есть они ослабляют свое давление на линии соприкосновения за счет того, что купируют гипотетическую угрозу со стороны Белоруссии. При этом все украинские генералы говорят, что они не видят формирование наступательной конфигурации войск Российской Федерации в Белоруссии, но, тем не менее, вынуждены отвлекать определенные силы на это направление. И, конечно, нам это дает свободу маневра, я надеюсь, что это может являться какой-то частью плана зимней кампании. Потому что все-таки все мы ждем каких-то серьезных действий со стороны наших войск, может быть, даже в ближайшее время.

Сейчас завершается операция по взятию Соледара. ЧВК Вагнера сейчас зачищают это населенный пункт, по флангам стоят десантники, блокируя линии снабжения, блокируя возможность прорыва туда каких-то деблокирующих подразделений. Украинская армия в принципе может предпринять попытку деблокировать Соледар. И даже не столько из-за того, что там остаются какие-то заблокированные украинские подразделения. Просто Украина, она не первый раз становится заложником символов. Так было в Иловайске, так было в донецком аэропорту, так было на «Азовстали», когда обреченные очаги обороны, вместо того, чтобы их эвакуировать, вывести из-под удара, из них строили такой символ несокрушимости, стойкости украинской армии. В итоге все это заканчивалось плачевно, что в аэропорте, что в Иловайске, что на «Азовстали», но, тем не менее, они создавали такой символ, что их уже нельзя было назвать проигравшими, они зраду превращали в перемогу. То же самое может быть и с Соледаром. Но мы же понимаем, что для того, чтобы контратаковать, нужно привлечь серьезные силы. У них сейчас часть войск отвлечена на север, на границу с Белоруссией, часть подразделений, если они перекинут на Соледар, их придется брать откуда-то. То есть они и так уже снимали для удержания Соледара подразделения с Херсонского направления, со Сватовского рубежа, ослабляя давление на этих направлениях, и у той же Кременной на Сватовском рубеже у нас маленькое, но продвижение все-таки есть, мы отжимаем там опорники, которые когда-то потеряли. Поэтому, я думаю, в Киеве не дураки сидят, но там идет противоборство пиара Зеленского и военной мысли Залужного. Это противоборство, оно уже осязаемо, причем это уже больше смахивает на политическое противоборство. Но это другая история. Я все-таки считаю деблокирование Соледара маловероятной историей.

Мы остановились на Соледаре. Меня ехидно многие мои оппоненты с той стороны в Telegram спрашивают: что же вы такой маленький городок в 10 тысяч человек брали целых полгода? Мы вот одним махом взяли Изюм, Херсон, Купянск. Что на это можно ответить? В начале СВО одним махом мы брали Счастье, Новый Айдар, Старобельск. Там не было большого сопротивления украинских войск. Все, что брала Украина за последние месяцы, это не результат их военных действий, это плоды наших ошибок и вранья самим себе, прежде всего. А они этими ошибками умело воспользовались. В ходе реальных позиционных боев они не взяли ни одного крупного города. Мы при этом взяли Рубежное, Северодонецк, Лисичанск, Мариуполь.

Соледар, да, это не крупный город, но у штурмующих этот город «музыкантов» не было задачи просто освободить населенный пункт. Не в населенном пункте дело. Побеждаешь, не когда освобождаешь территории, а когда убиваешь врага. И чем больше врага ты убиваешь на поле боя, тем легче тебе там будет. Уже прозвали Артемовскую агломерацию «артемовской мясорубкой». Потому что там, действительно, Украина понесла жесточайшие потери со времен Мариуполя. Наверное, бОльшего поражения в живой силе мы противнику не наносили. И они перебрасывали туда снова и снова новые и новые подразделения.

О характере этих боевых действий говорят даже ролики с той стороны. Они очень любят в TikTok выкладывать, как они штабелями складируют черные мешки, как они вывозят штабелями в пикапах раненых, как они адресуют «добрые» слова Залужному, которых их бросает, как CNN публикует интервью с солдатиком из Соледара, который говорит, что «здесь трупов никто не считает, мы здесь все понимаем, что мы из этого города уйдем. И мы не понимаем, почему нам не дают команду на отход. Нас просто за ближайшие два дня убьют еще больше».

А вопрос как раз в тех самых символах, о которых я в предыдущей части рассказал. Вопрос в том, что Украине надо показать Западу, как они стойко борются с российской агрессией, чтобы выцыганить себе еще немножко военной техники. Мы видим, что происходит на этом фоне, на фоне Соледара и Артемовска. Идут заявления о новых поставках на Украину, сейчас уже идет речь о танках «Леопард». Давайте без шапкозакидательства, это проблема для нас. Чем больше танков им поставят, тем большей проблемой это для нас будет. Да, эти танки использовались той же Турцией в сирийском конфликте против «Исламского государства», запрещенной в России террористической организации. И вполне успешно эти танки жгли. Это не значит, что это непобедимые машины, которые сомнут нашу оборону. Нет, но они, конечно, нам крови попьют, жизнь нам попортят.

Тут важно, чтобы и наша оборонка выходила на какой-то такой инерционный цикл, когда войска на передовой могли бы получать беспрерывно то, что им надо. У нас, к сожалению, пока с этим не очень хорошо. У нас наладилась более-менее поставка экипировки для мобилизованных, причем не всегда за счет усилий Министерства обороны. Просто стало меньше скандалов, потому что командиры на местах уже выстроили такие горизонтальные связи с волонтерами. И им проще у волонтеров попросить что-то привезти, чем запросить у командования, столкнуться с бюрократией и долго этого ждать.

Я, честно говоря, не вижу в этом ничего плохого. Да, не всегда армия может оперативно отреагировать на нужды подразделений на передовой. Но это на самом деле очень здорово, когда общество чувствует необходимость помогать своим войскам и имеет возможность для этого. Я помню, как во время нашей чеченской войны "Комсомольская правда" объявляла акцию перед Новым годом каждый год – «Посылка на войну». И я тогда впервые столкнулся с этой широкой русской душой, когда нам в редакцию тащили бабушки вязаные носочки, бизнесмены тащили GPS и разгрузки, тогда это была редкость. И мы под Новый год «Уралами» везли эту гуманитарку нашу доморощенную, раздавали в самом дальнем чеченском гарнизоне десантникам или мотострелкам. И они чувствуют, что родина о них думает, люди о них думают.

Потому что, когда приезжаешь на передовую, у людей, как правило, информационный голод. И они спрашивают: а что там в России? А что о нас говорят? Когда они видят, что присылают дети письма, идет помощь от простого человека, который свою трудовую копейку жертвует на армию, это тоже здорово. Это такой нацбилдинг, который нам сейчас необходим. На этом надо строить новую идеологию государственную. Но, к сожалению, видимо, некому у нас сейчас этим заниматься, новой идеологией, новыми героями СВО. Мне кажется, это надо делать.

В конце концов, есть исторический опыт, когда в Великую Отечественную войну у нас существовал Фонд обороны, в который всей страной скидывались. И колхозы покупали танковые батальоны, и заводы покупали самолетные эскадрильи. Ничего в этом плохого нет. Но это не значит, что не надо систематизировать и эволюционировать самой тыловой системе. Тыл всегда должен быть надежным у наших военных.

Что касается продолжения, что после Соледара. Очевидно, мы будем продолжать давить на Артемовск. Это очень важный узел обороны Донбасса. Это один из важнейших. Если мы берем Артемовск, это мне легко сказать – берем, а на самом деле, если штурмовать в лоб, это все-таки не Соледар, это гордо побольше, это долгие месяцы кровопролитных боевых действий. Сейчас вырисовывается некая иная конфигурация, когда Артемовск будет браться сначала в оперативное окружение, а потом уже в котел.

Фактически сейчас он уже с овладением Соледара взят в клещи. Мы с юга взяли населенный пункт Опытное, идут бои в районе Клещеевки. И со временем мы выходим на трассу, которая ведет в Краматорск, перерезаем Артемовску все логистические цепочки снабжения. Этот вариант, наверное, будет предпочтительней. И в этом случае, наверное, рушится вся линия обороны, которая ведет на Северск. Потому что оставаться противнику в Северске, к северу от Артемовска, наверное, чревато. Поэтому после Артемовска мы уже выходим на эту ось от Авдеевки до Славянска, где, наверное, и состоится генеральная битва.

Да, сегодня много говорят об успехах ЧВК «Вагнер» на этом направлении. У них действительно немножко другая система управления. Они лишены военной бюрократии. И у них нет такого формализма, когда тебе говорят: вот к исходу такого-то дня ты должен занять такой-то рубеж. Им нарезаются задачи и говорят: ребята, работайте, сколько вам времени надо, каких боеприпасов надо, пожалуйста, делайте свою работу. Это не значит, что там они лучше или элитнее наших кадровых военных подразделений.

Наша армия тоже эволюционирует. И я это вижу прекрасно по своим поездкам на разных направлениях. Мы видим, что у нас потихонечку формируется разведывательно-ударный контур, которого, к сожалению, не было на начальном этапе военной операции. Мы видим, что сегодня активно применяются средства разведки беспилотные для выявления целей. И идет тесное взаимодействие с артиллерией. Если раньше это была такая сложная, многоступенчатая иерархическая система докладов, сейчас напрямую работают разведчики с беспилотником, спецназ, допустим, с артиллерией, которая находится на позиции в дежурном ожидании. Получают цели и тут же наносят в течение двух минут удар.

Идет эволюция. Причем в этой эволюционной цепочке уже прочно встроены мобилизованные мужики по 30-40 лет, прекрасно овладели кто беспилотными средствами разведки, а кто мощными артиллерийскими системами. И на загляденье воюют на самых сложных рубежах. Поэтому, да, мы постепенно решаем те проблемы, которые выявило начало спецоперации, постепенно насыщаем войска необходимыми средствами разведки. Еще бы со связью наладить. Но промышленность работает в три смены. Я знаю, что и по связи тоже есть наработки, которые в ближайшее время будут реализованы в передовых порядках.

К нам приходит много сообщений. Давайте будем отвечать на вопросы.

И. Измайлов:

- «Почему нельзя бомбить ж/д и дороги, по которым идут поставки оружия из Европы?»

А. Коц:

- Сколько было писано и переписано, в том числе и мной, что война – это логистика, война – это поставки. Как только ты нарушаешь поставки и логистику, ты получаешь преимущество. Мне хотелось бы верить, что под этой формулировкой, что Герасимова поставили в рамках расширения задач в зоне специальной военной операции, в этот список расширения, который наверняка есть в Генштабе, войдут и пунктики по нарушению логистики. Все-таки мы с назначением Суровикина, в октябре, наконец, дошли до того, что начали бить по инфраструктурным объектам Украины. Это дело нужное. Понятно, что от этого страдает и мирное население в том числе, и мне с Украины пишут, что ты – живодер и людоед, если радуешься ударам по ТЭЦ и другим объектам. Я не радуюсь, я понимаю, что это военная необходимость. Потому что вся эта инфраструктура работает в интересах военной машины, поэтому ее надо уничтожать. Точно так же надо уничтожать и мосты железнодорожные, и подстанции, и тепловозные депо, и тяговые станции, и т.д. Для этого нужно достаточное количество высокоточного оружия. У нас, допустим, с «Калибрами», я знаю, проблем с производством вообще нет, их производится достаточное количество. Вопрос применения высокоточки у меня всегда стоял. Но, опять же, я не заканчивал академий военных, я не могу учить военных. Мне как дилетанту кажется, что вместо десяти казарм, в каждой из которых пусть будет по 100 человек, ну, уничтожим мы 10 «Калибрами» 1000 человек. Они выйдут на улицы крупных городов и эту тысячу наберут за полдня.

И. Измайлов:

- Ракеты дорогие при этом.

А. Коц:

- Ну, какие бы дорогие они ни были, мне кажется, что 10 «Калибров» можно направить вместо 10 казарм в одну точку моста в Затоке, например, в Одесской области, обрушить к чертям этот мост, по которому в том числе идут поставки западных вооружений. Но специалисты говорят, что очень сложно завалить такие объекты, которые строились еще в советские времена с расчетом чуть ли не на атомные бомбы. Ну, не знаю. Завалить туннели, которые ведут в Восточную Европу. Хочется все-таки увидеть… У нас появилась осмысленная работа против ПВО, когда мы начали запускать ложные цели и уничтожать системы ПВО, в том числе вокруг Киева. Может быть, у нас появится осмысленная работа и по тылам. Я не говорю, что сейчас мы бессмысленно как-то бьем, это неправда, мы высокоточными ударами наносим ущерб украинской армии и украинской инфраструктуре, и достаточно серьезный ущерб. Это невозможно прочувствовать сразу, потому что это такой отложенный эффект, который будет чувствителен чуть позже. Это надо продолжать делать наравне с ударами по логистическим цепочкам.

И. Измайлов:

- «Объясните, почему не уничтожается западное вооружение на подступах к линии фронта? Все генералы говорили, что будут уничтожать».

А. Коц:

- Уничтожается, в том числе и на подступах, но, к сожалению, не всё. Тут надо еще понимать, что у нас осложнена работа агентурная на территории Украины. Потому что на протяжении 8,5 лет все люди, которые, так или иначе, нам симпатизировали, попадали под репрессии. Боятся люди, хотя продолжают писать, в том числе и мне в личку. Есть несколько ботов различных структур, которые я в том числе рекламирую, куда поступает информация о тех или иных объектах. И я вам скажу, что по тем объектам, которые поступали мне от подписчиков, и я их переправлял в соответствующие структуры, наносились потом вполне удачные удары, в том числе и на подступах к зоне специальной военной операции.

И. Измайлов:

- Максим: «Нужна или еще мобилизация, и когда?»

А. Коц:

- Это сложный вопрос. Владимир Владимирович Путин в конце прошлого года сказал, что на данном этапе новая мобилизация не нужна. Понадобится ли она на другом этапе? Ну, надо смотреть, как у нас будет проходить зимняя кампания. Если она будет проходить вот так, в позиционных боях, без какого-то продвижения, то, может быть, и не надо. А если у нас будут какие-то серьезные наступательные действия, соответственно, потери… Ну, и вообще, люди-то устают, людей на кого-то надо менять. Я не исключаю того, что будет объявлена еще одна волна мобилизации. Я не говорю, что она будет объявлена, но я предполагаю, что это возможно.

И. Измайлов:

- Кстати, о мобилизации. Вопрос о призывном возрасте из Московской области. «Как вы думаете, нужно ли принимать возраст совершеннолетия? Потому что полная уголовная ответственность за преступления – с 21 года, а не как сейчас, с 18, автомат в связи с повышением призывного возраста тоже могут выдавать позже?» Сергей спрашивает.

А. Коц:

- Это немножко не мой вопрос. Я вообще не очень понял смысл поднятия призывного возраста. Потому что в 21 год уже человек может быть таким состоявшимся, может заканчивать институт, начинать где-то работать, а тут его выдергивают в армию. У нас формируется новый облик Вооруженных сил, у нас формируются новые большие соединения, туда, видимо, нужны взрослые, думающие люди. Будем смотреть, как это будет происходить. Что касается этого вопроса, я не могу сказать, это не моя компетенция.

И. Измайлов:

- Много вопросов касательно наших артистов, что с ними делать (ну, в связи с Гребенщиковым, Смольяниновым) – лишать орденов и т.д.?

А. Коц:

- А почему нет? Мне кажется, мы излишне либеральны с ними и гуманны. Это какое-то гомеопатическое отношение к предателям, мне оно несимпатично. Мне в этом плане симпатичен Зеленский. Захотел – лишил гражданства того, кого считает нужным. Можно это делать по Конституции, нельзя это делать – взял и лишил Медведчука и компанию. Захотел, прямо в рождественскую ночь лишил гражданства 13 православных священников, вообще не оглядываясь на какую-то реакцию Запада, что там скажут защитники прав человека и т.д. Считает их предателями – взял, лишил. Ну, понятно, что Запад на все это в отношении Зеленского будет смотреть, прищурив глаза, типа, мы ничего не замечаем. Но нам-то какая разница, что о нас подумает Запад? Мы про этот Запад всё прекрасно поняли. Этот Запад сейчас работает на разрушение российской государственности, в том числе руками этих прихлебателей, которые состоялись как творческие личности благодаря Российской Федерации, накопили свой капитал благодаря Российской Федерации и ее зрителям, а сейчас с безопасного расстояния имеют что-то сказать грязное о моей Родине. При этом тот же Гребенщиков (сейчас ходит это видео в интернете) говорит, что «с этими людоедами невозможно иметь дело, они психи, сумасшедшие, они в центре Европы устроили бойню». Слушай, ты вспомни, как ты фотографировался с Антоном Геращенко. Это для тебя не людоед? Ты вспомни, как ты на гитарке играл для Михаила Саакашвили, который убивал российских миротворцев из танка прямой наводкой в казармах в верхнем городке Цхинвала. Он почему-то его не считает людоедом, он его не считает человеком, который в центре Европы развязал войну. Поэтому мне кажется, что можно применять к ним строгие меры, можно формировать в обществе такую атмосферу, когда менеджерам-хапугам, владельцам ночных клубов станет невыгодно приглашать к себе какого-нибудь Валерия Меладзе на очередной корпоратив. Я предлагал как вариант. Например, вот проходит где-то концерт человека, который очень грубо высказывался о наших героях и о том деле, которое они делают. Ну, значит, вполне возможно, что на этот концерт забредут какие-нибудь продавцы наркотиков, и туда можно устроить антинаркотический рейд. Раз рейд, два рейд. Вполне законный рейд, мы имеем право это делать. В следующий раз владелец клуба задумается о том, насколько выгодно ему этого персонажа приглашать. То есть надо формировать в обществе такую атмосферу, при которой эти люди не будут лидерами мнений и будут считаться какими-то отщепенцами.