Народ Воскресе

Родине-Матери, России, посвящение.

Российскому народу, освободителю, от благодарного Донбасса.

 Просто как пример логики наших действий.

Не сделали бы этого действия – не было бы противодействия.

   

1  

Он поднялся на кровлю, по винтовой лестнице, для окончательного осмотра крыши, пережившей свою первую зиму. Прошёлся, оглядел стоки, проверил качество укладки покрытия, зазоры вокруг труб, всё оказалось надёжным и прочным. Трубы дымили уже всей своей мощью, а не так, как в зимний период, когда надо было подтапливать слегка, чтобы маляры могли неспешно работать, и свеженанесённая штукатурка с фресками, не пересыхала, растрескиваясь, с потускнением красок. Теперь же все печи  топились по полной, высушивая остатки сырости перед заселением молодых хозяев, сына состоятельного фермера и его молодой, беременной жены.

   Изуст, проверив крышу, обратил взгляд вниз, во двор, где в это время всё двигалось суетой заселения, окрылённого весенней свежестью и  мягким солнечным  светом. Весна, дыхание обновленной жизни, праздник радости, воодушевление, всё сливалось в единый поток Божественной гармонии.

   Среди мужчин, переносящих мебель и всякую домашнюю утварь с телег, не спешно подвозящих грузы, непрерывно суетилась маленькая, женская фигурка хозяйки, отдающей команды, что и куда нести. На фоне яркого, засыпанного мелким песчаником двора, её рыжие, собранные в прическу, нераскрывшимся бутоном розы, волосы сияли особенно ярко, как факел освещающий дорогу к месту стоянки, бесчисленных шкафов, стульев, полочек и узлов. Подняв меховой воротник, спрятав стройную шейку, от всё еще прохладного ветерка. В расстёгнутом пальто, из которого выглядывал возвещающий о новой жизни животик, она неуклюжей уточкой, всё же поспевала повсюду, и во дворе, и в доме, и к стряпухам, ароматами кухни заполняющих дом. Запахи кухни струились бодрящим напоминанием  мужчинам о предстоящем обеде.  Жизнь, жизнь, радость…

   Весна, цветение…, как же  не хочется умирать…

   Окончательно сложившаяся уверенность, в скором уходе из этого мира, у Изуста, сегодня прибавилась, возникшим с утра щемящим чувством, свершившейся утраты.

 

   Пока что, всё, шло своим чередом. Дом готовился к заселению, последние недоделки устранены.  На завтра запланирован приезд заказчика, оформление последних договоров, закрытие подряда и окончательный  расчёт, с учётом сегодняшних работ. Предстояло расплатиться с малярами, трудившимися всю зиму, оплатить задолженность друзьям – ученикам, которые помогали в строительстве, пока сезон мореплавания закрыт. И после всего, планировалось с учениками идти к заливу, для подготовки судна для рыболовного сезона. Как раз по этому, и ожидались расчетные деньги, и возникал особенный подъём у рыбаков, предвкушавших  выход на простор, в открытое море.

   Изуст собирался спуститься вниз, и уже шагнул ко входу, когда увидел едва различимых, всадников, поднимающихся из ложбины. Двое ехали верхом, а следом вели осёдланную лошадь, поводом закреплённую к седлу одного из всадников.

   Вестники, и лошадь, для Него.

   Учитель, опёршись о  сток, второго яруса кровли, наблюдал за приближением едущих, пытаясь распознать в них, пославших.

   Между тем, из ложбины, выехали ещё пятеро всадников, но не поехали по дороге, а сразу свернули в подлесок и затаились.

   Понятно, заказная засада. Обречены будут все, и посыльные, и сам Изуст.

   Общественность вознегодует о жестоком ограблении и убийстве, известного архитектора получившего крупную сумму денег. И что бы Учитель, непременно отправился в дорогу, наверняка есть веская причина, с которой и ехали теперь двое всадников.

   Началось…

   Изуст спустился вниз. Посыльные приблизились и спросили: здесь ли Учитель. Спешились, вошли во двор. Он узнал их. Это от друзей, сестер Марфы и Марии и брата их, Лазаря. Теперь понятно, от чего, утреннее беспокойство.

   Что привело вас, посланцы?

   Лазарь, тяжело занемог. Причины не известны, так вчера в одночасье сник, и теперь в горячке, не приходит в сознание.

   Что же, теперь всё понятно. Чувства улеглись, пространство понимания раскрылось разумением происходящего. Лазарь, друг драгоценный, отравлен, и непременно умрёт. Конечно же, таким образом хотят выманить Учителя, и за одно, избавиться от ненавистного им  Лазаря. Что же, не виновного ни в чём друга, Божьим промыслом определённого на многая лета, нельзя убивать из – за Сына Божия, и он будет жить. Это будет после, а пока необходимо закончить начатое, и по завершении, когда улягутся страсти совершить задуманное. Ученики, конечно мыслями уже в рыбацких просторах, но всё идёт к завершению земного пути, надо возвращаться.

   Накормите посланников и их коней, пусть отдыхают, им сегодня возвращаться.

   Молодая хозяйка, ещё мгновение назад, весёлая и сосредоточенная, теперь стояла перед  Изустом, растерянная и смущённая, глядя на Него зелеными, широко  распахнутыми глазами.

   Я остаюсь.

   Девушка, широко улыбаясь, подошла к Учителю, неуклюже, чтобы не врезаться животом, обняла Его поверх опущенных рук, прикоснулась щекой к груди и счастливая, походкой суетливой уточки, ушла на кухню с распоряжениями. Жизнь продолжается.

   Телеги продолжали прибывать, работа кипела, грузы утопали в комнатах дома. Залы, гостевые спальни, детские, всё заполнялось, заблаговременно изготовленным и закупленным. Продуктовый лёдник, наполнялся снедью, пока прохладная погода позволяла в сохранности довезти грузы.

   Когда день стал клониться к вечеру, посланники, отдохнув, стали собираться в обратную дорогу. Грустные, но обнадёженные, они уселись в сёдла и тронулись.

   Учитель, там ждут тебя!

   Я приду.

   Как только вестники выехали за ворота, вокруг Изуста, собрались друзья. Молча, терпеливо, они смотрели на Учителя, ожидая разъяснений. Всё вокруг  затихло и замерло, пространство насытилось покоем, и в откровении вечности  прозвучало: Лазарь умер. Печальная весть, для Сына Человеческого.

   Лазарь, друг наш, уснул. Но я иду разбудить его.

   Ну что же, коли уснул, то выздоровеет.

   Нет, Лазарь умер, и мне надо возвращаться в Руссалим.

   Учитель, мы только ушли от смерти, и ты снова хочешь вернуться? Там иудеи уже всех настроили на твою поимку, тебя сразу схватят. Диаспора всё оплатила, чиновники и судьи, всё куплено, сразу засудят, если до суда дойдём. Идём в бухту, там отпразднуем Посох, с рыбаками, в безопасности.

   Завтра заканчиваем, получаем расчёт, хозяев ради, отпразднуем новоселье, и послезавтра, я ухожу, меня ждут.

   Ни кто из стоящих, не произнёс ни слова. Только один из учеников, подвёл черту: что же, пойдём и мы, и умрём вместе.

   Изуст утешил их: Я есть Свет, кто ходит при Свете, тот не спотыкается. Надо было понять так, что вам, ни чего не угрожает, не бойтесь.

   Друзья, всё же опечаленные, разошлись, продолжать работать. Учитель решил, это неизменно.

   Изуст снова поднялся на крышу, проводил взглядом двоих всадников, которые в тот момент миновали рощу, спустились в ложбину, и снова появились еле заметными точками, на взгорке. Всё так и есть, без третьего, им ни что, не угрожает.

   Вечер, всё же выдался веселым. После напряжённого рабочего дня, сытный ужин и превосходное вино, от рачительного фермера, известное во всей округе, внесли  радостную нотку в тяжёлую ткань событий. Да и милая хозяйка, неожиданно поспособствовала к веселью.

   Когда все мужчины, молча, ужинали в зале, в самой большой комнате первого этажа, за длинным столом,  при нехватке стульев, каждый сидел на том, что можно было использовать, заботливая хозяйка, увидев сидевшего на вздорном, сучковатом ящике, самого молодого из учеников, сказала: завтра привезут длинные скамьи, всем места хватит, а пока, не ёрзайте на этих ужасных ящиках, можно занозиться.

   Мужики посмотрели на девушку, участливое и сострадательное лицо хозяйки, выражало попечительную серьёзность и заботу. Для мужчин, привыкших к сложностям  жизни, вопрос сидения всегда был малозначительным, и потому забота хозяйки выглядела наивно милой и забавной. А её лицо, в котором уже проявлялись черты материнства, отвлекло от тяжёлых дум. Застолье, взорвалось добрым смехом, и приукрасилось словесными колючками: юноша сиди спокойно, кому – то придётся вынимать. И новая волна хохота полилась по прямоугольнику стола.

   Девушка сначала опешила от такой реакции, но поглядев на широко улыбающегося Учителя, успокоилась и заулыбалась тоже. Тем более, когда поняла, что смех больше обращён к обладателям ящиков, заливисто, расхохоталась тоже, ещё больше украсив вечер, рыженьким цветочком, носительницей Жизни.

2

   Утром действительно пришла телега от хозяина постоялого двора, находящегося в пятнадцати милях к югу, как дар и знак уважения к отцу-фермеру, для его сына. У них были тесные и доверительные взаимоотношения, и потому расходы на подарки никто не считал. Тем более, хозяин гостиницы знал о присутствии Архитектора, и о малом праздновании, в строительном составе, новоселья, и естественной при этом нехватке посадочных мест.

   Лавочки изготовлены на совесть, с продуманными упорами от опрокидывания, лакированные, без сучков и зазоров. Мастер, сын гостиничника, постарался ещё и потому, что был благодарен Изусту, за очень не обычное решение по устройству столярки, и не только… Архитектором было предложено устройство водяной мельницы, от реки, вблизи  постоялого двора, и от этого же механизма, работали устройства столярной мастерской. Решение оказалось не простым и не обычным. Столярка должна была находиться подальше от сырости и при этом не терять мощности от приводного колеса. Эта задача успешно решена и оба строения оказались успешными.

   Как только лавочки сняли с телеги, возница сразу заторопился в обратную дорогу, отказавшись от отдыха и еды. Его спросили о причине такой поспешности, и тот поведал, что мол: вчера вечером, а точнее к ночи, приехали конники на ночлег, но очень странные. Молчаливые, можно даже сказать угрюмые, как - то одинаково одетые, и скрывают много оружия под одеждой. Пятеро. И рано утром, когда он, возница выезжал, те ещё оставались в гостинице. И теперь надо поскорей вернуться: мужская сила, может пригодиться.

   Учитель успокоил:

   Поешь, отдохни с дороги, кобылке овса дай, а после поедешь, и добавил: эти всадники не причинят вреда, они уже уехали.

   После телеги с лавочками, прибыли ещё пара возков, и на этом работы почти прекратились. К обеду, наконец, приехал фермер с сыном. В отличном расположении духа, прошёлся по дому, позаглядывал в комнаты, больше для того, чтобы посмотреть, как устроились дети, чем, для проверки. Качество работ, он контролировал весь период строительства, и в целом всегда был доволен, за исключением некоторых недочётов, которые сразу исправлялись.

   В общем, всё было принято, и вполне довольные хозяева пригласили Архитектора, покончить уже с делами и отпраздновать, радостное событие. Поскольку огромный стол из зала вынесли во двор, весеннее солнце благоволило празднику, то фермер с сыном и Изуст, устроились за небольшим столиком в глубине комнаты и в короткий срок закончили все дела. Отношения у них сложились весьма доверительные и потому деньги, давно обговоренные, приготовлены, да к этому без обсуждения прибавлена дополнительная сумма, и бумаги не пришлось переписывать заново. Всё ладом.

   Ладное завершение дела, продолжило весёлое застолье. Фермер, рослый и крепкий мужчина, при близком знакомстве застолья, оказался весёлым и доброжелательным. Оказалось, он прекрасно пел, и вместе с сыном они затянули песню, которую тут же, подхватили рыбаки, и праздник превратился в коллективную радость, с пожеланиями, шутками, надеждами на будущее.  Хозяин стал центром праздника, и своей лёгкостью, заставил друзей позабыть всё вчерашнее и не памятовать о грустном, его соломенные волосы, с лёгкой проседью, всё время развевал ветер, и подсвеченные солнцем, те, создавали вид солнца, во главе стола. Всё было шумно и мирно.

   Сам фермер воспринимал сидящих друзей, как давних знакомых, и даже больше, как родственников, давно не виданных и только встреченных. При этом шутили все, и тему задавал всяк желающий, и всё находило отклик и обсуждение. Застолье текло в радости, до того момента, как хозяин вспомнил  о своих умерших родителях, которые к сожалению, не могут оказаться с ними, за одним столом. Он предложил помянуть тех, кто отсутствует в этом мире. Учитель коротко сказал:

     Увидитесь.      

   Застолье умолкло. Тяжесть завтрашнего похода в неизвестность, снова легла на мужские сердца томлением. Все выпили, на предложенное памятование.  Хозяин стушевался,  не зная всех обстоятельств, и не понимал, как выправить ситуацию. Но тут, на помощь, снова пришёл, «рыженький огонёк».

   Девушке тяжело уже сиделось в одной позе, «сроки» её приближались. И как не хотелось ей, не покидать, весёлого застолья, всё же, она на некоторое время уходила, отлёживалась на мягких подушках, и снова возвращалась на своё место, рядом мужем. Вот и теперь, она вернулась, довольная, что снова со всеми, и спросила: а что у вас так тихо? 

    И конечно, всегда найдётся тот, кто правильно ответит:

   Да это просто мужикам теперь спокойно сидится, потому - что лавочки привезли.

   Взрыв смеха, ошеломил хозяина. Он с удивлением смотрел как вместе с мужчинами, радостно хохочет девушка, прижимаясь к недоумевающему мужу, и спросил объяснений. Тут уж снова всё завертелось. Ему наперебой стали объяснять подоплёку происходящего, но он так до конца и не поняв, вскоре позабыл об этом и снова взял нить праздника, в своё умение, радоваться жизни. Веселье продолжалось. Жизнь, снова в своём.

 

   Утро, хотя и было солнечным, но в настроении у всех чувствовалась напряжённость. Маляры и ученики собирали вещи в дорогу, Учитель рассказывал хозяевам о всяких хитростях в уходе за домом, женщины на кухне собирали еду в дорогу. Хозяин, верхом умчался с распоряжениями на ферму, пообещав скоро вернуться. Неспешно сели за стол, немного поели перед дорогой. Вернулся хозяин. Когда всё уложили, вещи вынесли во двор, осмотрелись; все готовы в путь.

   Вместе дошли до дороги. Там развернулись лицом к остающимся, к фермеру, его сыну с женой, и двум женщинам помощницам.

   Спасибо вам, хозяева, за теплый приём.

   И вам спасибо, за хорошую работу.

   Учитель оглядел вокруг, с чувством пожал руку отцу, приобнял молодого хозяина и жену, стоявших тесно прижавшись друг к другу. Затем взял её голову в ладошки, поцеловал в лоб и сказал:

   Сыну рассказывай о нас, про то, как строились, как вещи носили…

   А если девочка родится?    

   Изуст отступил назад, и рядом оказался юноша, он и ответил:

   Хозяюшка, ты ведь точно знала, что лавочки привезут.

   Эх, хорошо сказал, однако, – произнёс кто-то.

На лицах расцвели улыбки, и не сговариваясь поклонившись друг – другу, повернулись и не оглядываясь пошли. Они никогда не оборачивались на законченную работу, тем более сейчас, когда их ждала, самая трудная, спасение.

   Семья провожала взглядами  уходящих, как оказалось, очень дорогих им людей. Отец так и остался в коротком поклоне, глубоко задумавшись. Девушка тихонько сопела носиком. Муж, нежно поглаживая, обнимал её  и глядел вдаль. Хозяюшки, с растерянными лицами, переговаривались, выясняя, не забыли ли чего отдать путникам. Да вроде всё.

   Хозяин очнулся от своих дум и сказал: принесите - ка  мне матушки вина.

   Ой, батюшка, в кои веки, отродясь ты с утра вина не пивал, а тут…

   Да что – то сердце трепещет, как птица в клетке. Так бы распахнуть и следом. И укрыть их крылами… Томлюсь что – то…

3

   Переночевав на постоялом дворе, на второй день путники пришли в пригород Руссалима, недалеко от погоста. Расселись отдохнуть. Маляры торопились домой и не хотели рассиживаться, с поклонами, стали прощаться, однако Изуст придержал одного, и спросил.

   Знаешь дом Лазаря?

   Да, у нас в районе, его все знают, праведный человек.

   Так вот, зайди в дом, не шуми, там поминки, спроси сестру Лазаря Марию, и скажи ей, Учитель зовёт. Всё с Богом.

   Учитель, как следующая стройка, зови.

   Нет, моя следующая стройка, очень далеко отсюда, а тебе, надо рядом быть, семью соблюдать, деток подымать, не время тебе. Иди же, вечереет.

 

   Вскоре прибежала Мария. Как только услышала, что Учитель пришёл, сразу пошла, не предупредив сестру. Она подбежала к сидящему Изусту, присела рядом, положила голову на Его колени и зарыдала.

   Учитель, я ждала…я надеялась что… брат наш Лазарь… Прости, я всёравно верю, что ты можешь всякого излечить…и что мы встретимся в Воскресении…

   Я есть Воскресение. Пойди, приведи Марфу.

   Вскоре, следом за  сёстрами пришло множество родственников, друзей, и конечно фарисейских соглядатаев. Народ смотрел на Изуста. Смущённые, печальные, плачущие лица, растревожили Сына Человеческого, он заплакал.

   Пойдём к нему, сказал Учитель, где вы положили его?

   Идём, покажем.

   Пришли, вот здесь.

   Отнимите камень, твёрдо сказал Учитель.

   Пока одна из сестёр, объясняла о том, что четверодневное тело, уже подверглось тлению, ученики, привыкшие не обсуждать указания Учителя, откатили огромный камень от входа.

   Изуст вышел вперёд. Став перед входом, не объяснимым образом переменившийся, воздел лицо к небу и сказал:

   Отче, я знал, что ты всегда слышишь меня, и теперь услышал меня, но говорю это, для того, что бы стоящие здесь, увидели и поверили, что Ты послал меня.

   Лазарь выйди оттуда, - громко воззвал Сын Человеческий.

   И услышал Лазарь, призывный, родной голос, голос Божий. Он вернулся из далёких глубин, по зову Вечности. Жизнь снова вернулась в тело, обновив каждую клеточку человеческой плоти, Дух наполнил сердце энергией Жизни и толкнул его, первый вздох расправил лёгкие.

   Лазарь опустил ноги с ложа и сел. Окутанный погребальным полотном, он потряс ногами, пелены упали, и ноги до колена освободились. Лазарь встал, и слегка согнувшись, для равновесия, семеня мелкими шажками, пошёл к выходу, откуда слышал призывный голос. Почувствовав дыхание ветра в коленях, он остановился.

   Как бы в безвремении, застыли стоящие люди, глядя на замотанную в саван фигуру того, которого  уже четыре дня оплакивали.

   Глас Сына Божия, вернул всех к реальности.

   Развяжите его, пусть идёт.

   Ученики быстро освободили Лазаря от пелен, уже с запахом тления. Тот стоял живой, с лёгким румянцем на щеках, от затруднительного дыхания через ткань, и пытался понять происходящее. Один из учеников снял с себя широкий плат и подвязал по поясу, голое тело друга. Жизнь продолжается.

4

   В короткое время, весть о воскрешении, облетела весь город. В Руссалиме, только и было разговоров, что о чуде. Диаспора скрежетала зубами, лютуя и придумывая новые проклятия на голову всех, кто напоминал об этих событиях. Ими решено, снова убить Лазаря и затем, обязательно, в самое ближайшее время, Учителя. Иудеи готовы были умереть сами, но прежде умертвить Сына Бога Жизни. Но теперь, это дело, много сложнее. Лазаря, и так почитали в городе как праведника, и многие оплакивали его безвременную кончину, а теперь вокруг его дома, всё время многолюдно, народ хотел видеть его.  Изуст же, с учениками сразу ушёл с погоста, и неизвестно, где находился. Все силы брошены на поиски, но пока безрезультатно. Вот тут и пришёл Иуда.

 

   Иуда не понял слов Учителя, когда Он сказал:

   То, что делаешь, произойдет скорее.

   Заблудший ученик, определил для себя сказанное, как руководство к действию, а не как предупреждение, к не совершению предательства. Дело в том, что иудейские соглядатаи, рыскали по всему городу, в поисках Изуста, и нашли Его в городе, у друга. Правда, потом потеряли в толчее празднующих, при выходе за городские ворота. Но Иуда, этого не знал, и мог бы избежать, самого ужасного в своей, да и во всей Жизни, деяния. И всё же, именно он привёл стражу на Масличную гору.

   Он, Иуда, считал себя, очень умным, что так и было, однако, недостаток сановных родственников, не позволял ему пробиться к власти и большим деньгам.  Долгое время, до знакомства с Учителем и Его друзьями, крутился внутри диаспоры, пытаясь пробиться к власти, где конечно, находился и капитал. Только все его потуги разбивались об отсутствие у него,  известных родственников. Да, он очень умён, да он на лету, очень быстро рассчитывал крупные числа, легко оценивал сложные жизненные задачи, довольно хорошо анализировал, однако, это являлось предметом для собственного возвеличивания, гордыни, но  недостаточно для карьерного роста. И  не состоявшийся чиновник, возненавидел, руководство иудейского сообщества. И когда он познакомился с Архитектором, то открылись новые горизонты.

   Вот уж, теперь мечты, становились реальностью. Иуда взял в свои руки финансовую часть строительных и жертвовательных доходов. Тут, ему не было равных, и почти бесконтрольно, новоиспечённый финансист, занялся накоплением собственного состояния. Учитель, по его, Иуды мнению, человек простоватый, и не умелый предприниматель. С момента знакомства, Изуст, стал для него поговоркой; простота, хуже воровства. Конечно, это позволяло себя оправдать; и собственное воровство и обман, и еще величаться  своей находчивостью. Иногда его призывали к ответу, строители и рыбаки, после продажи улова или по окончании подряда, но тот легко выкручивался и продолжал подворовывать. Умело маневрируя, Иуде все же удавалось не утратить казну, и откладывать себе. Отложенное, вскоре принесло хорошую прибыль, и казнокрад, теперь считал предприятие, успешным и перспективным.

   По мере роста капитала, у Иуды стало расти раздражение к Учителю. Его простота, безкорыстие, возмущало и ранило воришку. Изуст, раздавал иногда очень значительные суммы, людям которые, по мнению Иуды, вовсе не были достойны этого. Учитель исцелял, лечил людей и не брал никакой платы, что повергало в ярость завистливого ученика. Какие же можно было деньги зарабатывать ле́карьством, дыхание спирало. В общем, капитал рос, раздражение росло, ненависть росла, зависть зеленела, проявлялась растущая натура, расцветал в своих пороках.

   Всякий раз, когда Иуда хотел воспользоваться Божественным даром, как он считал, Учителя, то получал острастку, запрещением или просто взглядом от Изуста. Вот уж, дадено простачку, а тот не умеет воспользоваться. И совершенно не понимал того, что в основе, в чистоте помыслов и  чистой Совести, Любви в сердце, и  лежат Божественные возможности, а не по причине дарения.

 

   Однако, Иуда не оставлял желания получать выгоду. Его болезненная жадность, выстроила, как ему казалось, успешный план, по достижению власти и денег.

   Несчастный ученик, все ждал, когда Учителя схватят. При этом, он надеялся на то, что Изуст, имея неограниченные возможности, сумеет за себя постоять и разнесет в щепки, всех посягнувших на Него. И потом по призыву народа, возглавит царство. И он, Иуда, станет, вторым лицом государства, и первым казначеем. Такая перспектива рисовалась, более чем возможной.

   Гордость, порой, очень терпелива, но Иуде надоело ждать, когда Учителя арестуют, и Он возьмет бразды правления, и дерзнул ускорить Его поимку. С тем и пришел к первосвященнику, для предварительного сговора.

   Что ты хочешь, за указание места, где будет «тектон»? - спросил тот.

   Тридцать серебряников, ответил Иуда.

   Конечно, он мог бы запросить намного большую сумму, и те бы не поскупились, но названная, являлась ценой покупки раба, и это тщеславило предателя. Он ненавидел всех этих сановников, за то, что они не пустили его в свой круг, он ненавидел Учителя, за его простоту и неумение пользоваться своим даром, и сейчас он торжествовал, предполагая, что вскоре, возьмет не эти жалкие деньги, а все! - пока еще принадлежавшие первосвященнику, и не только ему.

   Одно условие, деньги вперед, а то, где вас потом искать, - сказал Иуда, не упустив возможности покуражиться над властью.

   Отсчитайте ему.

   Обе стороны сочли сделку очень выгодной; одна, что за дёшево купила, а другая, что за очень дорого продала.

5

  Учитель праздновал, первый праздник Посох, по лунному календарю, почитая обычаи некоторых из учеников, второй же, по Солнцу, Он знал, уже встретит, не здесь. Трапеза, всё же состоялась, но не весёлой.

   Изуст, вместе с учениками, после праздничного ужина отправился за город, там покойней и молитвам ничто не мешает, да и чтобы, не подвергать риску друга, предоставившему кров в этот вечер.

   Учитель, поведением, никак не выказывал своего смущения, наставлял учеников, говорил о важном, что непременно понадобится в будущем. Однако, томление в Нём нарастало, терзаясь от противоестественного, что ждало, уже совсем скоро. Пространство вокруг, как - бы  сгустилось, насыщаясь ненавистью и злобой. Прочь, из города, на Масличную гору, последний раз, перед неизбежным, поговорить с Отцом, утешиться.

   Отче, как же, противоестественно умирать Человеку, определённому к Жизни Вечной.

6

   Жизнь, Жизнь и Любовь, Жизнь и Любовь Вечная, таковы свойства Бога Отца. И нет в Нем ничего иного, как только Свет и Жизнь. И как Отец имеет Жизнь в самом себе, так и Человеку дал, по рождении, иметь Жизнь в самом себе. Образ и свойства, передал Свои, и Духом Своим Божественным, призвал к Жизни. И не мерою, и не половиною, но всем, что имел Сам. И родил Гармонию в Человеке, да будет помощником, сотрудником, носителем Божественного. Что бы Жизнь непрестанно множилась разными, обновленными свойствами и Радость торжествовала, и покой Вечности.

   Своим подобием, Отец родил Дух, в сердце человека, как Сам, Вечный и Бесконечный. И сердце, исполненное Благодати, явило Правду Жизни, Правду того, что все есть Свет, и нет в Нем, никакой тьмы. И наполненное Светом Вечности, сердце трудится, источником Жизни, не утруждаясь, и не переставая. Сияет чистотой и ищет сотрудников, как Бог-Отец, да родятся другие Жизни и преизобилует Благодать.

  

   Порождение смерти, исполнилось беззаконием и посягнуло на самого Родителя. Гордыня, почти полностью утратившая в себе Жизнь, жаждала величия, превратив энергию Жизни, в создание смерти, злобная структура, едва доживала. И мерзость, замахнулась на убийство самого Бога, черпать себе питание.

 

   Сын Божий, был убит. И по закону смерти, должен был идти туда, где смерть. У Отца ведь нет места такого, потому - что Отец, Жизнь Вечная.

   И пошёл.

   Духом, Совестью чистой, Светом Божественным, выйдя из сердца покойного,  отделившись от тела, Изуст шагнул в нисходящую, юдоль плачевную.

   Всепроникающим Светом наполнилось пространство, Он нисходил, и мерзкие, черные щупальца пытались схватить, и обжигаясь, корячась, не находили, ничего черного, за что можно было ухватиться, и к чему присосаться. Нет в Боге черноты, только Свет. И Свет во тьме светит, и тьма, не объяла Его.

   И не выдерживал кокон злобы, и рушился; скрежет, хруст, бульканье, зловоние, бурлящее месиво, и жуткий тоскливый вой безысходности.

   И рушилась структура сама в себе, потому - что смерть, и не выносит Жизни и Света.

   Сын Человеческий, твердой поступью сходил, во исполнении закона смерти, к источнику смерти.

      Стой, ни шагу более, - возвестил глубинный голос.

   Но Я должен придти к тебе, во исполнение твоего закона, - сказал Человек.

      Нет, ты можешь убить меня, а Богу, это невозможно.

   Тогда выйди сама, да видим друг друга.

      Нет.

   Тогда Я иду.

      Нет, я отменяю закон.

   Слыши Вселенная,  утверди Мироздание, смерть поразилась в себе.

   Что же ты не явишь себя? 

   Ты, красота первозданная, могла бы украсить собою Вечность, и не украсила.

   Могла бы родить Свет и Жизнь, и не родила.

   Ты, могла бы нести Радость во Вселенной, а принесла боль и страдания.

   Ты, отвергла своего мужчину, и похотью наполнила живущих. Ты, обманом пленила его, вслед, его народ, Богом благословленный к Жизни. Подчинила ложью, обязательность смерти. И теперь не можешь явить себя потому, что Образ Божий, от Начала, утрачен тобой, и вид твой, ужас, для живущих.

   Что же, закон твой попран, тобой же.

   Запечатано Вечностью.

   Я ухожу.

   Эй, народ, от века злобного плененный, выходи, кто со мной.

   И  потекли Светлые реки. И смешались в Божьем сиянии. И хвала Радости, песней вознеслась в Мироздании, неся Благую весть Жизни неперестающей.

   Теперь, пали оковы, и вышли все, кто к Свету, Совесть-Дух Божественный устремлял, но был обманут. И пошли, тем единственным путем, который открылся Спасителем.

   В тело Его, измученное и израненное. И прониклись болью Его и ранами Его. И ужаснулись от мук Его. Тяжелым вздохом вздрогнула Вселенная, и произнёс народ, суд злобе, и утвердил в Вечности решение.

   И раны Спасителя, болью отразились в каждом сердце, и стыд грехов своих, терзал и жёг каждого. И в пламени этом нещадном, горели грехи, превращаясь в пепел. И стали Человеки выходить из тела Спасителя, неся на себе память Его мук, но оставляя сажу сгоревшего, на том единственном, что могло бы принадлежать смерти, на погребальном полотне. Но и, от полотна она отказалась, пытаясь сжечь его, как свидетельство своего беззакония.

   И отпечатались раны Спасителя, пеплом греха народа обманутого, но от Начала Благословлённого к Вечности, и утвердили свидетельство, в  памяти Мироздания.

 

   Послесловие.

   Сынок здравствуй.

   Хозяин-фермер, опустив бороду на грудь, измученный, как казалось безпричинным, затяжным беспокойством, задремал в цветущем саду, на лавочке..Хозяйство, конечно соблюдалось, везде поспевал, но что-то томило его, и память о строителях не покидала, среди общих забот.

   Сын, проснись, - сказал отец. Мы с мамой пришли тебя увидеть.

   Он открыл глаза, а перед ним, стояли его родители, умершие несколько лет назад.

   Не три глаза, ты не спишь, - сказала мать. Ты все такой же, и волосы, как солома на ветру, только проседь появилась.

   Отец снова:

   Сынок, Учитель просил нас приветствовать тебя и кланяться, и сказал, что бы ты отдохнул, и не печалился больше, устал мол, птицей кружить над нами. Так сказал, - ты поймешь.

   И действительно, с приходом родителей, ему сделалось легко и вольно, весна вдруг снова вошла в жизнь, радостно.

   Он так и сидел на лавочке возле своего дома, а напротив, стояли папа с мамой, и не было в этом ничего не обычного.

   Отец продолжил:

   Сын, мы прошлись тут, посмотрели твое хозяйство, мама довольна, да и я тоже. Только, я о нашем старом доме, там нужно открыть второй этаж. Ты ведь запер его, сохраняя память о нас, так не нужно. У тебя там теперь люди живут, которые к тебе на работу приезжают, так пусть не ютятся. Тебя любят и почитают, пусть так и будет. Ты отведи своих молодых, пусть у нас в вещах  посмотрят, для себя полезное, дети только начинают жить, всякие мелочи пригодятся. Остальное раздай или сожги, и открой весь  дом, пусть наполнится.

   Да, сынок, продолжила мама, мы дома были сейчас, я взяла свою маленькую янтарную вазочку, на серебряной ножке, и мы с отцом, собрав пролесков, поставили ее на столике,  возле кровати роженицы. И сразу хотим тебя поздравить, с рождением внука.

   Сын, - перехватил отец, ты сейчас, не торопясь, девушка еще спит, седлай коня, и поезжай, поздравь, а мы с мамой еще пройдемся по виноградникам и пойдем домой

   Отец, мама, а где же вы жить будете, коли дом занят?

   Сын, да нам уже другой дом построен, невиданной внешности. Друг твой построил, Великий Архитектор.

 

   Все мирно и покойно, пространство и тишина. Он смотрел на уходящих родителей, и неземная радость, плескалась в сердце.

   Конь под ним, будто плыл. Сам, будто летел. Приехал, поднялся к спальне. Приоткрыл щелочку, благо дверь новая, не скрипит, заглянул. На кровати, мирно спали, молодая мать, с новорожденным. Волосы ее, рыжими солнечными лучами разбросаны по подушке, лицо усталое, но радостное. Малыша почти не видно, однако, маленькое рыжее пятнышко волос на голове, как бы возвещало всей солнечной братии: в нашем полку прибыло.

   На столике рядом, сиял, отраженным светом "Солнечный камень", янтарь, украшенный голубыми пролесками.

   Жизнь продолжается.