54. Прощание и прощение

Сколько не зарекайся не спешить с расшифровкой пророчеств до событий, а все равно тянет заглянуть за близкий горизонт – что там? Да, предсказать точно невозможно, к какому моменту в нашей реальности соотносится диалог:

– И ваш документик также, – продолжал Коровьев, подавая Маргарите документ, и затем, обратившись к Воланду, почтительно доложил: – Все, мессир!
– Нет, не все, – ответил Воланд, отрываясь от глобуса. – Куда прикажете, моя дорогая донна, девать вашу свиту? Мне она лично не нужна.

Тем более что узловые события происходят не одномоментно, а в форме быстрых процессов. Мы уже не раз видели, как одна фраза из Романа может характеризовать весь такой узел – от его начального события до финального. Кстати, здесь не только глобус, отсылающий к описанию войны в 22 главе, но и лексика: «доложил», «прикажете» - тоже намекает на военную ситуацию и выход из нее.

Для более полной оценки можем применить ко всей 24 главе «седьмой ключ» из главы «О вреде субъективности» в «MMIX». Попробуем разбить 24 стадию на такие же четверти между большими узлами, как и в любом процессе. Есть еще и «третий ключ», согласно которому переход от стадии к стадии, от главы к главе тоже не одномоментный. Так что у 24 главы есть своя предварительная четверть параллельно завершению 23 главы, когда явившийся на Бал Воланд прекращает это безобразие, прощает и прощается с рядом участников, олицетворяющих уходящие из истории сообщества.

Ровно такой же переходный период от 24 главы к следующей начат с приведенного выше диалога, когда Воланд снова оторвался от своего глобуса. Как и в 23 главе к нему приходят отыгравшие свои роли субъекты, олицетворяемые Наташей, Николаем Ивано­вичем и Варенухой.

Понятно, что переходы между главами соответствуют узлам Смены центра внутри каждой стадии (хотя зная хитрости Автор, это тоже требует проверки). Активная четверть 24 главы со стрельбой и драками, обсуждением репрессий и мыслями о суициде завершается­ется тоже кратким переходным периодом, где тоже отпускаются грехи и распускается сообщество в лице Фриды. Локальное Дно Надлома на 24 стадии обозначено ворвавшимся через распахнутое окно ветром испытаний. Затем идет третья, конструктивная четверть, когда восстанавливаются связи, извлекается мастер, как и его тень. И снова краткий переходный период прощания с Алоизием перед локальным узлом Консолидации, когда открытое окно означает завершение испытаний. Завершающая четверть главы повторяет весь сюжет на уровне активных обсуждений, а не стрельбы или иных активных действий.

Наконец, начало переходного периода между 24 и 25 главами соответствует лока­льному узлу Пика Подъема следующей 25 стадии, где Маргарита перечитывает роман мастера. Это еще раз подтверждает вывод, сделанный ранее на основе содержательных взаимосвязей и философских идей, что документ мастера – это его роман. Поскольку наш Автор тоже буквоед и даже одна лишняя буква имеет значение, тогда документик – это не документ, скорее всего – то же самое, что обгоревший отрывок, то есть обычное для творческой среды неглубокое филологическое, а не философское истолкование романа. Однако и документ как философское истолкование тоже ей будет доступен для чтения, если не для полного понимания. Зависит только от ее желания понять.
Упоминание в одном ряду документа и документика навевает ассоциации с одним из ключевых эпизодов в главном первоисточнике, словами апостола Андрея:
– здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки; но что это для такого множества?
Иисус сказал: велите им возлечь. Было же на том месте много травы. Итак возлегло людей числом около пяти тысяч.
Иисус, взяв хлебы и воздав благодарение, роздал ученикам, а ученики возлежавшим, также и рыбы, сколько кто хотел. /Ин 6, 9/

Символ двух рыб – это святая мудрость двух Заветов, доступная при желании. Для тех, кто не может или не хочет, доступна мораль, житейская мудрость – две рыбки для множества малых сих. В 30 главе Бегемот тоже спасает цельную семгу, в которой мы ранее опознали булгаковский Роман. А перед тем Арчибальд Арчибальдович вынес два балыка двух Заветов. Так что документ – тоже рыба, хоть и в змеиной шкуре романа о дьяволе.

Из этих параллелей не так сложно понять, что две экклесии пяти тысяч и четырех тысяч, учрежденные Учителем, это такой же новозаветный аналог сообществ Мастера и Маргариты, философии и филологии, творческого меньшинства и творческой среды. При этом от творческой среды не требуется глубокое понимание, но лишь эмоциональное подсознательное восприятие символики документа.

И все же даже глубокое понимание текстов не отменяет необходимых знаковых воплощений. Тогда из параллели с двумя евангельскими экклесиями, где обозначена пере­дача знаний узкому кругу учеников, а через них – множеству адептов, следует такая же последовательность в наше время. Возможно, речь о двух знаковых событиях – сначала малый тираж философского истолкования для давних читателей, а затем – большой тираж для всех желающих из творческой среды.

Вернемся, однако, к более волнующим творческую среду параллелям сюжета главы с актуальными историческими событиями. Интуитивно ясно, что настроения и желания нашей творческой среды подчинены через знаковые события Творческому дух истории. Наиболее вероятно, что началом переходного периода в глобальной политике, а значит и в русской культурной среде будут итоги ноябрьских выборов в США, а также проекция этих итогов на ситуации вокруг бывшей Украины.

Традиционно эпизоды перманентной холодной гражданской войны англосаксон­ских элит, именуемой «демократией», связаны с внешними войнами и переворотами в странах-сателлитах. Поэтому до голосования в ходе информвойны между собой элиты США и Британии, как и вся финансовая олигархия обычно стараются друг друга пнуть, подставить, ослабить. Для этого устраивают провокации, подливают масла в огонь вовсе не в переносном смысле. Однако сразу после голосования наступает время политического торга и попыток обыграть друг друга в формах выработки компромиссных кадровых или бюджетных решений. В этот период внешние полигоны информвойны переходят в режим минимальной активности, но с возможностью разворота в любую сторону. Затем после пересаживания в креслах и устаканивания гнилых компромиссов возможен новый всплеск эмоций и провокаций, когда проигравшие в первом туре торгов попытаются переиграть, надавить на партнеров. Примерно как это происходило до и после американских выборов 2014 года между двумя минскими соглашениями. Примерно такой же выход из активной фазы военных действий между РФ и НАТО на бывшей Украине возможен и в этом сезоне.

Далее по тексту 24 главы тоже есть определенные намеки на такого рода события. Во-первых, напомню, что еще в 21 главе Наташа на Николае Ивановиче улетела в Киев, на первый майдан, и с тех пор низкая базарная ипостась столицы, как политтехнологи московско-одесского розлива всей душой на стороне своих киевских единомышленников. Так что Наташа олицетворяет общую неразумно амбициозную ипостась постсоветской элиты, имеющую наибольшее влияние не в Москве.

– Душенька, Маргарита Николаевна, – умоляюще заговорила Наташа и стала на колени, – упросите их, – она покосилась на Воланда, – чтобы меня ведьмой оставили. Не хочу я больше в особняк! Ни за инженера, ни за техника не пойду! Мне господин Жак вчера на балу сделал предложение. – Наташа разжала кулак и показала какие-то золотые монеты.
Маргарита обратила вопросительный взор к Воланду. Тот кивнул головой.
Тогда Наташа кинулась на шею Маргарите, звонко ее расцеловала и, победно вскрикнув, улетела в окно.

Ну что тут можно сказать?
Во-первых, узнаю не брата Колю, а киевскую сестру. Сначала готова на коленях умолять, когда Творец Истории все-таки призвал к ответу, апеллировать к московской культурной общественности, только не возвращаться в союз с Россией (особняк). Только Воланд сам уже заметил, что ему такая свита с фальшивыми западными ценностями не нужна. Так что отбытие и московской, и киевской базарной общественности в окно (то есть Европу) предрешено. Тут же коленопреклоненная зрада превратится в перемогу, а снисхождение Москвы будет объявлено крикливой победой неразумной базарной девы. Московская Наташа просто улетит из страны в Европу, а вот насчет киевской могут быть варианты – просто эмиграции или вместе с частью Б/У.

Избавление от базарной части души столицы влечет и отказ от услуг московско-одесской части политологов и политтехнологов как «мастеров свинства». Возможно, что они будут еще востребованы где-то на постсоветской периферии, где есть милиция, а не полиция. Причем произойдет это по протекции Бегемота, финансовой олигархии. Удостоверением для духа манипулятивной политтехнологии являются заказные провокационные перформансы, потому и печать «уплочено». Такие провокации, естественно, не исключены напоследок в предстоящий переходный период. Детали, наверняка тоже зашифрованные в этой части Романа, проявятся в знаковых событиях, формы которых предсказать невозможно.

Наконец, аватар «демшизы» Варенуха тоже в последний раз должен проявить себя, в связи с давно забытым Римским – вероятно речь об очередной и последней провокации в Ельцин-центре.

Но это все будет уже после относительного успокоения в Киеве и перед началом предвыборного сезона 2023/24 в Москве.

Продолжение следует