Myśl Polska: Идеологические условия падения латинской цивилизации

Идеологизированная католическими консерваторами концепция «латинской цивилизации» наиболее популяризировалась в Польше историком Феликсом Конечным (1862-1949). Его категорией пользуются идеологические ученики этого автора, тогда как в западной литературе больше употребляется термин «западная цивилизация». Тем не менее представляется, что категория «латинская цивилизация» имеет некоторую познавательную ценность.

Романская цивилизация Европы

Его можно использовать для описания «образов коллективной жизни» романизированных германских народов, подвергшихся христианизации по римско-католическому обряду. Затем латинская цивилизация возникла бы в результате наложения христианства на западноевропейские и культурно романизированные германские народы, населявшие с поздней античности, на пересечении категорий «христианство» и «романизм». Таким образом, в своем первоначальном виде это цивилизация романских народов.

Таким образом, содержание и характеристики этой цивилизации исходят либо от христианства, либо от романизированной германской культуры. При этом это будет не простое агрегирование элементов из этих двух множеств, а скорее сплав их в новое качество, преобразовывающее исходные элементы, иногда даже существенно.

Мы можем только предполагать, как выглядела бы сегодня нехристианская цивилизация романских народов, потому что все эти народы прошли стадию глубокой христианизации, превратив их в нечто совершенно иное, чем они существовали до христианизации. Также проблематично теоретизировать римо-католицизм в отрыве от романской цивилизации, поскольку христианизация в Римско-католической церкви «в пакете» принесла с собой пропитку элементами романской культуры.

Это касается как славянских стран, подлежащих католицизации, таких как Польша или Хорватия, так и американских и африканских стран, подчиненных колониальному господству иберийского господства, а также Франции и Бельгии. Распространение римского католицизма в этих странах было почти равносильно расширению цивилизационных влияний романского мира, которые более или менее быстро вытесняли и уничтожали местные цивилизации.

Несмотря на определение и идентификацию себя в универсалистских категориях и несмотря на глобальные устремления, римский католицизм фактически был элементом западно-романской цивилизации по тому же принципу, что даосизм является аспектом китайской цивилизации, как одно из мировоззрений или взглядов на метафизику, произведенных в ней. , и православие "метафизический аспект" русинской цивилизации. Римский католицизм был религией западных романских народов, так же как синтоизм является религией японцев.

Смерть латинской цивилизации

Римо-католицизм, перенесенный в нероманские страны, либо не принимался там и был отвергнут (германские страны, Чехия), либо пропитывал их романскими элементами цивилизации, заставляя эти страны колебаться между попытками создания автономного цивилизационного качества (Польша в 16 век, Латинская Америка сегодня) или выродились в ядовитые и (само) питаемые ненавистью цивилизационные химеры (греко-католическая Украина, сегодняшняя Польша).

Сегодня латинская цивилизация в ее классическом, «готическом» виде представляет собой груду щебня, заросшую либеральным сорняком и почти незаметную под пылью истории. Также безвозвратно давно ушедшему прошлому принадлежат его меньшие, уже исторические «высоты» эпохи барокко и fin-de-siecle. Как заметил Освальд Шпенглер, французское рококо и итальянский маринизм с их гротескными порождениями изысканной формы были последними проблесками живой западной культуры.

Распад и крушение этого сложного, прекрасного, впечатляющего и во многом обаятельного здания западной цивилизации, на наш взгляд, есть отнюдь не необходимое, а в конечном счете исторически материализованное следствие его существенных черт. Латинская цивилизация не должна была эволюционировать в демобилизационную цивилизацию сегодняшнего Запада, но в конечном итоге именно это с ней и произошло. Ее история могла бы пойти по-другому, но получилось, summa summarum, именно в этом направлении.

История народов и цивилизаций никоим образом не детерминирована, кроме того основного факта, что, как и все в мире, народы, цивилизации и религии суть явления в космическом океане «становления» и исчезновения, поэтому они всегда исчезают со временем. . Однако реакция данного социокультурного целого на исторические вызовы определяет, какие преобразования претерпевает морфология данного народа и цивилизации в течение того короткого мгновения времени, которым является его существование в истории.

Материализм

Если бы нам нужно было указать на первопричину прогрессирующего на протяжении веков упадка западной цивилизации, нам пришлось бы указать на чисто профанную сферу. Это уникальное «достижение» латинской цивилизации, которому, пожалуй, предшествовала только «демагизация» мира, произведенная в древней Элладе ее философами, обернувшаяся для эллинов цивилизационным самоубийством. Вырезание реальности из (постепенно все более и более расширяющегося) несакрального царства открыто ставит вопрос о признании латинской цивилизации антитрадицией, разрушителем традиции.

Глава о «священном» и «нечестивом», очевидно, берет свое начало в словах Иисуса о «отдаче Богу божественного, а императору царственного», которые являются священной книгой всех христианских деноминаций Библии. На христианском Западе был сделан вывод о правомерности различения «Церкви» и «государства», лишенного присущего им сакрального содержания (христианские правители опосредуют свою сакральность с Церковью). Заметим, однако, что такая интерпретация не является единственно возможной: Иисус говорит свои слова в контексте языческого государства, поэтому их можно (и только) истолковывать как призыв христианина к лояльности нехристианскому государству. Однако в латинской цивилизации был сделан вывод о осквернении государства и даже о происхождении от «дьявола», как утверждал римско-католический папа Григорий VII.

Различие между «светским» государством и Церковью, которая должна «обнимать» его, существует и в нелатинских христианских странах (в России, Эфиопии, Армении и т. д.), но только в латинской цивилизации оно породило номинальный политический дуализм. монархии и папства, по сути идеология восстания духовенства и территориальных монархов, подстрекаемая папами и священниками против Империи. В Польше этот конфликт проявился в споре между королем Болеславом Смелым и епископом Станиславом Щепановским, но в европейском контексте польские правители обычно встали на сторону епископов Рима и против Империи.

Вследствие особых геополитических условий Европы (территориальной базой императоров была Германия, расположенная к северу от Альп, папы гнездились в средиземноморской Италии, укрытой Альпами и во всех отношениях отличной от Атлантико-Балтийской Германии, уровень средневековой цивилизации и производства не давали средств для эффективного управления обоими этими пространствами одновременно), конфликт завершился победой епископов Рима и собравшихся вокруг них жрецов, причем сначала функциональной (Клуниакская реформа), а затем политическое (каносское) исключение жречества из политического строя Империи.

Теоретическое различение «государства» и «Церкви», а также «светского» и «священного» уже является пространством для более поздних различений на «государство» и «гражданское общество», «искусственный» государственный аппарат («государственную машину») и угнетенных им людей. В традиционных цивилизациях такого разграничения нет, и вся политическая реальность представляет собой онтологическую преемственность - от императора до самых дальних провинций и рубежей Империи (Ордена).

Представления о «тройственной власти» Локка и Монтескье не могли возникнуть нигде вне западной цивилизации, например, - необходимый сознательный контекст им придавали богословские понятия Святой Троицы и утопическая политическая концепция «двух мечей» (политическая и духовная папско-императорская дуополия). Представления настолько обманчивы, что невозможно достичь идеального баланса различных центров силы, поэтому каждое разделение власти заканчивается ее распадом или достижением нового равновесия путем поглощения одного из членов другим (на Западе , сегодня религиозная сфера полностью вытеснена светской).

Прежде чем мы пойдем дальше, давайте отметим здесь, что это не должно было идти этим путем. Богословские рассуждения епископа Кесарийского Евсевия были направлены на проведение аналогии между богословским монотеизмом и политическим монизмом - на небе есть только один Бог, поэтому и на земле должен быть только один император. Философскую среду, благоприятную для этих концепций, создал платонизм, также господствовавший на Западе до 12 в. Идеи Евсевия со временем стали маргинальными, скорее всего, из-за несовместимости провозглашаемого им теологического и политического «монизма» с христианской идеей Святой Троицы. Однако они не стали маргиналами в Византийской империи, став там даже «государственной философией» и позднее найдя отклик в Москве. Так что альтернатива была.

Добавим сюда еще, что почва для современного западного материализма уже подготовлена ​​онтологией св. Фома Аквинский. Этот философ, мысль которого в конце XIX века неофициально стала руководящей философией Римско-католической церкви, отказывался от обоснования идей, утверждая, что они реально не существуют отдельно от материальных вещей. Его знаменитая фраза «universalia non sunt res subsistentes, sed habent esse solum in singleibus» нанесла удар по платонизму и открыла дверь победоносному шествию материализма. Без Фомы Аквинского Декарт, Бэкон, Вольтер, Маркс и Докинз были бы невозможны. Иллюстративно можно сказать, что латинская цивилизация с ее философской мыслью (Альберт Великий, Фома Аквинский) скрутила веревку, на которой ее потом повесили, вернее, на которой она повесилась через несколько столетий после Фомы.

Рационализм

Обособление «светской сферы» в латинской цивилизации было синонимом обособления разума как орудия ее познания. Латинская цивилизация — один из немногих примеров рационалистической цивилизации в мире (аналогичный характер имеет рационалистический караизм, отделившийся от сакрального иудаизма, но никогда нигде не создававший собственной цивилизации). Фома Аквинский, официальный философ и святой Римско-католической церкви, признавал веру действием разума. Это означало, что Бога можно было познать и доказать с помощью разума. Это быстро оказалось неправдой, и «доказательства существования Бога» Томаша сегодня могут вызывать только улыбку сожаления.

Так возникло основное противоречие латинской цивилизации: именно на ее основании провозглашалось рациональное обоснование ее мнимых «истин», тогда как та, которая была исходным пунктом для всех остальных, о самом существовании Бога, оказывалась доказанной. невозможно защитить на рациональных основаниях. Некоторое время это противоречие обходили, провозглашая законным разум, поскольку он «озарен светом веры» и авторитетом «Магистериума Церкви». Философия должна была оправдывать истины веры и быть «слугой богословия». Таким образом, это был «непоследовательный рационализм», исключавший религиозные догмы из суждения разума, когда рациональные попытки их оправдать оказывались до смешного неуместными.

Вскоре, однако, должны были появиться «последовательные рационалисты», и они стали спрашивать, почему, в принципе, мы должны исключать эти догмы из суждения разума, и именно тогда попытки обосновать их аргументы стали больше смеяться, чем убеждать. Римско-католическая церковь и поддерживающее ее западное государство использовали репрессии и цензуру, чтобы подавить эти голоса. Ясно, однако, что связать с материальными средствами человеческой мысли невозможно, все Индексы Запрещенных Книг, инквизиционные трибуналы, уголовные кодексы, административное давление и цензура должны были оказаться в конце концов бессильными.

Научная революция, развивавшаяся с XVII века все быстрее и быстрее, и растущее вместе с ней мировоззрение ученых, можно сказать, «по кирпичику», стали рушить сложное здание католической философии и цивилизации, оказавшееся «колоссом». на глиняных ногах» или «замок, построенный на песке» недоказанного разумного существования Бога, определение которого было полно рациональных противоречий и несоответствий («Да сотворит всемогущий Бог камень, которого не поднимет»). Только относительно «эзотерический» характер научного естествознания, теории которого и сегодня могут быть полностью поняты, может быть, несколькими тысячами людей во всем мире, заставлял разрушение здания христианского мировоззрения идти сравнительно медленно.

В конечном итоге, однако, христианский Бог стал «богом-затычкой», подобно коренному населению колонизированных стран, вытесняемому из сменяющих друг друга пространств на все более отдаленную и все более скромную периферию реальности, еще не «колонизированную» научным естествознанием. Первыми поддались этой тенденции протестантские деноминации, выделенные в ходе Реформации в германских странах, которые, пытаясь примирить религию с мировоззрением ученого в ходе библеистики, в итоге свели его почти к нулю. Прусский пиетизм семнадцатого века уже является своего рода смущающей религиозностью, скрытой в уединении вашего дома. В девятнадцатом веке протестантские пастыри были уже неотличимы от «обычных» мирян по одежде и внешнему виду.

Римско-католическая церковь пыталась противостоять цензуре, репрессиям, бюрократическому нормированию и доктрине. Когда это не помогло, на Втором Ватиканском соборе он занял позицию капитуляции, аналогичную господствующему европейскому протестантизму. Протестантские фундаменталистские круги (главным образом в США) реагируют на сциентизм игнорированием или отрицанием фактов, признанных на основе научного естествознания (геологии, биологии, космологии и др.), что, однако, компрометирует их и изолирует социально как недоумевающие. В целом западное христианство потерпело сокрушительное поражение от сциентизма.

То, что оно в конечном счете не исчезло под его напором, как было сказано выше, связано лишь с тем, что современные теории естествознания настолько «эзотеричны», что выучить и понять их язык может лишь незначительное меньшинство, поэтому они никогда не станут идеология масс. Поэтому христианские церкви могут их просто игнорировать, зная, что научное мировоззрение не способно выйти за пределы узкого круга ученых-естествоиспытателей. Среди научной элиты современного Запада бесспорно господствовало мировоззрение ученого, и особенно после 11 сентября 2001 года, признаться в вере в авраамического Бога - по мнению одного из ученых, вовсе не враждебно настроенных к религиям, - нечто столь же смущающее и конфузное как отпустить пукание в компании.

Таким образом, латинская цивилизация духовно рухнула под собственной тяжестью: рационализм оказался «бомбой замедленного действия», которую он сам же и положил в основу. Однако еще раз отметим, что это не обязательно должно быть так. Рационализм, то есть вера в то, что разум является единственным инструментом, дающим достоверность знания познания, в какой-то степени не обязательно должен быть тождественен самому суждению. Последнее, используемое в своей области, может быть достаточным инструментом для распознавания реальности именно в этом горизонте. Нужно, однако, осознавать этот горизонт, за которым могут быть пласты знания и пространства реальности, недоступные уму. Рационализм, осознающий этот горизонт, не знает или, возможно, отрицает важность реальности за этим горизонтом, а иногда и вовсе отрицает ее существование.

Мы писали, что оценка разума не обязательно должна быть такой же, как рационализм «до известной степени», потому что для человека Традиции, в отличие от адепта латинской цивилизации, который различает «священное» и профанное, упущение эти элементы всегда будут неполным знанием. Однако в данном контексте рациональное познание может оказаться достаточным приближением к реальности, а рациональное познание — самой простой и удобной теорией. Чтобы распознать форму блохи, нам понадобится только обычная лупа — сразу браться за микроскоп не обязательно. В данных обстоятельствах «истинной» теорией является теория, достаточно объясняющая «с наименьшими затратами», т. е. достаточно простая и удобная.

Возвращаясь, однако, к теме альтернативы рационализму, это, конечно, было возможно. Эгалитарное христианство отвергает эзотеризм, который, тем не менее, является принципом любой законной иерархии. Натуралисты-материалисты могут свободно возиться в своих исследовательских нишах, но следует понимать, что то, что действительно важно, им недоступно. Как писал Гомес Давила, «ошибка папства заключалась не в осуждении Галилея, а в том, что он вообще обратил внимание на его теории». Они поставили естествознание на подобающее ему место неоплатоников поздней античности и флорентийских реставраторов неоплатонической традиции раннего Возрождения. Если бы латинская цивилизация пошла по стопам Марсилло Фичино и его Флорентийской академии, западная религия и современное естествознание сегодня были бы другими. Возможно, тогда Запад вступит на путь Традиции. Однако он не вмешался, и латинская цивилизация рухнула под тяжестью собственного рационализма.

Формализм

Материальным выражением рационализма является юридический формализм и бюрократизм латинской цивилизации. Одним из результатов этой формалистической тенденции являются указатели, кодексы, катехизисы, энциклики и постановления католической церкви, которыми она пыталась нормировать и регулировать различные сферы жизни. После клюнийской реформы та же церковь создала и первую в истории современного Запада анонимную бюрократическую организацию, где положение человека уже не определялось его личностью (от этого он отказался, надев привычку, символизируемую принятием нового имени) или личными связями, только занимаемое место в безличной бюрократической иерархии.

Эта космополитическая поповская бюрократия, пытавшаяся рационировать органическую жизнь народов Европы, впилась в тело континента, как полип, высасывающий его жизненные силы. Папский Рим эпохи Возрождения мог бы стать одним из самых величественных городов Европы того времени, высасывая богатства из всех своих стран и питаясь трудом, а затем и их народами. Подобную структуру повторили современные абсолютные монархии, созданные по образцу рациональности и формализма церковных институтов.

Современные государства латинской цивилизации, такие как абсолютистская Франция или Испания, были централизованными бегемотами, подавляющими и лишающими жизни народы их стран. Париж и Мадрид были городами-паразитами, которые разрушали жизнь и идентичность французских и испанских стран. Такую же роль и по сей день играют города Римской Америки, чья централизованная буржуазная цивилизация послужила Иммануилу Валлерстайну вдохновением при создании его теории зависимости и деления на центр и периферию. Даже в Бельгии франкоязычный элемент Валлонии на протяжении десятилетий выступал за централизацию, унификацию и огосударствление. Неслучайно именно страны латинской цивилизации фиксируют (пока нарастающую) инфляцию конституций, законов, конвенций, официальных деклараций и манифестов и т. д., по крайней мере, двести лет.

Однако адаптивная и конкурентоспособная ценность этатистско-бюрократической модели была опровергнута историей. Монументализм и величие бюрократических бегемотов не выражаются в их реальной силе. Победы почти всегда достигались более гибкими, гибкими и децентрализованными моделями: Римско-католическая церковь не справилась с протестантскими сектами, Испания не справилась с Нидерландами или изначально более слабой Англией, Мексика не справилась с англосаксонскими повстанцами. Техаса или относительно слабых США корпоративная экономика отставала от капитализма. В истории Запада почти всегда маленький и проворный «Давид» побеждал подавляющего, но неповоротливого латинского «Голиафа».

Однако снова формалистско-бюрократически-централистская модель не должна была стать моделью Римско-католической церкви и латинской цивилизации. Если бы католическое духовенство не было фактически вырезано из феодального организма империи в результате реформы Клуниака, западная модель коллективной жизни могла бы остаться более органичной. Также стоит помнить о явлении децентрализованного «кельтского христианства», которое было окончательно упразднено только на Синоде Уитби VII века — если бы оно сохранило свою специфику, то стало бы ориентиром для более органичной, а не механической церковной модели. .

Пользуемся случаем, чтобы разобраться с вводящей в заблуждение демагогией католических правых и латинских консерваторов, что латинская цивилизация отличалась от других идеей правовой основы государственности, на место которой, например, в На Востоке был только произвол «деспотического» правителя. Это демагогия, ибо на самом деле ни в одной цивилизации нет ничего подобного политической системе, зависящей от прихоти деспота. Отсутствие формализованного закона не означает отсутствие идей, придающих форму материи.

Решения правителя и действие политических институтов всегда вытекают из психики и менталитета данного народа, являются выражением его личностной культуры. Русские авторы девятнадцатого века Владимир Обручов и Петр Семенов Тян-Шанский заметили влияние типа географического пространства, рельефа, флоры и климата на менталитет народов, населяющих данное пространство. Историческое поведение народов, в том числе их общественно-политические институты и решения их правителей, являются, таким образом, выражением культуры личности, возникающей в ходе адаптации к окружающей среде.

Совершенно произвольные, чисто абстрактные решения, принимаемые в отрыве от условий страны и менталитета народа, просто невозможны, ибо широко понимаемая среда определяет осознание субъектов решений и очерчивает рамки этих решений. Живые культуры личностей не нуждаются в писаном законе, ибо достаточно, чтобы гений данного народа воплощался в вожде, чтобы вождь был его воплощением. Право появляется только там, где люди теряют из виду свою гениальность, где культура личности умирает и нуждается в искусственном протезе. Таким протезом умирающего организма цивилизации является юридический формализм латинской цивилизации.

космополитизм

Как мы косвенно указывали, обратной стороной бюрократии является космополитизм, который является еще одной характерной чертой латинской цивилизации и также придает ей антитрадиционный характер. Неслучайно сегодняшние транснациональные капиталистические бюрократии крупных корпораций стремятся к униформе как своих сотрудников, так и (потенциальных) клиентов, то есть, по сути, всю свою внешнюю и внутреннюю среду. Единая среда обеспечивает более простые и унифицированные, т. е. более дешевые, механизмы взаимоотношений с ней. То, что верно для экономики частной бюрократии, верно и для экономики государственной или церковной бюрократии.

Вступившие в священство должны были «забыть» о своем государственном и этническом происхождении, своем племени и прежнем имени. В монастырях все были равны и все были братьями. Имели значение не личные связи, а лишь формальные дисциплинарные отношения абстрактной религиозной организации. Эта модель выросла в католической церкви после реформы Клуниака и в отдельных территориальных монархиях Европы с отмиранием Империи и подъемом абсолютизма.

Сам универсализм христианской религии, особенно сильно выраженный в католицизме, носит глобалистский характер. В свете универсальности христианства "земные" тождества теряют всякий смысл - "нет уже ни иудея, ни грека". Христианским раем должен управлять полный космополитизм, атомизация и безличность, которые римско-католические ордена пытались внедрить в свои ряды.

Везде, где делались попытки применить эту католическую модель ко всему обществу, как, например, в редукции иезуитов в Парагвае (Южная Америка) и Гуронии (Северная Америка), а также в некоторых протестантских общинах, достигалась антиутопия, предвосхищающая более поздний коммунизм. Нынешняя позиция Папы Франциска и проиммиграционная позиция католической церкви (и протестантских церквей) в Европе также являются попыткой реализовать «здесь и сейчас» христианские космополитические идеалы. Даже для сегодняшних правых католиков этническая идентичность не имеет никакого значения (или даже постулируется и подвергается нападкам в этих кругах как «пережиток язычества»), а ценностью является, как правило, лишь религиозная ортодоксальность и латинская цивилизационная идентичность, возможно, дополненная культурно-исторической национализм.

Индивидуализм

Условием космополитизма является лишение человека идентичности и расширения его возможностей в сети социальных отношений, что приводит к индивидуализму, являющемуся еще одной существенной чертой латинской цивилизации. Христианская концепция посмертного спасения есть уже концепция индивидуализма в сотериологии — христианин спасает себя как личность. Несмотря на присутствие в христианском учении, это представление о христианской религии не проникло в другие цивилизации, кроме латинских: оно имеет слабый отклик среди русинских православных, а тем более среди арабских, индийских и африканских христиан. Индивидуализм укоренился только на Западе, потому что только здесь рационализм получил господство философское, а господство институциональное - бюрократия и формализм.

В современной Римско-католической церкви индивидуализм называется «персонализмом», и хотя его отношение к социальным целостностьм более тонкое, чем в либеральном индивидуализме, он все же ближе к индивидуализму, вытекающему из западно-христианских доктрин, чем к общинным и органическим моделям жизни. Сама Римско-католическая церковь решительно осуждала коммунизм и «коллективизм», хотя и не осуждала с такой же решительностью либерализм и индивидуализм. В период холодной войны он обычно был ближе к атлантическому блоку, чем к странам «третьего мира» (возможно, Папа Павел VI был исключением) и де-факто поддерживал США против СССР, вместо того, чтобы балансировать между делиберальным и коммунистическим сверхспособности.

Понятия «персонализм» и «человек» были идеологизированы в католической мысли сравнительно поздно — в рамках приспособления к исторически победившему либерализму — в начале ХХ века католическими философами Жаком Маритеном и Эммануэлем Мунье. Спустя несколько десятилетий Второй Ватиканский Собор создал условия для превращения этих концепций в официальную философскую антропологию католицизма, что не меняет того факта, что они возникли как попытка «окрестить» либеральный индивидуализм.

Идеолог латинской цивилизации Феликс Конечный, упомянутый в начале этого текста, аргументировал ее предполагаемый приоритет тем, что она позволяла полностью реализоваться человеческой личности. Тот же автор с удовлетворением подчеркивает, что в рамках латинской цивилизации различные племенные идентичности (племенные, родовые, этносы) успешно демонтируются или маргинализируются, оставляя лишь микроскопическую структуру «нуклеарной» семьи.

Сегодняшняя фетишизация «семейных ценностей» западными правыми, наряду с их вульгарной сентиментальностью, является одной из сцен западного индивидуализма. Идеология «семейных ценностей» не противоположна индивидуализму, а является его аспектом, ибо нуклеарная семья столь же зависима и нефункциональна, как и личность, точно так же она обречена на зависимость от централизованного современного «государства всеобщего благоденствия». с его анонимной и безличной бюрократией.

Исторически, конечно, в странах латинской цивилизации господствовала не нуклеарная, а патриархальная семья. Нуклеарная семья — явление буржуазное и протестантское. Христианский индивидуализм и идея равенства между мужчиной и женщиной были, однако, семенем распада, как патриархата, так и семьи. Теоретически такое разложение не должно было происходить так, как оно произошло на самом деле. Можно представить себе более консервативный, патриархальный и наследственный характер цивилизации латинских стран сегодня.

Однако рационализм, бюрократизм и индивидуализм латинской цивилизации уменьшали шансы на выживание традиционных социальных институтов в странах этой цивилизации. Ибо в латинских странах, таких как Испания и Италия, даже корпоративизм, относящийся к социальному органицизму, в конце концов принял характер этатизма. Во франкистской Испании задолго до падения франкизма возникло либеральное буржуазное общество с ядерными личностями и семьями в качестве основных компонентов и гендерным равенством.

Индивидуальная собственность

То же самое можно сказать и о латинском понятии собственности, которое, будучи первоначально материально не индивидуальной собственностью, а родовой и непереходной, под влиянием христианского индивидуализма выродилось с течением времени в типическую буржуазную индивидуальную собственность. Хотя Римско-католическая церковь пытается включить его в контекст социальных обязательств, это ничего не значит в отношении принятия и утверждения институциональных решений либерализма.

Например, патерналистская «рейнская» модель католического капитализма в ФРГ, Австрии и Швейцарии в 1990-е годы была полностью поглощена янки-неолиберальной глобализацией. В Польше, когда в конце 1980-х ни аппаратчики из Польской объединенной рабочей партии, ни усатые профсоюзники из «Солидарности» не думали об экономическом либерализме, католическая церковь «выскочила» со своим нарративом о «социальной рыночной экономике» и поддержку Папой Римским Иоанном Павлом II капитализма в энциклике Centesimus Annus (1991), позволившей прикрыть неолиберальные реформы и воровскую приватизацию политической силой католического профсоюза, черпавшего в то время свою огромную социальную легитимность из протест против (пост)коммунистической диктатуры.

Ввиду сомнительной приспособляемости латинской цивилизации попытки огосударствления, бюрократизации и регламентации экономики (Франция, Латинская Америка), а также склонность к паразитарной ренте и эпикурейскому комфорту (Италия и все Средиземноморье), а также к популистскому распределению ( Сицилия, Аргентина), приведшие к росту расходов, дефициту и краху стоимости денежной единицы, в странах латинской цивилизации со временем поглотили как собственные англо-саксонские неолиберальные теории. Таким образом, единственное экономическое отличие современной латинской цивилизации от англо-саксонского мира заключается в большем уровне государственных расходов на удовлетворение характерного для латинских народов стремления к комфортной и приятной жизни в окружении красивых вещей, без чрезмерных усилий, риска и предприимчивости. .

И все же, по идее, так быть не должно. Ибо если в англо-саксонской цивилизации целью является бесконечно возрастающее потребление индивидуума, а средством — предприимчивость, быстрота и эксплуататорская эксплуатация (менталитет викингов), то в латинской цивилизации целью является комфортное «приятное существование» отдельных лиц, а средство — рантье и экстенсивное хозяйство ( ), в Европе существовала и «прусская» модель, где целью было «благо всего» (а не благо большинства или наиболее многочисленного класса, т. е. определенного количество индивидов, а благо целого, которое есть нечто большее, чем совокупность индивидов, являющаяся автономной категорией по отношению к индивидам), как средство, слаженная работа органической общности (модель монашеского рыцаря - тевтонско-прусский). Помимо французского социализма, Испанский анархизм и англосаксонский капитализм, Европа знала и немецкую «историческую школу» в экономике. Однако латинская цивилизация не следовала прусско-германской мысли.

Антропоцентризм

Наконец, последняя черта латинской цивилизации, связанная с предыдущими и заслуживающая здесь особого внимания, — это ее антропоцентризм. Ставя человека выше и выше Природы и даже делая Природу «данной и подчиненной» ему, христианство является самой антропоцентрической религией современного мира. Однако если на христианском Востоке, особенно в русинском мире, природа рассматривалась как божественный символ, который нужно читать и созерцать, то на латинском Западе она представляла собой хаос, опасное, темное пространство, полное искушений и населенное демонами, которое было сначала боялись и прятали от таящихся в нем опасностей в романских церквях-крепостях с крохотными стрелковыми окнами, а когда это позволял уровень техники, оно было завоевано и покорено - символически и материально.

Возникнув из латинской цивилизации, протестантизм пошел даже дальше католицизма, потому что для протестанта природа уже не только «девственная территория» для «освоения» и христианизации, но просто набор сырья, который нужно эксплуатировать. Кульминацией этого мировоззрения является сегодняшний «капиталистический менталитет», представляющий собой секуляризованную версию прежнего протестантского религиозного мировоззрения. Таким образом, христианский антропоцентризм является первопричиной сегодняшнего экологического кризиса. Однако она же является и причиной кризиса самого человечества, ибо человек онтологически принадлежит Природе, он и есть сама Природа, поэтому попытки отрицания этого факта являются в некотором роде ампутацией части человечества, которая должна сопровождаться экзистенциальным кризисом.

Антропоцентризм латинской цивилизации также усугубляет серьезные политические угрозы современного мира. Одна из них — вводящая в заблуждение, либеральная по своей сути и аксиологически антропологическая идеология «прав человека». Его подавляющее мировое господство после Второй мировой войны нашло институциональное выражение во Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей Организации Объединенных Наций 10 декабря 1948 года. Этот документ с энтузиазмом поддержали иудео-христианские мыслители, такие как Рене Кассен и упомянутый Жак Маритен, а также позднее Папа Иоанн XXIII. 1 февраля 1947 года Комитет Национальной конференции американских епископов представил в Комиссию ООН по правам человека католический проект Декларации,

Хотя католические концепции в конечном счете игнорировались в работе над Декларацией ООН, Римско-католическая церковь, особенно после Второго Ватиканского Собора, разработала собственную версию идеологии «прав человека», нападая на либеральную как на «секуляризм» и в то же время время утверждали, что демократия хороша, если она была «демократией христианской», индивидуализм хорош, пока он называется «персонализмом», а «права человека» хороши, пока он католический. Другими словами, Римско-католическая церковь и, следовательно, латинская цивилизация, сосредоточенная вокруг нее, приняли современный деолиберализм как «своий» с оговоркой, что деолиберализм не будет применяться к самим католическим доктринам и институтам.

Преемственность латинской цивилизации с западным деолиберализмом

Наконец, мы можем сказать, что латинская цивилизация со всеми упомянутыми здесь характеристиками дала нам современный делиберальный Запад, каким он является сегодня. Возможно, она и не должна была производить такие отравленные плоды, но тем не менее именно такие она и дала нам наконец пожинать. Ни один корпоративный, патерналистский и авторитарный католический режим, за исключением разве что первой половины девятнадцатого века в Мексике, никогда не возникал в качестве альтернативы деолиберализму. В ХХ веке не было "латинских" попыток уравновесить атлантизм.

Ближе всего к этому Александр Кожев со своей идеей «латинской империи» провел своеобразие латинской цивилизации по линии противопоставления ее эпикуреизма и стремления к «удобной жизни», присущей англо-саксонскому духу предприимчивый и грабительский человек. Кожевский «очерк французской политики» был на самом деле не чем иным, как проявлением духа страны рантье, стремившейся к праздной жизни уз и наследственных состояний, которая характеризовала французское общество еще в девятнадцатом веке и столь успешно в своей «Человеческой комедии» мастер Бальзак рисовал.

Современный делиберальный Запад не мог родиться нигде, кроме католико-латинского Запада. Капитализм, протестантизм, Просвещение и марксизм, хотя и более или менее непосредственно ударяли по католической религии, выражали и пытались осуществить на светском языке различные идеи, первоначально содержащиеся в ней. Современность отвергла религиозную форму латинской цивилизации, но реализовала в светской и материалистической формуле ее гносеологические и социологические идеи, философскую антропологию и философию политики.

Это родство подтверждается тем, что, стоя перед католико-латинским консерватором — также традиционалистом — перед выбором между деолиберальным и капиталистическим Западом и нелатинской традицией, он всегда выберет первое. Так что антизападного католицизма никогда не будет: римо-католическую церковь можно терпеть (или не терпеть) в России, Белоруссии или Иране, в гей-либеральной ФРГ и США, однако недвижимость, бизнесы, банки у нее есть , церковные налоговые поступления, университеты, средства массовой информации и остатки влияния в правых партиях. Это относится как к господствующему католицизму, сосредоточенному вокруг действующего папы, так и к католикам-интеграторам.

Адепты латинской цивилизации всегда будут атлантистами - даже ценой жизни в условиях делиберального режима и, следовательно, постепенного разложения собственной религии и политической общности. Католическое право всегда поддерживало США и НАТО - это относится и к латиноамериканским странам Европы и Латинской Америки, главной угрозой для которых к тому же является империализм США и галопирующее "пожирание" римо-католицизма во всем Карибском море Пятидесятнический неопротестантизм янки.

Нынешняя делиберальная западная цивилизация является не «противоречием» латинской цивилизации, а частично ее «детищем», частично более обширным протестантско-католическим составом, в котором протестантский член постепенно поглощает как формально, так и материально католико-латинского члена. Среди современных теоретиков западной цивилизации, таких как Сэмюэл Хантингтон, существует мнение, что католицизм, наряду с иудаизмом, является «вторичным» источником вдохновения для трансатлантического Запада.

Католицизм трактуется здесь как старший, но несколько отсталый в развитии «брат», который в целом «принадлежит семье», хотя и не до конца вырос из коллективистских, авторитарных и антисемитских рефлексов. Этот унизительный для католических правых протекционизм не уменьшает их энтузиазма в отношении западной трансатлантической идеи. Характерно и то, что в эту трансатлантическую общину входят, несомненно, протестантские англосаксы, но их голоса обычно исключают латиноамериканских и латиноамериканских католиков из Южной и Центральной Америки.

Еще несколько лет назад я был убежден, что в католически-латинских странах Европы можно построить альтернативу атлантизму и демолиберализму на основе отсылок к католической и латинской цивилизациям. Сегодня я избавился от этих иллюзий. В Польше, например, правый католик и представитель латинской цивилизации сразу переходит от ненависти к России ("из-за раскола") и к исламу ("из-за крестового похода"), и чтобы насытить эту ненависть, он поддерживает политически США и международный демолиберализм и их местных компрадоров из PIS. Примеры такого отношения можно перечислять долго.

Католическое право есть подножие Системы, точно так же, как латинская цивилизация есть подножие демолиберальной цивилизации Запада. И это при том, что их атлантические «хозяева» относятся к ним с явным пренебрежением, а то и презрением.

Рональд Ласеки