Постлиберализм как консерватизм трудящегося класса. Из интервью Бориса Межуева с Патриком Денином

Патрик Денин, автор бестселлера 2018 года «Почему либерализм провалился» (“Why Liberalism Failed”), считается интеллектуальным лидером так называемого постлиберализма – течения, оспаривающего принципы либеральной философии Просвещения, на которой формально основывается политическая система США и других западных демократий. Либеральное понимание свободы как свободы от внешних обязательств, как разрыв социальных связей не только с согражданами, но также с прошлыми и будущими поколениями, неизбежно приводит к нравственному и впоследствии политическому отчуждению элит и масс, идеологическим оформлением которого в одном случае является философия свободного рынка, в другом – философия свободного выбора идентичности. Обоим этим индивидуалистическим философиям Денин противопоставляет то, что он в публикуемом нами интервью называет “working class conservatism”, мы позволили себе перевести это словосочетание как «консерватизм трудящегося класса». Профессор Денин надеется, что российские и американские сторонники этого социально ориентированного консерватизма смогут в диалоге найти общий язык. Мы тоже на это надеемся и благодарим наших коллег из Центра Симоны Вейль Поля Гренье и Сюзанну Блэк за помощь в организации этой беседы.

Борис Межуев: Насколько нам в России известно, в Америке вас считают лидером интеллектуального течения, описываемого как постлиберализм, который противопоставляют более мейнстримному консерватизму? Если вы согласны с этим, то в чем вы усматриваете характерные черты постлиберализма? Можно ли считать основополагающей чертой этого течения отрицание либерального наследия и философии отцов-основателей Соединенных Штатов, как утверждают ваши критики?

Патрик Денин: Меня часто представляют как одного из ряда консервативных мыслителей, кто поддерживает эволюцию консерватизма в сторону «постлиберализма». Этот ряд включает определенное число мыслителей из США, Великобритании и континентальной Европы, лишь недавно обретших известность. Моя книга «Почему либерализм провалился» довольно рано констатировала кризис либерализма, ныне очевидный каждому политическому наблюдателю на Западе. Многие из постлибералов согласны насчет природы провалa либерализма, хотя мы часто расходимся по поводу того, какие меры нужно принимать в ответ на этот провал. В чем мы все в основном сходимся, так это в том, что либерализм исходит из ложного представления о человеческой природе и, соответственно, о человеческом социальном и политическом строе. Основная цель либерализма – это «равная свобода» каждого человека: автономия, свобода от навязанных идентичностей, мир, в котором единственной реальной экологией, определяющей общественное устройство, является либеральная открытость. В своей политической, социальной и экономической форме либерализм ведет к враждебности к культуре и религии; активному подрыву идентичностей, определенных традицией и заложенных в преемственности поколений; отрицанию как личностных рамок, так и границ политии; трансформации всех человеческих отношений в трансакционную, рыночно ориентированную модель «максимизации полезности». Результатом является нивелирование культур и традиций – превращение их в предметы рыночного торга; ослабление всех ассоциаций, включая семью; усиление либерального государства, так же как либерализированного глобального рынка как основных движущих сил индивидуального освобождения и растущее неравенство победителей и побежденных внутри этой системы.

Именно такой и была философия, определившая характер политических воззрений на Западе, вышедших из эпохи Просвещения, в наибольшей мере распространенных в период основания Соединенных Штатов. Поэтому многие из нас являются критиками и Просвещения, и той политической философии, на которой создавалась Америка. Однако также необходимо признать, что философские и теологические воззрения в течение обоих этих периодов не были монолитно едиными, и практика этого времени в значительной мере определялась долиберальным, в частности христианским наследием. Те из нас, кто пытается выйти за пределы либерализма, таким образом, отнюдь не считают, что мы должны произвести революцию, для того чтобы изжить все элементы наследия Просвещения. Они полагают, что нужно оживить – в новой форме – существующее наследие долиберального времени, которое также сыграло значительную роль в развитии западных обществ.

Главное различие между «постлибералами» – в выборе методов сопротивления и даже преодоления либеральной модели, в диапазоне от аргументов в пользу «выбора Бенедикта», акцентирующего усиление местных форм коммунального существования перед лицом либеральной политической гегемонии, до призывов к антилибералам взять власть и использовать силу государства для поддержки иного взгляда на человеческую природу и, соответственно, политический и социальный порядок. Я склонен думать, что на своем уровне и в различных национальных контекстах каждый из этих вариантов может быть востребован.

Борис Межуев: Из вашей интереснейшей полемики с Майклом Линдом можно сделать вывод, что вы считаете либерализм ответственным за нынешнее классовое противостояние в США и что иного пути кроме религиозного возрождения нет? Вы полагаете, что нужно сменить секулярные элиты?

Патрик Денин: Я нахожусь в большом долгу перед недавней книгой Майкла Линда «Новая классовая война», в которой, думаю, содержится мощный и точный анализ того, как и по какой причине возникли огромные классовые диспропорции, пронизывающие сегодня западный мир. Линд учитывает не только материальные причины этого растущего неравенства, но также его социальные основания и справедливо отмечает, как ядовитая смесь менеджериализма, «прогрессивного» эгалитаризма и сортировка по географическому принципу обусловила появление самодовольного правящего класса, пренебрежительно относящегося к состоянию социальных низов. Я расхожусь с Линдом (по крайней мере до некоторой степени) в том, что решение лежит в политическом оживлении трудящегося класса, чтобы заставить элиты пойти на уступки, подобные тем, которых трудящиеся добились в 1950-х, в период сильного рабочего движения. Думаю, это решение необходимо, но недостаточно. Что на самом деле нужно, так это либо смена элиты, либо ее существенная реформация, основанная на ценностях и перспективах, в большей мере адекватных тем представлениям, что имеются у трудящихся. Это означает, что нужно не пытаться «сдерживать» власть элиты, – что в итоге не сработает, – а вместо этого менять ее природу и даже личный состав.

На самом деле это разделение отражает многолетние дебаты между марксизмом и консерватизмом. Марксизм-ленинизм утверждает, что «авангард» необходим для того, чтобы возглавить революционное движение рабочего класса, и если движение будет успешным, оно приведет к отмиранию этого революционного авангарда. Но, разумеется, мы никогда не видели ничего подобного. Напротив, мы всегда видели возникновение на месте авангарда коррумпированной олигархии. Напротив, консерватизм утверждает, что политический авангард необходим, чтобы защитить консервативные ценности и верования рабочего класса – их тягу к корням, преданность дому и традициям, религиозные верования и институты. Линд, по-видимому, полагает, что можно сохранить баланс между более «марксистским» правящим классом и «консервативным» рабочим классом, рассчитывая на то, что последний помешает первому утвердить свое олигархическое господство. Не думаю, что эта задача достижима, и вместо этого в своей следующей книге утверждаю: необходима совершенно новая формулировка того, что составляет задачу, цели и процесс образования правящей элиты на Западе.

Борис Межуев: Насколько значительными вы считаете события 2020 года для культурной и социальной трансформации Америки? Приведут ли пандемия и введенные затем карантинные меры к серьезному изменению быта людей – широкой популяризации дистантных форм занятости, образования, общения? Не нанесет ли это удар по взаимодействию людей на локальном уровне, то есть по тому проекту Токвиля, сторонником которого вы являетесь?

Патрик Денин: Люди стали вынужденно жить более локально, однако это не означает, что им в целом нравится так жить. Многие желают «вернуться к нормальной жизни», что предполагает путешествия, туризм, развлечения и (особенно для более элитных классов) предпочтение пребывания на работе нахождению дома. Но все же не менее очевидно, что мы наблюдаем усиление тех структурных характеристик, что имели место уже до эпидемии COVID, особенно таких, как упадок офисного здания в городе как основного места ведения бизнеса, а также подъем удаленной работы из дома. Я боюсь, что в том случае если эти структурные изменения не будут сопровождаться другими переменами в нашей социальной жизни, которые бы подчеркивали значимость соседства и местного сообщества, – тогда мы получим просто усиление такой черты современной жизни, как растущая изоляция и фрагментация людей во все более сжимающихся коконах. Это то, как Алексис де Токвиль описывал траекторию эволюции демократии как формы индивидуализма, в котором люди отделяют себя от других во все более сужающийся кругзнакомств и семьи до того момента, когда они оказываются изолированы в «одиночестве собственных сердец». Без сопровождающего этот процесс возрождения экономической, социальной и политической ассоциаций в их локальной форме – что представляет собой очень трудную задачу в эпоху дистантности, «виртуального» контакта посредством электронных СМИ и формирования «массового» сознания – в этом случае страх Токвиля относительно финала развития демократии может показаться вполне оправданным.

Борис Межуев: Каково, с вашей точки зрения, политическое наследие Трампа и трампизма? Считаете ли вы трампизм явлением позитивным? Не сыграл ли он кардинальную роль в разрушении остатков религиозного консерватизма в Америке?

Патрик Денин: Лично я считаю, что победа Трампа в 2016 году имела одновременно позитивные и негативные черты, причем взаимосвязанные. Трамп обнажил тот факт, что обе основные партии стали партиями либерализма, – либерализма правого (рыночного либертарианства) и либерализма левого (социально-этического либертарианства). В 2016 году Трамп вначале одолел правый либерализм, победив своих конкурентов на праймериз Республиканской партии, затем, на основных выборах, победил уже и левый либерализм. Он тем самым ясно продемонстрировал, что большая часть населения Соединенных Штатов больше не поддерживает ни одну из этих ложных альтернатив. Нужен был его статус «аутсайдера» и его дерзость, чтобы решиться раскрыть этот факт, до того времени полностью ускользавший из понимания мейнстрима обеих партий.