Наличие шпиономании вовсе не исключает одновременного существования шпионажа

В своей давней заметке turan01 • О шпиономании: "Павел Андреевич, вы шпион? - Видишь ли, Юра ..." (aftershock.news)   сказал следующее:

 На сотворение сего опуса меня сподвиг следующий характерный пассаж  пропагандиста Тубуса (Плохого Сигнала и Егора Иванова тож), процитированный в  одной из предыдущих   заметок  "Антисоветчик Дудь и просоветчик Тубус о судьбе актера Георгия Жжёнова: «Двое из ларца – одинаковы с лица»"(с):

«А вот немного информации к  размышлению для тех, кто клянет сталинские чистки в Красной Армии, мол, не было ни шпионов, ни предателей, была лишь шпиономания» 

 А вот здесь надо давать ссылки на конкретных лиц, якобы такую бредятину  («не было шпионов») заявлявших. Кто, где, когда? (ВозбУжденных Япону мать и Дуньку Смирнову с Танькой Толстой, визжавших по глупому ящику  о  сотнях миллионов репрессированных, не предлагать).

Шпионы были есть и будут всегда, пока существуют государства и их интересы – и странно (мягко говоря) отвергать эту элементарную истину.

Разумеется, были шпионы и в тридцатые годы, причем разведдеятельностью занимались и дипломаты, как иностранные, так и наши, - и это никого не смущало, и не вызывало демонстративного хтонического ужаса, как у современника Егора И. 

Проблема только в том, как теперь отделить зерна от плевел, подлинные действия разведывательного характера от буйных фантазмов чекистов, особенно в 1937-1938гг. 

Вот и конкретные примеры от новосибирского журналиста и краеведа Константина Голодяева (сотрудника музея Новосибирска).

==================================================================

Шпионские игры. Дела консульские, или «Маленько того…» Часть I — немцы

 23 июля 2020 

В шпионов у нас любили «играть» всегда и на всех уровнях. Еще в 1905 году в Ново-Николаевске начали работать иностранные представительства — американские: акционерное общество «Адрианс Плат и Ко» и Главная сибирская контора «Международной компании жатвенных машин» Дж. Моргана. Торговые компании занимались в основном поставками сельхозмашин и оборудования, могли выполнять и некоторые консульские функции, ну и маленько шпионить, наверное, тоже.

Здание бывшего германского консульства в Новосибирске

Наконец, в августе 1923 года в Ново-Николаевске открылось и настоящее консульство. Под него выделили исторический дом И. Г. Ведерникова на Октябрьской, 67 (ныне №47). Сюда и заехали первые дипломаты: пять человек и двое детей.

Отношения органов советской власти с консульствами регламентировались в соответствии с Инструкцией НКВД, НКИД и ГПУ «О порядке сношения органов советской власти с консульскими представителями иностранных государств в пределах РСФСР».

Статья 7 Инструкции:

«Ответы консулу должны даваться в наиболее кратчайший срок, причем должны быть составлены вполне грамотно, в любезной форме и содержать в себе, по возможности, исчерпывающие сведения».

Георг Вильгельм Гросскопф, германский консул в Ново-Николаевске:

«Я стремлюсь узнать, в каких областях Сибири Германия могла бы предложить свои богатые технические знания и возможности и в каких областях труда возможна и желательна совместная работа, в особенности земледельческой, а также добывающей и обрабатывающей промышленности».

В Новосибирске консула узнавали на улицах. «Все знали, что самый высокий человек в Новосибирске, одетый по-иностранному, это германский консул». Прямо идиллия.

Рудольф Волтерс, немецкий архитектор:

«Моя гостиница находится на главной улице — Красном проспекте. Улица замощена булыжником, тротуары с обеих сторон сделаны, из толстых досок. (…) Вдоль деревянных тротуаров стоят маленькие тополи и березы. Деревянные дома, все одноэтажные, соединены между собой частыми заборами. Узкие дворы застроены сараями. Недалеко от Красного проспекта мне бросается в глаза чистый двухэтажный каменный дом. Невозможно поверить: зеленый палисадник с подметенными дорожками. «Германский консулат» написано под имперским орлом».

Артур Вальтер Юст, корреспондент газеты «Франкфуртер Цайтунг»:

«Когда улеглось первое удивление от современных каменных монстров на сибирских просторах, этот огромный, похожий на американский город стал казаться неким балаганным чудищем (Schaubudenstück): говорящая голова без тела и членов».

В задачи консульства входило содействие торгово-экономическим связям, оказание помощи бывшим немецким военнопленным, российским немцам и работающим в Сибири гражданам Германии. Ну, и конечно, маленько того самого… И территория консульского округа, кстати, была самой большой в мире: от Якутска до Кустаная.

Места дивные, да граждане те бывали шибко непростые.

Р. Волтерс:

«В иностранную секцию входили почти все немецкие специалисты. Здесь мы могли хотя бы обсуждать некоторые общие трудности. Мы, немцы, при этом с благодарностью пользовались покровительством немецкого консула, который в случае серьезных проблем словом и делом вставал на нашу защиту».

Уже в 1926-м Омское ОГПУ, разбирая дело бывшего военнопленного Бернгарда Катель-Зензе, проворовавшегося на работе, попыталось объявить его шпионом германского консульства. Тогда дело закончилось деловым, но дружеским разговором Гросскопфа с председателем крайисполкома Р.И.Эйхе и убеждением последнего, что «никогда за время своей консульской деятельности, ни ранее, ни теперь, не пользовался услугами шпионов или агентов».

В январе 1932 года Новосибирск и Кузнецкстрой посетил активный борец за мировую революцию Макс Гёльц, отсидевший в тюрьмах Германии семь лет за бандитизм. Он запомнился горожанам пламенными выступлениями и рассказами, как бедствуют люди в Германии. «Мы боремся за советскую Германию. Мы защищаем Советский Союз. Рот-фронт!»

Макс Гёльц выступает перед бойцами Красной Армии

Макс Гёльц, бывший руководитель партизанских отрядов Германии:

«В Германии нет ни одного человека, ни одного маленького пионера, который не знал бы о Магнитогорске и Кузнецкстрое».

В одной из своих ярких речей зацепил немецкий «Робин Гуд» и новосибирского консула.

Гросскопф вел переписку с Запсибкрайисполком, указывал на фактические ошибки описания положения в Германии, попадавшие в газету «Советская Сибирь», протестовал по содержанию плаката, вывешенного на здании Городского торгового корпуса: «Долой кровавую фашистскую диктатуру, да здравствует Советская Германия».

Г. В. Гросскопф:

«Этот плакат, вывешенный на городском здании, всецело занимаемом Госучреждениями, призывает к свержению государственного строя Германии, что является вмешательством во внутренние дела Германии, против чего я заявляю резкий протест и прошу не отказать в распоряжении об удалении плаката».

Иностранных специалистов, прибывших на работу из других стран (в частности США, Канады, Югославии), германская разведка также пыталась использовать для каналов заброски и передачи информации, а также для вербовки.

Гросскопф много ездил в Кузбасс, в Омский, Алтайские округа, где были целые промышленные немецкие районы и масса Vertrauteleite (доверенных лиц). Разыскивал захоронения военнопленных (только в Новосибирске было зафиксировано 700 могил), разбирал жалобы горняков, завербованных на шахты «Кузбассугля», помогал с документами отказникам, бежавшим обратно, и крестьянам, желающим возвращения на Хайматленд. Ну, и конечно, маленько того…

Кристоф Мик, профессор Уорикского университета:

«Ничего из того, что случается в России, не остается неизвестным нам [МИД Германии]».

В начале 1930-х в СССР стала совершенствоваться радиоразведка. В Новосибирске это опять чуть не вылилось в международный скандал. В 1933-м на крыше здания консульства неожиданно был укреплен провод. Невооруженным взглядом было видно, что он ведет прямехонько на соседнюю улицу Коммунистическую, в пятиэтажное здание ОГПУ. Еще недавно там работал его друг по охоте, печально известный полпред Управления по Сибкраю Л. М. Заковский, переведенный в Белоруссию. Возмущённый Гросскопф потребовал от властей убрать эту линию, а заодно и отремонтировать поврежденную крышу.

Леонид Заковский же, вынесший из общения с дипломатическим службами немало опыта, написал целую брошюру по борьбе с ними.

Л. М. Заковский и его брошюра

Конечно же, вся деятельность консульства еще с конца 1920-х была под пристальным наблюдением органов. Но если раньше особых нареканий она не вызывала, то после 1933 года, ряда поездок Гросскопфа в Германию, вступления его в национал-социалистическую партию и приема Гитлером он стал для органов «настоящим национал-фашистом», которого сам фюрер назначил руководителем «фашистской партии по ЗапСибкраю».

Ну, и обязательное вывешивание у входа в особняк красного флага со свастикой добрых отношений не добавило.

Новый полпред ОГПУ Н. Н. Алексеев дружить с Гросскопфом не стал. Власти начали ограничивать сношения немецких граждан с их консульством. Коммунистам это было запрещено открыто. В 1934 году за посещение консульского приема на 1 мая было уволено несколько немецких архитекторов и инженеров, некоторые из которых были Vertrauteleite.

Тогда же посетителей консульства начали фотографировать «люди в штатском», их начали вызывать на допросы в НКВД, а персонал откровенно «пасти». Поначалу дипломаты стали подшучивать над «топтунами». Например, секретарь германского консульства К. Л. Кёстинг «буквально знал каждого разведчика, ходил мимо них, снимал головной убор и кланялся, приговаривая, что «можете сегодня за мной не ходить, так как я идти сегодня никуда не намерен».

Чтобы облегчить задачу «никуда не идти», вскоре консульству отказали в подписке на газеты, в выделении автотранспорта для поездок, в летней даче.

Технический секретарь консульства Вильгельм Кремер ещё с 1932 года на летний сезон снимал для консульства дачу в Ельцовке. Там же была дача японского консула. Неожиданно хозяин дома отказал Кремеру в доме, справедливо ссылаясь «на многочисленные аресты близких к консульству людей».

Немецкий дипломатический архив хранит целый список «шпионских» дел, которые пытались открыть на консульство. В них фигурируют и бывший командующий Белой сибирской армией генерал В. Г. Болдырев, и истопник Федоров, инженер Шмидт и эсер Барышников, электрик, кухаркин муж и другие. В 1935-м людей, имевших отношения с консульством, начали просто арестовывать, в том числе обслуживающий персонал и членов их семей.

А инженер В. П. Замятин, родной брат жены Кремера, получивший в подарок от Гросскопфа фотоаппарат, был расстрелян как германский шпион. Да и самого Кремера судя по его архивно-следственному делу от расстрела тогда спасло лишь сохранившееся со времени 1-й мировой германское гражданство и… агентурное сотрудничество.

Наш архив тоже много знает о «шпионско-разведывательной и террористической работе германского консульства в Новосибирске». Его разгром еще в те годы стал предметом гордости Управления.

Справка Кабинета истории ФСБ в Новосибирске:

«В 1920-е – 1930 гг. главными резиденциями шпионско-диверсионной работы стали располагавшиеся в центре города иностранные консульства. Показательный факт — германское консульство было укомплектовано офицерами, в свое время побывавшими в Сибири в качестве военнопленных. Новосибирским чекистам пришлось столкнуться с умным и коварным врагом. Много сил и средств ушло на обнаружение и выкорчевывание старой немецкой агентуры, еще дореволюционной поры. Буквально накануне Великой Отечественной войны новосибирские чекисты раскрыли и обезвредили крупную сеть немецко-фашистской агентуры, нити которой тянулись далеко за пределы нашего города».

В списках этой немецкой шпионской сети десятки имен от Казахстана до Иркутска: директор МТС Борст, пивовар Госслер, профессор-востоковед Петри, архитектор Ремлинг, инженер Ландсбергер, летчик Шензигель, заместитель председателя крайисполкома Ялухин, начальник иностранного отдела Ваганов («на пьянках целовался с ним»), председатель Новосибирского горсовета Гордиенко. Да что там! И заведующий ИстПартом крайкома ВКП(б), главный идеолог большевизма в Сибири, «непременный участник всех банкетов в консульстве» Вениамин Давыдович Вегман, конечно, тоже.

Попал в сети 3-го отдела контрразведки под начальством Ф. Н. Иванова и старый чекист, но поляк А. Н. Барковский. Он не только предупреждал консульство о предполагаемых арестах немецких агентов, уведомлял о домработницах — агентах НКВД, но и сознался, что работал еще и на польскую разведку. А может, перепутал просто — Польша и Германия же где-то рядом, за Уралом.

Инженер СибВО Пашков немцам рассказывал о строительстве военных городков, рабочий на строительстве аэродрома «Толмачево» Татауров — о «передвижении воздушных сил», невестка командующего СибВО Гайлина передала «секретные материалы о численности и расположении войск СибВО», «пробный план мобилизации» и др. В общем, как верно заметил К. Мик: «Ничего из того, что случается в России, не остается неизвестным нам».

В 1990-е профессор Лариса Прокопьевна Белковец очень детально разобрала доступные дела по германскому консульству и его сотрудников (бОльшая часть личных агентурных дел была оперативно уничтожена летом 1991-го «в связи с истечением сроков хранения»). Читая эти документы, действительно есть чему ужаснуться. Беспощадная борьба против СССР любыми способами: «разрушение, утопление, зажигание углевых шахт», «взрывы в шахтах с человеческими жертвами», «крушения поездов», «заражение вредными бактериями питьевой воды», «террористических актов над руководителями коммунистической партии и советского правительства» и т. п.

Алексей Олегович Пронин, директор исторического парка «Россия — моя история»:

«Дело доходило до того, что при ликвидации немецкого консульства было установлено, что в его подведомственных помещениях хранилось оружие и взрывчатые вещества, которые в будущем могли стать основой для создания диверсионных групп».

Лариса Прокопьевна Белковец, доктор исторических наук, профессор:

«В несгораемом шкафу в своем кабинете консул хранил "около 30 пистолетов систем "Маузер" и "Парабеллум" с большим запасом патронов". Он позаботился также и о том, чтобы запастись "ручными гранатами и взрывматериалами". Поэтому, возвращаясь из отпуска, привез с собой "ящик" с так называемым "дипломатическим грузом", размером "примерно 50x30x30", который он, не распаковывая, "поставил в свое отделение под замок". В ящике лежало 50 штук ручных гранат. Тогда же с помощью Кестинга (секретарь консульства. — К. Г.) был доставлен в Новосибирск "ящик со взрывматериалами", закопанный для лучшей сохранности в сарае во дворе консульства. Гросскопф лично хранил еще "в старом несгораемом шкафу в особом ящике несколько маленьких бутылочек", предупредив сотрудников о том, что это "очень опасная вещь" — "вакцины заразных болезней", которые, если разбить бутылочку, вызовут "неминуемую смерть". Консул уведомил своих коллег и о том, что "запасы оружия и взрывматериалов имеются в других германских консульствах в СССР", чей персонал, как и персонал германского посольства в Москве во главе с "самым старым разведчиком и диверсантом" Шуленбургом, руководит "диверсионно-террористической работой германской агентуры в СССР».

Лестница в бывшем германском посольстве по Октябрьской, 47

Как могли узнать контрразведчики, что хранится в недоступном здании, непонятно, разве что с чьих-то слов. И здесь мы подходим к еще одному сотруднику консульства. Одним из бывших офицеров, упоминаемых выше в «справке Кабинета истории», был Вильгельм-Генрих (Иоганнович) Кремер (дело №18175). В годы 1-й мировой войны Кремер был учеником школы «военно-политического шпионажа известного германского разведчика, полковника Николаи», попал в плен, потом осел в Сибири, женился. С 1925 года работал в германском консульстве канцелярским служащим, за год до того был завербован ОГПУ (кличка «Спортсмен»), стал «двойным агентом. Занимался созданием «на предприятиях, учреждениях и железнодорожном транспорте шпионской агентуры, диверсионных, фашистских повстанческих организаций из числа социально чуждого и враждебного советской власти элемента», подбил пасынка Юрия, студента мединститута, создать там «к-р фашистскую группу», помимо всего прочего готовящую убийство секретаря крайкома Эйхе (дело №4858).

Пытался Кремер завербовать и сотрудников органов, но совсем уже другим путем.

Вильгельм-Генрих Кремер, технический секретарь консульства:

«Из-за бдительности органов я не сумел завоевать ни одной женщины, имевшей ту или иную связь с сотрудниками НКВД, хотя на это были затрачены значительные средства».

В 1937-м был арестован, перевербован вторично, выслан в Германию, где в 1945 снова арестован. Обвинен в активной шпионской деятельности против СССР, выполнении задания германской спецслужбы и лично консула Гросскопфа, вербовке и сборе «шпионских сведений об экономическом состоянии города Новосибирска и районов области, дислокации частей Сибирского военного округа, ходе строительства важнейших предприятий города и железнодорожных объектов». Как особо опасный преступник В. Г. Кремер заключен в Особый лагерь сроком на 25 лет, где и умер в 1954 году. Юрий был арестован через два дня после отца. Три года пробыл в тюрьме без суда, приговорен к пяти годам ИТЛ, дальнейшая судьба неизвестна.

Нина Павловна Кремер (Замятина), мать Юрия Кремера:

«Юрочка, мой милый, прощай, дорогой. Последнее письмо мое к тебе. Хочу поддержать тебя, но не знаю, смогу ли. Прости тогда меня, ведь с этим письмом я отрываю кусок сердца от себя. (…) Виновата я перед тобой глубоко, виновата только я одна, и за мою вину ты не должен страдать. Юринька, ты мужайся и надейся на справедливость. А я знаю, что ты ни в чем не виноват».

Еще одним важным агентом Гросскопфа был курьер-швейцар Пауль (Павел) Германович Пауч (дело №6827). Здесь детективы Ф. Н. Иванова тоже досконально проработали сюжет. Швейцар обеспечивал «связи с агентурой германской разведки в Кузбассе и Западно-Сибирском крае», «следил за тайными призывами запасного состава среди новосибирского населения», сообщал «о производимых массовых арестах», «куда арестованных и осужденных отправляют» и «какие работы они выполняют»… Сложно сказать, как швейцар мог узнавать, какой лес сегодня валят зеки, но ведь сообщал! Была у шпиона Пауча и приятная обязанность — собирать ходящие по городу слухи, для чего нужно было ходить по базарам, заодно мониторя цены на продукты, а еще лучше — посещать рестораны и пивные для тайных встреч со «своими людьми». Что ж делать, такая работа. Осенью 1938-го выездная сессия военной коллегии Верховного Суда СССР оценила работу П. Г. Пауча в 20 лет ИТЛ.

Самого Г. В. Гросскопфа в декабре 1935-го переводят Генеральным консулом в Киев. Вот как он описывает материальный результат «предложения своих богатых технических знаний» за почти 13 лет работы в Сибири.

Г. В. Гросскопф:

«Хотя мы с женой целую неделю неутомимо трудились, только сегодня (21 января 1936) уложили последние ящики. Всего у нас ящиков шестьдесят, это целый товарный вагон весом в 20 тонн».

Главой консульства в Новосибирске был назначен российский немец Мейер-Гейденгаген. При этом для сужения излишних информационных возможностей консула территория округа была сокращена в несколько раз, чтобы «маленько того» стало еще меньше.

Максимилиан Вольфганг Мейер-Гейденгаген, германский консул в Новосибирске:

«Иностранное консульство превратилось здесь в игрушку, с помощью которой государственная полиция удовлетворяет свою жажду деятельности».

Новый консул, конечно, тоже был разведчик, но скованный в действиях органами, работал через свою жену — «старого агента национал-социалистической партии». Теперь уже консульша, будучи «фашисткой-фанатичкой», проливающей «трагические слезы при произнесении слов «Hitler» и «Germanisches Vaterland», работала с теми немногими посетителями, которые вынуждены были посещать проклятый дом на Октябрьской, по надобности ли или по ремонтным работам. Кроме этого, обстоятельствами дела выявлено, что г-жа Мейер-Гейденгаген вела активную пропаганду фашистских идей «среди простых женщин», «в парикмахерских и на базаре» (дело №18175. Т. 1).

Уже через полтора года консульские представительства в СССР — как сеть «разведывательно-диверсионных центров иностранных спецслужб» — стали закрываться, а 28 февраля 1938 года было приняло решение о ликвидации последних германских консульств в Киеве и Новосибирске.

Позднее образность и художественность протоколов чекистов нашла объяснение.

Фёдор Николаевич Иванов, полковник ГБ, бывший начальник 3-го отделения НКВД в г. Новосибирске:

«В связи с тем, что в то время аресты были массовые, а сроки следствия были крайне сжатые, поэтому протоколы допросов обвиняемых составляли небольшими по размерам и писались они в общих словах, без конкретизации и уточнения отдельных эпизодов и фактов, отдельных преступных действий. (…) Корректировка этих протоколов имела цель: более ярче дать о принадлежности обвиняемого к какой-либо контрреволюционной организации и его антисоветской практической деятельности».

Начальник 3-го (контрразведывательного) отдела Новосибирского УНКВД капитан Ф. Н. Иванов

Но как бы там ни было, но «маленько того самого» в работе любого консульства или посольства все-таки было. Да и есть… Поверхностно, конечно. Вот, например, для иллюстрации, фрагмент одного из отчетов Гросскопфа 1931 года:

«Не могу не обратить внимание на превосходное обмундирование Красной Армии. (…) Каждый красноармеец имеет отличные валенки, теплый, до колен, полушубок и теплые рукавицы. Зимняя одежда Красной Армии, вне всякого сомнения, лучше, чем в царской армии».

Не прошли мимо отчета и белые маскхалаты, белые лыжные костюмы, аэросани. Еще больше деталей — в отчете о параде 7 ноября 1935 года.

«Кроме двух пехотных полков, которые везли пехотные орудия, и одного легкого артиллерийского полка впервые появился кавалерийский полк из трех конных и одного пулеметного эскадронов (MG), которого прежде не показывали или его тогда еще не было. Новыми были также: войска химической защиты (газовые), летные войска, один гаубичный полк (152 мм), прожекторные войска, моторизированные войска связи с радиоприборами на грузовиках.
В качестве «моторизованных войск» раньше показывали обычные 2,5-тонные грузовики, на которых устраивались из поперечных досок сиденья для пехотинцев. В этом году впервые были настоящие, для транспортировки военных построенные грузовые машины, каждая на 25 человек. Передние ряды команды состояли из прикрытия с пулеметами Льюиса (MG Lewis) и Мадсена (MG Madsen). Кроме того, были показаны моторизированная полевая артиллерия — по два орудия на одном грузовике и зенитки, тоже по два на грузовик».

Германское консульство было тесно связано с китайским и японским, которые тоже находились в Новосибирске. 

 ----------------------------------------------------------------

Шпионские игры. Дела консульские, или «Маленько того…» Часть II — китайцы и японцы

 24 июля 2020 

В шпионов у нас любили «играть» всегда и на всех уровнях. Еще в 1905 году в Ново-Николаевске начали работать иностранные представительства — американские: акционерное общество «Адрианс Плат и Ко» и Главная сибирская контора «Международной компании жатвенных машин» Дж. Моргана. Торговые компании занимались в основном поставками сельхозмашин и оборудования, могли выполнять и некоторые консульские функции, ну и маленько шпионить, наверное, тоже.

Китайский рынок на пл. Ленина, 1928. Ф. Курт и Марго Любински

В первой части  «Шпионских игр» мы говорили о взаимоотношении с немецким консульством, открытым в Новосибирске в 1923 году. Германское консульство было тесно связано с китайским и японским, которые тоже находились в Новосибирске.

Китайское консульство в Ново-Николаевске было открыто в 1924 году. Под него был передан один из «офисов» ЧК — двухэтажный кирпичный особняк Е. В. Дудихиной по ул. Рабочей (ныне Чаплыгина, 53).

Летом 1929 года, после конфликта на КВЖД, захвата советских учреждений в Харбине и ареста служащих, СССР объявил о разрыве дипломатических отношений с гоминьдановским правительством Чан Кайши. «Прервать дипломатические, консульские, торговые и иные сношения с Китайской Республикой». История умалчивает, как это происходило в Новосибирске, но вот при срочном выезде генконсульства в Иркутске…

«Перегруженный богатствами консула грузовик при выезде из усадьбы особняка проломил мостик и тротуар. Коммунальный отдел немедленно составил акт на консула. Автомобиль консула около особняка, на углах улиц города и на вокзале был встречен рабочими и комсомольцами, которые со свистом и криком «налетчики, поехали домой», «мы сумеем постоять за наши интересы на КВЖД, за нашу страну Советов», — провожали отъезжавшего консула…»

После этого защита интересов тысяч китайских граждан в Сибири была передана консульству Германии. Чем шпион Г. В. Гросскопф, конечно же, не преминул воспользоваться в плане сбора информации «о положении на местах».

А их только в Новосибирске было множество. На прибрежных затопляемых лугах Оби (в Буграх, Огурцово), на Каменке китайцы выращивали рис, всякие разные овощи, а на песчаных огородах — большущие арбузы. Их продавцов можно было встретить на каждом торговом пятачке, они же почти превалировали на рынке ремонта обуви.

Иван Яковлевич Сушков, инженер:

«Обитали здесь китайцы, которые возделывали овощные плантации на пойменных плодородных землях. Они гнули спины от зари до зари, причем работали в поле в основном мужчины. Но и урожаи у них были — что-то потрясающее! А жили китайцы в вырытых на склоне Оби землянках. Беднотища! Грязища! Еще китайцы были большие мастера стряпать пирожки, которыми торговали вразнос на улицах».

Старожилы уверяют, что родители не пугали их китайцами, а наоборот — «относились к ним с уважением, как к работящим и крепким мужикам». Но, конечно, дети зачастую их поддразнивали: «Ходя, соли надо?» Ходила по России такая поговорка. Китайцы не обижались, а отвечали: «Русский, а свобода надо?»

Надежда Павловна Беневоленская, доктор медицинских наук, профессор:

«Мы хоть их и дразнили, но очень любили. Они качественно шили, качественно чинили, выращивали овощи, ездили по селу (Бугры. — К. Г.) и покупали за копейки старые вещи. В прачечной нашей больницы до войны тоже работал китаец. Он без жены воспитывал мальчишку — Юрку. Ему было пять лет. Мы берегли его, знали, что он без мамы, и каждый раз старались ему вкусненькое что-нибудь принести, бывало, и в драке защищали. Потом этого китайца арестовали как шпиона и посадили, а Юрка остался».

Владимир Фёдорович Ларичев, инженер:

«Китайцы — огромные, лысые и здоровенные — на очень крупных лошадях (тяжеловозы, мохнатые, с огромными копытами и гривами, с заплетенными хвостами в толстенную косу!..) возили лес по той же трассе, где после войны проходила узкоколейка. Комель лежал на одноосной тележке, а вершина тащилась по дороге. На тележке лежала вязанка — бревен 7-10 штук, лошадь шла медленно, но без остановок. И таких повозок было несколько, которые с раннего утра до позднего вечера с разрывом 2-4 часа каждый день возили лес».

Здание бывшего Китайского консульства в Новосибирске

После возобновления советско-китайских отношений «для облегчения связи между Китаем, Западным Китаем и Москвой» консульство в Новосибирск было возвращено. Новый консул Ли-Фань, прибывший в 1934 году, сразу же стал предоставлять немцам сведения о готовящемся Советским Союзом захвате китайской провинции Синьцзян, о предприятиях, строящихся китайскими рабочими и т. д. За что Гросскопф подарил Ли-Фаню «аппарат для просмотра кинофильмов со всеми принадлежностями», а его секретарю Сяо — «граммофон с пластинками».

С китайскими консулами местные власти церемонились меньше, чем с немецкими. И хотя здесь было значительно меньше «маленько того», конфликт возник уже через несколько месяцев — консульство вошло в противостояние властям в отношении китайских мигрантов.

Президиум Новосибирского горсовета, записка:

«Консульство через своих людей, возглавляемых Чен-Бон-Зином, повело линию на разукрупнение с тем, чтобы колхоз развалить… Потерпев поражение открытого развала колхозов, Консульство повело работу по развалу их изнутри, для чего им посланы свои верные люди, с определенной директивой…»

В ход опять пошли члены семей работников консульства.

«Китайский консул послал на должность учетчика колхоза — мужа работающей в консульстве по секретной переписке, под фамилией Кун-Ча-Ли, который организовал в колхозе партию «братьев», в задачу которой входит защита друг друга и китайских интересов, хотя бы для этого угрожала смерть каждому по отдельности или всем вместе, этот акт ими зафиксирован кровью каждого, так как делался порез руки и делалась надпись в верности задачам партии (...) Консулом подарен патефон с набором пластинок на китайском языке — бригадиру третьей бригады, а тот, в свою очередь, организовал вышивку знамени китайского, которое было изъято органами НКВД, и целый ряд разного рода преступлений, которых нет возможности всех запомнить — показывают, что Консульство через своих агентов ежедневно ведет разлагательную работу (...) По всем выступлениям, которые были в китайских колхозах, мы реагировали быстро, что зависело непосредственно от нас, устранялось немедленно, но совсем другое отношение было, когда мы обращались за помощью к милиции, прокуратуре, то эта помощь приходила в значительном опоздании».

Дальше — только в Москву.

Запсибкрайисполком, телеграмма в Наркомат иностранных дел от 4 марта 1935 г.:

«18 февраля в пригородном китайском колхозе «Красный Восток» зам. председателя колхоза Тян-Вен-Сян при проверке причин невыхода на работу колхозников третьей бригады Цай-Юй-Лина, Гуо-Лин-Тина и других было установлено, что они вместо своей производственной работы занимаются изготовлением поздравительных плакатов на китайском языке с целью поднесения их кит. генконсулу в Новосибирске (...) Консулу Ли-Чен-Ину устно при посещении последним иностранного отдела было сообщено, что (...) мы это рассматриваем как попытку консульства вмешаться в наши внутренние дела, о чем и доводим до сведения Наркоминдела».

Консульство не согласилось с выводами властей и послало протест в Посольство. Но дела восточного этикета и приветствий и на самом деле — дело тонкое. НО! Вот здесь уже прямая нацизмена:

«Кроме того, за последнее время кит. генконсульство в Новосибирске выдало нацпаспорта китайцам (...) состоящим в советском гражданстве, а также интернированным китайцам».

Ответ из Москвы последовал, причем неожиданно прогрессивный.

Николай Николаевич Крестинский, заместитель наркома иностранных дел СССР:

«В связи с наличием в Новосибирске японского, китайского и германского консульств необходимо на месте разрешать ряд вопросов, касающихся иностранных граждан, Народный Комиссариат по иностранным делам решил открыть в Новосибирске Дипломатическое агентство. В качестве дипломатического агента НКИД назначить тов. РОЗОВСКОГО, Марка Исааковича...»

До агентства так и не дошло, но в 1935 году глава консульского представительства в Новосибирске был сменен. Им стал известный китайский дипломат Чжан Датянь.

При М. Ф. Мейер-Гейденгагене с китайской стороны был уже другой опытнейший консул — Чжоу Шань-Ю. Практика, примененная к немецким коллегам, была повторна — территория служебного округа была сокращена, но еще жестче: вместо Западно-Сибирского края только Новосибирск. Тем не менее Чжоу Шань-Ю продолжал передавать Германии сведения. Например, о волнениях в Синьцзяне, который уже стал «колонией Советского Союза». Новый консул пытался добиться вмешательства в этот вопрос Германии «через Афганистан» или Англии «через Индию».

Вскоре по городу поползли слухи о заразной китайской зелени и пирожках, которыми китайцы торговали по всему городу. А пирожки, как говорят, были наивкуснейшими…

И. Я. Сушков:

«будто бы в этих пирожках стали находить детские пальчики с ноготками, и еще будто бы дети стали теряться... Вот потому, говорят, их и выдворили».

Было проведено всяческое ограничение контактов советских граждан с работниками консульств. Это касалось не только поездок, визитов или ремонта. Например, при родах супруги китайского консула приход акушерки для помощи был позволен только после получения разрешения НКВД. Не говоря уже о «простых» болезнях.

М. В. Мейер-Гейденгаген:

«Ни один врач не отважится посетить заболевшего сотрудника консульства, пока больной не потратит известное время на испрашивание разрешения дипагента».

Конечно, НКВД, как мог в дипломатическом отношении, стремился противостоять антисоветской работе китайских консульств, в том числе имея собственных агентов. Например, Ши Чжэ (Ше Сиде) или проще Михаил Александрович Карский. Работая в органах еще с 1930-го, три года пробыв в контрразведке Управления НКВД по Западносибирскому краю, он принимал участие во множестве операций по репрессированию соотечественников.

Например, он участвовал в арестах, обысках и допросах по делу 38 китайцев и корейцев, арестованных в декабре 1937-го. Это студенты новосибирского института транспорта, мединститута, сельхозтехникума, банковский служащий, экономист мясокомбината и др. Они были обвинены в поджогах авиазавода, кожзавода, обувной фабрики, а также в сборе сведений о количестве самолетов, произведенных на… комбинате №179 (который всегда выпускал боеприпасы). 36 человек из 38 были приговорены к расстрелу.

Уже весной 1940-го Ши Чжэ вернулся на родину… став спецсекретарем Мао Цзэдуна по радиосвязи с Москвой, отправив на смерть сотни китайцев и там. Товарищ Ши пережил даже репрессии «культурной революции», в 1998 создал документальный фильм «Cold War» («Холодная война») с собой в главной роли, после чего благополучно почил в 93 года.

Разведчик Д. Д. Киселёв и контрразведчик М. А. Карский (Ши Чжэ)

Вот здесь было бы уместно коснуться деятельности нашего легендарного новосибирского разведчика Дмитрия Дмитриевича Киселёва, консула в Харбине и Японии, но эта личность требует отдельной книги, которая, надеюсь, когда-нибудь будет написана.

Возвращаясь к делам китайским, добавим, что 25 июля 1939 года в Новосибирске был составлен «Акт о передаче консулом Ген-Куаном (Ген-Чуан) местным властям на хранение имущества». За этим пропали и почти все оставшиеся в городе «ходя», попавшие под молот «очищения» городов Сибири.

Ну, и совсем понятно, что все эти антисоветские консульства «дружили домами». И китайский, и японский консулы регулярно наносили визит соседним немцам в обеденное время или в выходные. И наоборот. Причем вместе со своими сотрудниками и членами их семей. Чаю попить, инструкции получить...

Все это был один «антисоветский змей», глубоко проникший в тело социалистической Родины. Даже в документах начала 1940-х мы встречаем их следы:

«Бывший консул в Новосибирске Чжу (китайский Чжоу Шань-Ю. — К. Г.) Подозрительная по японским (!) связям личность».

Тем не менее китайскому консульству удалось продолжить работу в Новосибирске даже во время Великой Отечественной войны, но об этом во второй части нашей главы.

Ну, в принципе, Китай и Япония тоже недалеко, могли и попутать, тем более что в японском консульстве в Новосибирске тоже кипела «глубокая шпионско-диверсионная работа».

В марте 1926 года на должность консула первого Японии в Новосибирске был назначен Симаду Сигеру (Шимада Шигер). Консульству предоставили двухэтажный кирпичный дом Т. Е. Тетерина на Ядринцевской, 31 (ныне №19).

Здание бывшего японского консульства в Новосибирске

Записка советского посольства в Токио:

«По всем сведениям видно, что Шимада строит свою карьеру на Союзе и, подобно его коллегам по положению, относится к нам весьма благоприятно».

В своем интервью газете «Советская Сибирь» Шимада лестно выразился о Новосибирске, развивающемся «поистине в американском темпе», и заявил, что считает необходимым в своей работе «правильное освещение жизни Советского Союза».

Но сбор «маленько того» у японцев был поставлен профессионально. С февраля 1927-го консульство возглавляли господин Огата, с 1929-го секретарем и управляющим являлся Накамура Кумасо (Кумасабуро).

Алексей Георгиевич Тепляков, кандидат исторических наук:

«(Накамура) занимался разведывательной деятельностью, собирал сведения о промышленных предприятиях г. Новосибирска, ходе коллективизации в области, об экспорте и импорте, о Турксибе. В этих целях Накамура обрабатывал прессу, делал вырезки и выписки из газет, журналов и других изданий и все это переводил на японский язык. Кроме того, он пытался достать материалы, характеризующие состояние промышленности и сельского хозяйства, материалы о Турксибе, об экспорте и импорте, которые не издавались в печати». (…) В отчете Особого отдела ОГПУ СССР (июль 1932 г.) есть упоминание об инциденте с Накамура, который пытался проникнуть в закрытую зону для осмотра одного из военных объектов».

Старший научный сотрудник СО РАН А. Г. Тепляков, широко изучивший данный вопрос, говорит, что «с 1932 года среди персонала японского консульства в Новосибирске обязательно работал представитель военной разведки»: Фукабори Юки, Кавамэ Таро, Такасина Акира (Танака). Список разведчиков, бывших в поле зрения ОГПУ-НКВД, впечатляет. Ими считались все секретари консульства, которые менялись очень часто: Ота Хисаси, Сакабэ, Кобаяси Дзиро, Осуми, Сайто, Такахаси Сэйсиро, Такацуи Тамо.

Тем не менее на октябрь 1932-го в особняке на Ядринцевской мирно проживало шесть человек (дипломаты с членами семей). Несмотря на явно разведывательную работу советско-японские отношения тогда еще почти не омрачались. Даже конфликт на КВЖД их не коснулся.

Женщина, идущая от японского консульства в Новосибирске

Улучшение же советско-китайских отношений, восстановление их консульства привело к обратному результату с японцами. В начале 1934 года консулом в Новосибирске был назначен Я. Коянаги, у которого еще по дороге в Сибирь умыкнули из багажа «носильное платье».
Как мы уже отмечали, в этом году произошло изменение отношения властей ко всем консульствам, размешавшимся в Новосибирске. Их работа воспринималась лишь «официальной вывеской», скрывавшей реальные действия профессиональной разведки.

Необходимо было отрезать им источники информации. В 1935-м для оперативности слежки за автомобилем консульства контрразведчикам специально была выделена легковушка.

В 1936-м во время «туристической» поездки секретарей Сайто и Одагири на Кузбасс и в Томск произошел ряд инцидентов.

Я. Коянаги, консул Японии:

«12-го июня с. г. секретарь Сайто и сотрудник Одагири, пользуясь отпуском, попутешествовали по Кузбассу. С момента их выезда поездом от ст. Новосибирск встретились с такими неприятными фактами: за ними следили охранители НКВД, которые близко с секретарами сидели или стояли постоянно рядом с ними, или подслушивали их разговоры, или не допустили их даже беседовать с мирными русскими гражданами, а так (же) препятствовали им в ознакомлении с городом, и в частности, когда секретарь Сайто пошел в уборную в вагоне, то охранитель следил за ним, и открыл насильно дверь, и наблюдал за ним, как за преступником».

В августе того де года уже сам Коянаги решил съездить на Алтай и в Бийск. Преодолев дорожные рогатки: «чтобы он, Зенков, на попытки японца посетить какие-либо предприятия или выехать на тракт отказал ему, если не будет прямого указания из края» и все же побывав на нескольких предприятиях, он устроил у себя в номере гостиницы официальный завтрак-прием. Хлебосольный председатель Горсовета ответил банкетом.

Донос:

«В результате присутствующие дошли до такого состояния, дорвавшись до бесплатного вина и в большом количестве разного сорта, что некоторые потеряли не только достоинство члена партии, должностного лица и вообще человека, что развели контрреволюционную агитацию, дискредитацию партии и правительства в разговорах посла (а по существу японского ШПИОНА) и с его женой КАЯНАГА, как, например, зам. ПредРИКа Сальников в разговорах с ним сказал: «Мы жили на суше, но вот нашелся ЧУДАК СТАЛИН, нарыл каналов ВОЛГА — МОСКВА, и тоже стали жить на островах...»

Николай Иванович Ежов, генеральный комиссар госбезопасности. спецсообщение И. В. Сталину:

«ЗАКОМАЛДИН (кучер консульства. — К. Г.) дал показания, что он, работая в японском консульстве, выполнял прямые поручения японцев по шпионской работе. В 1935 году японцы дали ЗАКОМАЛДИНУ 10 тысяч денег для приобретения конспиративной квартиры в Бийске, где ЗАКОМАЛДИН устраивал сотрудникам японского консульства — известным японским разведчикам КАВАЯСИ, САКАВЕ, ТАНАКА и КАЯНАГИ встречи с ТРЕТЬЯКОМ».

На этих встречах с бывшим командиром партизанской дивизии, переброшенным японцами на Алтай еще в 1919 году, обсуждались планы захвата японцами Южной Сибири и Центральной Азии. Далее — список арестованных и изъятого оружия.

Японская императорская армия в Китае

Дальнейшие выводы были сделаны. И для бийских товарищей, и для дипломатов.

Станислав Александрович Чекалин, начальник группы общественных связей УФСБ по НСО:

«Прежде всего, японцев интересовала промышленность Новосибирска — характер, качество, объемы выпускаемой продукции, особенно военной. Исключительный интерес представлял так называемый «Завод №153» (им. Чкалова. — К. Г.), а также любые сведения о частях РККА (Рабоче-Крестьянской Красной Армии) новосибирского гарнизона — места дислокации, численность личного состава, вооружение, а также моральный дух и отношения бойцов с командирами (японцы к этому очень скрупулезно относились). Также они проявляли интерес к структуре и деятельности органов ГБ на территории Западно-Сибирского края — от численности до характеристик конкретных людей и даже членов их семей. Среди разведчиков выделялся консул Ото Хидэо, который и получил прозвище «японского Зорге».

Ота Хидэо, консул Японии:

«Такасина собирал подробную информацию о находившемся в окрестностях Новосибирска авиационном заводе. Я не знаю, через кого он получал сведения, но информация была настолько интересной, что офицер генерального штаба, специалист по авиации — насколько помню, Судзуки — несколько раз приезжал в Новосибирск под предлогом доставки дипломатической почты».

Здесь уже вам не «маленько того…». Но и работать японцам стало очень непросто. Территория консульского округа была значительно сокращена, несмотря на практически непреодолимый письменный и языковой барьер, информационная работа «скована». Как казалось, консулу Хидэо, каким бы прозорливым он не был, оставалось только визуально собирать сведения лишь на парадах, да из окна своего автомобиля.

Но не таким разведчиком был Ота, чтобы просто сидеть сложа руки.

Ота Хидэо:

«И я, и секретари консульства, в особенности Такасина, часто отправлялись за город к местам дислокации войск и на железнодорожные станции, собирая там интересующую нас информацию. Почти каждый день мы переправлялись через мост над Обью и под предлогом отдыха проводили на речном берегу большую часть дня, отслеживая прохождение товарных составов и исследуя особенности перевозимых грузов. Таким образом, мы убедились, что войска на восток не перебрасываются, и в своем донесении в МИД я изложил свои выводы о том, что СССР не намерен вмешиваться в войну».

Вот оно, главное стратегическое разведдонесение японского консульства в Новосибирске. Оно заключалось лишь в нескольких словах «продвижения советской армии на восток нет». Вторжению в Китай ничего не мешает.

Журналисты назвали господина Ота Хидэо «японским Зорге», памятуя о том, как Рихард Зорге в сентябре 1941-го уверил Ставку о решении Японии пока не вступать в войну с СССР («Япония не пойдет на север»), что позволило перебросить сибирские дивизии с восточных границ страны под Москву.

Консульством приходилось дружить, делиться «мелкими добытыми сведениями». Часто это происходило на даче японского консула в Ельцовке, где они за чашкой сакэ «вели секретные беседы». С 1937-го встречи в Ельцовке были прекращены, в чем органы заподозрили намерение «скрытия настоящего лица перед окружающей средой». Всем было понятно, Наркомат иностранных дел СССР даже в нарушение международных соглашений целенаправленно создает для иностранных консульств по всей стране неприемлемые условия работы.

Борис Спиридонович Стомоняков, заместитель наркома иностранных дел СССР:

«мы хотели бы закрыть японские консульства в Новосибирске и Одессе, которые, не имея никакой консульской работы, исключительно являются центрами самого злостного шпионажа и ложной информации своего правительства».

В июне 1937 года произошли вооруженные столкновения японских и советских пограничников на амурских островах Сеннуха и Большой и у Турьего Рога на озере Ханка. После обмена Нотами Москва приняла одностороннее решение о ликвидации консульств в городах «где отсутствуют японские подданные».

ТАСС, 14 сентября 1937:

«Советское правительство (…) сообщило Японскому правительству, что оно видит себя вынужденным принять решение о непризнании с 15-го сентября с. г. за японскими консулами в Новосибирске в Одессе права выполнения ими консульских функций в указанных пунктах».

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о закрытии части польских и японских консульств в СССР, 1937

Консульская группа стала быстро паковать чемоданы, а по ее русскому персоналу завершались аресты. Преподаватель русского языка в консульстве Н. Б. Колюбакин, уборщица Е. И. Червова, шофер М. И. Михеев, дворник С. И. Былов, Жникруп, Мирончик, Бутин, Когай, Рассонс.

С. А. Чекалин:

«По этому делу проходило 63 человека из числа советских граждан, причем все они по приговору военного трибунала были расстреляны. Впоследствии часть людей была реабилитирована посмертно, так как многие пострадали безвинно».

Ота Хидэо тоже был арестован, но уже в 1945-м и в Харбине. Он убедительно подтвердил широкую шпионскую деятельность японских консульств 1930-х: «Офицеры разведки были почти везде». Хидэо был осужден на 25 лет, но после смерти Сталина выслан на родину.

-------------------------------------------------------------------

Шпионские игры. Часть III. Функельшпиль

 07 августа 2020 

Хрестоматийной для истории новосибирской контрразведки стала радиоигра, проводимая в течение трех лет. Еще в 1938 году одна из контрольных радиостанций Наркомата связи близ Новосибирска была передана УНКВД области. После технической модернизации ее функциональные возможности были значительно расширены, ее можно было использовать для пеленгации и идентификации места выхода в эфир радиопередатчиков. Она еще понадобится в нашем рассказе.

Алексей Олегович Пронин, директор исторического парка «Россия — моя история»:

«В 1938 году в Управлении НКВД по Новосибирской области была открыта станция правительственной ВЧ-связи. Ее первыми абонентами стали первый секретарь обкома ВКП(б) и начальник управления НКВД».

Именно по ней, задолго до официального объявления, в городе и узнали о начале Великой Отечественной войны.

Не удивительно, что наш город, сосредоточие заводов, конструкторских бюро, филиала ЦАГИ, быстрое становление нового оборонного центра, вновь привлекли внимание немецкой разведки. Былые понарошечные «маленько того» стали ежедневной явью. С высоких трибун, с газетных полос горожан призывали к «ежесекундной бдительности».

Еще летом 1941 года руководитель области М. В. Кулагин устроил внезапную проверку состояния безопасности некоторых предприятий. Она показала крайне неутешительные результаты.

Михаил Васильевич Кулагин, первый секретарь обкома ВКП(б):

«С подложными пропусками, с чужими фотографиями… проверяющие прошли во все заводы, во все цеха, во все конторы и нигде не были задержаны… Мы должны превратить наш город, каждое предприятие, каждый дом в крепость обороны. В наш город с мостом через Обь, с крупной промышленностью враг попытается забросить диверсантов, отъявленных преступников, врагов, дошедших до степени озверения».

И хотя часть оперативных сотрудников органов была мобилизована на фронт для работы в военной контрразведке, вопрос с кадрами в это сложное время решался. В первые же недели войны в городе были организованы краткосрочные курсы подготовки оперативного состава органов безопасности. Их удалось быстро развернуть на основе Межкраевой школы Главного управления государственной безопасности НКВД.

Эта школа была открыта в Новосибирске еще в 1935-м, и поначалу располагалась по соседству с самими управлением, на ул. Коммунистическая, 35а. Слушателей в школу набирали по направлениям парторганизаций предприятий через прохождение специальной мандатной комиссии. Школа росла, ей было тесно в старом здании, и в 1938 началось строительство нового на Красном проспекте, 84, куда летом 1940 года и переехали курсанты. Это здание хорошо известно в народе как «Дом женихов».

Курсанты на крыльце школы по ул. Коммунистическая, 35а.

Уже в конце июля 1941-го состоялся первый выпуск Краткосрочных курсов при Особом отделе НКВД Сибирского военного округа, как они теперь официально назывались. Первые 306 человек были направлены в действующую армию. В дальнейшем росли и срок обучения, и количество курсантов.

А в ноябре 1941-го эвакуация коснулась и чекистов. В большом здании курсов разместили Московское военно-техническое училище войск НКВД имени В. Р. Менжинского. А курсы переехали в Военный городок, где осенью 1943-го были реорганизованы в школу созданного Главного управления контрразведки «Смерть шпионам!» (Смерш). Всего за годы войны в Новосибирске было подготовлено около 4000 военных чекистов. 27 октября 1944 года Новосибирской школе было постановлено вручить Красное знамя — как символ воинской чести, доблести и славы.

Знамя Новосибирской школы СМЕРШ

Продолжалась оперативная работа и на территории области.

Леонид Андреевич Малинин, начальник УНКВД (УНКГБ) по Новосибирской области:

«Наплыв вражеской агентуры в Новосибирскую область в несколько раз больше, чем в другие области Сибири… Большинство агентов засылается либо под видом бежавших из плена, либо под видом бывших в окружении, либо под видом эвакуированных из временно оккупированных областей…»

По данным кандидата исторических наук А. О. Пронина в годы войны в Новосибирске, Бердске, Карасуке были выявлены и успешно пресечены разведгруппы Шаповалова, Фрамкина, Шилова и др., не нашедшие в области агентурную опору. Этому способствовала и проведенная во второй половине 1930-х зачистка от «нежелательного элемента». Как мы уже писали в первой части Шпионских игр, «Новосибирская фашистская национал-социалистическая партия Германии» была ликвидирована еще четыре года назад.

В годы Великой Отечественной войны в Новосибирске продолжало работать и одно консульство — китайское. И, конечно же, за ним продолжалось ведение тщательного наблюдения.

В частности, документы УНКВД отмечают пресечение разведывательной деятельности двух агентов, связанных с китайским консульством. В 1942-м была раскрыта секретарь-машинистка штаба СибВО (!), завербованная курьером консульства Сюе Чунь. Она «передавала китайской стороне сведения о расположении воинских частей, оборонном укреплении Дальнего Востока и о 5-й авиационной бригаде». Тогда же был арестован китайский гражданин Ли Вэнь Сюе, который по ее заданию «выполнял сбор сведений о состоянии частей Сибирского военного округа, их вооружении и местах дислокации».

В 1942-м, с выходом завода №153 (им. Чкалова) на стабильный серийный выпуск истребителей в документах абвера появилось понятие «Авиаград», под ним фашисты подразумевали Новосибирск. Осенью к нам нацелился первый профессионально подготовленный разведчик.

Завод им. Чкалова. Як-7, ф. Аркадия Шайхета, 1942-43

Многих агентов противника «брали» сразу же или почти сразу же после высадки. По данным советской контрразведки, в 1942 году примерно треть забрасываемых в СССР русских агентов сама сдавалась властям, а в конце войны уже почти половина. Просто так «пускать в расход» подготовленных и снабженных оборудованием радистов было неразумно. Поэтому частенько их заставляли «поиграть», использовали для манипулирования противником, для передачи ему заведомо ложных сведений, для провоцирования дальнейших ошибочных действий. Масштабная дезинформация, поставляемая немцам разведывательным радиоканалом, позволяла запутывать его в планах Красной армии, оттягивать от болевых точек силы, ликвидировать новые диверсионные группы. За годы войны было проведено более 180 таких радиоигр, в том числе и немцами, но наша контрразведка вела их гораздо шире и эффективнее.

И вот тут пригодилась наша контрольная радиостанция.

Летом 1941 года на Западном фронте попал в немецкий плен младший офицер-топограф Красной Армии Борис Сафонов. Он занимался работой по изысканию аэродромов, был сбит. В лагере военнопленных он дает согласие работать на немецкую разведку, обучается в разведшколе местечка Брайтенфурт под Веной в группе «Технише-Люфт» (Техника авиации).

В задачу Б. С. Сафонова (получившего псевдоним Сальский) входит ведение разведывательной работы по оборонной промышленности СССР на территории Западной Сибири, выявления технической оснащенности и вооружения выпускаемых военных самолетов.

30 сентября 1942-го — заброска. 1 октября разведчик был арестован в самом начале своего пути — на железнодорожной станции Рузаевка южнее Саранска. Хотя в исследованиях, со ссылкой на документы управления ФСБ по Новосибирской области, чаще упоминается задержание агента военным патрулем в районе деревни Разуваевки Смоленской области (ныне исчезнувшей как неперспективная). Но осенью 1942-го Смоленщина еще была под оккупацией, что дало другим исследователям основания для дополнительного уточнения места высадки парашютистов.

Из дела С.:

«В арсенале агента находилась мощная коротковолновая радиостанция (с радиусом действия более 4,5 тысячи километров — К. Г.), оружие, 100 тысяч советских рублей, широкий спектр готовых документов: орденских книжек, паспортов на разные имена и чистых бланков с печатями, а также другое снаряжение… Командировочное предписание, выданное военному инженеру третьего ранга, направляемому по распоряжению Комиссариата Обороны в Татарскую АССР для проверки работ топографических отрядов и состояния триангуляционных знаков».

Документы агента абвера Б. Сафонова (предоставлено А. О. Прониным)

Уже через несколько дней агент соглашается на сотрудничество с советской контрразведкой. По прибытии к «месту первоначального назначения» в Новосибирск он поступает на работу в сердце вожделенного «Авиаграда» — на авиазавод им. Чкалова. Двойной агент получает псевдоним «Валдавский», а сама операция имя музыкального инструмента: «Фисгармония».

В Германию летит первое донесение «Транспортника» «Инженеру»:

«За вторую декаду января отсюда направлено на запад 230 воинских транспортов, в том числе 55 эшелонов. Войска частично, а груз почти наполовину формировались здесь, остальные транзитом с востока».

Конечно, данный текст писал не «Транспортник». Он составлялся в УНКВД на Коммунистической и утверждался в Москве на Лубянке. Суть его была в намеренном количественном преувеличении фактов и дезинформации противника. Чтобы все выглядело правдоподобно, в донесение добавлялось часть верной информации, которая или была относительно легко проверяемой, или параллельно подтверждалась сообщениями других агентов.

Абвер не раскусил подлог и ждал новых донесений. Для подтверждения чистоты агента практиковалось проверка его специально приезжающим тайным ревизором. Но тут наш радист ударился во все тяжкие — запил, прикрываясь вербовкой помощников, стал болтать о своих связях с разведкой.

Федот, фигурант операции «Фисгармония»:

«По пьяной лавочке С. охотно рассказывал о своем абверском прошлом. Даже хвастался, какие большие деньги немцы заплатили ему за такие отношения. Уверял, что вытянет из немцев еще полмиллиона рублей и пристроит мою дочь к себе в помощницы».

Случай помог заменить «Транспортника». В январе 1944 года в разработку контрразведки попал агент-диверсант — бывший командир взвода Дмитрий Соколов (он же Анатолий Сорокин). Он тоже прошел разведшколу в Брайтенфурте. Сдался сам.

Задача:

«Пробраться в Новосибирск и войти в контакт с агентом «С.», которому передать 375 тысяч рублей, новые шифры для работы, наручные часы в подарок от немецкого командования в знак важности полученных от источника сведений. Сообщить «С.», что его радиостанция будет использоваться в качестве передаточного пункта, для чего радисту будут вручены инструкции для связи с немецкой агентурой в Сибири».

После чего Соколов должен был вернуться в Германию. Но вернуть вовремя перевербованного агента не получилось, так как в тюрьме его «случайно»… остригли налысо. Тогда Соколов прибывает в Новосибирск на место С. и успешно продолжает радиоигру.

До самой весны 1945-го немцы получали радиограммы с завышенными данными о количестве военной продукции, выпускаемой заводом имени Чкалова и другими предприятиями Новосибирской области, об отправке на запад все новых и новых воинских эшелонов. 119 донесений в Германию прошло по операции «Фисгармония», 47 получено назад с поздравлениями и благодарностями. Последняя немецкая радиограмма была получена в Новосибирске 28 апреля 1945 года. Через четыре дня Берлин был взят.

Источники говорят нам, что агент Соколов после войны продолжил службу в контрразведке, а Сафонов в ноябре 1945 года был приговорен к 10 годам ИТЛ, а после освобождения незаметно проживал под новой фамилией.

А скрывать от противника действительно было что. Объем валового объема промышленного производства в области увеличился более чем в пять раз. Оборонное значение города выросло настолько, что 3 ноября 1943 года Новосибирск отнесен к числу режимных местностей I категории республиканского подчинения. То есть город обретает гриф секретности.

Через него проходило множество воинских грузов, и железнодорожным путем, и авиа. В частности, в рамках поставок по ленд-лизу. Новосибирск являлся важным остановочным пунктом на воздушной трассе, по которой с Аляски перегонялись для фронта боевые американские самолеты — «Аэрокобры», «Бостоны» и др., в первое время с посадкой в «Толмачево», а затем в «Новосибирском аэропорту». Садились на ночевку в Новосибирске, а утром вылетали дальше на запад. Также в обратную сторону переправлялся летный состав перегоночного авиаполка.

Американские и советские пилоты позируют перед Bell A-39 (Airacobra). Фото: Музей ВВС США

Вячеслав Викторович Филиппов, сотрудник музея Военно-инженерного института СФУ:

«То, что касается Новосибирска, вот эти аэропорты были в составе системы воздушных магистралей Москва — Иркутск. Здесь было слияние потоков техники. Летели самолеты по ленд-лизу, также с завода в Комсомольске-на-Амуре, а еще с Иркутского завода. К ним присоединялись машины с завода им. Чкалова. К примеру, если через Красноярск проходило до сорока самолетов в день, то новосибирский трафик увеличивался в два, а то и в три раза».

«Авиаград» притягивал не только немецких шпионов. Контрразведчикам пришлось курировать еще два важных зарубежных визитера.

24 октября 1943-го Новосибирск посетил председатель Управления по делам военного производства США господин Дональд Нельсон. Помимо вопросов уже отлаженных поставок ленд-лиза, его отдельно интересовало производство советских истребителей и авиазавод им. Чкалова. Кроме того, господин Нельсон побывал на оптическом заводе № 69 им. Ленина. Сибирь, ее промышленность и ее люди произвели на Нельсона сильное впечатление.

«В своей телеграмме на имя М. В. Кулагина господин Нельсон сообщал, что 31 октября 1943 года он благополучно прибыл в Вашингтон, что за время свой поездки в СССР он пролетел на самолете в общей сложности 12 600 миль. Еще раз благодарит за оказанный ему хороший прием в Новосибирске».

Меньше чем через год, 12 июня 1944 года, Новосибирск посетили вице-президент США Генри А. Уоллес, глава Торговой палаты США Эрик Джонстон и представитель Республиканской партии Вильям Вайт. Уоллес побывал на заводе Чкалова, выступил на собрании в здании театра оперы и балета, где на русском языке высоко оценил вклад сибиряков в дело борьбы против фашизма.

Генри А. Уоллес, вице-президент США:

«Моя надежда на лучшее будущее значительно окрепла, когда я увидел блестящее умение, с которым Сибирь была организована за последние 15 лет, благодаря которому она производит максимальное количество земледельческих и фабричных продуктов с минимумом рабочих рук. Особенно разительны цифры выпуска промышленной продукции по Новосибирской области. Если в 1930 году валовой выпуск промышленной продукции составлял 215 миллионов рублей, то в 1943 году он составил 5 миллиардов 238 миллионов рублей, или увеличение в 24 раза».

Примечательно, что все посещения союзников не просто контролировались советскими контрразведчиками, но они же принимали участие и в протоколе музыкального сопровождения.

Так, в состав эвакуированного военно-техническое училища войск НКВД имени В. Р. Менжинского входил и военный автора популярнейшего марша «Прощание Славянки», написанного им еще до 1-й мировой войны и исполняемого до сих пор.

Василий Иванович Агапкин, автор марша «Прощание славянки»

Характеристика на капельмейстера Василия Ивановича Агапкина:

«Дважды товарищ Агапкин великолепно справился с заданием, имеющим важное политическое значение, обеспечив музыкальное сопровождение встреч личных представителей президента США, господ Джозефа Девиса и Дональда Нельсона при возвращении из Москвы в США через Новосибирск, который лично оценил игру оркестра и поблагодарил Агапкина».

Перефразируя слова профессора Уорикского университета Кристофа Мика, приведенные нами в первой части статьи, можно закончить тему так: «Ничего из того, что случается в Новосибирске, не остается неизвестным нам (УНКВД-УНКГБ)».

За годы Великой Отечественной войны на территории Новосибирской области не произошло ни одной крупной диверсии.

Грамота Новосибирской школы СМЕРШ

Автор благодарит за консультацию кандидата исторических наук А. О. Пронина.

================================================================

Плюс дополнительные разъяснения в радиопередаче: 

================================================================

25 июня на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Вечернего разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывал сотрудник Музея Новосибирска Константин Голодяев. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.

Однажды в Новосибирске: опасные связи, унесённый ветром и «большая голова» | Регионы | Селдон Новости (myseldon.com)   16:30, 29 июня 2021 @Novosibirskie novosti

"Было — не было. Двойная игра"

Евгений Ларин: О начале Великой Отечественной войны сейчас зачастую можно услышать такое мнение, что, мол, о готовящемся нападении Германии на Советский Союз было известно заранее высшему партийному руководству страны. О чём-то таком уже, дескать, начинали узнавать и руководители в регионах. Что к войне на самом деле втайне от гражданского населения готовились.

Здесь, например, можно вспомнить о том, что буквально за день до начала войны первым секретарем Новосибирского обкома партии назначили Михаила Васильевича Кулагина, который всю войну стоял у руля области и города. Дескать, поставили надежного человека, который будет держать удар в военное время.

Можно вспомнить и о том, что Новосибирск заранее был назначен местом эвакуации музейных ценностей, а значит, к эвакуации и, следовательно, к войне готовились.

Так или иначе, подобные сведения могли оказаться в распоряжении властей только благодаря различным агентам под прикрытием. Проще говоря, разведчикам вроде Штирлица, у которого, конечно, были реальные прототипы. Настоящей войне должна была предшествовать шпионская война, война контрразведок. Сегодня мы поговорим о том, как Новосибирск участвовал в этой войне.

Константин Артёмович, какой интерес для иностранных государств представлял наш город до войны? Ведь до 1941 года Новосибирск ещё не был стратегическим пунктом, промышленным городом, работающим на оборонку.

Константин Голодяев: Я бы не сказал, что не был. В Новосибирске уже было два завода-гиганта. Первый — это завод имени Чкалова, который уже тогда выпускал «Ишаки» — боевые самолёты И-16. А второй — это «Сибкомбайн», который мы знаем как «Сибсельмаш». Хотя первой его официальной продукцией были сеялки и комбайны, это было оборонное предприятие.

Конечно, было сразу несколько причин для того, чтобы у нас здесь размещались иностранные консульства. Консульства выполняли не только свою прямую работу. Любое государство в чужой стране всегда собирает какую-то разведывательную информацию. Это касается всех стран, и это нормально. 

===============================================

Ссылки: