Гримасы

Феномен политических гримас – а я имею в виду создание политтехнологий (ранее это же называлось программами политических партий) – начал проявляться уже очень и очень давно, тогда, когда капитализм лишь расцветал. Проявлял он себя в том, что позволял многим идеям существовать одновременно в ментальном пространстве, ограниченном некоторыми всеми понятными лозунгами, под которые основной балкой подводилось лишь одна о незыблемости частной собственности. Из «балки» росли другие «балки», так выросла незримая конструкция, где свобода одного частного индивидуума являлась его свободой застолбить НЕЧТО на Земле, как то, чем он и только он имел право обладать и распоряжаться.

Сначала это была ЗЕМЛЯ. Затем этим стали СТРОЕНИЯ на ЗЕМЛЕ. Затем ТРУД ЛЮДЕЙ делавших что-то либо на ЗЕМЛЕ, либо в СТРОЕНИЯХ на ЗЕМЛЕ. Затем к ним прибавились РЕЗУЛЬТАТЫ ТРУДА, одновременно с самим ТРУДОМ ЛЮДЕЙ произошли некоторые метаморфозы: появился зубодробительный Маркс, поставивший всё вверх ногами, и в частности затуманивший понятия ТРУД и РЕЗУЛЬТАТЫ ТРУДА, а уже затем вообще чёрт знает что, типа АВТОРСКИЕ ПРАВА.

До очастнособственничанья воздуха, конечно, не дошли, просто возможностей не хватает даже сейчас, как не дошли и до того идиотского момента, как поделить всю планету на куски собственностей, но дошли до государств, которые на эти огромные территории наложили-так свои «лапы». В итоге получилось так, что разруливатели вопросов, что можно очастнособственнить, а что нельзя – столкнулись с сопротивлением людей (не всё льзя), а по результатам этого был выработан некий консенсус. Сейчас он нам известен в том числе и по международным и межстрановым договорам (о разграничении того, сего: поверхностей и недр Земли-матушки).

Ясен перец, что частная собственность на что угодно несёт в себе две взаимно противоположные опции: с одной стороны, она защищает от «несправедливых» или каких угодно поползновений кого угодна на это самое право (защищает, конечно, условно), а с другой – позволяет обращаться с этой собственностью, как угодно, в том числе варварски. Т. е. типичная палка о двух концах, как и всё иное в наших жизнях. Эта «палка» позволяет апологетам частной собственности говорить о её безспорных положительных моментах (один конец), а противникам оной говорить об отрицательных (конец другой). Обе стороны правы, потому что исполнителями «воли» манипуляций с частной собственностью являются люди, а они – разные. С разными психотипами, задачами, стоящими перед ними и т. д. и т. п.

Присвоение результатов труда наёмного персонала частным собственников средств производства – точно такая же «палка» о двух концах, кстати. Ну как и всё в этом мiре. Присвоение обозначает управление перераспределением этих результатов – снова появляется так же «палка». И так до безконечности, т. е. до полной трансформации как труда, так и его результатов в результате потребления. Другими словами, всё можно делать по двум «лекалам»: первое – соблюдать правила наработанного человеческого общежития по понятиям справедливости, второе – соблюдать их меньше, абы как, или вообще не соблюдать.

Если правильно совокупить вышесказанное в некую форму, более или менее плотную (для понимания), то окажется, что институт частной собственности возник, развился, а ныне трещит по швам в результате многовековых опытов людей, на своей шкуре пробовавших различные виды общежития – а этот институт по нескольким параметрам был более эффективен.

Можно и назвать эти параметры: к примеру, эффективность управления. Решения, принимаемые одной головой, не всегда умны, дальновидны и долгоиграющие (стратегия), зато они быстры, и так же быстро могут быть переиграны, поскольку касаются простых, в общем-то вещей, реакций на возникающие ситуации (тактика).

Второй параметр касается «незыблемости» установленных правил: так получилось, что именно институт частной собственности имел тенденцию существовать СКВОЗЬ поколения, будучи поддерживаемым в том числе и кровным родством. Мы до сих пор, по-семейному, по-человечески обыденно, без вдаваний в высшие философии, желаем оставить своим потомкам НЕЧТО, либо хоть что-то. И это естественно в высшей мере, так же, как и присуще всем людям. Люди любят своим детей (в более общем – потомков), часть любви выражается заботой об их, потомков, будущем (в разных формах), одна из таковых и есть материальная составляющая.

Третий параметр – возможность распределения и перераспределения результатов от владения собственностью, что позволяет прикасаться к части стратегии – а именно планированию.

Ни один другой человеческий институт общественных взаимоотношений не обладал бОльшей эффективностью, чем частная собственность. Можно поэтому прямо сказать, что он и побеждал другие институты (неравномерно, с переменным успехом, но всё же).

Какие именно институты побеждал институт частной собственности? Первый – институт общественной собственности. До этого второй – институт родовой собственности. А до этого и третий – племенной «собственности», правда, тогда и понятие это лишь начало формироваться, потому что вычленялись из племён некоторые ответвления.

Но цикл эффективности частной собственности заканчивается. Это видно невооружённым взглядом. Частная собственность – особенно на средства производства – «падает» в глазах людей до уровня воплощённого на Земле тягчайшего зла (что, разумеется, не так, но поди докажи это тем, кто не хочет воспринимать философию!). Надо сказать, что это ущербное, чисто психическое ощущение имеет под собой внятную основу: дело в том, что любая частная собственность – это право СИЛЬНОГО над БЕЗСИЛЬНЫМ, которое и было получено (отобрано) более сильным. Эту основу из любой частной собственности, увы, не выцепить, это – родовая отметина, «ведьминская» по сути.

И будь частный собственник, особенно на средства производства, хоть как почти СВЯТ по жизни, в самой сути ВЛАДЕНИЯ чем-то по какому-то там праву, хрен знает когда возникшему – всё равно будет явственно ощущаться элемент ПРИСВОЕНИЯ этого ПРАВА СИЛОЙ. А не по справедливости. И хоть тресни после этого, хоть слюной изойди, доказывая, что это не так. Заноза будет торчать, мозоль – мозолить.

Поэтому так важно именно сейчас мыслию испытать предстоящие изменения в частной собственности (начнётся, конечно, со средств производства, но когда-то в будущем дойдёт и до самой частной собственности, а там уже и до института, как такового!), а что взамен? Дилемма к «частной» кажется простой: дык, «общественная» же! Но было бы всё так просто, не ломалось бы столько копий, потому что никакой общественной НЕ бывает, в принципе. Люди всё равно делятся (хотя бы географически) на группы проживания, которые просто обязаны для выживания выискивать себе такие формы общежития, которые на дальних сроках покажут свою эффективность.

Поэтому дуальный спор: частная-общественная – безсмысленен в высшей мере. Но не пойдёт и частно-общественная (думаю, до этого мыслители скоро дойдут), как симбиоз, воспринимающий в себя «положительные» черты ужа и ежа. А что тогда пойдёт?

А пойдёт рассмотрение ситуации БУДУЩЕЙ экономики, тренды которой сейчас налицо. Каковы же они? А очень просты: стремление частнособственников к наивысшей возможной эффективности в плане результатов труда приводит их (и приведёт обязательно) к тому, что подавляющее большинство производственного потенциала будет автоматизировано и роботизировано. Что будет противоречить самой природе частного собственничества (своевольному распределению результатов труда), а, следовательно, будет само собой разрушено в виду противоречивости существования обществ людей. Частному собственнику придётся, если он доживёт до этих времён, распределять результаты труда окружающим добровольно, а это уже низводит сам институт частного собственничества в разряд ничтожных.

Поэтому процесс «уничтожения» частной собственности, и так вялотекуще начавшийся, можно убыстрить (философски рассмотрев тренды, включившись в них сознательно), а можно и посопротивляться (опять же философски это выглядит как «война с самим собой») немного и бездумно. Видимо, будет и так, и так.

Что означает «убыстрить» и так существующий тренд на упразднение частной собственности (в первую очередь на средства производства)? А переводить процессы управления в руки не частных собственников, а управленцев собственностью, которые обладают другими правами. Что, кстати, и происходит повсеместно, только особо не афишируется. Но происходит это «само собой», в погоне за эффективностью – а может происходить осознанно и без манипуляций любых толков, прямо и точно.

Что означает «в руки управленцев, обладающих другими правами»? В текущем состоянии обществ это означает «управленцев государствами», которые никаких прав по «владению» ни государством, ни результатами труда совокупного государства не имеют, хотя теми же результатами и распоряжаются. Вроде бы незаметная такая грань, её обычно не замечают в суете бытия. А она есть. Ведь управленцы государствами вынужденно «проходят» жесточайшую проверку качества их способностей управлять. И вот это и есть их «обезпечение» имеющихся у них прав. Да, в результате проверок зачастую оказывается, что эффективность управления могла бы быть и выше, но – это обычное дело, никто не совершенен.

Другой феномен последнего времени – транснациональные компании: институты управления всё теми же процессами управления, выросшими из корней частной собственности, но в которой эта самая частная собственность распылена почти до состояния незаметности, хотя ещё и присутствует, как пережиток. ТНК образует с государствами некий симбиоз, который «выгоден» обеим сторонам: ТНК не светится на философских, выпяченных «фронтах», ну есть они и есть, но реально во многих случаях УЖЕ управляют государствами, государству же выгодно скрывать сей «факт», потому что если прямо признать, что не государственные управленцы во многих случаях управляют, то тогда встанет вопрос: а чем занимаются тогда государственные управленцы вообще?

Именно поэтому определённое сращивание ТНК и государств уже чётко не «разрезать», они уже слились многими аспектами в ОДНО ЦЕЛОЕ. Опять же, это незаметно, это не афишируется, но это присутствует. Отголосками этого служат многие вещи, в частности, глобальное управление, допустим, сельским хозяйством. Или того же здравоохранения. Или систем образования. Да даже сама наука об управлении – явление уже глобального порядка, тоже не афишируемое.

Сращивание в симбиоз государств и ТНК займёт исторически долгое время, во время которого за счёт автоматизации и роботизации будет возрастать роль обеих сторон, спруты будут увеличиваться до тех пор, пока не займут собой ВСЁ производство. Тотально всё. Но до этого времени, останется много производственных сфер типа «безхозных». Каток неминуемости уже начал раскатывать частнособственнический бизнес в асфальт, это в последнее время более, чем очевидно, но этот же каток не сможет раскатать другой общественный институт, который известен людям, как кооперативы (артели).

Почему так? А потому что государства и ТНК (процессы управления ими) мало того, что строго коллегиальны (несмотря на мишуру тоталитаризма и прочей дешёвой разводиловки), они и не могут быть ИНЫМИ. Коллегиальность управления (прав и обязанностей) многогранна по своей вариантности и многообразию, но имеет одну общую черту – такое управление более сосредоточено на стратегии, а не на тактике, оно более к этому СКЛОННО.

Так вот кооперативы (артели) – это практически те же самые звенья только на низших уровнях. Если приглядеться, то разнообразие форм так называемого «кооперативного» (сотруднического) вида следует сейчас банально обдумывать, как наиболее близкую вероятность изменений в обществах. Не конкурентную модель, а сотрудническую. Ибо конкурентная модель – это тактика, а сотрудническая модель – стратегия. Вот так просто.