Классовая борьба в наши дни. Навстречу Первомаю (А.Вассерман)

Основоположники учения о борьбе классов Карл Хайнрихович Маркс и Фридрих Фридрихович Энгельс, как и всякие основоположники, рассматривали лишь основные черты исследуемого явления с тем, чтобы выявить главное, самое яркое. А дальнейшие уточнения любой теории — это дело рук уже учеников.

В частности, понятие класса в целом — это понятие места в общественном разделении труда, но такое место в общественном разделении труда сами Маркс и Энгельс рассматривали лишь самое-самое обобщенное. А именно — они рассматривали разделение на эксплуататоров и эксплуатируемых, тогда как внутри каждого из этих двух родов деятельности можно выявить ещё множество более дробных подразделений.

В частности, Маркс и Энгельс почти полностью проигнорировали понятие рабочей аристократии. То есть тех эксплуатируемых, что имеют возможность либо благодаря каким-то собственным достоинствам, либо благодаря сложившимся обстоятельствам, получать доходы, сопоставимые с доходами значительной части эксплуататоров. Между тем, именно расширение этого слоя рабочей аристократии резко сокращает вероятность пролетарской революции, поскольку значительной части пролетатриев — а именно тем, кто попал в рабочую аристократию, — есть что терять, кроме своих цепей.

Точно так же внутри класса эксплуататоров тоже есть довольно заметные внутренние подразделения. Например, значительная часть моих политико-экономических исследований последних лет опирается на изучение противоречий между торговцами и производственниками. В принципе и те, и другие в марксовом смысле представляют собою части единого класса эксплуататоров, но их интересы родственны лишь пока и поскольку рынок растёт и на нём хватает доходов и для производственников, и для торговцев. Когда же рынок начинает падать, то противоречия между этими группами оказываются едва ли не острее противоречий между эксплуататорами и экплуатируемыми.

Кстати должен заметить, что эти две части класса эксплуататоров сами настолько чётко ощущают (даже если не осознают) противоречия своих интересов, что их различия уже институциализированы — то есть те или иные политические структуры вполне отчётливо тяготеют либо к производственникам, либо к торговцам, и, как правило, по каждой конкретной структуре такого рода можно довольно быстро определить, к кому она ближе. Например, в Российской Федерации практически вся деятельность экономического блока правительства опирается на теорию, разработанную когда-то в интересах торговцев, и, соотвественно, все сколько-нибудь здравые экономические идеи приходится проталкивать через силовой блок правительства. А, например, в Америке уже по меньшей мере полвека (может быть, и больше, но за последние полвека я вполне уверен) торговцы группируются вокруг Демократической партии, а производственники вокруг Республиканской. И эта институализация доказывает, что реальная картина противостояния значительно сложнее, чем можно предположить на основе чтения трудов самих основоположников.

И эта сложность реальной картины подталкивает многих к предположению, что классовой борьбы в классическом марксистском стиле вообще уже давным давно нет. А кое-кто даже уверяет, что её вообще отродясь не бывало, поскольку разные места в общественном разделении труда не отменяют сам факт этого разделения, не делают какие-то конкретные места в нём в принципе ненужными, и значит, по мнению многих теоретиков, классовая борьба вообще невозможна, ибо она бы привела к утрате самой возможности общественного разделения труда. А в общественном разделении так или иначе заинтересованы все — ибо вполне понятно, что даже самые угнетённые в обществе всё равно, благодаря самому факту существования общества и благодаря самой возможности общественного разделения труда, в конечном счёте живя в составе общества, не только делают для других, но и получают для других гораздо больше, чем могли произвести и потребить в одиночку.

Да, такое рассуждение в целом верно, действительно все в обществе так или иначе заинтересованы в существовании и развитии всего общества, заинтересованы в его устойчивости, поскольку только в устойчивом обществе можно наладить разделение труда — иначе, если общество неустойчиво, то затраты сил на организацию разделения труда просто не окупятся дополнительным заработком в рамках этого разделения — всё это так. Но классовая борьба — это вовсе не борьба за разрушение общественного разделения труда. Это борьба за его переустройство таким образом, чтобы каким-то группам в обществе досталось больше, чем они получают в данный момент.

Более того, при определённых условиях, которые пока исследованы лишь в самых общих чертах, но несомненно возможны, можно произвести переустройство общественного разделения труда таким образом, чтобы от этого переустройства выиграли все, хотя и в разной степени. Собственно, сам Маркс тоже исследовал именно такую возможность переустройства общества, способного принести пользу всем без исключения, хотя, опять же, в разной степени. Классовая борьба станет в принципе невозможна только тогда, когда не будет возможно такое переустройство общества, от которого кто-то существенно выиграет.

В принципе, такие варианты построения общества, не допускающие перестроения к чьей-то выгоде возможны, но, скажем, необходимые для этого чисто технические ресурсы станут доступны, по моим расчётам, только к середине двадцатых годов, а исследования, необходимые для грамотного использования этих ресурсов, вообще по сути только-только начинаются.

С учётом всех этих обстоятельств можно полагать, что классовая борьба в обозримом будущем неизбежна. Другое дело, что классы мы теперь исследовали детальней, чем могли это сделать сами Маркс и Энгельс, мы видим различные любопытные варианты классовой борьбы, которые они подробно не изучали.

Например, значительная часть забастовок уже на рубеже XIX-ХХ веков совершалась не столько ради защиты рабочим своих интересов, сколько потому, что параллельно с этим кто-нибудь из конкурентов бастующего предприятия обретал возможность переделить рынок. В частности, знаменитая бакинская стачка нефтяников в 1902 году сопровождалась впервые в истории российских стачек уничтожением значительной части производственного оборудования, и кончилось это тем, что если до этой стачки первое место на мировом рынке экспорта нефти занимала Россия, то после — на первом месте оказались Соединённые Государства Америки, а конкретно Рокфеллер, который в тот момент уже полностью монополизировал американскую нефтедобычу.

Точно так же есть серьёзные основания полагать, хотя нужные документы пока, видимо, ещё не найдены, что русские социал-демократы пополняли свои партийные кассы в основном как раз благодаря таким «заказным забастовкам», когда кто-то из конкурентов оплачивал проведение забастовки на предприятии другого конкурента (а надо сказать, что забастовка — дело вообще довольно дорогостоящее, поскольку бастующим рабочим надо же как-то существовать, за какой-то счёт питаться в течение всего срока забастовки. Так вот: довольно часто конкурент оплачивал забастовку — не только рабочим, но ещё и организаторам забастовки, а конкретно социал-демократам — это политическое направление считало их главным способом борьбы и активно их практиковало. И вот с учётом этого к ним, собственно, и обращались за организацией забастовок.

Возможны и другие случаи такого рода. Например, события, сопровождавшие распад СССР, показывают, что не так уж сложно заставить действовать трудящихся вообще против своих интересов.

Так что формы классовой борьбы бывают намного сложней, чем знали основоположники, но это не отменяет саму возможность классовой борьбы — по крайне мере, в обозримом будущем.

http://www.nalin.ru/klassovaya-borba-v-nashi-dni-navstrechu-pervomayu-1668