Нам есть чему учиться в плане межнациональных отношений...

Нижняя Саксония, август, пыльная проселочная дорога, утренние сумерки. Фермер Раймунд Шлипхаке ползёт на своём мини-грузовичке к плантации черники. Звонит сотовый. «Да?» — кричит он в трубку, тормозит, останавливается. Включена громкая связь.

«Может быть вам нужны грузинские студенты? — трещит в трубке женский голос. — Пять парней и одна девушка. Очин, очин милая, красивая девушка».

«Да, да, красивая», — рычит себе под нос Шлипхаке и кричит в телефон: «Красота — дело десятое. Должна хорошо работать. Старательно!»

«Да, да, очин, очин старательно, — трещит голос в трубке, — и очин красивая».

Они договариваются. Уже завтра приедут студенты. Шлипхаке кладёт трубку. Звонили из грузинской партнёрской организации, кадрового агентства. «Вот, так мы здесь и работаем», — говорит он.

В Германии сезон сбора урожая. После спаржи, огурцов и ягод, сейчас наконец поспели поздние овощи и фрукты. На севере под взмахи лопастей электроветрогенераторов работники срезают капусту. В Альтен Ланд под Гамбургом они снимают занемевшими пальцами яблоки с деревьев. Грузины и поляки, румыны и болгары собирают то, что мы будем есть в ближайшие месяцы. И хотя среди тех, кто делает эту тяжёлую работу, почти не встретишь немцев, здесь можно многое узнать о нас, немецких потребителях. Каковы мы. И что из этого следует. К примеру, вернемся к фермеру Шлипхаке и его «очин красивым» грузинским работникам.

Альтенвалинген. Черника

Черника сейчас популярна, и в этом виноваты американцы. С родины черники в Германию пришли черничные кексы и черничные пироги. Потребление этой модной ягоды в последние десять лет возросло на 30 процентов. Но цена всё равно не должна быть высокой, как говорит Шлипхаке. За один килограмм оптовики платят ему 2,42 евро в сезон. Но килограмм ягод надо сначала собрать. Каждую нужно снять руками с куста очень бережно, потому что ягоды эти очень нежные. Большинство фермеров, специализирующихся на овощах и фруктах, предпочитают уже десятилетиями польских работников. «Я бы тоже предпочёл с ними работать, — говорит Шлипхаке, — но они не хотят собирать чернику. Не согласны на такую низкую оплату, которую я могу им предложить». Но зато есть студенты из Грузии, Украины или Белоруссии. Они собирают ягоды сдельно, 90 центов за килограмм. Поэтому модная ягода остаётся дешевой.

Шлипхаке не хочет долго философствовать на тему о том, почему мы, покупая продукты, сначала смотрим на цену, и с таким пристальным вниманием, как никакой народ в Европе. Ему важнее, как он с этим справится. Раз уж мы хотим купить товар подешевле, то сети «Альди» и «Реве» должны закупать его дешевле у оптовиков, а те, в свою очередь, у фермеров, а значит фермеру нужны дешевые работники.

Шлипхаке сигналит, выпрыгивает из машины, подходит к плантации. Его помощники вяло поднимают головы. «Готово? — кричит он и проверяет вёдра. — Хорошо, тогда идите за мной. Гиорги идём, ты, в капюшоне, идём!» Он, тяжело ступая, медленно идет в сторону усыпанных ягодами кустов, ряды которых видны впереди в тумане. 120 юношей и девушек плетутся за ним, белорусы, молдаване, боснийцы, русские. Они молчат или тихо бормочут что-то.

«Иногда мне кажется, что я сейчас в России, — говорит Гиорги Ушверидзе, ему 22 года. — Вообще-то, я хотел попрактиковаться в немецком, но здесь никто не говорит по-немецки». Ушверидзе скоро закончит учить германистику, после чего хочет изучать юриспруденцию в Германии. Для этого ему нужны деньги. Но столько денег у себя на родине в Грузии, за 3000 километров отсюда, он не может заработать. Поэтому уже третий год подряд прилетает он «к Раймунду».

Ушверидзе закрепляет ремень с ведром для ягод покрепче. Он должен работать быстро. Сдельный заработок, минус 3,80 евро в день за воду и электричество в спальных контейнерах. Минус перелёт, который стоил 656 евро. За вычетом всего этого, после двух месяцев остаётся 1300 евро чистого заработка. 650 евро в месяц за восемь часов сбора ягод в день. В Грузии он может заработать только 200 евро в месяц, если он работает помимо учёбы шесть часов в неделю.

Значит, это хорошая сделка для Германии, а также и для Ушверидзе. Однако он рискует. В удачные дни он зарабатывает до 80 евро, сегодня он вынужден собирать мелкий сорт ягод, которые почти ничего не весят. «Не повезло», — говорит Ушверидзе. Шлипхаке кричит: «Давайте! Начинайте!» Они работают тихо, сосредоточено, будто зверьки шелестят в кустах.

В половине первого перерыв на обед. Ушверидзе стонет: «Ох! Как же мало я сегодня собрал!» 21 килограмм за шесть с половиной часов, 18,90 евро. В конце удачного дня Ушверидзе и его друзья позволяют себе один «битбургер». В плохой день — «оттингер». Сегодня день «оттингера».

Шлипхаке падает в плетеное кресло, отхлебывает кофе и рассказывает, как ему удаётся держать низкую цену на чернику: «Я выжимаю всё, что можно. Всё законно». Студенты собирают ягоду за меньшую оплату, чем рабочие. Грузины и украинцы дешевле, чем граждане ЕС. Поэтому он нанимает через агенство по трудоустройству студентов из «третьих стран», как это называется на чиновничьем жаргоне. К счастью, сбор урожая ягод приходится на июль-август, в то время как во многих странах студенческие каникулы. Шлипхаке не должен платить социальную страховку за студентов, если они заняты не больше двух месяцев. Так поступают многие фермеры, занимающиеся черникой.

Но есть и недостатки, говорит фермер: «Это молодняк, который втыкает себе наушники в уши и не очень-то аккуратен». Но в целом, «нда, веселая компания», по его мнению. В прошлом году он помнил все 120 имён наизусть - многие приезжают к нему в течении всей своей студенческой жизни. Осенью они сообщают ему по электронной почте о том, когда они хотели бы приехать в следующем году. Тогда Шлипхаке подает на каждого запрос в соответствующее учреждение. Оформлением визы и организацией поездки студенты занимаются сами.

Почти 7000 человек приехали таким образом в 2011 году в Германию. В статистике сезонных рабочих их численность не отражается. Их считают лишь подрабатывающими на каникулах.

Кайзер-Вильгельм-Ког. Капуста

Шлезвиг-Гольштейн в начале октября, зимний сад, залитый солнечным светом.

Он уже испробовал всё. Выращивал различные виды капусты, даже капусту для холостяков, которая весила один килограмм вместо обычных двух с половиной. «Всё без толку», - говорит фермер Карл-Альберт Брандт, поднимает руки и роняет их в бессилии.

Он сидит после обеда с работниками, собирающими урожай, в зимнем саду своего дома из красного кирпича и потирает свою белую бороду. Пахнет овощным супом и венскими сосисками, которыми угощала всех его жена Елизабет.

Его хозяйство находится в Кайзер-Вильгельм-Ког, всего в паре сотне метров от побережья Северного моря. Отсюда, с севера Германии, Брандту видно со всей ясностью: «Сегодня немецкая домохозяйка даже не имеет представления о том, что делать с кочаном капусты».

Тревогу Брандта разделяют и в Немецком сообществе фермеров в Берлине. «Цветная капуста, кольраби идут с трудом, — говорит эксперт по плодоводству и овощеводству Ханс-Дитер Шталькнехт. — Всё это нужно шинковать и варить. Этим никто больше не хочет заниматься». Зато готовый нарезанный салат в пластиковых пакетах пользуется большим спросом.

Но пока хорошие времена ещё не совсем прошли, Брандт не собирается завязывать с капустой. Район Дитмаршен — самый большой регион по выращиванию капусты в Европе. 80 миллионов кочанов собирают здесь каждый год: белокочанная, краснокочанная и острокочанная капуста, листовая капуста, брюссельская капуста. Есть Капустные дни и праздники, когда из молодых девушек выбирают Капустную королеву, есть специальный Музей капусты, капустное искусство, капустные туры. Но есть ли толк от всего этого? Брандт тяжело вздыхает в ответ: «Честно говоря, я не верю в это».

Так много проблем с капустой возникает ещё и потому, что сбор её нелёгок. За каждым кочаном нужно наклониться, отодвинуть в сторону верхние листы, ножом срезать кочан у основания, снова распрямить спину, кинуть кочан помощнику, который бережно уложит его в контейнер. Любая царапина или вмятина может привести к тому, что капуста начнёт портиться. «Каждый кочан, скажу я вам, как сырое яйцо». Но при этом весит два с половиной килограмма. У некоторых работников забинтованы руки. Воспаление сухожилий. Около 750 тонн капусты будет собрано с десяти гектаров, когда она созреет в ноябре.

Дует сильный ледяной ветер. Януш Йоцвяк, ему 40 лет, он пытается руками в резиновых перчатках натянуть шапку пониже на лоб. Он здесь бригадир, дома в польском городе Коло он работает электриком, маляром, укладчиком кафеля. «Самая дрянная вещь здесь ветер, что б его», — ругается он. Затем улыбается и спрашивает: «Ну, что говорит Али? Почему он всегда берет поляков?» Карл-Альберт «Али» Брандт сказал, что подумывал перейти на более дешёвых румын, но с опытными поляками всё так хорошо ладится. Некоторые из них приезжают уже более 20 лет подряд. «Я так и знал, — отвечает Йоцвяк, — Мы, поляки — лучшие!»

Он уже чувствует себя в Германии почти как дома, ему удалось тут продвинуться. Ему единственному позволено спать в отдельной комнате и не слушать обычное музыкальное сопровождение на сборе урожая — храпение усталых мужчин. Взаимоотношения развиваются. «Трудолюбивые гномы» — так называет социогеограф Йорг Бекер из университета Оснабрюка сотни тысяч польских сельхозрабочих - они появляются как по волшебству каждый год, чтобы собрать и переработать урожай, который принесет потом хозяевам миллионы, но остаются почти незамеченными немцами.

Брандт платит им 7,50 евро в час, поляки ночуют бесплатно. Его жена накрывает бесплатный завтрак, обед, кофе с пирогом. И всё было бы замечательно, если бы не мировой рынок.

В 2010 году, когда на Украине и в России царила засуха, капусты было немного и она была в цене. Дитмаршенцы продавали килограмм за 50 центов. В 2011 за килограмм давали уже 3 цента, слишком много капусты было на рынке. Многие тысячи тонн пришлось утилизировать, в конце концов капусту фермера Брандта использовали на биогазовых станциях и скармливали коровам.

Необходимо было искать ещё одно направление деятельности. К счастью, сейчас в Германии развивается большой проект, в который инвестируют много средств — переход на альтернативные источники энергии. Брандт занимается ветровой и солнечной энергией. «Благодать», — говорит он. Если в сельском хозяйстве выдался удачный год, доходы от экологичной электоэнергии составляют 30 процентов. В плохие времена - 70 процентов, в этом случае спасают солнце и ветер.

Йорк. Яблоки

Альте Ланд на юге от Гамбурга в октябре, яблоневый сад полон взволнованных горожан.

Сегодня яблоки собирают немцы. Ну, именно так, как немцы это и делают обычно. Яцек и другие польские сезонные рабочие увлеченно следят за суматохой.

Две женщины на высоких каблуках пробираются по грязи, тонут в ней, поскальзываются, стонут. Другие располагаются под деревьями на пикник, раскладывают чипсы и соусы разных сортов, достают из сумок-кенгуру младенцев. Некоторые обнимаются с деревьями перед тем как притронуться к первому яблоку.

Это уже второй немецкий День урожая, который Яцек пережил в этом году. Все, что он об этом думает, он предпочитает прямо не говорить, он лишь тихо ухмыляется: «Я только скажу, что Аксель — хороший бизнесмен».

Владелец фруктового сада, фермер Аксель Шубак, который привез немцев на сбор фруктов, заслуживает прежде всего уважения: даже правительству Германии не удалось привлечь городских жителей на сельхозработы — то проблемы со спиной, то аллергия, или просто никак не скрываемое нежелание трудиться на тяжёлой работе. Это было просто нереально.

Но длинный и худой 40-летний фермер с бакенбардами и трёхдневной бородой — хороший наблюдатель. Он долго прислушивался к народу, заходившему в его фермерскую лавку. Туристы вздыхали: «Ах, мы бы тоже хотели, чтобы у нас росла такая яблоня, но у нас нет сада». Прежде всего, он почувствовал за этими разговорами ту самую, множество раз описанную, тоску по земле. Люди испытывали любопытство, но не имели ни малейшего понятия ни о чем. Из этого он и его брат с женой стали извлекать прибыль.

Шубаки предоставляют возможность «брать шефство» над яблонями. Целый год одно определённое дерево в саду принадлежит им, как считают люди. Они получают свидетельство, в котором записано, что они, как шефы, имеют право «навещать» своё дерево и снимать с него урожай, когда яблоки созреют. Это стоит 44 евро. Если на яблоне меньше 20 килограмм, Шубак добавляет яблок с других деревьев. Глядя трезво, Шубак продаёт яблоки по 2,20 евро за килограмм, где-то по цене супермаркета, при этом человек должен их сам собрать. Но здесь никто не смотрит на это трезво.

«Ах, как оно прекрасно», — восклицает 70 -летняя Хильма Лют из Бремена, в туфлях и шёлковых чулках, с накрашенными губами и в жемчужном ожерелье. Она подходит с мужем, дочерью и друзьями к «своему» дереву. Сначала фотографирование на две камеры. Шефство было подарком её подруги на день рождения, как рассказывает Лют. Это нечто совершенно необыкновенное для городского жителя.

«Вот так», — говорит она и снимает яблоко так, как помощник Шубака ей показал — с черенком, иначе яблоки быстро испортятся. «Потемневшие места оттого что был сильный град», — Лют знает об этом из рассылки новостей, которую фермер делает каждую пару месяцев. Он приложил даже фото с отметинами от градин на маленьких, еще зелёных яблоках. Но это только внешний дефект, яблоко можно всё равно есть. Возможно она сделает из яблок соус чатни. Купила бы она такое яблоко в магазине? «Хм... скорей всего нет», — считает Лют.

Даже если кроме пары чёрных пятен с яблоками всё в порядке, магазин не возьмёт такие, потому что их никто не купит. В течение нескольких дней Яцек и другие работники снимали их с деревьев и выбраковывали - грязная работа в моросящий дождь, ледяной ветер, от которого голые пальцы примерзают к яблокам.

Семья Лют кладет собранный урожай на весы, 28 килограмм, они очень рады и обсуждают это «событие» за кофе с пирогами в амбаре у Шубака. Аксель Шубак не любит слово «event», но именно одно из таких «событий» ему и удалось организовать.

В хорошем настроении с сигаретой во рту бродит он вместе с братом Юргеном по саду. 1500 «подшефных» деревьев уже сейчас и совершенно разные шефствующие: зажиточные гамбургцы в теннисках, альтернативщики, рокеры. Всё это могло бы быть очень трогательно, если бы не наводило на некоторые мысли. «Невероятно! — говорит брат Шубака Юрген. — Люди совсем потеряли связь с реальностью. Дистанция до того, что человек кладёт себе каждый день в рот, невероятно велика». Сколько раз в год можно собирать яблоки? Когда снова посадят те засохшие стволы за амбаром? Иногда, говорит фермер, он думает: «О, боже! У людей конкретно едет крыша!»

Но поскольку им так же доставляет удовольствие объяснять что-нибудь, братья делают глубокий вдох и рассказывают, что на высохших деревьях ничего уже не вырастет, и Германия не в тропиках, поэтому урожай можно собирать только раз в году. А яблоки поставляются из Алтен Ланд круглый год, потому что существуют ранние и поздние сорта, а ещё потому что в хранилище с низким содержанием кислорода их можно хранить почти до следующего лета, как в «яблочной коме», потому они остаются свежими.

Последние клиенты вытащили свои ящики из сада, Шубак прикинул выручку: «44 евро на 1500». Подшефные деревья еще раз придется обработать Яцеку и другим польским рабочим. Лишь три четверти «шефов» пришли на сбор урожая со «своих» деревьев и нужно ещё проверить, насколько хорошо они это сделали.

Вот так это и происходит, когда урожай собирают немцы.

http://inoforum.ru/inostrannaya_pressa/urozhaj_fruktov_-_tyazhkij_trud_a_ne_prosto_cena/