Венгрия, мы тебя помним!

Лексикон каждого представителя поколения советских шестидесятников в обязательном порядке содержал гневные фразы про Венгрию. В смысле, попытка маленькой робкой Венгрии сбросить в октябре-ноябре 1956 года со своих свободолюбивых плеч тоталитарного монстра (СССР), захлебнулась кровью студентов-романтиков. Поскольку российской интеллигенции присуще чувство справедливости и глубокой скорби, обрывочные фразы про Венгрию-56 имеют хождение и поныне. Творческая молодежь сегодня с трудом понимает, о чем речь, но знает, впрочем, главное: СССР/Россия – тоталитарный монстр, душивший всех и всегда.

А тогда Венгерская революция обошлась Советскому Союзу в 5.000 безвозвратных потерь, самой Венгрии в 8.000. Цифры эти называют участники событий, хотя официальные – значительно ниже. Прибавив к "свободолюбивым жертвам" еще 300.000 венгров, павших от советских рук на полях Второй мировой, получим просто набат скорби.    

Опрокинув рюмочку молча и не чокаясь, можно нехотя припомнить, что как раз осенью 1956 года накрапывал небольшой юбилей. Небольшой, но мирового значения – исполнялось 10 лет Нюрнбергскому процессу, который не мытьем, но катаньем все-таки осудил преступления фашизма во Второй мировой. А при агрессии против СССР миролюбивые венгры были, оказывается, союзниками Гитлера, и союзниками, следует добавить, добровольными.

Гитлер хоть и не требовал от венгров непосредственной помощи, но с началом войны судьба Трансильвании стала особо волновать венгров, вот опасения остаться без халявного куска при раздаче подарков и подтолкнула тихое государство к разумному решению. Не прошло недели с момента нападения Германии, как объявила войну СССР и Венгрия, а повод, очень напоминавший провокацию, нашелся.

Воевали венгры хорошо. Особенно поначалу: через месяц было уничтожено 20 советских дивизий, это когда венгерская Карпатская группа войск совместно с германской армией успешно провела операцию окружения. Правда, под Сталинградом 2-я венгерская армия уже несла катастрофические потери, а после окончания битвы практически перестала существовать как военная единица.

Но в борьбе с населением венгры не уступили бы любой зондеркоманде. Из венгров даже составили три дивизии СС.

Венгерские навыки такой борьбы были отточены еще в период Первой мировой: как только Россия озвучила свое вступление в войну, по территории Галицкой и Карпатской Руси (некогда бывшей частью Киевской Руси, но оказавшейся то под поляками, то под австро-венграми) пошла волна этнических чисток. Тогда же мир получил это замечательное know how – концентрационные лагеря. В начале Первой мировой на территории Галиции арестовывали всех гипотетических изменников – то есть женщин и детей, – и всех явных агентов, – то есть православных священников. Три сотни священников приняли смерть за веру, а последними словами отца Максима Сандовича были: «Да живет русский народ и святое Православие». Возможно, основания для массовых убийств интерпретировались как веские, поскольку лишь во Львовской епархии с полтысячи униатских священников были готовы к переходу в Православие. Таким образом, для представителей униатской церкви исключение при погромах тоже не делалось: мадьяры громили церкви, организации, все, что отождествлялось с этнически русским – по речи, по книгам, по предметам обихода. При подозрении в русофильстве коренному жителю отрезали руки, ноги, пальцы, уши, губы. Коренного жителя расстреливали, кололи штыками, сжигали заживо. Трупы висели на деревьях, затапливались в болоте. Убивали на улицах и в домах, убивали по приговору и без, убивали по одиночке и группами. Счет шел на тысячи. Со словами «Да здравствует единая и неделимая Русь» умирали простые крестьяне.

Русинов сгоняли в лагеря – в которых тогда было собрано 30.000 человек, – где заключенные умирали от естественных причин по полсотни в день. Либо их все-таки казнили, если те умирать от естественных причин не хотели. Действительно, то, что происходило тогда в Галиции очень походило на раннехристианские ужасы Рима; до нынешних дней даже дошло эхо литературного произведения «Маша» – об убийстве венгерскими кавалеристами 17-летней дочери священника, изрубленной в куски.

Всего за один год Первой мировой в лагерях Талергоф и Терезин было уничтожено 10.000 народу. Потом, правда, новый Австро-Венгерский император Карл I всех великодушно простил, а лагеря упразднил. В 1936 году кладбище Талергофа заровняли и все забыли. Мол, кто старое помянет, глаз вон. Возможно, никогда ничего бы и не вспомнили, если б не скандал 2007 года, вызванный статьей в австрийской газете «Kleine Zeitung»...

Но ведь директива военного времени дала лишь творческий импульс для убийц и отморозков, а сама этническая политика была достаточно последовательной: «русская опасность» искоренялась регулярно и до 1914 года. Аресты русских в Буковине и Галиции проходили уже в 1912 году, за год до того во Львове были арестованы все редакторы русских газет, а в последней четверти XIX века получить приличную должность можно было, лишь скрыв свою этническую принадлежность.

Если под такую политику, включающую откровенный геноцид, можно как-то подвести традиции борьбы за ареал обитания, что свойственно всем животным, то усердие некоторых наиболее знаменитых венгров ну никак не подпадает под эту примитивную формулу. К примеру, в начале двадцатых годов трудами доблестного Бела Куна население советского Крыма – а не Угорской Руси, что под боком у венгров, – сократилось на сотни тысяч: где 29 тысяч Бела Кун расстреляет, где 5,5. Командующий красной армией Фрунзе пообещал амнистию всем офицерам Врангеля, если те сдадутся, а Бела Кун погрузил сдавшихся на баржи, да и затопил. Может, он, как не местный, не так понял слово «амнистия», а может, просто не удержался – против природы ведь не попрешь.

А вероятней всего, именно для такой миссии и привлекались товарищем Лениным настоящие спецы из венгров, имеющих соответствующий навык и генетику. Вероятно, опытом Талергофа-Терезина и вдохновлялся товарищ Троцкий, когда грезил о ГУЛАГе.

Так что, с учетом исторических предпосылок, притязания робкой Венгрии на Прикарпатскую Русь в 1938 году никого не удивили, а такая же робкая Польша даже поддержала эту многообещающую инициативу.

Но вот переживания передовой части советской интеллигенции в связи с подавлением венгерской революции осенью 1956-го могут объясняться лишь спецификой интеллигентской совести. Тем более что у этой революции – как и у любой другой, – есть характерная подводная часть.

За три года до венгерской революции был отравлен советский генсек, но операция «День Х» провалена – бунты, вспыхнувшие затем в странах соцлагеря, смяты. Ален Даллес разочарован, впрочем, сработал аспект «слабого звена» концепции Дж. Кеннана, и вместо Пономаренко к власти пришел Хрущев, который начинает вести себя так, словно друг Даллеса с детства. Еще недавно Хрущев сетовал, что дорогой Иосиф Виссарионович подавляет его расстрельные инициативы, десятикратно сокращая число приговоренных, а после прихода к власти сам начинает кампанию разоблачения сталинского режима, десятикратно завышая число жертв. На одном из расстрельных хрущевских списков стоит по-сталински краткое «уймись, дурак», поэтому не исключено, что Хрущев таким образом мстит за личные обиды – ведь несмотря на полное недоумение большинства соратников по партии, все советские достижения, маркерованные именем Сталина (иначе говоря, все советские достижения) Хрущев нивелирует простым, но очень выверенным идеологическим ходом. И страны, которые волею внешних обстоятельств прониклись любовью к Сталину вкупе с идеями социализма, начинают почесывать за ухом и посматривать друг на друга. Закрыв по Советскому Союзу половину церквей, которые открыл Сталин, Хрущев начинает антирелигиозную кампанию, что для российской ментальности может означать лишь понижение тонуса национальной самоидентификации. А на ХХII съезде КПСС Хрущев вообще предложил польскому лидеру с трибуны съезда возложить на Сталина вину за расстрел поляков в Катыни. Это притом, что Нюрнбергский трибунал, исследовав материалы дела, давно осудил за Катынь фашизм. И подруливал Хрущев к польскому лидеру с этой темой не в первый раз – и на ХХI съезде подруливал, и на рабочих конференциях, и в Варшаве и Москве, и в 1950х годах, и в 1960х. К чести Владислава Гомулки – первого секретаря ЦК Польской компартии, – на авантюру тот не поддался, ссылаясь на непредсказуемые последствия и усиления антисоветских настроений не только в Польше, заодно заметив, что если рискнуть и выступить с таким обвинением, нужны хотя бы один-два достоверных документа, на которые можно сослаться.

И даже Крым Хрущев передает Украине, а этот пункт уж сто лет фигурирует во всех антироссийских проектах, начиная с плана Пармельстона.

В общем, действует Хрущев соответственно краткой характеристике вождя народов – даже возвращает на родину пленных венгров из числа нацистских преступников.

Тем временем мир тоже без дела не сидит. Летом 1953 года – ЦРУшный переворот в Иране, через год – ЦРУшный переворот в Гватемале. Но война в Корее, несмотря на огромное число сброшенных бомб, завершается для США как-то невнятно. На другом континенте Алжир заявляет свою независимость от Франции, Франция уничтожает 140.000 алжирцев, но Алжир уж больше не колония. Летом 1956 года США, раздраженные дружбой Египта с соцстранами, зарубают тему инвестиций, Египет национализирует Суэцкий канал, чтобы деньги от канала – по которому поставляется нефть в Европу – шли Египту, а не частным компаниям Англии-Франции. Под патронажем США разрабатывается англо-французский план «Мушкетер», но и Египет от Советского Союза получает вооружение. Пахнет мировой войной. Но главный фигурант, главная цель набухающей войны – конечно, СССР.

Собственно, намерения нанести удар по СССР англо-германо-американскими силами перестают быть абстрактными с момента вступления в силу операции «Валькирия» – с 20 июля 1944 года, – да только в 1956 году уже существует социалистический лагерь, повязанный «Варшавским договором», а у Советов есть ядерное оружие. Уран же в СССР везут из Венгрии. Одним словом, узел завязывается интересный, учитывая и позицию-оппозицию Югославии.

Так что, уже в начале 1956 года в Венгрии наличествуют базы подготовки диверсантов, с десяток партизанских отрядов, плюс – в рамках операции «Фокус» – листовки, радиоприемнички, ежедневная правда-матка из-за бугра. А к осени в Будапешт съезжаются, изображая журналистов, агенты западных спецслужб.

Начинаются хождения, транспаранты, митинги, требование вывода советских войск и запрета на экспорт в СССР урана. На этой волне к власти приходит Имре Надь. Он национальный герой, поскольку год назад уже был снят с должности за какой-то не тот курс. Но буза продолжается.

Здание советского генштаба несколько дней беспрерывно обстреливается, директива же сверху была четкой – ответного огня не открывать. МИД СССР шлет «ноты протеста» и пытается решить дело полюбовно. Несколько БТРов, при попытке вывезти членов семей советских и венгерских офицеров, уперлись в баррикаду. БТРы закидали бутылками с «коктейлем Молотова»: те, кто не выбрался из машин, сгорели, а кто выбрался, были убиты.

В Будапешт выдвигаются части особого корпуса Советской армии, которые натыкаются на организованное сопротивление. Это потом уже выяснилось, что тут не обошлось без резидентов США, спецподразделений из ФРГ, Австрии и даже Югославии, с которой Советский Союз тогда был на ножах.

Советские танки горят.

Имре Надь приказывает свободолюбивым венграм прекратить огонь, а советским танкам объясняет, что все под контролем, у венгров тоже есть армия, сами разберемся. Советские танки уползают от греха подальше. Но самостоятельно венграм разобраться не получается, поскольку одни венгры хотят одного, другие другого, третьи думают вообще не о том, а гражданская-то война набирает обороты.

Жена Андропова тронулась рассудком, когда перед окнами консульства у нее на глазах защитники молодой демократии расчленили милиционерика. Героический Надь в очередной раз меняет политическую ориентацию, поскольку молодая демократия вошла во вкус, общее число жертв подбирается к тысяче, а трупы многозначительно покачиваются на фонарных столбах. Советские части возвращаются, и начинается настоящая, хоть и непродолжительная, война: танки участвуют уже с обеих сторон.

Венгры чего-то нетерпеливо ждут, припав к коротковолновым радиопередатчикам. А в это время французы бомбят Египет, потому что Англия, желая нефти и не желая конфликта с арабским миром, подтолкнула под пули Израиль, Израиль отказать не смог. 28 октября в нейтральных водах и в мирное еще время израильский истребитель сбил египетский пассажирский самолет Ил-14 с представителями высшего командования Египта. На следующий день, как было сказано по радио, «в ответ на бесконечные провокации египетской стороны Армия Обороны Израиля нанесла удары по египетским позициям недалеко от Суэцкого канала». Франция тут же выступила с миротворческой миссией, глубоко оскорбив США, так как операцию начали без согласования с главным миротворцем. Короче, под шумок в Северной Африке Советский Союз с Венгрией разобрался, а вертлявого национального героя Венгрии, этого Имре Надя, казнили к свиньям собачьим.

Опустив буйные головы, советские шестидесятники взяли гитары и пошли пить крепленое за руп двадцать, чередуя винцо с песнями Галича и гневными фразами – эдакими вполголоса и в безлюдных местах.

И вот прошло 55 лет, Имре Надь теперь канонизирован – благодарными потомками ему установлен памятник в пальто и шляпе. Поставлен и венгерскому солдату памятник, вызывающий, правда, устойчивые ассоциации с солдатом вермахта. Вот, собственно, и все.

А, кстати, кто он такой, этот Имре Надь, этот национальный герой в шляпе, которого так расписывала «Свободная Европа» накануне восстания, и о котором любят поскорбеть совестливые россияне?

Родился в 1896 году в маленьком городке, но зато в Австро-Венгерской империи. В Первую мировую попал в российский плен, из которого вышел пламенным большевиком. На этом поприще проявил себя замечательно, но, как и все пламенные большевики, был арестован в период сталинских репрессий. Как врага народа, вместе с другими венгерскими коммунистами, грохнули тогда прекрасного Бела Куна, но судьба к Надь (к Надю? к Наде?) была благосклонна – его еще ждали великие дела. И Надь продолжил активную борьбу за чистоту коминтерновских рядов: по доносам, подписанным Имре Надем, полтора десятка соратников было расстреляно. Правда, потом всех скопом реабилитировали, поставили памятники жертвам, поставили памятники палачам, и теперь в российской истории нет врагов народа, есть только друзья.

Чем еще может быть примечательно это витиеватое венгерское имя для сердца россиянина? Разве что, тем, что оно значится в списке команды особого назначения в доме Ипатьева – то есть, в списке из семи других венгерских имен. А список прилагался к отчету о расстреле русского царя...

Евгений Антипов

http://anti-pov.livejournal.com/54862.html