Без деревни страна – сирота.

«Россия без деревни не Россия, – говорил Валентин Распутин. – Да, мы пошли по пути, по которому идёт так называемый цивилизованный мир. Нам бы действовать поосторожнее, а мы – сразу: не хотим отставать. Хотим из кожи вон. Но город – это поверхность жизни, деревня – глубина, корни. Оттуда приходили люди, принося с собой свежие голоса, свежие чувства. Сколько бы водохранилищ мы ни понастроили, а водичку любим пить родниковую…».

В тот самый день, когда в Иркутске страна прощалась с Распутиным, ставшим при жизни литературным классиком, с последним певцом и плакальщиком русской деревни, в Москве в здании Академии наук на Ленинском проспекте собрались представители науки и союза малых городов России, чтобы в очередной раз поговорить о ней, русской провинции. Пригласили и меня. Сходил, послушал. Осталась досада. И ощущение, что многие участники этой «Всероссийской научно-практической конференции», как назвали своё мероприятие её организаторы, от реальных проблем деревни – ох как далеки.

На первый взгляд, всё, о чём говорилось с трибуны и в документах «конференции» (я взял это слово в кавычки, потому что на ней присутствовало-то всего два-три десятка человек), правильно.

Объявленная новая индустриализация, призванная создать в стране 25 миллионов высокопроизводительных рабочих мест, скорее всего, опять обойдёт провинцию стороной.

А между тем за два десятилетия разрушения реального сектора экономики с карты России исчезли почти 20 тысяч населённых пунктов, прежде всего – сёл и деревень, при этом особые утраты понесли посёлки городского типа.

Число провинциальных жителей, зарабатывающих себе на хлеб за пределами своего места жительства, превышает 20 миллионов человек. Местное население переходит на режим самовыживания и натурального хозяйства. В то же время за счёт миграции деревенского люда растёт народонаселение в мегаполисах. Уже к 2006 году в городах с численностью свыше ста тысяч человек было сосредоточено более 60 процентов всего производства промышленной продукции, почти 80 процентов оборота розничной торговли, общественного питания и услуг, половина всего населения страны. Только на Москву приходилось более 21 процента суммарного валового регионального продукта (ВРП) страны.

В провинции же вслед за разрушением экономической базы все эти годы свертывались практически все виды территориальной инфраструктуры. С 2005 по 2010 год прекратили существование 12377 общеобразовательных и большая часть малокомплектных школ. Больниц стало меньше на 40 процентов, поликлиник – на 20, закрываются детские сады, фельдшерско-акушерские пункты, учреждения культуры. Уходят почта, магазины, профессионально-технические училища, средние и специальные учебные заведения, полиция, служба судебных приставов. Уходят все. Принцип подушевого финансирования поставил социальную сферу провинциальной России на грань выживания и ведет её к постепенной ликвидации. Банки, не заинтересованные в кредитовании малого и среднего бизнеса, также свернули здесь своё присутствие. Правительство же при всём этом заняло позицию стороннего наблюдателя.

«Опустошение российской провинции – нужен ли такой путь России?» – вот какой вопрос был поставлен в повестку дня конференции, которая позиционировала себя и научной, и практической.

Нужен или не нужен, но вопрос этот риторический. По той простой причине, что опустошение – факт уже свершившийся. Говорить о том, что произошло, пустое дело. Только разве ради того, чтобы извлечь урок. И те цифры разрушений, которые, по мнению организаторов, должны были бы ужаснуть общественность, обратить внимание депутатов, правительства, президента, не ужаснут. И в печати, и с самых высоких трибун, даже в правительственных документах и программах они приводились уже не раз и успели примелькаться, навязнуть в зубах, создать впечатление в обществе, что будто бы так и надо. Уже даже не ищут, кто виноват. Случилось, и всё.

Вопрос в другом. Ну, опустошили. А что дальше-то делать с этой пустошью? И как это опустошение аукнется для самой страны, для нас с вами? Как им воспользуются наши други и недруги?

Никто из участников конференции, похоже, ответа на эти вопросы не знал. А Валентин Распутин знал. И причины, и следствия. «Деревня почему-то мешает сегодня, – сетовал он. – Мешала она и в 80-х годах минувшего столетия, когда десятки тысяч деревень исчезали с лица земли. Хлеба это не прибавило – напротив, вот тогда-то Россия и пошла на поклон к хлебным державам…».

«В деревне человек самостоятельней и чувствительней, мастеровитей и полновесней», – был убеждён писатель. Вот его-то мы и потеряем. Даже уже потеряли, кажется. «Без деревни-кормилицы нам никак нельзя, кажется, было достаточно времени, чтобы в этом убедиться. А потому, если бы власть не набрасывалась через каждые двадцать-тридцать лет на деревню, как на дармоедку, то не росли бы нынче бурьяны на пашнях и в душах людей…». Но сколько и какого бурьяна еще предстоит подняться на наших пашнях? Поводов для его роста более чем достаточно.

С землёй вопрос не решён. Она по-прежнему гуляет, как запойный пьяница. Проданная и перепроданная, заложенная и перезаложенная, она родит то банковские кредиты, то взятки чиновникам от продаж, а владельцам – прибыль от перепродаж, то сорный лес или кустарник. Только не хлеб, не травы, не картошку.

Сельские территории, вследствие административной реформы, укрупняясь и поглощая друг друга, будут и дальше укрупняться и поглощать, но от этого не становиться богаче. Наоборот, управляемость такими территориями снижается. А всякая услуга – законодательная ли, охранная, нотариальная, банковская, страховая – всё дальше отодвигается от конкретного человека, всё недоступнее оказывается для него. В этих условиях, скажите на милость, о каких конституционных правах провинциальных жителей можно говорить? Где гарантированное Основным законом страны их право на труд, отдых, образование, охрану здоровья, медицинскую помощь? Охрану жизни и имущества, наконец? Полиция ушла, как потерпевшая поражение армия, оставив население на милость врагу. А население, не надеясь уже ни на чью милость, самоорганизовывается и вооружается. Там, где ещё есть кому самоорганизовываться и вооружаться.

– Вот нам вышестоящие руководители советуют создавать в деревнях вместо выведенной полиции народные дружины, – говорит глава Жарковского района Тверской области Алексей Ткачёв. – А из кого создавать, если там живут 70-летние да 80-летние старики?

Программу развития сельских территорий ещё предстоит написать, говорил мне в своё время Игорь Меламед, генеральный директор Международного центра развития регионов.

Хорошую программу развития сельских территорий ещё предстоит написать. Пока под этим каждый понимает что-то своё. И до сей поры есть лишь частные мнения по пространственному развитию страны, государственной позиции как не было, так и нет.

Если не считать нескольких программ, разработанных в разное время минсельхозом, но финансирование которых всякий раз так секвестировали, что они благополучно увяли, не успев дать хоть какого-то плохонького плода.

Говорят, важнее всего экономика. Как бы ни поднимали социалку, но если в провинции не будет работы, народ из неё всё равно побежит. Надо, мол, через внесение поправок в налоговое законодательство заинтересовать бизнес идти на периферию. Создание рабочих мест в городе для предпринимателя должно обходиться намного дороже, чем в провинции. Но бизнес в провинцию уже ходил. Правда, совсем не за тем, чтобы её реанимировать. Бизнес всегда интересовала только прибыль. В данном случае, дешевая рабочая сила. Но мужик ведь тоже не дурак. Чем мантулиться у станка за восемь тысяч «серых» рублей в месяц, он лучше будет сидеть в теплой сторожке в Подмосковье на даче того же бизнесмена, получая при этом в два а то и в три раза больше.

Ну, и поехали.

Заместитель главы Тутаевского района Ярославской области, расположенного под боком у областного центра, Дмитрий Юнусов рассказывает:

– К нам приходило немало инвесторов. Всё их устраивает – инфраструктура, транспортная составляющая, вода – Волга рядом. Но нет рабочей силы.

Отчего же так обессилел Тутаев? Да по той же самой причине. Когда утром Юнусов едет из Ярославля, где он живёт, в Тутаев на государственную службу, навстречу ему эта самая сила едёт на работу из Тутаева в Ярославль. И давать им удочку и учить ловить рыбу, как советуют всевозможные бизнестренеры, поздно. Они ловить эту рыбу уже не хотят.

Есть ещё такое мнение, что, мол, нужны провинциальные территории опережающего экономического развития. Кто бы с этим спорил. Как, возможно, был бы полезен и особый вид муниципального образования с дополнительными бюджетными поступлениями и налоговыми льготами. Дескать, можно же их создать хотя бы в порядке эксперимента.

Можно-то можно, да кто же им даст? Руководителям муниципальных образований и нынче позволено делать многое, только деньги на это всё тратить нельзя.

Есть еще идея – рациональная организация пространства, которое до сего дня организовано неправильно – всё стянуто в одно ядро, которое поглощает и трудовые ресурсы, и молодёжь. Пассажирские, грузовые и денежные потоки – всё идёт через Москву. Но это, похоже, никто менять и не собирается. А хорошо бы, скажем, министерство сельского хозяйства переместить в какое-нибудь воронежское или алтайское село, министерство регионального развития – в дальневосточный Уссурийск, центральный офис «Газпрома», как национального достояния, разместить в славном городе Устюжне на Вологодчине, где природного газа отродясь не было и неизвестно, будет ли. А головную контору российских железных дорог – в старинном ярославском городе Угличе, который лишился как пригородных, так и междугородних пассажирских железнодорожных перевозок. Может, тогда бы что-то стало меняться?

Пока же люди уже не хотят жить в тех условиях, в которых живут. Без дорог, газа, воды, транспортного сообщения, без почты, магазина, школы, больницы, банка, полиции – без всего, что составляет социальную, транспортную, административную структуру всякого поселения.

Что будет дальше, в принципе, предугадать несложно. Продолжится отток населения в крупные города. При отсутствии доступного, недорогого жилья вокруг мегаполисов вновь прибывшие работные люди станут строить времянки, возникнут целые пригороды, которые проще будет назвать трущобами. Всё это ляжет неподъёмным грузом на социальную инфраструктуру городов, сделав и её недоступной для большинства жителей – как коренных, так и приезжих.

Недавние деревенские самодостаточные и мастеровитые люди станут люмпенами, людьми без корней, Иванами, не помнящими родства. Такой же станет и страна. Страной-сиротой. Об этом тоже предупреждал недавно ушедший от нас Валентин Распутин.

«Ведь деревня, – говорил он, – существовала не только на местности, но и внутри каждого из нас, кто из неё вышел. Это чувство родства ещё долго будет в нас тлеть — как на пожарище, которое выжгло много что из самого необходимого. Без деревни Россия осиротеет».

Александр Калинин

http://www.stoletie.ru/obschestvo/bez_derevni_strana__sirota_740.htm