О роли Далай-Ламы XIV в современных китайско-индийских отношениях

Деятельность лидера мирового буддизма (к которому, по приблизительным оценкам, сегодня можно отнести около одного миллиарда человек), лауреата Нобелевской премии мира за 1989 г. Далай-Ламы XIV уже полвека является одним из предлогов возникновения неурядиц в системе политических отношений между Китаем и Индией – двумя ведущими азиатскими державами.

Поводом для того, чтобы сегодня кратко оценить роль и место духовного лидера буддистов в этих отношениях послужили его недавние довольно экстравагантные заявления (которых, впрочем, и ранее было немало) на тему реинкарнации (то есть духовной передачи лидерства) следующему верховному ламе. Эти заявления вызвали резкую реакцию в Китае.

В начале марта с.г. Далай-Лама XIV высказался в пользу прекращения в современном буддизме института верховного ламы, предоставив, однако, верующим решить этот вопрос путём референдума. Сразу же возникают сомнения в технической возможности проведения такого референдума. Кроме того, ранее он не исключал перспективы переселения в женщину или даже в пчелу.

Подобные “аполитичные” рассуждения вызвали не прикрытый гнев в Пекине, обвинившего Далай-Ламу XIV в “двойном предательстве”, то есть земной отчизны и собственной веры.

Дело в том, что руководство Китая ни в коем случае не хочет “пустить на самотёк” процедуру избрания нового Далай-Ламы, принимая во внимание те неприятности, которые, как полагают в Пекине, ему доставил на международной арене и, особенно, в отношениях с Индией нынешний лидер мирового буддизма.

Здесь следует отметить, что хотя с 2011 г. Далай-Лама XIV отошёл от светской деятельности, оставив пост главы “Тибетского правительства в изгнании”, и вроде бы целиком сосредоточился на сфере духа, степень его прежнего влияния на состояние китайско-индийских отношений не уменьшилось. По достаточно объективным, то есть слабо зависящим от него самого причинам.

Ибо, кто в состоянии отделить повседневную мирскую суету от духовного, и нужно ли заниматься поисками этой разделительной черты? Существует ли она вообще в условиях господства повсюду проникающей и всё (включая религию, культуру, политику) профанирующей попсы? Ответ на эти древние вопросы зависит от неких исходных позиций ищущего.

Например, с точки зрения того же Далай-Ламы XIV, а также приютившего его в конце 50-х годов правительства Индии, визиты лидера буддистов в высокогорный посёлок Таванг не имеют никакого отношения к нынешним китайско-индийским политическим дрязгам. Поскольку он посещает одну из важнейших буддистских святынь, каковой является монастырь, построенный в Таванге в конце XVII в. по воле пятого Далай-Ламы.

Но китайское правительство все эти официальные индийские пояснения оценивает в качестве отговорок, прикрывающих истинную цель “освящения не законно захваченного” округа Таванг, ныне входящего в “так называемый штат Аруначал-Прадеш”, который в Пекине определяют, как “Южный Тибет – исконно китайскую территорию”.

Таких спорных территорий на всём протяжении четырёх тысяч километров общей границы несколько и любая активность в них одной стороны вызывает негативную реакцию другой.

Однако за спорами и инцидентами в районе всех этих относительно небольших территорий скрывается существенно более фундаментальная проблема в отношениях между Китаем и Индией, которая возникла ещё в начале XX в. (то есть в период существования доминиона “Британская Индия”) и была унаследована независимой Индией.

Речь идёт о фактическом статусе и реальной роли в китайско-индийских отношениях огромной территории всего Тибета. Сразу надо оговориться, что с 2003 г. на двустороннем официальном уровне такой проблемы под названием “статус Тибета” как бы не существует.

В том году Индия официально признала Тибетский автономный район (ТАР) в качестве неотъемлемой части КНР. В ответ Пекин признал частью Индии бывшее княжество Сикким.

Впрочем, для КНР “тибетской проблемы” как таковой не существует с конца 1950 г., когда части НОАК заняли все стратегически значимые районы Тибета, покончив тем самым с играми в слова о “сюзеренитете – суверенитете” Пекина над Тибетом, которые велись ещё администрацией “Британской Индии”.

Момент для проведения китайской военной операции в Тибете был выбран исключительно удачно. За несколько месяцев до этого США благополучно увязли в Корее, и первый индийский премьер-министр Джавахарлал Неру не мог рассчитывать на единственный на тот момент источник потенциальной помощи.

Поэтому едва ли справедливы нынешние упрёки “в слабости”, которые раздаются в его адрес со стороны представителей чрезвычайно влиятельной части индийского истеблишмента.

К месту будет отметить, что для заокеанских “простаков за границей” Корея была не первым и не последним капканом, который кто-то услужливо для них расставляет. И в каждый из которых они, почему-то, считают для себя необходимым угодить. Далее последовали Вьетнам, Ирак, Афганистан, Ливия, Сирия,…

В 1958 г. агентами ЦРУ и гоминдановской разведки на индийской территории были подготовлены боевики из тибетских беженцев. При их активном участии в марте 1959 г. в Тибете вспыхнуло антикитайское восстание. Ввод частей НОАК в неспокойные районы Тибета спровоцировал новую волну беженцев на территорию Индии, среди которых оказался и Далай-Лама XIV.

Первым прибежищем лидера буддистов на индийской территории стал тот самый монастырь в Таванге. Таким образом, визиты в эту обитель имеют для Далай-Ламы XIV и личную мотивацию.

Сегодня число тибетских беженцев на территории Индии оценивается в 100 тыс. человек. Большая часть из них, а также “парламент и правительство в изгнании” и резиденция Далай-Ламы XIV располагаются в городе Дхарамсала на севере Индии, то есть в непосредственной близости от ТАР.

Присутствие на территории Индии тибетских беженцев, их “органов власти” и резиденции духовного лидера, с одной стороны, создаёт проблемы в её отношениях с КНР, но в то же время является рычагом внешнеполитического давления на Пекин и противовесом китайской политики в отношении Пакистана.

Это “оружие” Индией пока используется редко. В 2008 г. правительством страны были выданы гарантии Пекину в том, что протесты индийских тибетцев против проведения в Китае летней олимпиады не выйдут за приемлемые для него пределы.

Важно отметить, что, несмотря на официальную позицию правительства Индии относительно принадлежности ТАР, “тибетская проблема” никуда не исчезла “из под корки” политического мышления упомянутой выше части индийского истеблишмента. По мнению же ряда российских и зарубежных экспертов, эта проблема вообще де-факто остаётся в центре всей системы китайско-индийских отношений и, в частности, служит основным мотивом оборонного строительства обеих стран в приграничных районах.

Распространённой является точка зрения, согласно которой “самую большую угрозу устойчивости китайско-индийских отношений составляют существенные различия во взглядах на историю и перспективу статуса Тибета”.

Настроения относительно тибетской проблемы в среде указанной выше части индийского истеблишмента достаточно адекватно отражает позиция Аруна Шоури – авторитетного журналиста и члена правительства в период 1998-2004 гг. от правой партии “Бхаратия Джаната” (в мае 2014 г. вернувшейся к власти). В связи с волнениями, происходившими в Тибете в 2008 г., он писал в начале следующего года: “…угроза не исчезнет, если мы перестанем смотреть на неё… Безопасность Индии прочно переплетена с существованием и выживанием Тибета, как буферного государства…”.

Таким образом, активность Далай-Ламы XIV на территории Индии и на международной арене, которая в Китае определяется термином “сепаратистская”, отнюдь не является первопричиной сложного состояния китайско-индийских отношений. Скорее она высвечивает их вполне “земные” причины.

Владимир Терехов, эксперт по проблемам Азиатско-Тихоокеанского региона

http://ru.journal-neo.org/2015/03/31/rus-o-roli-dalaj-lamy-xiv-v-sovremenny-h-kitajsko-indijskih-otnosheniyah/