Борис Алмазов. Из цикла "Песенные истории".
"Во поле береза стояла, Во поле кудрявая стояла..." уныло распевали мы, водя хороводы в детском саду на музыкальных занятиях, под недремным оком воспитательницы. При словах " я пойду, пойду погуляю" - все носы детсадовцев средней возрастной группы поворачивались в сторону окон и пение сопровождалось печальным вздохом, перед тем как продолжить с тем же энтузиазмом "... белую березу заломаю" - иногда задумываясь над словами песни и противоречащей им запретительной триаде "Траву не мять, цветы не рвать, деревьев не ломать!". "Некому березу заломати, некому кудряву защипати...", а я бы еще добавил - "Некому текст песни дочитати...", поскольку песня, рекомендованная как детская Министерством образования для исполнения в дошкольных учреждениях, как русская народная, имеет совершенно не детское содержание. Причем, как это не удивительно, причисленная к русскому национальному фольклору т.е устному народному творчеству имеет автора.
Её автор - профессор Казанского университета (второго в России после Московского) Нигмат Мисаилович Ибрагимов (1778-1818) или как звали его по русски Николай Михайлович, православный татарин. Родился он в Москве, где отец служил чиновником, имея чин губернского секретаря. В биографии поэта ошибочно называется чин его отца - губернский регистратор. Такого чина в табели о рангах на 1778 г. нет. Есть самый низший чин 14 класса - коллежский регистратор, и есть чин 12 класса губернский секретарь, который приравнивался в армии к подпоручику. (Более известный в литературе "титулярный советник", чин который по окончании Лицея, автоматически получил А.С. Пушкин, и представляется читателям уж совсем чем-то мизерным, 9 класса, то есть выше чем губернский секретарь). Чин у отца был невеликий, но во-первых свидетельстовал, о том , что чиновник Михаил Ибрагимов имел образование, а во-вторых, его мог иметь не дворянин.
Николай (Нигмат) Ибрагимов окончил Московскую университетскую гимназию и Московский Университет и в 1799 году был назначен учителем славяно-российского и арифметического классов Первой казанской гимназии, а с открытием Императорского Казанского Университета - его первым преподавателем курса российской словесности. Педагогом он, вероятно, был замечательным. Его ученики: Аксаков, Панаев, ученый словесник Рыбушкин, учился у него русской грамматик и будущий ректор родного университета, мировое светило математики - Николай Лобачевский, которого примерно в это время, собирались отчислить за нарушение дисциплины - математический гений, имея веселый характер и желая развечь однокашников, катался по двору университета на быке. Студиозы народом молодой и веселый, а любимой их песней, которая так и значится во всех комментариях, как песня студентов казанского университета, была "Пчелочка златая" Г.Р. Державина.
В трудах Нигмата Ибрагимова - два университеских учебника "Славянская грамматика" и "Русская грамматика" и научная работа "О синонимах". Он занимался и переводами с языков, которыми прекрасно владел, с немецкого, латыни и греческого. В 1806 году он стал организатором, а затем и председателем "Общества любителей отечественной словесности".
Вероятно, человек очень работоспособный с 1810 года Ибрагимов занимается редактированием и изданием трудов это общества, В 1817 году избирается и уреждается в звании адъюнкта Университета по словесному отделени... Мир слова - был его призванием, профессией и жизнью.
Счастливата страна, где литературу преподает поэт, имеющий еще и талант ученого. А Нигмат Ибрагимов был поэтом! Он слышал живую речь, он сам был языкотворцем. Его стихи и басни были очень популярны. В те годы издавались сборники стихотворений, так сказать, в серии "Слова к музыке", где перед стихотворениями делалась пометка: " На мотив песни "Стонет сизый голубочек" или преводилась известная и популярная на том момент песня, на мотив которой предлагалось несколько текстов. Потому так много стихотворений с названием Русская песня. Есть такая и у Нигмата Ибрагимова, а в ней строчки ставшие народным присловьем:
"Не ищи меня, богатый,
Ты не мил моей душе,
Что мне все твои палаты?
С милым рай и в шалаше"
Нам и невдомек, кто автор этой строки, живущей в нашем повседневном языке уже третье столетие. Но подобие шока испытывает читатель , когда узнаёт , что текст русской "народной" песни "Во поле березонька стояла" написал он - Нигмат Ибрагимов. Его стихотворение опубликовано в 1812 году.
Наверно, и до того существовал хороводный напев, возможно, с иными словами о березе, но то, что поётся, в том числе, и в качестве детской песни - принадлежит перу Ибрагимова. Есть в народном календаре, унаследованный от времен язычества летний праздник семик - седьмой четверг после Пасхи, за три дня до празднования Св. Троицы. Праздник подобно масленице - традиционный и не церковный. Именно в этот день совершались по деревням обрядовые игрища, в частности, хороводы и "заламывание" березы, как языческого священного дерева. В народе считалось, что это единственный день в году, когда можно поминать умерших не своей смертью - утопленников, умерших без покаяния в дороге и др. Празднование сопровождалось угощением, фактически, языческой тризной, с выпивкой и шутками.
Не случайно именно береза привлекла внимание Нигмата Мисаиловича, если в России семик - основан на смутных воспоминаниях о временах язычества, то чуваши в Поволжье оставались и во времена Ибрагимова язычниками, и совершали религиозные обряды и жертвоприношения у своего священного дерева - березы. Именно приверженность язычеству и заставила в свое время чувашей уйти в леса, спасаясь от насильственной исламизации. А Нигмат Мисаилович наверняка с культурой чувашей был знаком.
В фольклоре удивительным образом сплетаются христианские и языческие образы и обряды богослужений. Причем, в народные песни вплетаются богослужебные мотивы и мелодии. Так церковное песнопение "Алилуйя" в переводе призыв: "Хвалите Бога", превратился в припев многих народных песен "Ай, люли -люли..."
Следуя одной восточно-европейской традиции, в частности, славянской, шире поволжской, в своей песне ученый-славист поэт Нигмат Ибрагимов использует и другую, в основном, заподноевропейскую ренессансную традицию, восходящую чуть ли не к "Декамерону "Бокаччо - песням куплетам о старом муже, которые распевали по средневековым городам ваганты (бродячие музыканты и поэты) и студенты старинных европейских университетов. Полный, Ибрагимовский текст таков:
Во поле березка стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли-люли стояла,
Люли-люли стояла.
Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати.
Как пойду я в лес погуляю,
Белую березу наломаю,
Срежу с березы три пруточка,
Сделаю себе я три гудочка.
Вы гудочки не гудите,
Стара мужа не будите.
Муж старый спит с похмелья,
Муж старый спит с перепою.
Нелюб не умом взял, не приставом,
Взял большой родней и богатством.
С милым мы глазами сговорились,
С милым мы сердцами подарились.
Скоро ли, – ох, милый, не дождуся! -
Я с тобой свиданьем наслажуся?
Люли-люли, и т.д.
Нигмат Мисаилович (Николай Михайлович) Ибрагимов умер 17 апреля 1818 года от чахотки, прожив всего 40 лет. За два года до смерти у него родился сын - Лев. Сын в какой-то степени повторил его судьбу. Окончив Казанский университет, Лев стал, как и отец, преподавать русскую словесность. Как и отец, с гимназической поры начал писать стихи. В 1841 году вышла книга стихотворений Льва Ибрагимова. Некоторые из них стали романсами, русские композиторы писали к ним музыку. Несколько стихотворений вошли в русский фольклор, стали народными песнями. Наиболее известна песня “Ты душа ль моя, красна девица”, которую исполняют и в наши дни. Поэт Е. Евтушенко, когда узнал об авторстве Ибрагимова, можно сказать, ахнул, восхитился и написал целое стихотворение, где есть такие строки:
К сожалению, мало известно,
Но достоин тот факт пьедестала,
Что татарином создана песня
“Во поле березка стояла…”
И за это, мой названный брат,
Честь тебе, Ибрагимов Нигмат.
А на мой взгляд, в России, где "солнце русской поэзии" - квартеронец, то есть на четверть - чернокожий африканец, где Жуковский - сын турчанки и т.д. не удивительно , что татарин написал классическую русскую народную песню. Потрясает какой пласт многонациональной русскоязычной культуры стоит за спиною великих русских поэтов! Только благодаря им - десяткам безымянных хранителей и языкотворцев, неотторжимым от всей народной культуры - стали возможны и Пушкин, и Лермонтов и... мы с вами, кто говорит, думает и, к сожалению, по глупости или небрежению, при увлечении иноязычными ложными кумирами, коверкает, и не очень ценит величайшее и невесомое богатство, доставшееся нам даром , по праву рождения - русский язык.
А в Казани растет береза, посаженная в память об Н.М. Ибрагимове - вот и весь памятник.
Комментарии
Кхм...
Осталось найти публикацию 1790 и сравнить тексты
вот и займитесь на досуге, прежде чем величественные теории строить на сомнительном факте
Свинстон, это не мои теории. Будьте внимательнее.
ну да, это Ваша леность. Или еще какая черта характера, позывающая Вас копипастить теорию, основанную на недостоверном факте.
Ну, Вы-то от коллизий такого рода избавлены :)
раз Вы совершенно не умеете пользоваться интернетом, то помогу Вам.
Спасибо, поправил
А. Н. Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву (1790)
Далее следует интересный абзац:
Еврей Боря Алмазов испражняется на русскую народную песню.
Ну почему я не удивлён?
Борис Алмазов никак не может быть евреем.
# Детсад.Печаль. Украденное детство. Узурпация власти. Тройки. Тоталитаризм. Гулаг. Виндовс свободы. Белые ленточки. Защита окружающей среды.
Выражение «белую берёзу заломати», вероятней всего, ведёт своё происхождение из древнего обряда, во время которого, в частности заламывали берёзу, нагибая её ствол к земле и переплетая с травой.
«Семичный обряд» кумления, связанный по некоторым предположениям, с совершеннолетием, состоял в том, что «в четверг накануне Троицы девушки гурьбой шли в лес, выбирали молодую берёзку и „заламывали“ её, то есть надламывали вершинку и украшали её венком. Вокруг украшенного деревца водили хоровод. Из веточек и травы делали чучело кукушки и сажали его на верхушку берёзки. Затем девушки „кумились“, то есть целовались через завитый на берёзе венок, и после этого обменивались нательными крестами. Считалось, что „покумившиеся“ становились друг другу близкими родственниками. А ссора между кумами считалась тяжким грехом, который нужно было долго замаливать. Празднество завершалось всеобщим пиршеством — кумы угощали друг друга пирогами, курниками, пряниками и другими яствами, приготовленными специально к этому дню. Семичный четверг считался девичьим праздником. А взрослым и парням-подросткам в этот день полагалось уже с раннего утра ехать на ближайшую ярмарку в город или большое село — людей посмотреть и себя показать. Учёные-этнографы отметили, что семичные торжества, хотя и приурочены к Троице, практически не имеют христианских корней: это почти целиком языческий праздник, связанный с поклонением древних славян духам умерших предков. Это для них ещё в дохристианскую эпоху юные девы заламывали берёзку, украшали её венками и оставляли в лесу угощение, которым, по поверью, ночью приходили лакомиться умершие представители рода».
Также указывают на существование обряда, связанного с тем же деревом, целью которого было обеспечение плодородия: молодую берёзу на краю поля срубали, с песнями носили по селу, а затем топили в реке либо же разрубали и разбрасывали по полю, передавая таким образом растительную силу дерева полю.
Восклицание «люли-люли» возможно, является свадебным, а также связанным с языческим богом любви и брака Лелем.
Береза считалась излюбленным местопребыванием русалок. В русальных песнях они представляются сидящими на зеленеющей или кривой березе.
Львов-Прач - Собрание народных русских песен
Песни русского народа в сборниках с нотами для голоса и текстами
«Собрание народных русских песен с их голосами» Львова-Прача
«Собрание русских простых песен с нотами» Трутовского (четыре части, изданные в 1776—1795 годах с дополнительным переизданием первой части в новой редакции в 1796 году) и «Собрание народных русских песен с их голосами на музыку положил Иван Прач> (1-е издание—1790, 2-е издание—1806 и 3-е издание— 1815) являются первыми печатными сборниками русских народных песен и как в силу этого, так и благодаря огромной ценности включенных в них песенных материалов имеют выдающееся музыкально-историческое значение. Возникнув почти одновременно в условиях большого подъема передовой общественной мысли в последней четверти XVIII века, они имели, однако, различную историческую судьбу. Сборник Трутовского. со времени выхода в свет его отдельных частей в ограниченном тираже, впоследствии не переиздавался и оставался до наших дней большой библиографической редкостью, ознакомление с ним было доступно лишь весьма ограниченному кругу специалистов-музыковедов—историков и фольклористов. Сборник же Прача, будучи выпущен в свет в трех изданиях при его жизни, был вновь переиздан еще раз в 1896 году, и материал его был весьма широко использован как в позднейших сборниках русских народных песен, имевших различное назначение, так и в творческой практике русских композиторов и в музыковедческой литературе.
Со времени опубликования вводной статьи А Е. Пальчнкова к изданию «Собрания народных русских песен с их голосами» в 1896 году под новым заглавием: «Русские народные песни, собранные Н. А. Львовым», этот сборник, бывший ранее известным под названием «Сборника Прача», стал называться «Сборником Львова-Прача», сохранив также и свое прежнее название. В связи с этим возник вопрос о том, кто же является действительным составителем этого сборника, являющегося одним из важнейщих музыкально-исторических документов в области публикаций материалов русского народного песенного творчества, их художественной обработки и их изучения? Основные данные по этому вопросу собраны пока, впредь до возможного открытия новых материалов, в уже упомянутой статье Пальчикова и в «Очерках по истории музыки в России» Н. Ф. Финдейзена, к которым мы и должны обратиться.
Как это видно уже из самого заглавия рассматриваемого нами сборника, «Собрание народных русских песен с их голосами на музыку положил Иван Прач» (подчеркнуто мною.— Е. Б.), этот последний выступает в нем лишь как «полагатель песен на музыку», то есть в основном как «аранжировщик» или «гармонизатор» песенных мелодий «Собрания», а также, возможно, и записыватель части их, поскольку значительная часть песенных мелодий «Собрания» заимствована как из сборника Трутовского, так и из других источников, о чем будет упомянуто в дальнейшем изложении настоящей статьи.
Эта роль Прача как гармонизатора песенных материалов сборника никем не отрицается. Иначе обстоит с вопросом об участии Прача в деле самого составления и оформления сборника, в деле подбора для него народного песенного материала, классификации этого материала и научного обоснования проделанной работы.
Всеми приводимыми в статье Пальчнкова (они упоминаются и в настоящем издании «Собрания народных русских песен») свидетельствами — Ф. П. Львова, Евгения Болховнтннова и Г. Р. Державина—подтверждается, что автором вводной статьи к «Собранию» является Н. А. Львов. Ф. П. Львов, кроме того, называет его составителем «Собрания», ограничивая участие в нем Прача лишь тем. что им были «положены на музыку», то есть снабжены фортепианным сопровождением «голоса» (мелодии) включенных в сборник песен. Что же касается Державина, то он мотивирует невозможность участия Прача в деле составления сборника, то есть в деле подбора для него песенного материала (мелодического и текстового), указанием на то, что «Прач совсем не знал русского языка и не мог разуметь ни характера, ни красот» русских народных песен, а «клал только слова на ноты по объявлению Львова».
Львову кроме основной роли в составлении сборника, принадлежала еще роль его издателя. 3 чем точно состояли издательские функции Львова, нам неизвестно. Но все же можно предполагать, что печатание первого издания «Собрания народных русских песен» в типографии Горного училища было организовано не без помощи Львова, имевшего непосредственное отношение к горному делу. Как это видно из данных, сообщаемых Н. Ф. Финдейзеном («Очерки по истории музыки в России», т. II. стр. 331), за Прачем сохранялось авторское право на весь материал «Собрания», и ему же лично принадлежали доски, на которых был награвирован нотный текст этого сборника. Это видно из обращения Прача в 1811 году в типографию Академии Наук, через которую он намерерался выпустить третье издание «Собрания». Прач просил типографию Академии, «чтобы Типография своим коштом и на своей хорошей бумаге отпечатала для него 600 экземпляров текстов и 900 экземпляров музыки. За сие Г. профессор Прач предоставляет Типографии: 1-е Навсегда 157 медных досок, на которых гравирована Музыка.—2-е Предоставляет также и право Авторское, которым (типография Академии.—В. Б.) может на всегда пользоваться, отпечатывая музыку продавать в свою пользу; но с тем: чтобы по выдаче ему желаемого количества экземпляров, Типография остановилась продажею от себя на один год». Условия Прача не были приняты Академией, и третье издание «Собрания народных русских песен» было отпечатано в Медицинской типографии в Петербурге (второе издание печаталось там же в типографии Шнора). Просьба Прача об издании 600 экземпляров одних текстов сборника объясняет нам также причину наличия в наших книжных собраниях нескольких экземпляров первого издания «Собрания народных русских песен» без нот, с одними песенными текстами и свидетельствует о том, что и первое издание «Собрания» было выпущено в свет в двух видах: полностью и с одними только песенными текстами.
Если роль Н.А. Львова как составителя «Собрания народных русских песен с их голосами» и как инициатора этого дела была определяющей, то также весьма значительной была и роль Прача как композитора, явившегося практическим оформителем этого начинания. И значительность этой роли послужила основанием сохранения за Прачем авторских прав на материал https://ale07.ru/music/notes/song/npr/prn1886_9_11.htm
Текст, собственно.:
"ВО ПОЛЕ БЕРЕЗА СТОЯЛА
Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли, люли стояла.
Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати,
Люли, люли заломати.
Как пойду я в лес, погуляю,
Белую березу заломаю.
Люли, люли заломаю.
Срежу с березы три пруточка,
Сделаю себе я три гудочка,
Люли, люли, три гудочка.
Четвертую балалайку,
Пойду на новые сени.
Люли, .люли, на сени.
Стану в балалаечку играти,
Стану я старого будити,
Люли, люли, будити:
«Встань ты, мой старый, проснися,
Борода седая, пробудися,
Люли, люли, пробудися.
Вот тебе помои, умойся,
Вот тебе рогожко, утрися,
Люли, люли, утрися.
Вот тебе лапотки, обуйся,
Вот тебе шубенка, оденься.
Люли, люли, оденься".
Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла,
Люли, люли, стояла.
Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати,
Люли, люли, заломати.
Как пойду я в лес, погуляю,
Белую березу заломаю,
Люли, люли, заломаю.
Срежу с березы три пруточка,
Сделаю себе я три гудочка,
Люли, люли, три гудочка.
Четвертую балалайку,
Пойду на новые сени,
Люли, люли, на сени.
Стану в балалаечку играти,
Стану я милого будити,
Люли, люли, будити:
«Встань ты, мой милый, проснися.
Ты, душа моя, пробудися,
Люли, люли, пробудися.
Вот тебе водица, умойся,
Вот те полотенце, утрися,
Люли, люли, утрися.
Вот тебе башмачки, обуйся,
Вот тебе кафтанчик, оденься,
Люли, люли, оденься…"
щит хеппннд, как говорится, когда некоторые жаждут быть более русскими, чем сами русские...и посконная аватарка не спасает...
Shit happens... Звучит более как "щщЫт хAпнс" - поговорка, как все поговорки, используется в настоящем времени..
благодарю. я записал в книжечку.