Татарские заимствования на Руси

 Высказывания советских историков о взаимоотношениях русских и татар

М.Н. Покровский, хотя и написал свою «Русскую историю с древнейших времен» в 1910 г., должен быть с полным правом отнесен к числу советских историков, так как его «История» только после Октябрьской революции получила наибольшее распространение, и сам автор, будучи старым большевиком с 1905 г., принимал деятельное участие в строительстве советского государства в качестве бессменного заместителя наркома по просвещению с 1918 г. по конец своей жизни в 1932 г., и написал в этот период много книг и статей по вопросам истории, причем его «Русская история в самом сжатом очерке» выдержала много изданий и долгое время употреблялась в школах как основное и единственное учебное руководство.

В своих трудах Покровский доказывал, что татары даже в XIII—XIV столетиях «были довольно высокоорганизованным полуоседлым народом», стоявшим выше своих русских противников (благодаря главным образом влиянию Китая, отчасти и арабов), и указывал, что влияние татарского завоевания на русских не ограничилось только отрицательным результатом, но имело и положительный, а именно оно содействовало сложению новой удельной Московской Руси. Покровский также отметил долговечность некоторых из введенных на Руси татарами учреждений, а именно: «сошного письма», «числа», «яма» и «тамги».

«В своих трудах Покровский доказывал, что татары даже в XIII—XIV столетиях «были довольно высокоорганизованным полуоседлым народом», стоявшим выше своих русских противников». Фото auction-imperia.ru

Из других историков нашего советского времени взаимоотношениями татар и русского народа занимался А.Н. Насонов («Монголы и Русь»). Но у него мы находим только изложение татарской политики до второй половины XIV в., политики, которая, по словам Маркса, заключалась в том, чтобы «натравливать русских князей друг на друга, поддерживать несогласия между ними, уравновешивать их силы, никому из них не давать усиливаться»; в то же время вопрос об оставленном нам татарами наследии в виде различного рода заимствований и влияний Насоновым совершенно не затронут.

Отрицательный отзыв о татарском влиянии на русскую жизнь из советских историков дал академик Б.Д. Греков в его коллективном (вместе с А.Ю. Якубовским) труде «Золотая Орда и ее падение», изд. АН СССР, 1950 г.

Греков отрицает первенство татар в введении на Руси переписей населения. Он также не видит большого татарского влияния на устройство на Руси правильных почтовых сообщений, на что указывал еще С.М. Соловьев, и на организацию финансово-податной системы русских княжеств. Вопроса о влиянии татар на организацию административного аппарата и на суд в Московской Руси Греков совершенно не касается. Признав, что «общение русского народа с Золотой Ордой… не могло не оставить следов на различных сторонах жизни русского общества, в частности на бытовой стороне», не отрицая «наличия в русском языке многих восточных слов, относящихся к политической, общественной и бытовой сторонам жизни», Греков пытается умалить это признание тем, что многие слова могли попасть к нам от арабов и через Западную Европу и быть заимствованы от турецких народов в домонгольский период русской истории.

Главнейшим мнениям о значении татарской власти в истории России Греков посвящает целую седьмую главу своего очерка. Эту главу он начинает двумя цитатами из проповедей владимирского епископа Серапиона (конец XIII в.), в которых рисуются ужасы татарского завоевания. Напоминая все испытания, пережитые русским народом во время завоевания его татарами, указывая на позор порабощения и на разорение русской земли, Серапион называл завоевателей «народом немилостивым, народом лютым, народом, не щадящим красоты юношей, немощи старцев, младости детей». Отмечая, что такие проповеди (вряд ли способные пробудить у русского народа симпатии к поработителям) духовенством в то время произносились часто, Греков как будто забывает свое утверждение, сделанное ранее и основанное на словах М.Н. Покровского, что ханы не ошиблись в своем расчете на содействие им русского духовенства: «публичная молитва о ханах внедряла в массы мысль о необходимости подчинения татарской власти».

Однако ни Покровский, ни Греков не указывают, откуда ими взяты сведения о публичной молитве за ханов. О таковых молитвах не говорят ни средневековые путешественники к татарам (Плано Карпини и Рубруквис), ни историки русской церкви (Голубинский). Судя по древним церковным служебникам и молитвенникам, на ектеньях обычно поминались князья, княгини и их чада и не всегда цари. Царями в служебниках назывались византийские василевсы, а не татарские ханы, которых наши летописи также именовали царями. В служебнике XIV ст. митрополита Киприана, который перевел этот служебник с греческого языка на русский, стоит поминовение «благочестивых и вернейших наших царей». Но вел. Василий Дмитриевич, хотя и принял митрополита Киприана, утвержденного константинопольским патриархом, но не позволил ему поминать царя, говоря: «мы имеем церковь, а царя не имеем и знать не хотим». Эти слова безусловно относились к царю византийскому (василевсу), а не к золотоордынскому (хану). В служебнике Варлаама, дословно сходном с служебником Киприана, вместо «царей» стоит «князья», а вместо «царство» — «владычество». В чине избрания и поставления в епископы начала XV в. в многолетии и ектеньях говорится только о великом князе и князьях, а не о царе.

«Греков отрицает первенство татар в введении на Руси переписей населения. Он также не видит большого татарского влияния на устройство на Руси правильных почтовых сообщений, на что указывал еще С.М. Соловьев, и на организацию финансово-податной системы русских княжеств». Фото litres.ru

Из ярлыков, данных золотоордынскими ханами русским митрополитам, видно, что ханы были озабочены тем, чтобы русское духовенство молилось Богу за них, за их жен и детей и за все их племя «без всякой скорби и печали», ради чего духовенству и были дарованы различные льготы, главным образом податного характера. В то же время ни один ярлык не требует, чтобы эти молитвы были публичными, наоборот, из них можно вывести заключение, что ханы имели в виду молитвы мысленные, сердечные. Так, в ярлыке хана Узбека, данном митрополиту Петру, мы читаем: «А попы и диаконы и причты церковные пожалованы от нас по первой нашей грамоте, и стоят молящийся за нас Богу правым сердцем и правою мыслью: а кто учнет неправым сердцем о нас молиться Богу, то грех о нем будет». Та же мысль повторяется и в ярлыке Менгу-Тимура русским митрополитам безыменно и всем церковным людям вообще: «аще ли кто иметь неправым сердцем за нас молите Бога, но тот грех на нем будет». Выражения: «то грех о нем будет» и «тот грех на нем будет» свидетельствуют о том, что ханы не требовали публичных молитв, при которых всякое уклонение от требуемой молитвы могло быть всегда замечено, и виновный в этом всегда мог быть подвергнут наказанию со стороны людей, а не только от Бога.

После Серапиона Греков приводит мнения о татарском владычестве историка XVIII века Болтина, затем Карамзина, Полевого и Соловьева, не сопровождая их никакими комментариями. Приводя далее мнения и высказывания других русских историков о влиянии татар на различные стороны русской жизни, Греков сопровождает их весьма строгими оценками: «Костомаров совершенно неправильно понимал процесс образования русского централизованного государства». «С этой ненаучной теорией заимствования (Бестужева-Рюмина, — С.А.) согласны были и… М.А. Дьяконов и В.И. Савва». «Ключевский не только не сделал ни одного шага вперед в понимании образования русского государства… но вернулся к самому порочному толкованию этого вопроса… отсюда он, как и Костомаров, делает грубейшую ошибку в понимании одного из важнейших вопросов истории России». «Платонов не понимал ни подлинных причин прекращения княжеских усобиц, ни роли татар, мешавших, а не содействовавших образованию русского государства». «Сергеевич… тоже придавал татарской власти немаловажное значение». «Антинаучную точку зрения на вопрос высказал М.Н. Покровский». В его высказываниях «сказалась вся концепция автора со всеми ее нелепостями». Грушевский, по отзыву Грекова, является в этом вопросе представителем «украинской националистической антинаучной и политически тенденциозной историографии». Обзор мнений главнейших русских историков прошлого времени Греков заканчивает следующими словами: «С такими печальными итогами по одному из крупнейших вопросов истории России пришла буржуазная историография к концу своего существования».

Взглядам русских буржуазных историков, не понявших «настоящей сущности роли татарского ига», Греков противополагает мнения Пушкина и Чернышевского, которые видели главную заслугу русских в том, что они были невольными и бессознательными спасителями Европы от монгольского ига: что «их необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы», и что русские «были спасителями от монголов… Европы, быв ей стеной». Более, однако, интересен для нас и верен следующий отзыв Пушкина о татарах, о их влиянии на русскую жизнь, отзыв, помещенный Грековым в качестве эпиграфа к написанной им части цитируемой книги «Татары не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля».

В заключении Греков высказывает следующее положение, которое вряд ли бы стали оспаривать и все те, ныне покойные, историки, которых он подверг такой суровой критике: «Не при содействии татар, а именно в процессе тяжелой борьбы русского народа с золотоордынским гнетом создавалось русское государство с Москвой во главе. Не Золотая Орда его создала, а родилось оно вопреки воле татарского хана, вопреки интереса его власти».

Соавтор Грекова, историк Средней Азии профессор А.Ю. Якубовский, признавал наличие древней и сложной культуры в Хорезме, Булгарах и крымских городах, вошедших в состав золотоордынского государства, а также большого влияния Хорезма на культуру и искусство золотоордынских городов Нижнего Поволжья, в частности на умственную жизнь столиц Золотой Орды, обоих Сараев (Бату и Берке), указывает на неправильное представление многих о полной дикости монголов начала XIII века. Он говорит: «Мы не раз отмечали, что широко распространенное представление о монголах (татарах) как о варварах, стоящих на чрезвычайно низком уровне цивилизации, не соответствует действительности».

Проф. М.Н. Тихомиров в 1946 г. высказал положение, что «не только русские влияли на татар, а в XVI в. татары, т.е., вернее, при посредстве татар Средняя Азия чрезвычайно влияла на русскую культуру. И если мы от этого отмахнемся, — добавил он, — то также сделаем большую ошибку».

«В 1825 г. Рихтер поместил в «Отечественных Записках» небольшую, но очень содержательную статью под названием «Исследования о влиянии монголо-татар на Россию», скромно скрывши свое имя в конце статьи под инициалами А.Р.». Фото litfund.ru

4. А.Ф. Рихтер. Ложный патриотизм русских ученых. Отзывы иностранцев

Таким образом, большинство крупных наших историков, говоря о влиянии татар на русскую жизнь, останавливали свое внимание, главным образом, на следующих последствиях этого влияния: на разделении Руси на Восточную и Западную, на объединении русских княжеств и развитии единовластия и самодержавия; на задержке в развитии просвещения и огрубении нравов; на порче нравов и обнищании народных масс. Из этих вопросов они больше всего заостряли свое внимание на замене народоправства самодержавием и на огрубении нравов.

Детальной разработкой вопроса о татарском влиянии на русскую жизнь: на ее государственные учреждения, финансовую политику, быт и нравы общества и на язык, — иными словами с разного рода позаимствованиях у татар или через их посредство, кроме Леонтовича и мало известного теперь Рихтера, никто не занимался.

Александр Федорович Рихтер, писатель и переводчик, родился в 1797 году. Он служил в Департаменте государственного хозяйства и публичных зданий и был некоторое время домашним секретарем государственного канцлера, графа Н.П. Румянцева, известного любителя русской старины и основателя Румянцевского музея, ныне Государственной публичной библиотеки имени В.И. Ленина. Рихтер состоял членом Вольного общества любителей словесности и общества любителей словесности, наук и художеств. В 1815 году он издавал вместе с В. Федоровым журнал «Кабинет Аспазии»; сотрудничал в ряде литературных журналов первой четверти XIX столетия. Умер 16 января 1826 года на 33-м году своей жизни.

В 1825 г. Рихтер поместил в «Отечественных Записках» небольшую, но очень содержательную статью под названием «Исследования о влиянии монголо-татар на Россию», скромно скрывши свое имя в конце статьи под инициалами А.Р. Этой статье предпослан следующий эпиграф из «Наказа» Екатерины II: «Чем больше сообщения имеют между собой народы, тем удобнее перенимают обычаи».

Вот краткое содержание этой статьи:

Татары не навязывали русским ни своих законов, ни обычаев, ни языка. Русские позаимствовали татарские обычаи из подражания.

Восточное великолепие при дворе наших царей. Послы к царю говорят речи, стоя на коленях. Происхождение выражения «бью челом».

Пожалование одеждами — шубами и кафтанами. Отчуждение царей от народа. Трудность доступа в их дворцы.

Пышность царских выездов. Происхождение титула «Белый царь».

Теремная жизнь женщины у русских бояр. Жених не имел права видеть свою невесту раньше оговора или венчания.

Выезды знатных женщин в закрытых экипажах в сопровождении нескольких десятков служителей. Царицу, при ее выезде за город, знатные женщины сопровождали верхами.

Мода на восточные одежды, головные уборы и обувь. Бритье головы. В присутствии царя придворные остаются в высоких шапках.

Заимствование от татар шляп, употребляемых китайцами и японцами.

Распространение обычая входить в церковь с покрытой головой и в тафье.

Учреждение в Москве ночных караулов и решеток для замыкания кварталов.

Строительство гостиниц или караван-сараев, названных по-татарски кабаками.

Ознакомление через татар с чаем в XVII столетии. Позаимствование калачей с Востока, согласно показаниям Абул-гази.

Организация войска по монгольскому образцу. Способы ведения войны. Распространение татарского оружия, конского прибора и всего воинского снаряда. Возникновение казачества.

«Мода на восточные одежды, головные уборы и обувь. Бритье головы. В присутствии царя придворные остаются в высоких шапках».Одежда русских и тартар. Гравюра из книги Сигизмунда Герберштейна «Записки о Московитских делах». Фото booksite.ru

Переходя к рассмотрению татарского влияния на гражданские законы, автор, по-видимому, «страха ради иудейска» счел нужным оградить себя следующим примечанием: «В следующем, поверхностном обозрении гражданских законов сочинитель сей статьи хотел только заметить влияния на оные монголо-татарского владычества; но ближайшее рассмотрение сих законов открывает неотрицаемую мудрость законодателей, знавших хорошо дух времени и нравы народа». Татарам он приписывает появление на Руси мучительных наказаний: битье кнутом, плетьми, сажание на кол, пытки, — и сопровождает перечень их ссылками на указы, которыми они были отменены. Среди этих мероприятий он называет также правеж и тарханные грамоты, которые действительно были позаимствованы от татар.

Далее Рихтер говорит о постройке куполообразных зданий по азиатскому образцу.

Распространение географических познаний от Китая, Северной и Средней Азии. Позаимствование от татар названия Китай, вместо Хина, или Чина, усвоенных европейцами.

Позаимствование с Востока балалайки и барабана. Искусство наводить чернь на серебро и сталь. Писание, сидя на коленях. Чеканка металлической монеты. Татарские термины: деньга, полушка (пол), алтын. Названия мер длины. Счеты.

Проникновение в русский язык многих восточных слов, в частности названий драгоценных камней и минералов.

Страсть к сказкам и повестям. Порча нравов: раболепство перед высшими, высокомерие по отношению к низшим. Недоступность знатных людей.

Льготы, предоставленные духовенству.

Принятие татарами христианства и поступление их на русскую службу. Знатные фамилии татарского происхождения.

Статья Рихтера подкреплена многочисленными ссылками на истории Щербатова и Карамзина, на критические примечания Болтина и на «опыт повествования о древностях русских» Успенского, и на многие другие русские работы; на иностранцев: Кранца, Мейерберга, Рейтенфельса, Герберштейна, Гваньини, Маржерета, Олеария, Витзена и многих других; на Родословную историю о татарах Абулгази — Бахадур Хана.

Слишком строгий отзыв об этой статье дал А. Афанасьев, автор «Указателя статей, помещенных в «Отечественных записках» за 1818—1830 гг. В этом отзыве он, изложив кратко содержание статьи Рихтера по 8 пунктам, заключил его словами: «Автор слишком много говорит о нравах и обычаях, как будто их можно беспрепятственно перетаскивать с одной почвы на другую. Мысль о влиянии монголов у него доведена до странной крайности; этому влиянию автор приписывает употребление на Руси калачей и игру на балалайке; казаки по его мнению, одолжены своим происхождением татарам».

Статья Рихтера, содержавшая в себе много верных мыслей и наблюдений, позднейшим историкам или осталась неизвестною, или просто незаслуженно ими замалчивалась.

Как бы ни замалчивался вопрос о татарских влияниях на древнюю Русь, какие бы строгие отзывы мы ни находили у ученых рецензентов, нельзя отрицать только одного — что влияние это было и что оно должно было быть велико, так как оно продолжалось не только в период так называемого татарского ига в течении 250 лет его существования, но и более столетия после его, пока Россия не повернула окончательно и бесповоротно лицом к Западу, к Европе.

«Ознакомление через татар с чаем в XVII столетии. Позаимствование калачей с Востока, согласно показаниям Абул-гази». Репродукция картины В. Ф. Стожарова «Чай с калачами» с сайта bolshoyvopros.ru

Что же касается замалчивания по этому вопросу со стороны многих историков или их стремления найти в татарских влияниях на Русь лишь одни отрицательные стороны, то мы это склонны объяснить лишь чувством ложного патриотизма, переходящего иногда даже в шовинизм. Отрицание возможности позаимствований под татар в нашем быту и государственных учреждениях исходила у многих историков из пренебрежительного взгляда на культурный уровень татарского народа, взгляда, так хорошо выраженного автором трактата «О любви к отечеству и народной гордости» Н.М. Карамзиным: «Несмотря на унижение рабства, мы чувствовали свое превосходство в отношении к народу кочующему». Утверждая, что «русские вышли из-под ига более с европейским, чем с азиатским характером» и не позаимствовали от татар ни обычаев, ни даже слов, Карамзин заканчивает это утверждение риторическим вопросом: «Новые понятия, новые вещи требуют новых слов: что народ гражданский мог узнать у кочующего?». И даже последующие историки, которым хорошо должно было быть известно, что «кочующие» включили в свои владения много очагов древней высокой оседлой культуры, а, приняв Ислам, сами усвоили высокую культуру мусульманских народов, эти историки, повторяем, совершенно не хотели считаться с указанными обстоятельствами.

Иностранцы, для которых своеобразие русской культуры и ее отличия от общеевропейской были заметнее, чем для самих русских, всегда отмечали в ней влияния Азии. Так, например, в сборнике известного французского издателя и лексикографа Ларусса, озаглавленном «La Russie geographique, ethnographique, historique etc.», один из соавторов этого сборника писал о России: «Влияние татарщины отразилось не только на языке, но и на нравах народа: он сделался наполовину азиатским, как южная часть Италии была греческой». Чтобы выяснить, какими путями Азиатский мир оказывал влияние на русский народ в прошлом, необходимо, хотя бы вкратце, вспомнить взаимоотношение русских с турецко-татарским миром.
 

Обычно принято считать название монеты «копейка» чисто русским словом, и производят его от «копья», которое якобы можно видеть в руках всадника, изображенного на старинных русских серебряных монетах — «копейках». Однако в 1830 г. казанский профессор Ф. Эрдман предложил другое объяснение происхождения названия «копейка». Он указал на существование у татар во времена Тимура (1370—1405) монет с изображением собаки. Так как собака по-татарски называется «копек», то монеты с изображением собаки и назывались по-татарски «динари-копеки или просто «копеки», и при счете денег говорили: сколько-то «копек» .Первое упоминание о копейках, по словам Эрдмана, находится в «Истории Тамерлана» под 789 (1387) годом.

К концу XIX в произошло разногласие относительно правописания этого слова: через букву «ять» от предполагаемого слова «капея» или через букву «е» от «копья», которое держит в руке изображенный на монете всадник.
Далее 3 копейки-алтын.Это татарское слово «алтын», которым обозначалась стоимость шести «денег», равная 3 копейкам. По-татарски «алты» означает шесть.До Петра I алтыны не чеканились, на них только велся счет. Само татарское слово «алтын» сложное образовавшееся из двух слов: «алты тийн» — «шесть белок».

От татар русскими были позаимствованы и следующие меры веса и длины: анасырь, безмен, батман, контарь и аршин.

Анасырь в конце XVI в. был мерой веса ,был равен 96 золотникам и соответствовал иракскому ратлу.Вес иракского ратла и «нынешнего анасыря» соответствовал дореволюционному фунту, т. е. 409,51 грамма.

Безмен (от тюркского «батман») был не только орудием для взвешивания, но и мерой веса. Как мера веса он равнялся приблизительно 21⁄2 гривенкам, т. е. двум с половиной фунтам или, приблизительно, одному килограмму. В царской России в XIX столетии в Казанской и соседних губерниях батманом называлась мера зернового хлеба в 41⁄2 пуда весом.

Арабская мера веса «кынтар», содержавшая в себе сто иракских ратлов, была позаимствована у арабов персами, а от последних, вероятно, через посредство татар перешла к русским в форме «контарь». Русский контарь заключал в себе 100 фунтов или 2,5 пуда (40,95 кг.), т. е. вполне соответствовал арабскому кынтару. (В современном арабском кынтаре тоже 100 ратлов, но современный ратл почти вдвое легче старинного — иракского: всего 2564 г).

Аршин (от перс. «арш», «араш» — локоть, рука от кисти до локтя), заимствованный у турецких народов, до Алексея Михайловича представлял из себя меру различной длины, что и явилось поводом к созданию пословицы: «каждый купец на свой аршин меряет». Окончательная длина аршина была установлена при Петре I: в подражание английскому ярду, делимому на 16 нейлей, он стал делиться на 16 вершков.

В дореволюционной России бумага продавалась стопами, стопа состояла из 20 дестей по 24 листа в каждой дести. Слово «десть» персидское (даст — «рука», «раз», «прием»), указывающее на то, что русские познакомились с бумагой на Востоке.. Само слово «бумага» производят или от слова «бамбук», или от монгольского «пумбук», что означает хлопок. По словам И.Т. Малкина, первая бумага была завезена на Русь татарами.

Счеты, употребляемые русскими счетоводами и бухгалтерами для механического воспроизведения четырех арифметических действий при помощи шариков, надетых на проволоку, в странах Западной Европы совершенно неизвестны. До изобретения счетных машин все арифметические действия обычно производились там на бумаге путем умственного подсчета. Поэтому принято было думать, что счеты являются чисто русским изобретением. Однако это, по-видимому, не так.

Голландский географ Витзен в своем капитальном труде Noorden Oost Tartarye, вышедшем в 1692 г. и составленном в части, касающейся Сибири, преимущественно по русским источникам, говорит, что счеты привез с собою из Золотой Орды при Дмитрии Донском татарский князь, принявший христианство, а вместе с ним и русское имя Спиридона. Поступив на службу к московскому князю, Спиридон вынужден был принять участие в сражении с бывшими своими единоплеменниками, был взят ими в плен и изрублен ими на мелкие куски, причем его тело «будто бы строгали». Поэтому его сын, родившийся в России после смерти своего отца, получил прозвище Строгонова. Это фамильное прозвище было усвоено и последующим его потомками, где Строгоновы завели соляные варницы, обратили на себя благосклонное внимание московского правительства, затем сосредоточили в своих руках громадные земли по Каме и на среднем Урале.

Источник : https://realnoevremya.ru/articles/124204-o-tatarskom-vliyanii-na-zhizn-russkogo-naroda-chast-5

 

IV. Быт

2. Предметы домашнего обихода. Музыкальные инструменты. Кушанья

Вне татарского влияния не остались и предметы домашней обстановки и утвари. Здесь, прежде всего, следует отметить позаимствованное от татар тюркское слово «очаг», которое у турецких народов означало не только топку — место где поддерживается огонь, но и символизировало семью, род. Рядом с очагом в русских кухнях можно бывает встретить и татарский таган — железный обруч на ножках, служащий подставкой для котла, чугуна и иной посуды для приготовления пищи на щепочках на шестке русской печи.

Помещения московских приказов, царских палат и богатых частных домов в XVII столетии освещались фонарями и свечами. В фонарях вместо стекла вставлялась слюда или рыбный пузырь, в котором заключается рыбная икра. Фонарь — слово греческое, издавна вошедшее в персидский язык, откуда его позаимствовали и арабы. Возможно, что и русские взяли слово «фонарь» от персов через посредство татар. Таким же образом могло проникнуть в русский язык и арабское слово «фитиль», происходящее от чисто арабского корня фатала, что означает «вить», «крутить».

Свечи вставлялись в подсвечники — шандалы. Последнее слово, дожившее до XX столетия, в XVII веке произносилось ближе к своему прообразу, персидскому слову шамъдан (от араб. шам — «свеча», и персидского суффикса дан, обозначающего вместилище), а именно: шандан и шендан. Шанданы в XVII столетии были очень разнообразны и по своей форме, и по материалу, и по назначению. Они были настольные и висячие, или «вислые», вроде наших люстр; делались они и деревянные, и железные, и медные; были литые и дутые.

Скамьи и лавки в московских приказах в XVII столетии покрывались тюфяками или «тюшаками», что ясно указывает на татарское происхождение этого слова. Фото wikipedia.org (Александр Янов. Приказ в Москве)

Скамьи и лавки в московских приказах в XVII столетии покрывались тюфяками или «тюшаками», что ясно указывает на татарское происхождение этого слова. Тюфяки делались из кожи разных сортов и набивались шерстью или простым войлоком. Вроде тюфяков были и стеганые подушки, которые носили татарское название миндер или миндерь. Судя по старинным описям, они употреблялись для сиденья в санях и колымагах, и известны с XVI века.

Вошедший в домашний обиход в качестве спальной принадлежности войлок, возможно, тоже является татарским позаимствованием. По мнению академика Б.А. Дорна, это слово могло произойти от тюркского ojlik, которое означало все то, «что служит к покрытию чего-либо»; отсюда русское войлок как материал для покрытия кибитки. К числу тюркизмов некоторые филологи (Рейер, Булаховский) относят и слово кошма. Кроме войлока и кошмы, в богатых домах скамьи покрывались коврами, особый сорт которых — ковры без ворса, род гобеленов — носил персидское название килимов.

Лавки с подымающейся крышкой, образующие ящик для хранения различных вещей, назывались в XVII столетии татарским словом рундук (от урындык – «сиденье»). Такие лавки сохранились и до сих пор в татарских деревнях.

Одежда хранилась в сундуках — восточном позаимствовании (перс. сандук от араб. сундук). Как и теперь, в XVII веке сундуки часто сковывались железными полосами. Современный дорожный чемодан — тоже персидское название (от перс. джама — «одежда», джамдан — «платяной шкаф, сундук, чемодан»). Русская фамилия Чемоданов известна с 1528 года.

Из мебели позаимствования были, по-видимому, с Кавказа. Персидская тахта — низкий, широкий диван без спинки, покрытый ковром (перс. тахт — «престол, софа, диван»), а от турок — софа, низкий мягкий диван со спинкой и с подушками.

Одежда хранилась в сундуках — восточном позаимствовании (перс. сандук от араб. сундук). Фото artpoisk.info (Пукирев В. В. Прием приданого по росписи)

Из старинной посуды, носящей восточные названия, следует отметить бадьи, баклаги, корчаги, кумганы, лахани, мамаи, стаканы, тазы, чары, чумы.

1. Бадья — широкое плоское деревянное ведро, обычно употребляемое для того, чтобы доставать воду из колодца. Это слово заимствовано у северных тюрков («бадие» и «бадиа»), которые, в свою очередь, взяли его из персидского языка (перс. бадие — «сосуд для вина»). У османских турок бадья — «большой, открытый деревянный или глиняный сосуд для вина», а также «корыто».
2. Баклага — сосуд для вина или воды в виде сплющенной тыквы. Некоторые авторы считают название этого сосуда татарским словом.
3. Слово корчага вошло в русский язык еще в домонгольский период русской истории. Проф. Мелиоранский сближает это слово с алтайским карчак — «ящик, сундук», и эта этимология считается до сих пор общепринятой.
4. Кумган — так назывались медные рукомойники, являвшиеся обычной принадлежностью московских приказов в XVII столетии. Кумган — слово татарское, употребляющееся и теперь у татар для обозначения медного сосуда с ручкой и носиком, служащего преимущественно для омовений.
5. Лахань, лохань — посудина круглой или продолговатой формы для грязной воды — является персидским словом (перс. лаган —«медный таз»), откуда, вероятно, произошло и русское слово «лагун» — «большая бочка с отверстием посредине».
6. Мамай — братина особого типа, вошедшая в моду с начала XVII века. Первоначально этим именем назывались, по-видимому, трофейные сосуды, взятые в разное время у татар. Впервые это слово встречается в духовной грамоте вологодского удельного князя Андрея Ивановича Меньшого, брата Иоанна III. В 1591 году царь Федор Иоаннович подарил Борису Годунову золотое судно по случаю поражения крымского хана Казы-Гирея, которое было названо «мамаем» в воспоминание о победе, одержанной над Мамаем вел. князем Дмитрием Донским.
7. Слово стакан произошло от старинного достакан, упоминаемого еще в духовной грамоте Дмитрия Ивановича Донского 1509 года. Слово «достакан» — казахское: по-казахски «тустаган» значит блюдо и является тамгой рода Табын Малой Оpды. Это слово вошло и в современный татарско-казахский язык со значением «чашка, ковш, стакан».
8. Слово таз, надо думать, позаимствовано русскими у персов или и у турок, так как это арабское слово сделалось достоянием обоих этих народов.
9. Чара. Это тюркское слово вошло в древний русский язык еще в домонгольский период. Впервые оно встречается в надписи на чаре князя Владимира Давидовича Черниговского от 1161 года. Оно в употреблении во многих тюркских диалектах и означает большую чашу. У монгол чара (цара) — металлическая чаша на ножках без крышки в виде блюда-ендова.
10. Чум. В 1328 году Иван Данилович Калита завещал своему брату два золотых чума. Чумами или чумками назывались в старину половники с длинной ручкой. По словам Аристова, такие половники и «доселе называются в Тамбовской губернии чумичкой». Это последнее слово зарегистрировал в Новгородской губ. Эрдман. Название «чумыч» по-казахски означает большую деревянную ложку и служит тамгою рода Рамалан Казахской Малой Орды.

Позже русские усвоили новый вид посуды — саган, род большой чаши или миски. Sahan слово турецкое и означает «медное блюдо», «поднос». Наши советские хозяйственные магазины познакомили русскую публику с восточной посудой для чая, плова и супа, имеющую форму расширяющейся кверху чашки без ручки, и обогатили русский язык ее персидским названием «пиала», которое еще не успел включить в себя «Толковый Словарь» Ушакова. Такая посуда и раньше выделывалась на русских фарфоровых фабриках специально для Ср. Азии и Ирана, но она на внутренний рынок не поступала, а потому русские не знали ни ее, ни ее названия.

Из других предметов домашнего обихода от тюркских народов были позаимствованы: утюг, набалдашник — округлая надставка на верхний конец трости, чубук и люлька, в значении курительной трубки. Фото wikipedia.org

На старинных ковшах ручки часто украшались различными узорами или фигурами, заключенными в форму круга. Эти фигуры и знаки в XV столетии носили восточное название «мишенец» (от перс. нишан — «знак, метка»).

Из других предметов домашнего обихода от тюркских народов были позаимствованы: утюг (тат. оток, ото); набалдашник — округлая надставка на верхний конец трости (от тюрк. балдак — «эфес, рукоятка»); чубук — «длинная трубка для курения табаку» и люлька, в значении курительной трубки. Последнее слово турки в свою очередь получили от персов.

К предметам домашней обстановки можно отнести и музыкальные инструменты. Об их широком распространения в Московской Руси можно судить по тому, что в XVII столетии против них был предпринят со стороны высшего духовенства целый поход. Найдя, что население злоупотребляет музыкой, распевая под нее в кабаках, корчмах и на улицах всякого рода срамные песни, патриарх при царе Алексее Михайловиче сначала отдал распоряжение отбирать все музыкальные инструменты на улицах у гуляк, а затем воспретил русским вообще всякого рода инструментальную музыку, приказал отбирать музыкальные инструменты в домах, вывозить их за Москву-реку и предавать сожжению.

Многие музыкальные инструменты, особенно ударные и струнные, были позаимствованы русскими с Востока, преимущественно у тюркских народов. Эти инструменты употреблялись не только в общественной и частной жизни на пирах, праздниках и вечеринках, но и в военном деле для подачи различного рода сигналов, а также во время сражений для воодушевления воинов и устрашения врагов. С последней целью употреблялись восточные набаты и сурны.

Набат — огромный величины медный барабан, который возили на доске, положенной на четырех лошадях. Этих лошадей связывали цепями, и к каждому барабану приставляли no 8 барабанщиков. При каждом воеводе было около 10 или 12 набатов. По словам Маржерета, в набат били только тогда, когда готовились к сражению, либо во время незначительной стычки, а один набат употребляли ежедневно: им давали сигналы слезать или садиться на коней. Флетчер говорит о применении набата несколько иначе. Когда, по его словам, русские начинали наступление на врага, то они поднимали сильный крик, что вместе с звуками труб и набатов производило дикий страшный шум.

Набат — слово арабское, заимствованное от арабов персами. У последних оно означало «перемену», «смену» (стражи или караула), а также военную музыку, играющую несколько раз в день у ворот губернаторского дворца. В простонародном сирийском диалекте слово набат имеет значение «музыка», «музыкальный концерт», «оркестр».

Украина, Запорожье, тулумбас (барабан) в Музее истории оружия. Фото wikipedia.org

Сурна, или зурна, — старинный персидский музыкальный инструмент, род дудки или флейты. Свое имя она получила от двух персидских слов: сур — «пир, свадьба» и най (на) — «тростник, флейта». Этот инструмент был известен еще половцам. По словам Михневича, старинная зурна представляла из себя длинную трубу с разнообразно (трояко) загнутым нижним концом. Сурна была позаимствована нашими предками у татар. Там, где описывая поход Святослава 1220 года против камских болгар, более древняя Воскресенская летопись упоминает сопели («и пойде полк по полце бьюще в бубны и трубы и в сопели»), более поздняя Никоновская летопись, при описании того же события модернизируя язык, заменяет сопели сурной («в сурны»). Кроме употребления их в бою для воодушевления воинов, сурны употреблялись и для подачи сигналов военачальникам для явки их к царскому шатру за получением поручений. На них же играли при различного рода увеселениях и на парадах, причем различались сурны и суреньки: когда в 1674 году царь Алексей Михайлович после ужина «изволил себя тешить всякими играми, играл в орган немчин, и в сурну, и в трубы трубил, и в суреньки играли, и по накрам и литаврам били». Очевидно, разница между сурной и суреньками состояла главным образом в размерах инструмента.

Герберштейн, наблюдая русскую жизнь при Василии III, отметил, что когда русские играют на зурне, то они могут извлекать из нее звуки без передышки почти в течении целого часа. «Они обыкновенно, — рассказывает про русских Герберштейн, — наполняют воздухом щеки, а затем, научившись одновременно втягивать воздух ноздрями, издают трубой звук без перерыва».

Современная зурна, широко распространенная на Ближнем Востоке, представляет из себя примитивную языковую свирель с восемью голосовыми отверстиями и раструбом.

К ударным инструментам восточного происхождения, употреблявшимся в Московской Руси, кроме набатов, принадлежали еще литавры, накры и тулумбасы.

Литавры (от араб. аль-табль — «род барабана») — музыкальный инструмент в виде полукруглой чаши с натянутой кожей. Они были медные, а иногда и серебряные. Литавры употреблялись обыкновенно конными воинами и привязывались по обеим сторонам седла. По свидетельству Олеария, небольшие литавры употреблялись русскими вельможами при проезде по улицам Москвы. Ударяя в них рукояткой кнута, они заставляли народ расступаться перед ними и давать дорогу.

Накра, нагара, ногара (перс. наккара) — особый вид литавров. Афанасий Никитин в своем путешествии в Индию рассказывает: «выехал султан... ино с ним... да верблюдов сто с накрами, да трубников 300». Как сказано выше, царь Алексей Михайлович устраивал музыкальные вечера с игрой на накрах, литаврах и других инструментах.

При Борисе Годунове существовали тулумбазы или тулунбазы — род небольшого бубна, состоящего из металлической или деревянной чашечки с натянутой наверху кожей, по которой ударяли шариком, прикрепленным к короткой плети, так называемою вещагою. Пешие носили тулумбазы в левой руке, а конные привязывали их с правой стороны к луке седла. Название «тулумбаз» турецкое: тулум значат «мех, поясной мешок, волынка», а тулумбаз — «литаврщик».

Значительно позже появился у русских барабан. Слово «барабан», по мнению лексикологов, восточное или тюркское или персидское. Проф. Мелиоранский сближает его с турецким словом балабан, что значит «огромный, громадный, великан, гигант». Это турецкое слово было усвоено и персами, у которых в их языке оно получило значение «барабан», а барабанщик стал называться на турецкий лад «балабанчи».

Из струнных инструментов, позаимствованных у татар, следует назвать кобзу, домбру и балалайку.

Вильгельм Бер. «Русский мальчик с балалайкой» (1889). Фото wikipedia.org

Кобза (тюрк. — музыкальный инструмент с закругленным кузовом, первоначально с двумя струнами, потом с 4—8 парами струн). Кобза была распространена на Украине, где впоследствии была вытеснена бандурой. Кобза под именем копуз, кобуз — у казахов, и кобыс — у сибирских татар, бытует у этих народов до сих пор и называется русской скрипкой. Чтобы иметь представление об этом восточном инструменте, даем описание его у ногайских татар, сделанное русским этнографом середины XIХ столетия: «Кобуз, этот почти единственный ногайский музыкальный инструмент, весьма оригинален по устройству. На кобузе, имеющем две волосяные струны, почти всегда черные, играют при помощи смычка (тартка), состоящего всегда из белого волоса, и никогда не натягиваемого туго; во время же игры правая рука артиста продевается между волосяною тетивою в том месте, где она обшита холстом и натягивает ее столько сколько нужно для игры... Струны кобуза, как обыкновенно, наматываются на колки, а с противоположного конца поддерживаются деревянною подставкой (эсэк)... На кобузе играют не так, как играют на нашей скрипке, т.е. не прижимают нижнюю шейку ее подбородком, а держат совершенно так, как держат виолончель, с той только, впрочем, разницей, что заматывают около руки петлю на ремне, привязанную к спинке кобуза (кобузде аркасе). Бакши, перебирая струны и водя по ним смычком, сильно трясут в такт всем составом кобуза и производят оглушительный скрип, звон и бряканье, тем более оглушительное, чем более кобуз».

Домра (каз. с перс.) — старинный русский щипковый музыкальный инструмент азиатского происхождения, с деревянным корпусом округленно-грушевидной формы, длинной шейкой и тремя или четырьмя металлическими струнами. Известен в истории Московской Руси с начала XVII века.

Этот инструмент был в употреблении и у калмыков под именем домра, и у казахов под названием домбра, думбра, и у туркмен, которые называли его тамдра. По словам вышеупомянутого этнографа, «две ее (тамдры) жильные струны производят при каждом прикосновении к ним чистый, ровный, серебристый звук» и пение туркменского певца «способно тронуть самую твердую душу и произвести восторг даже в людях, не знающих туркменского языка: таковы эти плавные, строчные, всеувлекающие, хотя и азиатские звуки тамдры и поэтических напевов туркменских бакши».

На смену старинной домре в XVIII столетии пришла балалайка, трехструнный музыкальный инструмент треугольной формы. На балалайке играют бряцанием — движением кисти руки, проводя пальцами по струнам, и щипком. Название «балалайка», по Рейфу и Горяйнову, позаимствовано у татар. Фаминцын видел в балалайке видоизмененную домбру казаков (казахов), отличающуюся от балалайки тем, что нижний край ее треугольной деки короче балалаечного, и она имеет только две струны.

Калмыцкое название домра, казахское — домбра и думбра и туркменское тамдра имеют большое звуковое сходство с названиями современных струнных инструментов, широко распространенных на мусульманском востоке: у персов — танбур, у арабов — тунбур, что принято переводить словом «гитара». Арабские филологи считают это слово персидским по своему происхождению.