Программа «Сделано в Китае 2025»: первый из трех шагов Пекина на пути достижения абсолютного мирового доминирования

Судя по всему, провозглашая в 2015 году стратегическую программу развития национальной промышленности «Made in China 2025»  (MIC2025) власти КНР не ожидали масштаба геополитических проблем,  которые она вызовет. Отчасти ввиду серьезного различия в культурном коде  между Китаем и Западом. Видимо предполагалось, что когда истинная мощь  Поднебесной станет непререкаемой, противники предпочтут «договориться  миром». В то же время следует признать и ошибку самого Запада, слишком  буквально воспринявшим заявленное название.

Представляя  стратегический проект мирового доминирования своей цивилизации,  китайское руководство использовало термин «made», имеющий несколько  смысловых значений. Чаще всего он переводится как «сделано» или  «произведено» в смысле — изготовлено. Что автоматически превратило  анонсированную идею в заявку на простое наращивание объема промышленного  производства. Особенно в сочетании с не скрываемой китайцами аналогии с  очень похожей германской инициативой «Индустрия 4.0», а также как бы  логичным продолжением действовавшего с 2006 года китайского Плана  инноваций Ху Цзиньтао, нацеленного на переход от отверточной сборки к  собственному производству.

Таким образом,  коллективный Запад увидел в проекте лишь только его надводную часть.  Китай собирается нарастить количество своих заводов? Прекрасно. Отличная  область для инвестиционного дохода. Контроль в любом случае останется  за Западом, владеющим всеми ключевыми и блокирующими технологиями, на  добрых пару поколений превосходящими инженерную школу Китая. К тому же  по объему финансирования НИОКР Запада превосходил «выскочку» в разы, что  гарантировало сохранение превосходства навечно.

Западной  элите казалось, что самая часто упоминаемая «ближайшая цель» — это и  есть суть всей MIC2025. Министр промышленности и информационных  технологий КНР Мяо Вэй 13 мая 2015 года на международной конференции по  интеллектуальному производству сказал, что страна намерена реализовать  пять крупных проектов: создать умную производственную технологию,  создать инновационные отрасли, создать инновационное оборудование и  создать «зеленое» производство. Ни одно из перечисленных «создать»  особенно грозным не выглядело.

Китайцы хотят самостоятельно  производить станки? Флаг им в руки. Все хотят, не у всех получается.  Китайцы намерены продвинуться в фармакологии? Похвально. Может быть,  когда-нибудь, веков через пару у них что-нибудь и получится. А уж на  фоне традиционно низкого пиетета китайцев к экологии (ставшего одной из  главных привлекательных черт процесса переноса производства в КНР) все  эти пекинские разговоры про «зеленое производство» ничего кроме улыбки  вызвать не могут.

На том и успокоились,  пока внезапно не оказалось, что в первоначальные итоги аналитики  вкралась явная ошибка. Говоря «made», правящая элита Поднебесной имела в  виду не столько «сделано», сколько «создано», то есть придумано и  разработано именно в Китае. Вот тогда глыба MIC2025 во всей своей  ужасающей красе и предстала.

Стратегия сгруппирована в три ключевых этапа  по 10 лет каждый. На первом (2015−2025 годы) Китай намерен попасть в  группу наиболее развитых в экономическом отношении стран. Потом (2025 —  2035 годы) он должен достичь среднего уровня производства, сравнимого с  показателями в этих странах. Затем (2035−2049 годы), опираясь на  достигнутые успехи, вывести всю страну на уровень развития лидера ТОПа. В  ряде внутренних источников страны программу иногда описывают  последовательностью: зацепиться за уровень — стать как все — превзойти  лучшего. 2049 год в качестве целевой даты был выбран по причине  столетнего юбилея создания КНР как государства под руководством  коммунистической партии Китая.

Формально —  в десяти ключевых направлениях: информационные технологии, роботы,  авиация и космос, океанография и морское судоходство, фармакология и  медицинское оборудование, автомобили (в том числе альтернативные),  железнодорожный транспорт, разработка и производство новых материалов,  электроэнергетика, аграрная техника. Фактически же дела пошли несколько  не так.

По ходу дела китайское  руководство сделало ряд промежуточных открытий, заметно изменивших  первоначальный подход. В частности, осознало необходимость не просто  продвижения маркера «сделано в Китае», а формирования сильных  собственных брендов, по позитивной привлекательности не уступающих  ТОП100 мировых лидеров.

Теоретически даже к нынешнему уровню известности такие марки  как Lenovo, Huawei, Alibaba, Elex Tech, Xiaomi и Haier должны были  прийти лишь на втором этапе, то есть примерно к 2030 году, но набравшая  темп махина китайской экономики выдвинула их на ведущий уровень с  сильным опережением графика.

Изначально  план верстался для открытого рынка, способного без особых проблем  потреблять растущий объем «китайского» с постепенным наращиванием  степени локализации. Но коллективный Запад, в первую очередь, США, по  мере утраты производственных доходов начал все больше жадничать со  стоимостью доступа к передовым технологиям. Тем самым вынуждая Пекин  ускорять процедуру импортозамещения, что и запустило процесс обострения  американо-китайского противостояния. Сначала торгового, а теперь уже  принципиального геополитического.

Совет по международным отношениям (СМО) США внезапно узнал,  что главный торговый партнер Америки намерен уже через два года довести  уровень локализации всего национального производства до 40%, а к 2025  году поднять его не менее чем до 70%. Это значит что вместо 2029−2032  годов, Китай намерен выйти на производство гражданских самолетов проекта  С919 уже к 2020-му. Причем не только по планеру, но и по авионике, а  самое главное — создать для него собственный двигатель. Именно создать, а  не скопировать с ухудшением качеств. И так практически везде, от  космонавтики до медицины.

Больше всего американцев испугало, что  темпы инноваций в Китае не останавливаются даже при заметном росте  стоимости местной рабочей силы. Эту проблему Поднебесная начала успешно  решать через роботизацию, примером чему может служить история компании Dongguan Mentech Optical & Magnetic.

После  того как средняя зарплата квалифицированного персонала выросла более  чем в четыре раза, прежняя ставка на дешевизну рабочей силы перестала  работать. Найти рабочих нужной квалификации за прежние деньги не  получалось, что вынудило руководство разработать амбициозный план по  глубокой автоматизации производства. В итоге сегодня полностью  роботизирована половина производственных процессов, а в целом штат в 100  человек выполняет тот же объем работ, что ранее делали 300 сотрудников  завода. К 2021 году роботы и автоматы станут производить 82% всех  операций. Один аппарат будет заменять 26 этапов производства, где ранее  требовалось 15 рабочих.

А самое главное,  все это внедряется не только в крупнейших корпорациях, оно доступно  львиной доле среднего и даже малого бизнеса. Деньги на развитие выделяют  не только центральный бюджет, но и региональные округа, а также фонды,  самостоятельно формируемые промышленным и торговым сообществом страны. В  результате чего на роботов переходят даже очень средние компании, что  не удивительно, когда задачи 103 работников теперь могут выполнять всего  16 человек.

Как следствие, роботизация резко ускорила промышленное и научно-техническое развитие китайской экономики.  Доступность ее возможностей для малого и среднего бизнеса обеспечивает,  с одной стороны, его высокую (до 70%) долю в формировании ВВП, с  другой, снижают планку вхождения в бизнес новых участников, из-за чего  сокращаемый персонал зачастую сам открывает собственное дело, а не  оказывается на бирже труда.

То и другое  формирует высокий спрос на оборудование, а он, в свою очередь, неизбежно  создает предложение. Одно цепляет другое усиливая синергетический  эффект. За четыре года (2012−2016 годы) размер средней добавочной стоимости китайской промышленной продукции вырос на 23%, а по ведущим отраслям, особенно в электронике и средствам связи — на 41%.

Все  это резко ускорило темпы получения прибыли и привело к опережающему  росту размера всей китайской экономики. Если по программе стать  «средней» она должна была к концу 2035 года, и начать драку в тройке  лидеров не раньше 2040-го, то по факту ВВП КНР уже входит в тройку  лидеров планеты, что опережает план на 22−24 года.

Стоит  ли удивляться такой резкой смене отношения к происходящему со стороны  США? Вашингтон полагал спокойно сохранять доминирование благодаря  огромному разрыву не столько в текущем уровне, сколько в масштабе  инвестируемых в НИОКР денег. А тут оказывается, что Китай на эти цели  уже вкладывает примерно столько же. И в ряде случаев, например, в беспилотных дронах, ИИ и процессорах, он если еще не превзошел США, то точно уверенно сравнялся с лидером!

По  сути, нынешний Китай повторяет путь Германии времен середины XIX века.  Тогда немцы тоже сильно опоздали к процессу устройства мировой  экономики, а точнее — к дележу колоний, являвшихся фундаментом  господствующей экономической модели государства того времени.

Внутренняя  политическая и экономическая интеграция немецких земель запустила  процесс их индустриального развития и сформировала огромный объем  свободного капитала. Если в 1850 совокупный денежный оборот Германии  составлял что-то порядка 6 млн марок, то в 1870 он достиг уже 430 млн.  На эти деньги стало возможным создавать новую промышленность почти с  чистого листа, тем самым получая возможность опережающей технической  модернизации минуя переходные формы.

В  результате немцы стали не только нагонять лидеров (прежде всего  британцев и французов) в традиционных отраслях (сталь, конструкционные  материалы, среднее машиностроение, механика, оптика), но и активно  развивать новые, в частности, химическую и лакокрасочную.

Поначалу  низкое качество продукции не вызывало потребительского интереса в  Европе, где доминировали «традиционные марки», так что активное  проникновение немецких товаров на колониальные рынки воспринималось с  высокомерной иронией. Однако уже ко второй половине 80-х германская  промышленность научилась производить товары, по качеству не сильно  уступающие тем же британским, но значительно превосходившие их в цене. В  итоге они начали поступать в британскую и французскую метрополии уже из  их собственных колоний. Оказалось, что по качеству они значительно  превосходят местные, а по цене остаются привлекательными даже после  двукратной перевозки сначала из Германии в, скажем, британские колонии, а  потом обратно в Лондон или Глазго.

Когда  их доля на внутренних рынках Франции и Великобритании вплотную  приблизилась к 40%, местные производители категорически потребовали от  своих правительств «решительной защиты». Что было реализовано примерно  также, как сейчас на китайские товары реагирует Белый дом — через  введение откровенно запретительных пошлин, направленных на  принципиальное сокращение объемов импорта.

В результате уже к 90-ым годам XIX века  Германия оказалась перед перспективой фундаментального системного  кризиса перепроизводства, чреватого крахом не только экономики, но,  весьма вероятно, распадом единого государства назад к куче отдельных  курфюрств и княжеств. С соответствующим разорением накопленного  капитала. Что сделало большую войну за передел рынков планеты  практически неизбежной. И это большое чудо, что ее начало удалось  оттянуть практически на четверть века.

Программа  MIC2025, даже сама по себе, не говоря уже о двух последующих  стратегических этапах, не только преследует аналогичные цели в точно  таких же условиях, ее реализация ни к какому иному результату привести  не может. Пока в части производимых товаров Китай тихо замещал Европу,  Соединенные Штаты результат принимали в целом спокойно.

Но  декларация целей MIC2025 показала, что итогом неизбежно станет  свержение самой Америки, так как оно уже четверть века держится не на  объеме материального производства, а только на превосходстве в передовых  технологиях и масштабе имеющихся денег (к в целом, так и в части  возможности инвестирования прежде всего в дальнейший НИОКР). Еще в 2016  году в научные исследования Китай вложил 94% от суммы аналогичных  расходов США.

Впрочем, отличия нынешних  условий от положения последней четверти XIX века тоже имеются. Их два:  ядерное оружие и неизбежность огромных людских потерь. До обеих мировых  войн мир, во-первых, не догадывался, что такой масштаб убийств и  разрушений вообще возможен, во-вторых, про ядерное оружие, способное  ликвидировать саму человеческую цивилизацию, не представлял даже в  теории. Что делало решение проблемы чисто военным способом делом вполне  житейским. Сегодня все обстоит иначе. Особенно в западной цивилизации.

И  это хорошо, иначе США большую войну на вбивание Китая в каменный век  начали бы уже минимум два года назад. С каждым пропущенным днем их  превосходство над противником тает, тем самым снижая вероятность победы.  Но это же и плохо, потому что США и Китай находятся в безвыходном  положении.

Свободные рынки, за счет  колонизации которых без взаимной конкуренции можно бы было продолжать  собственное развитие — закончились. Если играть только по старым  правилам, Вашингтон не может остановить поглощение Пекином Европы и  Африки, а значит гарантированное собственное политико-экономическое  поражение во второй половине текущего века. В свою очередь, прекратить  экспансию не в состоянии и сам Китай по тем же причинам, что и немцы  полтора века назад.

Следовательно, внутреннее напряжение  конфликта подспудно и постоянно растет, неуклонно увеличивая  накапливаемую разрушительную энергию в системе. Способы ее мирной  канализации отсутствуют. Игра идет только с нулевой суммой. А значит,  вопрос сейчас стоит лишь о том, когда большая война между США и Китаем  начнется.

Вместе с тем, на фоне  несущегося вперед на полной скорости китайского научно-промышленного  паровоза, возникают вполне логичные вопросы к российскому правительству —  с какими достижениями мы подойдем к 2050 году? Или наше главное  достижение — это списки олигархов, живущих в Лондоне?

Источник