Мировой финансовый кризис у порога - что делать? Банки не спасут ...

Автор интервью, которое привожу далее, много и интересно пишет о том, что финансовый кризис обязательно накроет планету не позднее 2024 года. Оценки интересны, рецепты неоднозначны. В общем, в слегка сокращенный вариант двух публикаций далее. Много, но читается легко. 

Почему в современном мире так важен финансовый сектор?

Финансовый сектор стал той средой, в которой, во-первых, быстрее всего происходит глобализация, во-вторых, он крайне восприимчив к инновациям (технологическим, организационным), и в-третьих, он способен дать огромные резервы конкурентоспособным, но несет повышенные риски для слабых. Сегодня деньги крестьянина из Китая могут оказаться в государственных облигациях США или в финансировании выгодного проекта в Индии, пройдя через посредников в Лондоне или Гонконге.

Насколько Россия встроена в глобальный финансовый сектор?

Россия не встроена в глобальный финансовый сектор. И дело не только в санкциях, отставание началось раньше. После кризиса 2008 года, мы так и не восстановили свои позиции в плане доли России на глобальном финансовом рынке. Это связано с экономической политикой, которая проводилась во время и после кризиса. С социально-политической точки зрения – она была эффективной, но с точки зрения долгосрочного развития экономики - нет. После 2008 года финансовый сектор оказался на периферии внимания правительства.

Насколько стрессовым для российской финансовой системы был 2014 год?

В течение 2014 года печаталось все больше и больше денег. Объем кредитов, который предоставил Центральный банк банковской системе, вырос до огромного уровня – к концу 2014 года 14% банковских активов составляли средства Центрального банка. Мне кажется, что это мировой рекорд.

Вот только деньги не вкладывались в экономику России. Они шли на валютный рынок - на них покупали доллары. Банки хорошо понимали, что завтра придет еще больше денег, и спрос на доллары будет расти. Очень красивая была графическая экспонента роста доллара - до 85 рублей за доллар к январю 2016 года.

Неудивительно, что декабрь 2014 года, когда случился апогей впрыскивания денег в экономику, многие называют катастрофой. Финансовая система страны оказалась в ситуации даже не 2008-го, а 1998 года. Только грамотные действия руководства Центрального банка, который в течение всего последующего времени, несмотря на давление, сокращал объем кредитов банковской системе, позволило предотвратить беду.

Сегодня в банковской системе страны есть деньги?

Сегодня в банковской системе сформировалось крайне неравномерное распределение финансовых ресурсов. Многие частные банки испытывают дефицит ликвидности, но в ряде крупнейших банков, особенно в банках с госучастием, много денег (по некоторым оценкам еще в начале 2016 года на 5 крупнейших банков приходилось 80% объема рефинансирования со стороны Банка России). В валюту вкладывать уже не выгодно. А куда вложить – непонятно.

Почему не вложить в долгосрочное кредитование экономики?

Мы считали средневзвешенную дюрацию привлеченных средств. «Длина» этих денег 1,6 лет, что, кстати, в два раза больше, чем 10 лет назад. Вот только средняя «длина» кредитов реальному сектору составляет 2,6 года. На один год больше! Банковская система в России сегодня стоит в позе «коровы на льду». Поэтому представление некоторых чиновников и экспертов о том, что можно обеспечить долгосрочные инвестиции за счет банковского сектора, чревато катастрофическими последствиями.

Можно приказать Сбербанку или ВТБ еще больше давать длинных денег в экономику. Можно даже не приказывать, многие банки и сами «бегут впереди паровоза», либо поглощая проблемные финансовые организации, либо финансируя сверхдлинные производственные проекты за счет преимущественно коротких денег. Это логично приведет к росту разницы «длины» банковских пассивов и активов, увеличивая их несоответствие друг другу, и, соответственно, системные риски. И наступит кризис в банковском секторе. Когда рухнут системообразующие банки государству в лице ЦБ, чтобы спасти ситуацию, придется дать совсем не 10 триллионов как в 2014 году. Придется национализировать всё, что осталось. Так что это тупиковый путь. Наращивать долгосрочное финансирование реального сектора можно только за счет развития небанковского финансового сектора.

Сколько денег в банковском и сколько в небанковском секторах?

Если мы посмотрим на пропорции, которые сложились в развитых странах, то многие удивятся: в большинстве развитых стран небанковский финансовый сектор больше, чем банковский сектор.

В современной экономике именно небанковский финансовый сектор (а это пенсионные институты, страховщики, инвестиционные фонды) является основным поставщиком инвестиций в реальную экономику. Причем, в отличие от банковского сектора, срок этих инвестиций больше. Это долгосрочные инвестиции.

Если посмотреть на соотношение активов банковского сектора и активов небанковских финансовых организаций, то в США соотношение 80 на 20 в пользу небанковских финансовых институтов. В странах с развивающейся экономикой соотношение пока в пользу банков. Но и там доля небанковского сектора зачастую составляет 30 – 40%.

А каков процент в России?

В России около 10%, т.е. у нас в стране небанковский сектор в 10 раз меньше, чем банковский. Это очень плохо, так как реальный сектор лишается долгосрочных инвестиций, а страна оказывается крайне уязвима для внешних шоков. Такое же соотношение было в Греции. 

Есть механизмы, которые позволяют амортизировать такие кризисные явления?

Их по меньшей мере два.

Во-первых, сама емкость небанковского финансового сектора является мощным амортизатором. Институциональные инвесторы вкладываются на 10 – 15 лет, и 2 – 3 года кризиса они могут переждать, снизив лишь распределяемые доходы и премии менеджеров. Более того, именно в кризисные годы они покупают жемчужины своих портфелей, обеспечивая для себя повышенные доходы в последующие годы, а для реального сектора – капельки инвестиций, спасающие среди пустыни кризиса.

Во-вторых, рынок акций в последние десятилетия все в большей мере реализует как раз такую функцию. «Физика процесса» такова - наступает кризис и предприятия оказываются в ситуации необходимости рефинансировать ранее взятые займы. Но кредитные рынки закрылись. Что может сделать предприятие в этой ситуации? Либо обанкротиться, либо выйти на рынок акций и продать часть своего уставного капитала, поделиться контролем с новыми акционерами. Естественно, что в подавляющем большинстве случаев, предприятия выбирают второй вариант. Они за более низкую цену (потому что кризис) продают часть своего пакета (обычно это немного, 10-15% процентов), но зато получают деньги для развития в кризис. Ну или просто переживают его.

Как эти механизмы работают в России?

Сегодня у нас нет ни институтов, которые дают длинные деньги, ни рынка акций, которые могут самортизировать кризис. И это было еще до санкций, которые только усилили эту проблему.

Структура финансового сектора большинства других стран мира такова, что они извлекают из финансовой глобализации возможности и ресурсы для развития своей экономики. Структура же российского финансового сектора, к сожалению, предопределяет вылавливание рисков и кризисов, пропуск возможностей и потерю ресурсов.

Но ведь в России есть рынок акций

Да, у нас есть рынок акций. На нем обращаются акции примерно 230 предприятий.  

В других странах таких компаний гораздо больше. Из развивающихся стран: в Индии в листинге акции 6000 компаний, в Китае - 3000, в Малайзии - 900, в Турции и ЮАР - по 380, в Бразилии - 350, во Вьетнаме - 320, в крошечной Шри Ланке - 300.

Но даже из этих 230 компаний с акциями в биржевом листе лишь единицы проводят IPO и SPO, т.е. реально привлекают инвестиции через продажу акций. В 2016 году на Московской бирже было только 3 IPO.  Для сравнения – на китайских биржах 237 (и еще в Гонконге 117), на индийских 119 и т.д.

На развитых рынках и на многих развивающихся, стремящихся к превращению в развитые, вложения корпораций в прозрачность, оценку, затраты на выход на рынок компенсируются тем, что публичное акционерное общество берет дешево большой объем денег, используя разные механизмы.

В России же высокие стандарты корпоративного управления привлекают не инвесторов, а корпоративных хищников. Много ли желающих будет в таких условиях выходить на биржу?  Вот и бегут российские корпорации с биржи уже пятый год подряд: с 2012 года количество компаний в листинге сократилось на 60 единиц. Для сравнения: на столько же увеличилось количество компаний на Варшавской бирже, правда, за последние 2 года; в Китае и Индии новые компании и вовсе выходят на биржу сотнями в год.

Есть ли какие-то расчеты, которые показывают взаимосвязь развития финансового рынка и показателей экономического развития страны?

В 2011 году сотрудники Всемирного банка предложили такой интересный показатель - коэффициент финансовой структуры (Financial Structure Ratio — FSR). Он показывает соотношение банковского сектора и финансового рынка, что позволяет оценить вклад банковского и рыночного каналов финансирования инвестиций в долгосрочный экономический рост.

Так вот оказалось, что данный показатель очень сильно коррелирует с долгосрочными темпами экономического роста, причем строго следующим образом: чем выше соотношение между показателем, характеризующим развитие рынка акций (используются либо показатель капитализации, либо показатель объема торговли акциями), и показателем частного кредита (кредита, предоставляемого банками частному сектору), тем выше долгосрочные темпы экономического роста.

Кроме того, с помощью показателя «финансового разрыва» (Financial Gap) авторы оценивают оптимальность финансовой структуры, привлекая для этого даже показатели географического расположения стран.

И что говорят значения этого коэффициента о России?

В России коэффициент финансовой структуры предсказывает падение темпов роста. Это подтверждается практикой: предприятия бегут с биржи, уменьшая капитализацию, объемы торговли резко падают на фоне относительно быстрого роста кредитования.

Показатель финансового разрыва прямо говорит о неоптимальности сложившейся структуры финансового сектора в России. Так что для перелома экономической динамики, безусловно, много что нужно сделать, но структуру финансового сектора надо поменять обязательно.

Никакое импортозамещение не поможет, если нет долгосрочных инвестиций, за счет которых можно создать производства, которые, собственно, и будут производить товары, замещающие импортные.

Есть мнение, что это поможет защитить страну в условиях приближающегося мирового финансового кризиса …

В свое время был подготовлен доклад института МакКинзи, в котором Россия заняла 9 место по уровню включенности в мировое разделение труда. Для сравнения - Китай где-то на 25 месте.

Мы очень зависимы от мировой экономики, в первую очередь, через товарный канал. Безусловно, есть еще миграционный канал, есть финансовый канал. Огромное количество денег идет из России в страны бывшего СССР. Большое количество людей выезжают в Америку, Европу, вывозя с собой деньги. Но самый важный для России - это товарный канал, и мы от этого никак не уйдем. Мы можем стать абсолютно закрытой экономикой от внешних инвестиций, но от воздействия в плане сырьевого фактора мы никак не уйдем. Все попытки проводить изоляционную политику будут эффективными только тогда, когда мы перестанем поставлять нефть и газ на мировой рынок. Вероятность этого сами можете оценить.

Так что неразвитый финансовый рынок – это в данном случае огромное препятствие для развития страны, а не возможность ее защиты.

Мы не можем или не хотим построить национальный финансовый рынок?

Развитие национального финансового рынка – задача, успешно решенная правительствами многих и многих стран мира. Еще 15 лет назад российский финансовый рынок рассматривался как ровня китайскому, а сейчас наблюдается 10-кратный, а по некоторым показателям и 100-кратный разрыв не в нашу пользу. Еще 10 лет назад мы были уверены, что нет альтернативы России как финансовому центру Восточной Европы и снисходительно комментировали потуги Варшавской биржи, но сегодня такой центр есть, и он находится в бывшей провинции Российской Империи – в Польше, а российская программа создания МФЦ, предусматривавшая вхождение в 15 крупнейших МФЦ мира к 2018 году, позорно провалена и в конце прошлого года стыдливо прекращена. Мы сейчас посмеиваемся над проектом финансового центра в Астане, но что будет через 10 лет, если казахстанское правительство будет развивать свой проект, а российское правительство будет также бездействовать, как и предыдущие годы? Вот и получается, что закрыться от мира мы не можем, а и взаимодействовать с миром с выгодой для себя не хотим.

Как Вы оцениваете вероятность мирового финансового кризиса до 2024 года?

Он произойдет с вероятностью 99,9%. И если мы не обеспечим внутренние инвестиции за счет небанковского сектора, что станет возможным только в случае развитого финансового рынка, катастрофы не избежать.

Как обеспечить долгосрочные внутренние инвестиции?

Если мы говорим о развитии небанковского финансового сектора, то придется договариваться с собственным населением.

Наш народ вполне рационально распоряжается деньгами. Когда кризис – вкладывает их в валюту, когда кризис закончится - в недвижимость. Потому что защита владельца недвижимости у нас лучше, чем защита владельца акций или облигаций.

Как следствие, доля валюты и недвижимости в структуре сбережениях населения, она не просто огромна, она запредельна. На валюту и недвижимость в России по разным оценкам уходит от 40% до 90% сбережений населения, а в развитых странах это лишь статистическая погрешность. Основной объем сбережений населения в развитых странах идут в инвестиционные фонды, в пенсионные институты, в страховые компании, т.е., в небанковский финансовый сектор.

В странах с развивающимися финансовыми рынками, доля банков, конечно, побольше, и население больше склонно вкладывать в банки. Но в своей денежной единице. В России же значительная часть депозитов населения в банках – валютные. С точки зрения народного хозяйства, это мертвые деньги, их банкам некуда вкладывать. Поэтому Сбербанк и ВТБ и дают только 0,3 % годовых по валютным вкладам. Это отражение того, что девать их некуда дальше банку. И население соглашается на такие процентные ставки, вроде бы вкладывая свои сбережения в депозиты, а фактически - в ту же валюту.

С точки зрения общественных интересов вложения в валюту, значительная часть вложений в недвижимость и некоторая часть вложений в депозиты - это бессмысленная трата сбережений населения.

Население сберегает разумно, исходя из созданных государством условий инвестирования в те или иные активы, но в результате как минимум 50% сбережений домохозяйств просто теряются с точки зрений потребностей экономики в инвестициях.

И что делать?

Нужно изменить условия инвестирования, чтобы население, продолжая разумно сберегать, формировало принципиально иную структуру своих сбережений. Нужно сделать так, чтобы у людей был интерес вкладывать в институты коллективных инвестиций, в страховые компании, а то и напрямую через брокеров в ценные бумаги.

Первое условие для этого, безусловно, кардинальное повышение уровня защиты интересов инвестора, в первую очередь мелкого инвестора. Но не только – нужны и новые инструменты, и завершение формирования системы налогового стимулирования, и повышение финансовой доступности, и повышение финансовой грамотности.

А какие механизмы инвестирования могут быть интересны населению?

Например, вкладывает человек в недвижимость, не для того чтобы там жить, а для инвестиционных целей. Он с большим удовольствием будет инвестировать в бумагу, в основе, которой лежит как раз та самая недвижимость. Но при условии, что его права будут защищены. И если налог с него будет взиматься по льготной ставке. Будет облагаться как ценная бумага, а не как третья или четвертая квартира. У нас огромные объемы инвестиций в недвижимости, и, как минимум, треть от этого объема может пойти через облигации.

Другой пример. Население вкладывает в доллар. Разве мы не можем выпустить облигацию, привязанную к доллару? Теоретически можем. Сбербанк это и сделал, правда, условия там своеобразные. Но это ведь только начало, и здесь совершенно точно должен подключаться Минфин, выпускать бумаги в интересах населения, а не в целях подкормки за счет населения двух крупнейших банков, как это было с т.н. «народными ОФЗ».

Золотые облигации, которые будут очень интересны определенному кругу населения. Да, будет сложность с учетом инфляции. Ведь мы воспринимаем ее гораздо выше, чем значения, которые публикует Росстат. Но это решаемые вопросы.

Какая ситуация с внутренним рынком золота?

Опыт Минфина 1994 года, когда были золотые сертификаты, признан неудачным, и их больше никто не выпускает. У нас не развит рынок золота, все золото в слитках. У нас нет золотых сертификатов, как нет и других бумаг, в основе которых, лежит золото. И не будет, потому что у нас под любую золотую операцию возникает НДС. Даже если это не монеты, даже если это просто бумага.

Между тем, основанные на золоте облигации были бы интересны населению, особенно мусульманскому. Сталкиваясь с проблемами хранения золота, многие готовы были бы покупать свидетельство, что такое количество золота хранится в том или ином депозитарии, т.е. фактически секьюритизировать золото.

Что еще кроме золота может стать залогом для получения кредита?

Например, организовать торговлю товарами на складе, ввести складские свидетельства. Все это на нормальных финансовых рынках становится вот именно той залоговой массой, под которую дают кредиты. Даже в такой нищей стране, как Бангладеш, создав залоговую массу, правительство обеспечило рост кредитования людей, у которых, как раньше казалось, и не было ничего. Аналогичный проект сейчас реализуется в Индии. У нас в стране потенциал для развития выгодного всем финансового рынка огромен, но он не используется.

Земля как предмет залога?

Вполне реально резко сократить издержки на привлечение кредитов под залог земли и объектов недвижимости.

Полезные ископаемые, те же нефть и газ?

У нас огромное количество разведанных полезных ископаемых, поэтому да - залог извлекаемых полезных ископаемых мог бы дать толчок развитию, например, сланцевой добычи нефти и газа. У наших крупных компаний, добывающих нефть и газ, денег много, им кредиты не нужны, и сланцевая добыча для них неинтересна. А вот для мелких и средних предпринимателей такое направление бизнеса весьма интересно, тем более, что инновации в добыче оказались удивительно совместимы с финансовыми инновациями.

Срочная торговля нефтью в мире устроена таким образом, что любой предприниматель может успеть взять кредит, подготовиться к добыче и продать нефть через фьючерс в те периоды, когда цена нефти обеспечивает необходимый уровень рентабельности добычи. При этом он может успеть продать фьючерсы как минимум в 2-летнем диапазоне, т.е. обеспечить себе сбыт на 2 года.

Вообще, чтобы задействовать возможности населения – в качестве ли предпринимателей, в качестве ли инвесторов – необходимо защищать его права как инвестора и как предпринимателя таким образом, чтобы народ поверил, что риски малы, и можно инвестировать и заниматься бизнесом. И только тогда мы получим мощнейший ресурс для долгосрочного развития экономики, для ее модернизации.

Если начать его использовать, насколько могут вырасти объемы небанковского финансового сектора?

Мы считали, что с текущих 9% можно увеличить до 14-15% по отношению к ВВП при условии реализации предложенного комплекса мер по реформированию российского финансового сектора. Если же вернуть в систему пенсионные накопления, то возможный рост составит до 18-20%.

Если я вас правильно понял, то эти увеличившиеся деньги небанковского сектора, в отличие от банковского, могут пойти длинными инвестициями в экономику страны?

Сейчас, не имея возможности брать деньги на западных рынках, мы можем развивать свои финансовые рынки, своих внутренних институциональных инвесторов. И когда санкции будут сняты, фактор внутреннего мощного инновационного спроса станет дополнительным конкурентным преимуществом.

Посмотрите, ведь даже до кризиса 2008 года, Россия проигрывала Китаю, Индии, Корее, Гонконгу. То есть сопоставимым с точки зрения глобальных инвесторов странам с развивающимися рынками. Когда их спрашивали «почему?» - они говорили, что в России нет того, что называется внутренним якорем. Речь про внутреннего инвестора. Из-за его отсутствия, как только на мировом рынке что-то происходило, российские бумаги, российская валюта, финансовые инструменты падали гораздо быстрее, чем бумаги Китая, Бразилии и любой другой сопоставимой страны. Мы сильно проигрывали и проигрываем нашим партнерам по БРИКС, именно тем, что у нас нет вот этого внутреннего якоря. Но у нас есть сейчас замечательная возможность такой внутренний якорь создать.

Если этот якорь будет создан, то действительно после снятия санкций мы будем более интересны глобальным инвесторам, чем были в 2000-е годы. Проблема только в том, что этот якорь надо создать, а создать его можно лишь за счет интенсивного опережающего роста небанковского финансового сектора и развития финансовых рынков.