Интервенция: тогда и сейчас

В статье, посвящённой Дню Красной Армии и Флота, хочется сказать что-то, касающееся сразу и былой красной армии, и проблем дня сегодняшнего.
В психологии считается, что отдельный человек определяет себя как человека, только смотря в другого, «как в зеркало». Но и на «бытовом» уровне очевидно: многое становится понятно о человеке из его взаимодействия с другими людьми и его действий в различных ситуациях.
Для Рабоче-Крестьянской Красной Армии (РККА) такой ситуацией (и таким зеркалом) стала, конечно, интервенция. Она же – тема, по актуальности своей (во времена этих самых интервенций – пока что - на Ближнем Востоке) опережающая любую другую.

По сравнению с началом XX века сильно вперёд ушли и технологии, и концепции. Войны ведутся совсем по-другому. В целом, всё стало сложнее, изощрённее, намного менее прямолинейно… Но, по сути, так ли всё изменилось?
Приведём некоторые черты интервенции начала прошлого века, вызывающие странное чувство дежавю, а также проведём какие-то параллели с сегодняшней ситуацией...





1. Извечные вариации на тему «окончательного решения русского вопроса». В вопросе этом есть как экономическая составляющая, так и некая иная.


По поводу экономики, хочется отметить, что пресловутые сферы влияния и интересов – не такая уж и абстракция. Взять хотя бы распределение займов и ценных бумаг (см., например, «ценные бумаги государства Российского»), принадлежащих иностранному капиталу – краткий разбор можно увидеть здесь.
Конечно, ресурсы и территории сами по себе играли большую роль. Здесь можно вспомнить, например, ноту президента США Вильсона японскому послу о нецелесообразности интервенции Японии – Америка не хотела отдавать ей Дальний Восток, и согласилась лишь под давлением Антанты, да и то, послав туда же отряд своей морской пехоты – больше для противовеса Японии.

Высадка войск американских интервентов во Владивостоке, 1918 г.

Но, как было сказано, всё не сводилось к экономической составляющей. Становился опасным сам большевизм. Если английские и французские декларации ноября 1918 про «узурпаторов-большевиков» может ещё считаться просто предлогом для вторжения, то смена планов на участие в интервенции Германии явно показывает страх Антанты перед большевизмом.

Ставя условием перемирия с Германией требование вывода войск с российских территорий, Антанта оговаривает, что вывод этот должен будет последовать лишь тогда, когда союзники признают, что внутреннее состояние захваченных территорий стало удовлетворительным для вывода оттуда войск. Говоря короче, планировалось использовать военные силы Германии для интервенции.
Но Германия быстро революционизируется: дело не оканчивается ноябрьской революцией, чему свидетельством восстания спартакистов, создание Баварской и Венгерской советских республик. Германские оккупационные силы разлагаются, и больше не могут быть использованы для интервенции. Волны забастовок идут также и в самих Англии и Франции.
Глава правительства Великобритании Ллойд Джордж зарекомендовал в отношении Германии умеренную политику, дабы не питать местные большевистские силы. Российский же большевизм стало необходимо отгородить и уничтожить. Английский посол лорд Берти писал о построении буферной зоны, отделяющей Россию от Германии: «Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на востоке, т. е. Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т. д., сколько бы их ни удалось сфабриковать, то, по мне, все остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку».

Итого: с Россией надо было расправляться, и расправляться срочно. Тогда этому мешала ослабленность после Первой Мировой войны, неспособность разных центров сил договориться между собой, нарастающий протест внутри стран-интервентов и отражение этого на оккупационных войсках.
Справедливо ли это для современной ситуации? Есть некоторое сомнение, что в мире остались центры сил, способные перечить США – интервенция в Ливию, произведённая во многом руками объединённой Европы, об этом явно свидетельствует. Сегодняшнее положение внутри западных стран такое же тяжёлое, но их военные силы ещё далеки от исчерпания. А ведь экономических интересов, мало совместимых с Россией, стало со временем никак не меньше. Да и есть основания полагать, что беспокойство по поводу распространения коммунизма и иных революционных (во всех смыслах) идей у иностранных государств тоже прошло не до конца. С этой точки зрения, надо признать, что советское государство оказалось тогда ещё не в самом плохом положении из возможных.

2. Оправдания и предлоги. Казалось бы, за почти что сотню лет в этом вопросе можно было бы продемонстрировать какое-то разнообразие.

Было ли стремление подарить оккупируемым народам свободу и демократию? Поддерживая идею японской интервенции, 4 марта 1918 г. газета «Times» писала о необходимости «поддержать здоровые элементы сибирского населения и предоставить им возможность присоединиться к знамени порядка и свободы под эгидой союзников России и Соединенных Штатов».
Под это была совершена провокация – убийство во Владивостоке двух японцев. Не особо интересуясь результатами расследования, Япония 5 апреля взяла на себя «охрану порядка» в городе и его окрестностях.

Не далеко ушёл и знаменитый мятеж Чехословацкого корпуса (ЧСК): мало кто упоминает, но в декабре 1917 он был принят во французские вооружённые силы. За месяц до этого проходило секретное совещание представителей Антанты в Яссах, на котором присутствовал и представитель ЧСК. Позднее корпус был взят на содержание Антантой. 4 июня 1918 года, реагируя на попытки разоружения корпуса, представители всё той же Антанты заявляют, что это будет рассматриваться как враждебный акт против союзников.

Сдача части чехословацкого оружия большевикам. Пенза. Март 1918

Впрочем, в период интервенции в России, использовался также предлог создания «противогерманского фронта на территории России независимо от участия в нем советского правительства». Примером может быть соглашение интервентов с представителями мурманского совета «о совместных действиях англичан, французов и русских по обороне Мурманского края», с высадкой в Мурманске (с которой, в общем-то, и началась интервенция), а затем в Онеге и Архангельске. Маршал союзников Фош говорил в интервью: «Америка и Япония должны встретить Германию в Сибири — они имеют возможность это сделать».

Английские морские пехотинцы на Соборной площади в Архангельске. 1918

Согласно декларациям английского и французского правительств от 22 августа и 19 сентября 1918 г., цель интервенции - помочь спасти Россию от раздела и гибели, грозящих ей от руки Германии. А США  (в свойственной им до сих пор манере) – хотят защитить чехословаков.

3. Организации «друзей». Каждый раз, перед интервенцией в очередной регион, в кратчайшие сроки создавались различные советы и общества, состоящие частью из местных предателей (зачастую уже находящихся за границей России), частью – из знаковых иностранных фигур, призывающие и поддерживающие интервенцию.

Известным является французский «союз возрождения России», созданный с благословления Пуанкаре послом временного правительства Маклаковым, генералом Леонтьевым, княгиней Демидовой и другими. В США нечто аналогичное группировалось вокруг такого же посла Бахметева.
Без россиян обошлись в  «англо-русском клубе», основанном рядом коммерсантов, имевших интересы в России, президентом которого был английский посол Джордж Бьюкенен, а одним из членов – Черчилль.
Перед вступлением в Сибирь, союзниками быстро организовали в Пекине контрреволюционное правительство князей Львова и Путилова. В Харбине же был создан «русский дальневосточный комитет», который воззвал о немедленном вмешательстве союзных сил.  И далее, и далее.

Конечно, в то время такие организации имели намного меньшее значение: создавались они незадолго до наступления и активизировались фактически только во время самой интервенции. Целью их было создание формального повода для интервенции (хотя их создавали и так), а также координирование и финансирование (тот же ЧСК финансировался через чехословацкий национальный совет, главой российского отделения которого был будущий президент Томаш Масарик) сотрудничающих с интервентами сил в России.
В наши дни это направление сильно развилось, и стало чуть ли не основным: сеть т.н. неправительственных организаций, созданная и в открытую финансируемая из-за рубежа (в основном – из США) создаётся не под конкретный конфликт, а под пропагандистскую (и иную?) деятельность в других странах. Результат, впрочем, по всей видимости, примерно такой же. Тут же – стремительно организуемые под каждый конфликт «освободительные советы очередного народа», неясно из кого состоящие и непонятно кого представляющие, но зовущие на помощь интервентов.

4. Предатели и компрадоры. Конечно, без них не обходится ни одна интервенция; и во многом, благодаря им она и может «эффективно» совершаться. Однако же тяга наших элит (во все времена?) заручиться поддержкой из-за границы – удивительна (в особенности на фоне идеи «единой и неделимой» Российской империи и порицания Брестского мира с потерей территорий).
Стоит рассмотреть 2 направления: финансирование и военная поддержка со стороны интервентов.

Финансирование ЧСК уже не раз упоминалось: «история гражданской войны в 5 томах» приводит цифру в 15 миллионов рублей, полученных корпусом от французов и англичан ко времени мятежа.
США вкладывалось в основном в север (Колчак), через посла Бахметева, на что ушло порядка 50 млн. долларов; на юге же в основном шла гуманитарная помощь через американский красный крест. Деникин признавал, что долг перед Англией за военные поставки – 40 млн фунтов стерлингов (известный денежный кредит в 15 млн, по-видимому, входит в эту сумму). 14,5 миллионов фунтов стерлингов, первоначально предназначавшихся Деникину, под конец гражданской войны были переданы Врангелю.
Франция же за одно только первое полугодие 1919 израсходовала на поддержку белых в Сибири 300 млн. франков. Ещё до войны антисоветским силам на Дону (генералу Каледину, Корнилову, Алексееву) была обещана «значительная денежная помощь».



Роль военной поддержки принято сильно преуменьшать.
Тем не менее, в реальности она очень сильно помогла белому движению, о чём свидетельствуют, например, два следующих примера:
Историк Пыхалов, ссылаясь на книгу Овсянкина Е.И., (см. проясняющую многое статью), приводит следующие данные о численности вооружённых сил на севере к началу 1919 года:

Комментарии излишни.

Также многое крутилось вокруг ЧСК  (о тесной связи которого с интервентами было уже написано выше) и силы его штыков. Только благодаря корпусу, о себе сумели заявить «комитет членов всероссийского учредительного собрания» и Сибирская Директория. Да и расстрелявший членов комитета Колчак первое время удерживался за счёт ЧСК. Корпус был важной частью и планов французской дипмиссии по созданию вместе с эсерами Волжского контрреволюционного фронта – одновременно с мятежом ЧСК (поводом для которого была перемена смена маршрута движения с Владивостока на Архангельск – хотя это и вписывалось в рассматриваемые планы) планировались выступления тайных офицерских организаций в Рыбинске, Ярославле, Владимире, Мурманске.

5. Пара слов про сепаратизм. Интервенты очевидным образом стремились разделить Россию: каждая вторгшаяся страна хотела свой кусок.

Антанта поддерживала (и, заодно, активно распространяла на них своё влияние) провозгласившие свою независимость страны. Здесь стоит адресоваться к уже приведённым словам английского лорда Берти о важности отделения «Финляндии, Польши, Эстонии, Украины и т.д.». Франция также не обходила этот фактор вниманием – с её стороны следовали займы представителям этих стран, например, украинской раде. Французский премьер-министр Клемансо особенное внимание уделял Польше, которую считал будущим бастионом французского могущества на востоке и главной преградой между русским и немецким большевизмом.
Тем не менее, и внутри ещё не расколотой страны находились силы, считавшие развал – благом. Здесь хочется упомянуть известного атамана Краснова: хотя формально он выступал за восстановление «единой и неделимой», но в своём письме к императору Вильгельму одной из главных своих целей Краснов уже ставил независимый Дон (с Таганрогом и Царицыно).

Итого, хотя союзники активно поддерживали всякий сепаратизм, но больше постфактум, и не делая полноценной опоры на «отделенцев» внутри России. Это не идёт ни в какое сравнение с той целенаправленностью и планированием, которое демонстрируют, например, современные США. Да и основные силы внутри России – что белые, что красные (см хотя бы историю Донецкой и дальневосточной республик под конец войны) – работали больше на идею «единой и неделимой» страны. Сейчас же нельзя не отметить тревожную тенденцию к росту сепаратистских настроений внутри страны, зачастую доходящих до абсурда (типа сибиряков как отдельного от русских народа), активно поддерживающихся из-за рубежа.

Из всего вышесказанного можно сделать следующий вывод:
Хотя основные направления в интервенции что в период гражданской войны, что сейчас – совпадают, но степени их развития и заблаговременной подготовки несопоставимы. Большинство действий Антанты было предпринято совсем накануне введения войск.
Сами же эти войска оказались ослаблены Первой Мировой и влиянием революционных настроений. Вильсон прямо заявлял, что интервенцию не удастся осуществить ни английскими, ни американскими штыками. После ряда неудач белой армии, Ллойд Джордж в английском парламенте высказал аналогичную точку зрения (в августе 1919 г. английская печать уже била тревогу о положении английских войск, требуя их вывода). Франция, в лице Клемансо, ещё некоторое время выражала иную позицию, но, видя разложение внутри своих вооружённых сил, вывела свои войска из России, а затем, «в силу возрастающих трудностей», прекратила и денежную подпитку белых.
Затруднительным оказалось и прийти к каким-то совместным решениям, т.к. каждая страна-интервент перетягивала одеяло на себя.
В современных условиях мы видим, что интервенции готовятся загодя, через опору на местные антигосударственные (и, в особенности, сепаратистские) силы. В силу отсутствия в западном лагере сил, сопоставимых с США, несогласованность действий и раздоры в нём намного менее существенны, чем между странами Антанты. Военные силы их далеки и от истощения.
Так что, конечно, в этом смысле молодое советское государство оказалось не в самой худшей ситуации. Со временем интервенции стали хитроумнее и жёстче.

Но даже с учётом всего вышесказанного, не стоит забывать, что главным аргументом Вильсона и Ллойда Джорджа всё равно выступило стойкое сопротивление Красной Армии.

Один из первых полков регулярной Красной Армии перед отправкой на фронт. 1918 г.

Можно долго рассуждать о том, что всё могло быть ещё хуже. Но и сложившаяся ситуация сама по себе потрясает: распад государства; гражданская война; интервенция, начавшаяся сразу после тяжкого окончания Мировой войны. Всё это на самом начальном этапе построения нового государства.
Тем не менее, большевики смогли нащупать опору в народе, зажечь его своими идеями, что не удалось белому движению. Этим же идеям не смогла по сути ничего противопоставить Антанта, от них она старалась загородиться «буферными государствами» и т.д. Именно под идею собиралась и РККА, и именно за неё уходили на фронт партийные организации.
Технологии важны; необходимо видеть все изменения в подходах иностранных государств к подготовке и осуществлению интервенции, все собственные болевые места; конечно, надо стараться и не допускать таких отчаянных ситуаций, в какой оказались большевики, вынужденные собирать и подымать страну. Но главное, что необходимо противопоставить всякому врагу – свою светлую идею.
Без неё не получится защитить Отечество.

http://agantis.livejournal.com/1933.html