Восток – дело тонкое. (EurAsia 4)

Собственно говоря, сегодня мы остановимся на юге Евразии, Востоком он является лишь для Европы. Напомню, что галопом по Европе мы уже пробежались.

 
КДПВ (_{картинка для привлечения внимания})…

Продолжим листать Дугина.

Разделим темы геополитики Юга и Востока по условной линии Пакистана: от Египта и Сирии до Пакистана – условно «Юг», от Индии до Японии – «Восток».
На Юге Евразии существует несколько геополитических образований, которые могли бы теоретически выступать в роли южного полюса ЕврАзии. В целом вся исламская зона является естественно дружественной по отношению к Евразии, так как исламская традиция прекрасно отдает себе отчет в духовной несовместимости американизма и религии. Сами атлантисты рассматривают исламский мир в целом как своего потенциального противника. Евразийское объединение имеет в его лице потенциальных союзников, стремящихся к единой цели – подрыв и в перспективе полное прекращение американской, «морской» доминации на планете. Было бы идеально иметь интегрированный исламский мир как южную составляющую всей Евразии, простирающуюся от Средней Азии до Западной Африки, религиозно единую и политически стабильную, основывающую свою политику на принципе верности традиции и духу.
 
Рассмотрим «береговые страны» по порядку, начнем с Турции.
Турция страна неоднозначная. Российская империя не раз воевала с Османской империей, в том числе добиваясь выхода в Средиземное море. Она входит в НАТО; с размещением ракет средней дальности в 1961 году США в этой стране, начался развиваться Карибский кризис. Плюс в Турции есть пантюркский проект при полной реализации которого возможно лишь разделение Евразии.
 
С другой стороны Турция любимая страна русских туристов за последнее десятилетие изменила манеру геополитического поведения, из надежного оплота атлантизма превращаясь в самостоятельную региональную державу, способную проводить независимую политику.
Оптимальным для ЕврАзии был бы выход Турции из состава НАТО (а НАТО из Евразии), что позволило бы резко интенсифицировать стратегическое партнерство России с этой евразийской по своей идентичности страной, пропорции между традиционным обществом и современностью в которой весьма напоминают российское общество. Поэтому сегодня вполне может идти речь о создании союза  «Москва-Анкара». Но пока только потенциально.
 

Далее к Востоку располагается самый главный элемент многополярной модели евразийского сектора – континентальный Иран, страна с многотысячелетней историей, уникальной духовной культурой, ключевым географическим месторасположением.
 
Статьи экспорта Ирана: нефть, химикаты, фрукты и орехи, ковры, оружие.
Иран является тем стратегическим пространством, которое автоматически решает задачу превращения Heartland’а-России в глобальную мировую силу. Иран занимает такую позицию на карте материка, что создание союза Москва–Тегеран решает огромное число проблем для единой Евразии. Включив Иран в качестве южного полюса ЕврАзии, Россия мгновенно достигла бы той стратегической цели, к которой она шла (неверными путями) несколько столетий – выход к теплым морям.
Этот стратегический аспект – отсутствие у России такого выхода – был главной козырной картой атлантистской геополитики еще со времен колониальной Англии, которая полностью контролировала Азию и Восток, пользуясь именно отсутствием у России прямого доступа к южным берегам континента. Все русские попытки выйти в Средиземноморье через Босфор и Дарданеллы были стремлением к соучастию в политической организации прибрежных районов Евразии, где безраздельно властвовали англичане, легко пресекавшие любые попытки русской экспансии через контроль над этой береговой зоной. Однако даже если бы России удалось это осуществить, атлантистский контроль над Гибралтаром всегда оставался бы препятствием для действительно крупномасштабных морских операций и не дал бы России подорвать английское могущество.
Только Иран, континентально примыкающий к России и выходящий непосредственно в Индийский океан, и тогда и теперь мог и может быть радикальным решением этой важнейшей геополитической проблемы. Получив стратегический доступ – в первую очередь, военно-морские базы – на иранские берега, Евразия будет в полной безопасности от стратегии “кольца анаконды”, т.е. от реализации традиционного атлантистского плана по “удушению” континентальных просторов материка через захват прибрежных территорий по всей протяженности Евразии, и особенно на Юге и Западе.
 
Иран и Индийский океан, в котором так тепло мыть сапоги.
Иран как любая «береговая зона» евразийского материка теоретически обладает двойной идентичностью: он может сделать выбор в пользу атлантизма, а может - в пользу евразийства. Уникальность нашей ситуации заключается в том, что в настоящее время политическое руководство Ирана стоит на крайних антиатлантистских позициях, категорически отрицает американскую гегемонию и жестко выступает против глобализации. Действуя в этом ключе более радикально и последовательно, нежели Россия, Иран закономерно стал «врагом США номер 1». В этой ситуации у Ирана нет никакой возможности далее настаивать на такой позиции без опоры на солидную военно-техническую силу: своего потенциала Ирану в случае конфронтации с США явно не хватит. Поэтому Россию и Иран объединяет в общее стратегическое пространство сам исторический момент. Ось «Москва-Тегеран» решает для двух стран все принципиальные проблемы: дает России выход к теплым морям, а Ирану – гаранта ядерной безопасности.
Сухопутная сущность (и выбор) России как Heartland’а и сухопутный (евразийский, коль скоро он антиатлантистский) выбор современного Ирана ставят обе державы в одно и то же положение по отношению к стратегии США во всем Центрально-Азиатском регионе. И Россия и Иран жизненно заинтересованы в отсутствии американцев поблизости от своих границ и в срыве перераспределения баланса сил в этой зоне в пользу американских интересов.
США уже разработали план «Великой Центральной Азии», смысл которого сводится к дроблению этой зоны, превращению ее в «Евразийские Балканы» (З.Бжезинский) и вытеснению отсюда иранского и российского влияния. Этот план представляет собой создание «санитарного кордона» - на сей раз на южных границах России, который призван отделить Россию от Ирана, как западный «санитарный кордон» предназначен для отделения России от континентальной (и континенталистской) Европы. В этот «санитарный кордон» должны входить страны «Великого шелкового пути» -- Армения, Грузия, Азербайджан, Афганистан, Узбекистан, Киргизия и Казахстан, – которые планируется поставить под американское влияние.
 
Старый Путь или новый Кордон?
Задача России и Ирана - сорвать это проект и реорганизовать политическое пространство Центральной Азии таким образом, чтобы удалить оттуда американское военное присутствие, прорвать азиатский «санитарный кордон» и совместно выстроить геополитическую архитектуру Прикаспийского региона и Афганистана. У России и Ирана здесь полностью совпадают стратегические интересы: то, что выгодно России, выгодно Ирану, и наоборот.

Иран геополитически и есть Средняя Азия, точно так же, как Германия есть Средняя Европа. Москва как центр Евразии, ее полюс, должна в рамках объединения Евразии делегировать Тегерану миссию наведения “иранского мира” на этом пространстве, организацию прочного среднеазиатского геополитического блока, способного противостоять атлантистскому влиянию во всем регионе.
Но здесь, как и в случае с Германией, речь не должна идти о создании Иранской Империи или об иранизации Средней Азии. Следует говорить о создании “Среднеазиатского Союза”, которая на федеральных началах смогла бы интегрировать различные народы, культуры и этносы в единый южный геополитический блок, создав, тем самым, стратегически однородное, но этнически и культурно многообразное исламское образование, неразрывно связанное с интересами всей Евразии.

Второй линией евразийского альянса с Югом является панарабский проект, который охватывает часть передней Азии и Северную Африку. Этот блок также жизненно важен для континентальной геополитики, поскольку эта зона является стратегически важной в вопросе контроля над юго-западным побережьем Европы. Именно поэтому английское, а позже американское присутствие в этом регионе является историко-стратегической константой. Контролируя Ближний Восток и Северную Африку, атлантисты традиционно держали (и держат) континентальную Европу под политическим и экономическим давлением.
 
Однако интеграцию панарабского проекта с общей Евразийской Империей следует доверить сугубо европейским силам, вернувшись к проектам ЕвроАфрики, представляющей собой, с чисто геополитической точки зрения, не два континента, а один.

Европа, жизненно заинтересована в максимально глубоком проникновении на юг африканского континента, должна в перспективе полностью контролировать, опираясь на панарабский блок, Африку вплоть до Сахары, а в будущем постараться стратегически внедриться на весь африканский материк. В перспективе Евроафрики Средиземное море не является подлинным “морем”, но лишь внутренним “озером”, не представляющим собой ни преграды, ни защиты от атлантистского влияния. За пределом арабской Африки следует разработать подробный полиэтнический проект, который помог бы переструктурировать черный континент по национально-этническому и культурному признаку, вместо того противоречивого постколониального конгломерата, который представляют собой современные африканские государства.
Учитывая, что модель чисто иранского фундаментализма вряд ли сможет стать универсально приемлемой в арабском мире (во многом, за счет специфики шиитской версии иранского ислама), панарабский проект должен стремиться к созданию самостоятельного антиатлантистского блока, где приоритетными полюсами стали бы те арабские страны (например Сирия), которые яснее других осознают американскую опасность и радикальнее других отвергают рыночно-капиталистическую модель, навязываемую Западом.

Подводя итог:
На Юге России без Ирана никуда, как и Ирану без России.