22 июня 1941 года тысячи питерцев выстроились в очереди возле военкоматов. Но были и другие — те, кто поспешил к продуктовым магазинам. Они запасались сахаром, консервами, мукой, салом, растительным маслом. Но не для того, чтобы прокормиться, а для того, чтобы потом продать все эти запасы или обменять их на золото и драгоценности. За буханку хлеба или банку сгущенного молока спекулянты заламывали астрономические суммы. Горожане считали их едва ли не самыми страшными из преступников, действовавших в Ленинграде в дни блокады.
Сценарий лета 1941-го
Руководители Ленинграда в первые дни войны были уверены в том, что враг никогда не подойдет к стенам города. К сожалению, события начали развиваться по другому сценарию.
В первый же день блокады, 8 сентября 1941 года, запылали Бадаевские склады, город остался без сахара и множества других продуктов. А карточную систему в Ленинграде ввели только 18 июля, когда фашисты стояли уже под Лугой.
Тем временем ушлые работники торговли, спекулянты и прочий дальновидный народ уже набивали свои кладовые всем, чем только можно было поживиться и что потом могло принести доход.
Уже 24 июня, на третий день войны, сотрудники ОБХСС задержали сестер Антиповых. Одна из них натаскала домой больше центнера муки и сахара, десятки банок консервов, сливочное масло — словом, все, что можно было унести из столовой, где она работала шеф-поваром. Ну а вторая притащила домой чуть ли не весь галантерейный магазин, которым заведовала.
По мере того, как ухудшалось снабжение города продовольствием, набирал обороты черный рынок, цены росли ежедневно.
Сотрудники аппарата БХСС и других служб милиции выявляли тех, кто требовал за продукты ювелирные изделия, бриллианты, антикварные вещи и валюту. Результаты обысков удивляли даже видавших виды оперативников.
Нередко у спекулянтов вместе с ценностями и большими запасами продуктов изымались списки с фамилиями и адресами коммунистов и комсомольцев, членов семей офицеров и бойцов Красной Армии. Так что видеть в спекулянтах только людей, которые умеют делать деньги и не интересуются политикой, — ошибка. Война и блокада это убедительно доказали.
В ожидании «нового порядка»
Жители города у ларька с товарами, 1943 год.
Спекулянты стремились запастись именно золотом и другими ценностями — на тот случай, если в город придут фашисты и установят «новый порядок». Таких людей было немного, и рассматривать их как пятую колонну фашистов, наверное нельзя. Но горя они принесли немало. Типичным в этом плане было дело некоего Рукшина и его сообщников.
Сам Рукшин попал в поле зрения сотрудников ОБХСС еще до войны. Очень уж он намозолил глаза, толкаясь возле скупочных пунктов «Торгсина» и «Ювелирторга». Незадолго до войны Рукшин был взят с поличным, осужден и находился в колонии. Но на свободе оставались его сообщники.
Особое внимание привлек некий Рубинштейн — оценщик одной из скупок «Ювелирторга». Он умышленно занижал стоимость ювелирных изделий, приносимых на комиссию, в несколько раз, затем сам же их покупал и тут же перепродавал — либо спекулянтам, либо через подставных лиц в ту же скупку или «Торгсин».
Активными помощниками Рубинштейна были Машковцев, Дейч и его сестра Фаина, жена Рукшина. Самому старому члену шайки было 54 года, самому молодому — 34. Все они были выходцами из богатых семей ювелиров. Несмотря на все бури, что пронеслись над страной, эти люди сумели не только сберечь, но даже приумножить свои богатства.
В 1940 году Машковцев оказался по делам службы в Ташкенте. И там он нашел золотое дно — подпольную черную биржу, где можно было купить золотые монеты и другие ценности. Навар от перепродажи купленных в Ташкенте ценностей был такой, что Машковцев бросил работу и полностью переключился на перепродажу золота.
Под стать Машковцеву были брат и сестра Дейчи. Во время НЭПа они держали несколько магазинов. Тогда же Фаина Дейч вышла замуж за Рукшина. Торговали они умело, а вырученные деньги превращали в золотые монеты и другие ценности. Свою коммерцию супруги продолжали и после ликвидации НЭПа. Сколоченная шайка строго соблюдала правила конспирации. Обходились без расписок, а все разговоры по телефону велись в иносказательной форме.
Цинизм этих людей не знал границ. Хотя впоследствии, на допросах, они топили друг друга, но каждый задавал следователям один и тот же вопрос: вернут ли им изъятые ценности? А изъято было немало: три килограмма золота в слитках, 15 кулонов и браслетов из платины и золота, 5415 рублей в золотых монетах, 60 килограммов изделий из серебра, почти 50000 рублей наличными деньгами и... 24 килограмма сахара, консервы. А это был август 41-го!
8 сентября 1941 года замкнулось кольцо вражеской блокады. Опустели полки магазинов, росли очереди за хлебом, остановился городской транспорт, отключили телефоны, дома остались без электроэнергии. Ленинград погрузился во мрак. 20 ноября 1941 года иждивенцы стали получать 125 блокадных хлебных граммов.
Продукты на вес золота
В городе выросло количество преступлений. Все чаще в милицейских сводках замелькала информация о кражах «на рывок» (у людей вырывали сумки с хлебным пайком), об убийствах из-за продуктовых карточек, о грабежах пустых квартир, хозяева которых ушли на фронт или уехали в эвакуацию. Заработал черный рынок.
Продукты в прямом смысле слова стоили на вес золота. За золотые монеты, украшения с бриллиантами можно было выменять кусок сливочного масла, стакан сахара или манки. При этом надо было смотреть в четыре глаза, чтобы тебя не обманули. Нередко в консервных банках находили обычный песок или приготовленные непонятно из чего фрикадельки. Бутылки с натуральной олифой, которую делали на подсолнечном масле, заворачивали в несколько слоев бумаги, потому что олифа была лишь сверху, а вниз наливали обычную воду. В заводских столовых одни продукты подменяли другими, более дешевыми, а появившиеся излишки снова шли на черный рынок.
Типичным в этом плане было дело спекулянта Далевского, заведовавшего небольшим продуктовым ларьком. Вступив в сговор с коллегами из других торговых точек, он превратил свой ларек в место перекачки продуктов.
Далевский отправлялся на одну из толкучек, где присматривал покупателя на свои продукты. Затем следовал визит к покупателю. Торговаться Далевский умел. Его комната в коммуналке постепенно превращалась в антикварную лавку. На стенах висели картины, шкафы были набиты дорогим хрусталем и фарфором, а в тайниках лежали золотые монеты, драгоценные камни, ордена.
Оперативники ОБХСС и уголовного розыска быстро взяли Далевского под наблюдение и выяснили, что его особенно интересуют люди, имеющие доллары и фунты стерлингов. Все началось с обычной ревизии в ларьке. Естественно, у Далевского все было в ажуре — копейка в копейку, никаких излишков...
Далевский не испугался, считая, что это просто плановая проверка, и продолжал работать по сложившейся схеме. Вскоре в его ларьке накопился запас — более центнера продуктов. И вот тут нагрянули сотрудники ОБХСС. Дать какие-то объяснения Далевский не смог. Пришлось сознаваться...
Только изъятые монеты и ювелирные изделия потянули по государственным ценам на сумму боле 300 000 рублей. Почти во столько же были оценены хрусталь, фарфор и картины. О продуктах говорить не стоит — зимой 42-го им в блокадном Ленинграде цены не было.
Фальшивые карточки
Особое внимание сотрудники милиции уделяли работе карточных бюро. И надо сказать, что в самые трудные дни блокады они работали безупречно. Сюда направляли самых проверенных людей. Однако к карточкам нет-нет да и прорывались нечистоплотные дельцы. Именно такой оказалась заведующая карточным бюро Смольнинского района некая Широкова. Приписывая «мертвые души» и фиктивно уничтожая карточки ленинградцев, уехавших в эвакуацию, эта дамочка сколотила приличный капиталец. При обыске у нее изъяли без малого 100 000 рублей наличными.
Особое внимание было уделено и борьбе с фальшивомонетчиками. Надо сказать, что фальшивых денег в блокадном Ленинграде никто не печатал. На бытовом уровне они практически ничего не значили. А вот продуктовые карточки были в полном смысле слова дороже любой картины из Эрмитажа. К чести ленинградских печатников, которые изготовляли карточки, нужно сказать: ни один комплект из цеха не ушел налево, ни один сотрудник даже не попытался сунуть в карман комплект карточек, хотя у многих родственники умерли с голода. И все же...
Предприимчивые люди карточки печатали. Именно так поступали Зенкевич и Заломаев. Они имели бронь, поскольку работали на заводе, где изготовлялась продукция для фронта. Познакомившись с уборщицей цеха, где печатались карточки, Зенкевич и Заломаев уговорили ее приносить отработанные литеры и обрезки бумаги.
Типография заработала. Появились карточки, но их нужно было отоваривать. Для этого требовалось установить надежные контакты с работниками торговли. Вскоре Зенкевичу и Заломаеву удалось найти нужных людей.
Подпольная типография просуществовала три месяца. В руки расторопных дельцов перекочевали четыре тонны хлеба, более 800 килограммов мяса, центнер сахара, десятки килограммов круп, макарон, 200 банок консервов... Не забыли Зенкевич и Заломаев и о водке. По своим фальшивкам они смогли получить около 600 бутылок и сотни пачек папирос... И снова изымались у жуликов золотые монеты, украшения, норковые и котиковые манто.
Всего за время блокады сотрудники аппарата БХСС ликвидировали, по самым осторожным подсчетам, не менее десятка подпольных типографий. Фальшивомонетчиками были, как правило, люди, знавшие типографское дело, имеющие художественную подготовку и крепкие связи среди торговых работников. Без них вся работа по печатанию фальшивок теряла смысл.
Невский проспект
Правда, не обошлось без исключений. Летом 1943 года сотрудниками ОБХСС был арестован некий Холодков, активно торговавший на толкучках сахаром, крупами и прочим тогдашним дефицитом. Взяв Холодкова под наблюдение, оперативники быстро выяснили, что он еще летом 41-го эвакуировался из Ленинграда, добрался аж до Уфы, где и занялся карточным бизнесом. Местные сотрудники милиции прихватили уфимских торгашей, что называется, на горячем, но Холодков смог сделать себе поддельные документы и вернулся в Ленинград.
Обосновался он не в самом городе, а на станции Пелла, где снял полдома у каких-то далеких родичей. И хотя художником Холодков не был, карточки он делал хорошие. Увидев их, директор одной из булочных Володарского (Невского) района тут же взялся их отваривать. В карман жуликов потекли крупные суммы денег, золото, столовое серебро...
Ну а затем — приговор военного трибунала. Судили эту публику без пощады.
Афганский рис с Мальцевского рынка
Самым необычным делом для ленинградской милиции стало дело некоего Каждана и его сообщников. Нити этой истории протянулись от берегов Невы до Афганистана.
Каждан был снабженцем восстановительного поезда №301 и по долгу службы часто выезжал в Ташкент, где находилась основная база снабжения. Ездил он туда в персональном — правда, товарном — вагоне и стоял под погрузкой порою по два-три дня, так как в первую очередь тогда грузили воинские эшелоны. Во время одного из таких перерывов Каждан и познакомился с неким Бурлакой — сотрудником внешнеторговой фирмы, закупавшей продовольствие в Афганистане.
Рис из Афганистана шел тысячами мешков, и Бурлака сумел договориться, чтобы в каждую партию закладывали несколько лишних мешков для него лично. Затем рис продавался на среднеазиатских базарах — как правило, по стакану и по соответствующей цене.
Бурлака и Каждан встретились, судя по всему, в коммерческой чайхане случайно, но поняли друг друга с полуслова. Поскольку у каждого из них в распоряжении имелся целый товарный вагон, им не составляло труда спрятать там несколько мешков риса и сухофруктов. Навар от поездок в Ташкент для Каждана и его сообщников исчислялся шестизначными цифрами.
На Мальцевском рынке было небольшое фотоателье, в котором трудился расторопный паренек Яша Финкель. Но он не только проявлял пленки и печатал фотографии. В небольшом тайничке Финкель хранил рис и другие продукты, доставленные из Ташкента, распределял их между реализаторами, принимал от них деньги и сам отчитывался перед Кажданом. Собственно, с Яшиного фотоателье и начала раскручиваться цепочка.
Зачастившие в фотоателье дамы и мужчины привлекли внимание оперативников. В их руки стал все чаще попадать чистый белый рис, который изымали у спекулянтов. Такой рис ленинградцы по карточкам не получали.
Установили, что рис этот — афганский, до войны его поставляли только для ресторанов Интуриста через Ташкент. Быстро выяснили, какие организации имеют связи с Ташкентом, кто посылает туда в командировку своих сотрудников. Все сошлось на фигуре Каждана.
Обыск трехкомнатной квартиры на улице Ракова, 10, занял двое суток. Собственно, это была даже не квартира, а антикварный магазин. Дорогие картины, поповский и кузнецовский фарфор, хрусталь дорогих сортов, отделанный серебром...
Внимание оперативников привлекала детская кроватка. Ребенок спал на двух матрасах. В нижнем оказались зашиты без малого 700000 рублей и 360000 американских долларов наличными. Из цветочных горшков, из-под плинтусов, вынимали украшения из золота и платины, золотые монеты и слитки.
Не менее интересными были результаты обысков у сообщников Каждана — Фагина, Гринштейна, Гутника. Сотни тысяч рублей, изделия из золота, столовое серебро. Всего у Каждана и шести его сообщников было изъято 1,5 миллиона рублей наличными, 3,5 килограмма изделий из золота, 30 штук золотых часов и другие ценности на общую сумму 4 миллиона рублей. Для сравнения: в 1943 году стоимость истребителя Як-3 или танка Т-34 составляла 100 000 рублей.
За 900 дней блокады сотрудники аппарата БХСС изъяли у спекулянтов: 23317736 рублей наличными, 4 081 600 рублей в облигациях госзайма, золотых монет на общую сумму 73 420 рублей, золотых изделий и золота в слитках — 1255 килограммов, золотых часов — 3284 штуки. По линии ОБХСС к уголовной ответственности было привлечено 14545 человек...
http://politikus.ru/articles/10321-millionery-blokadnogo-leningrada.html
PS
С точки зрения многих нынешних либералов - именно так кровавые псы режима душили свободных и эффективных предпринимателей...
Комментарии
Добавлю материал, специально для товарища Mullerа?
Взято здесь: http://historian30h.livejournal.com/148134.html
Все дискуссии по вопросу питания государственных и партийных руководителей блокадного Ленинграда затеяны людьми либо лицемерными, либо крайне нелалекими. Поскольку я специально занимаюсь вопросами голода, то скажу: руководство блокадного города совершило невозможное, сохранив при таком положении с продовольствием в Ленинграде порядок. Напомню, что всего за 24 года до голода блокады те же самые горожане устроили революцию, сокрушившую царя, из-за гораздо меньших продовольственных проблем. Бунтов в голодном Ленинграде не было. Не было именно потому, что граждане Ленинграда понимали систему распределения продовольствия и считали ее справедливой. Если население блокадного города разделить на руководителей, бойцов, рабочих и ИТР, служащих, иждивенцев и детей, то любой здравомыслящий человек поймет важность максимального снабжения именно руководства и бойцов.
"В Ленинградском областном комитете ВЛКСМ возникла мысль о создании полка революционного порядка.Голодающий боец не сможет воевать, поэтому, например, согласно суточному лимиту с 20 ноября 1941 года 350-450 тысяч воинов Ленинграда получали 169 тонн муки(хлеба), а 2 350 тысяч гражданских — всего 341 тонны. На одного бойца - 376-483 гр., на одного гражданского — 145 гр.
Не то что гибель, даже слабость руководителя приведет к хаосу и нарушению порядка, что в блокадном городе равно смерти. Но это — самое первое и простое соображение. Второе — размер пайка нескольких сотен руководителей вообще не отражается на питании почти трех миллионов человек. Тонна хлеба руководству — это по трети одного грамма с остальных. т. е. все эти разговоры о пирожных — голые спекуляции. Более того, норм пайка для руководителей в Ленинграде я не встречал, но я видел и публиковал таковые нормы для руководителей областного и районного уровня в голодную весну 1933 года — они были на минимально достаточном уровне. Надо просто понимать отличие той системы власти от современной. Случись подобное сегодня — элита себя ограничивать не будет вообще, причем элита праздная и бесполезная.
Свидетель вспоминает, что пришел к Жданову по вызову и видит на его столе пирожные. Современный человек нравственно испорчен, первая его мысль — Жданов ел пирожные. Как специалисту того времени, мне это смешно. Хотел бы съесть — не светился бы. Танчиковеды, защищая Жданова, говорят о диабете. Это такая ерунда на фоне того, что один донос в Москву «Жданов пожирает пирожные на глазах у посетителей» и последовал бы крах политической карьеры этого руководителя. Партийных руководителей, скомпрометировавших себя в глазах населения, Сталин снимал сразу. А вот Жданов остался партийным руководителем и после блокады. Это надо понимать: блокадники не упрекали Жданова, а мы глупые обвиняем. Я вот верю, что Жданов мог выставить на стол тарелку пирожных для того, зачем бы ее выставил и я: своего рода бесценная награда или дар каким-то посетителям. Это вспоминает партработник, его Жданов не угостил — у того и так спецпаек, а вот следом зашел профессор или инженер...
Многие не понимают своего рода социального закона — невозможно заставить умереть от голода людей, занимающихся распределением и производством продовольствия. Как не контролируй. На всех крупных заводах Ленинграда счет голодных смертей рабочих идет на тысячи, но на крупной кондитерской фабрике из 713 работников не умер никто. Никто не умер на хлебозаводе №4. Ничего не известно о голодных смертях работников хлебной торговли, интендантских складов, столовых. В этом смысле наивно предполагать, что умрут от голода высшие руководители города, причем вообще безо всяких пайков.
Борьба против хаоса в голодном городе закончилась победой, хотя о многих кризисах этой борьбы большинство дискутирующих сегодня и не представляет. Выкладваю рассказ лишь об одном эпизоде, который мог обернуться катастрофой:
Полк насчитывал около 6 тысяч бойцов — комсомольцев и несоюзной молодежи. Он состоял из батальонов, рот взводов и отделений, вспомогательных подразделений связистов, санитаров. Теперь каждая улица, каждый квартал, перекресток, дом находились в поло зрения бойцов полка революционного порядка. Юноши и девушки лично знали, как им действовать в любой обстановке. Однажды немецкие самолеты появились над городом.
Они кружили где-то высоко в небе: фашистские стервятники боялись нашего зенитного огня.
Внимательно прислушивались к рокоту моторов бойцы отделения Геннадия Кривуна — студенты Политехнического института 3ина Олещук, Анатолий Трифонов и Валерий Орлов. Вдруг что-то замелькало в воздухе.
— Что это такое? — недоумевали комсомольцы.
Над их головами, в облаках, болтались какие-то большие шары.
— Очевидно, новый сюрприз? — произнес Валерий Орлов.
Немцы часто применяли различные военные новинки, чтобы вызвать панику. То они сбрасывали бомбы с воющими сиренами, то начали к зажигательным бомбам прикреплять гранаты со специальными взрывателями. И если кто-нибудь подбегал к «зажигалке», чтобы обезвредить, гранаты взрывались. То враг сбрасывал детские игрушки авторучки и другие безделушки, соблазняющие детей. Все это были смертоносные вещи. А тут огромные шары медленно опускались на город.
— Смотрите! Смотрите! Один лопнул, и что-то из него посыпалось! — закричала Зина Олещук.
— Видимо, опять листовки,— заметил Геннадий Кривун.
В эти минуты подобные возгласы раздавались и на Петроградской стороне, на крыше Электротехнического института имени Ульянова (Ленина),
где несли дежурство бойцы полка революционного порядка — студенты Михал Рубцов, Константин Круглов, Надежда Забелина, во главе с командиром отделения Василием Шевчуком. Заметили лопнувший шар и за Московской, Невской и Нарвской заставами. Этот эпизод не ускользнул от внимания бойцов местной противовоздушной обороны, от работников милиции и НКВД, от наблюдателей воинских частей. Все зорко следили.
И вот ветер начал подгонять к посту Геннадия Кривуна плясавшие в воздухе бумажки. Упала одна, за ней — другая, третья...
Но что это? Первым подбежал к упавшим листкам Анатолий Трифонов. Поднял несколько штук. В его глазах застыло удивление.
— Ребята! Это же деньги и продовольственные карточки!
Геннадий Кривун сразу оценил обстановку:
— Гитлеровские фальшивки! Ишь на что пошел, гад!А в это время в небе лопались все новые и новые шары. Над крышами домов метались из стороны в сторону фальшивые деньги и продовольственные карточки, большинство из которых уже были прикреплены к определенным магазинам.
Враг немало знал о положении в городе. Его информировали шпионы. Гитлеровские разведчики снабдили свои штабы и сведениями
о карточках и о системе прикрепления к магазинам потребителей. И вот фашисты пошли на новую подлость, рассчитывая одним ударом истощить продовольственные запасы Ленинграда. Положение создавалось чрезвычайно серьезное.
— Зина! Мигом в штаб! — скомандовал Геннадий Кривун.— Ты, Анатолий, и ты, Валерий, бегом по домам! Поднимайте пионеров и комсомольцев! Всюду расставьте посты! Немедленно выделить сборщиков! Привлечь к этому всех!
В штабе полка революционного порядка зазвонили телефоны. Отовсюду шла одна весть: враг сбросил массу фальшивых денег и продовольственных карточек. Об этом же доложили связные, курьеры.
Партийные и советские органы тут же приняли срочные меры для сбора гитлеровских фальшивок.
Была отдана четкая и ясная команда всем торговым организациям. В движение пришли тысячи честных защитников Ленинграда.
Фальшивки были собраны и все сданы на соответствующие приемные пункты"...
Воспоминания Г.Степанова/ В огненном кольце.- М.: Госполитиздат, 1963. С.214
Каждан был снабженцем восстановительного поезда №301 и по долгу службы часто выезжал в Ташкент, где находилась основная база снабжения. Ездил он туда в персональном — правда, товарном — вагоне и стоял под погрузкой порою по два-три дня, так как в первую очередь тогда грузили воинские эшелоны. Во время одного из таких перерывов Каждан и познакомился с неким Бурлакой — сотрудником внешнеторговой фирмы, закупавшей продовольствие в Афганистане.
Рис из Афганистана шел тысячами мешков, и Бурлака сумел договориться, чтобы в каждую партию закладывали несколько лишних мешков для него лично. Затем рис продавался на среднеазиатских базарах — как правило, по стакану и по соответствующей цене.
Я как-то упустил этот пост в то время, но сейчас просто не могу не прокомментировать.
Попасть из блокадного Ленинграда в Ташкент можно было только в одном направлении - туда в эвакуацию.
Если продовольствие и шло из Средней Азии, то поступало на военные склады, где обезличивалось и в дальнейшем распределялось различными начпродами.
Спалить кого-нибудь с мешком риса (без докментов) - расстрел, по законам военного времени. Поэтому, мне совершенно непонятно, как ,а главное, зачем какой-то жучила мог провести в блокадный город несколькол мешков риса?
Даже если предположить, что жулики могли зарядить самолет, то все равно это сверхрисковая операция.
Моя теща, попавшая в эвакуацию в конце 1942 в Казахстан, рассказывала, что там тоже голод был жуткий! Они выжили потому что мать была химиком и варила мыло из всего, чего только было можно. А рис на базаре продавался ПОШТУЧНО! По 10 рисинок.
Спрашивается, зачем таскать рис в блокадный Ленинград, если его с успехом можно прогнать через восточный базар?
Рис, продававшийся из под полы на Мальцевском, скорее всего был украден с военных складов или признан сгоревшим во время бомбежек и обстрелов. И опять же, в случае палева, расправа была скорой и безжалостной. Это знали все.
Моя бабушка носила свои фамильные драгоценности в торгсины, где за золотое колечко давали буханку хлеба, а за каратный бриллиант банку тушенки. Так она спасла двоих своих детей и третьего, приблудного. И это при том, что у нее еще была военная карточка.
То же самое бабушка жены....у жены и сейчас в наследстве есть золотая брошка, где было 47 бриллиантов.....
Страницы