Ярость (NUC3)

У Генри Каттнера есть замечательная повесть — "Ярость" в которой он в иносказательной и аллегорической форме разбирает постоянный выбор любого сложноустроенного социума — либо погрязнуть в гедонизме и уюте привычного, устроенного быта — либо постоянно рваться на следующие и следующие рубежи мироздания.

Мир фантастической Венеры, нарисованный Каттнером, в котором обществом управляет каста Бессметртных (бессмертных буквально — они живут столетиями и им просто некуда спешить); мира, в котором социум безнадёжно жмётся к удобным и безопасным подводным куполам-городам, оставив континенты Венеры на откуп смертельно враждебной флоре и фауне планеты; мир, тотально зависимый от исчерпаемого ядерного топлива — кориума (смеси урана и тория); мир, у которого нет будущего.



Ведь остановка прогресса — это всегда отказ от будущего в пользу бесконечного продления настоящего. Которое всегда является лишь постепенным, но неумолимым приходом вездесущего Второго начала термодинамики.

И, как и в мире "Ярости", как и во вселенной "Мира Смерти" Гаррисона, которая во многом была написан по лекалам "Ярости" — в настоящем мире никогда не наступает окончательный конец истории.
И, даже если Бессмертные хотят стабильного мира, если Бессмертным некуда спешить — у истории всегда есть свои внутренние законы, неподвласные даже Бессмертным, какое бы имя они не носили в текущем своём воплощении — жрецы, масоны, тамплиеры, ZOG или Мировое Правительство.


Собственно говоря, впервые в научной мысли вопросы соответствия между собой поступательного развития общества и поддерживающей его инфраструктуры были поставлены Арнольдом Тойби в его классической работе "Постижение истории".


Арнольд Джозеф Тойнби (1889-1975).

Им же впервые была отмечена ситуация, что часто крах поддерживающей общество инфраструктуры после периода "вечного мира" и "тотального спокойствия" неизбежно вызывал последующую деструкцию любых, казалось бы, идеально уравновешенных и сложных обществ.

Тойнби впервые поставил в своём исследовании простой вопрос: "А нужны ли вообще для возникновения цивилизации благоприятные природные условия?".
И дал на него прадоксальный по своей сути ответ: "Нет, благоприятные условия жизни не способствуют ни возникновению, ни развитию цивилизаций".

Конечно, в глубокой древности, обладая еще несовершенными орудиями труда, люди в очень сильной степени зависели от окружающей их среды, и, если она создавала слишком большие препятствия, то это катастрофически замедляло их развитие.

Такие примеры разобраны другим популяризатором истории цивилизаций — Джаредом Даймондом в его современной книге "Ружья, микробы и сталь".
Он, проведя исследования истории различных островов Океании, заключил, что цивилизационные успехи изолированых обществ на этих островах находились в прямой корреляции с доступными им ресурсами. На южных, самых суровых островах Океании смогло возникнуть только общество охотников и собирателей, на более крупных островах возникло примитивное земледелие, а наиболее успешные и богатые острова (Новая Зеландия, Гавайи) смогли даже поддерживать протогосударства на своих цивилизационных "6 сотках земли".

Однако Джаред Даймонд всегда подчеркивал, что острова Океании очень ограничены в своих ресурсах, то есть — любые аналогии между островитянами и любой из континентальны цивилизаций похожи на аналогии между велосипедом и несущимся на всей скорости гружёным товарным поездом. Колёса есть и там и там, эффект от столкновения — сугубо различный.

Поэтому, переходя от Океании к сравнению Америки и мегаконтинента Евразия, Даймонд заключает, что большая часть цивилизационных открытий была сделана именно в Евразии — мегаконтиненте, на территории которого, по заключению того же Даймонда "возможно всё", что только произошло, происходит и произойдет в мире в будущем.


По мнению Даймонда, сложные общества могут сами выбирать — умирать им или нет.
Но не все пользуются возможностью выбора.

Но образование цивилизаций, согласно Тойнби (и Даймонд здесь с ним солидарен), никогда не проходило в идеальных условиях. Наоборот, оно всегда сопровождалось суровыми испытаниями, изменением привычного образа жизни. Чтобы дать достойный ответ на вызов, который бросила им природа, людям нужно было искать новые решения, совершенствовать природу и самих себя.    
Многие цивилизации Старого Света родились в долинах рек. Великие реки древности — Тигр и Евфрат, Нил, Инд, Янцзы и Хуанхэ — играли такую огромную роль в жизни этих цивилизаций и столь плотно диктовали структуру древних обществ, что эти цивилизации нередко называют ещё речными цивилизациями или аквадеспотиями.

И, действительно, плодородная почва в дельтах и поймах рек безусловно способствовала развитию земледелия. Кроме этого, реки связывали воедино разные районы страны и создавали возможности для торговли внутри нее и с соседями. Но использовать все эти преимущества было отнюдь не просто. Низовья рек обычно заболачивались, а чуть подальше земля уже высыхала от зноя, превращаясь в полупустыню. Кроме того, русло рек часто менялось, а разливы легко уничтожали поля и посевы. Требовался согласованый труд многих людей и нередко усилия нескольких поколений, чтобы превратить этот своенравный ландшафт в цветущий сад.

Именно теория «вызова-и-ответа» и была сформулирована Тойнби: любая естественная среда самим фактом своего существования посылает вызов людям, которые должны создавать искусственную среду, борясь с природой и приспосабливаясь к ней.

Тойби очень метко писал в своих работах: "Вызов побуждает к росту... слишком хорошие условия, как правило, поощряют возврат к природе, прекращение всякого роста".  

Так, в особой географической ситуации развивались Финикия, Греция и Рим — приморские цивилизации. Земледелие здесь не требовало (в отличие от многих цивилизаций Востока) ирригации, зато полуостровное положение было еще одним вызовом природы. Вызов природы был принят — и ответом на него явилось зарождение навигации, которая сыграла важнейшую роль в дальнейшей жизни этих морских держав.

То есть, всегда существует два принципиальных пути — принять вызов или уклонится. В случае Океании люди смирились с природными ограничениями, по сути дела отвергнув цивилизационный вызов, а в случае Евразии и Америки — люди встали на путь цивилизации, искусственно расширив для себя границы возможного.

И при этом, чем более сурова окружающая действительность и чем более сложна внутренняя ткань общества — тем всё более и более сложные и масштабные задачи приходится решать цивилизации в её постоянном противодействии окружающей природе.
Каждый следующий этап расширения границ возможного требует от цивилизации качественного скачка во внутренней структуре и в созданной ей искусственной среде обитания вокруг себя.

А вот здесь мы как раз и подходим к главному. Сам по себе скачок задаётся изнутри.
Вызов природы находит ответ внутри цивилизации. Но сама по себе природа ответа задаётся именно цивилизацией, а не окружающей её природой. Цивилизация — субъект, природа — объект. Цивилизация активна, природа пассивна. Цивилизация принимает вызов — или отвергает его.
То есть, по всем признакам цивилизация ведёт себя, как живое существо, но по факту (формально) им не является.

Однако в науке вопрос существования таких "неживых живых" систем разобран уже давным-давно. Автором концепции таких систем являтся русский учёный Илья Романович Пригожин, который ввел в термодинамику определение диссипативной структуры — открытой системы которая живёт вдали от точки своего термодинамического равновесия с окружающей средой.


Илья Пригожин. Именно он ответил на вопрос, куда бежит Красная Королева.

Собственно говоря, именно в парадоксальность поведения диссипативных структур упёрся в своё время Людвиг Больцман, который в конце жизни пытался бросать напрямую "мостик" от идеального газа и его энтропии к биологии, но пришёл к противоречию — всё живое на протяжении всей своей жизни всячески пытается уменьшить свою энтропию. То есть живое — это не идеальный газ, который стремится к состоянию с максимальной энтропией а нечто противоположное; всё живое наоборот — движется в сторону всё менее и менее вероятных, всё более и более искусственных термодинамических состояний.

Исследования Пригожина по диссипативными структурами вначале касались чисто химических и физических систем, но в дальнейшем он показал, что существуют очень широкий класс неравновесных термодинамических систем, которые, при определённых условиях, поглощая вещество и энергию из окружающего пространства, могут поддерживать свою структуру, а при определённых условиях — и совершать качественный скачок к усложнению.

Собственно говоря, именно через выводы теорий Пригожина можно чётко определить, чего стоит та или иная цивилизация.
И, если сам Пригожин предпочитал скорее оставаться на более привычном ему физико-химическом поле, хотя и высказывался в конце жизни, что его теория диссипативных структур "Неизбежно входит в тесную аналогию и с социальными явлениями, и даже с историей", то уже в 1990-е годы, независимая дискуссия о применимости неравновесной термодинамики к вопросам социальной истории и теории развития цивилизаций пошла в полную силу.

И здесь мы подходим к новейшим работам по динамике истории.
Канадский учёный Томас Гомер-Диксон опубликовал в 2006 году работу "Верхняя сторона падения" (The Upside of Down) в которой он чётко показал роль энергии в успехе того или иного социального организма, того или иного исторического цивилизационного гегемона.


Томас Гомер-Диксон.

Такой "энтропийно-энергетический" неравновесный подход задаёт совершенно иное прочтение истории, нежели стандартные формационные теории "пещеры-рабы-крестьяне-рабочие-коммунизм", поскольку напрямую увязывают гуманитарные концепции с весомой плотью и кровью физической экономики и физических законов, которые действуют не только на человеческие общества, но и на живую материю в целом.

То есть, крылатая фраза о некоем Лидере, который "взял страну с сохой, а оставил с ядерной бомбой" как раз и задаёт формационный сдвиг в обществе, а не всякие события Великих и Славных революций, в результате которых общество по-прежнему остаётся намертво привязано к существующему технологическому, производственному и социальному укладу.

Диксон в своём исследовании выделяет несколько основополагающих этапов развития цивилизаций.
Он выводит, что все великие цивилизации в той или иной мере опирались на некий базовый энергетический ресурс и тотально от него зависели. Собственно говоря, именно в этом и состоит основное свойство диссипативных структур — без постоянного притока энергии извне они очень быстро деградируют и распадаются.

Все аквадеспотии и приморские цивилизации древности, включая знаменитый Рим, опирались на распределённую солнечную энергию и её концентрированную часть - выращенное на Солнце зерно.

Следующий этап развития настал в тот момент, когда испанцы, португальцы, французы и голландцы смогли "оседлать" энергию ветра, падающей воды и одомашненных животных — лошадей.
Использование этой энергии позволило поднять на качественно новый уровень как развитие производящей экономики (водяные и ветряные мельницы, современная нам тяговая упряжь), так и возможность пространственной экспансии (парусные суда заменили гребные галеры, а тяжёлая конница с современными седлами и стременами вытеснила пешие римские легионы).

Следующими цивилизационную эстафету подхватили англичане, которые, в отсутствии дерева и крупных рек у себя на острове были вынуждены (вызов, снова вызов!) перейти на использование угля и создали целую индустрию паровых машин, совершенством которых до сих пор восхищаются поклонники стимпанка.

Следующими в этой гонке были американцы, которые смогли первыми массово освоить нефть — эту кровь и пот современной нам экономики.
Американцы "замочили" англичан именно нефтью, как более удобной энергией. Потеря Англией колоний, Бреттон-Вудс, атака Сороса на фунт — всё это будет уже потом, начало же было положено, когда нефть победила уголь.


Проиграл дым, проиграли кочегары, проиграл уголь. Terrorists Oil wins.

Возникает вопрос, на какой источник первичной энергии будет опираться постнефтяной мир? Нефть заканчивается и это неприятный, но реальный факт.
Ведь, кроме денежной стоимости ресурса есть ещё и его энергетическая стоимость — EROEI, а с ней "хороводы стоимости" и "пляски субсидирования" водить не получится. Новая нефть Северной Дакоты, битум Канады и тяжёлая нефть Ориноко оказываются уж очень блеклыми перспективами на фоне старого, доброго чёрного золота Техаса и Аравийского полуострова.

И почему существующий "нефтяной гегемон" столь упорно цепляется даже за эту совершенно невыгодную нефть? Почему Голландия и Франция исторически догоняли Англию в "мире угля и пара", а Англия плелась в хвосте "нефтяного линкора" под названием США?
Ответ прост и сложен одновременно. Существующий энергетический гегемон обычно уж слишком хорошо встроен в процессы получения и утилизации своего "любимого источника энергии". Так, что любое изменение для него — просто смерти подобно.

Диксон ёмко пишет об этой проблеме любого гегемона в своей работе:

"Царящий в мире энергетический гегемон всегда слишком глубоко интегрирован в существующую систему, для того, чтобы распознать изменения, не говоря уже о своевременной реакции на них. И поэтому в мире всегда есть безумные "выскочки" которые мотивированы вложить с риском все свои ресурсы в агрессивное развитие следующего источника энергии. Падение нефти, как основного мирового источника энергии будет иметь глубочайшие последствия для всех аспектов американской жизни в грядущем столетии. По сути дела — это фазовый сдвиг на тектоническом уровне".

В общем, всё строго по неравновесной термодинамике и по теории кризисов. Всякая плоть - трава.

Нефтяные динозавры всё ещё хозяева жизни, но Фокстерьер Судного Дня уже потихоньку вырастает в Медведя с ядерным метаболизмом.



Ну а кто хочет копать землянки в лесу персональные норки — тот так и останется Мышью в новом, дивном мире.

В конечном счёте — мародёры и каратели грызуны и падальщики нужны в любой экосистеме.

В любом случае — Сэм проснулся. Прочитайте Каттнера.