Иван Тургенев и рождение нигилизма

Иван Сергеевич Тургенев не просто написал роман «Отцы и дети», но, по сути, придумал русских нигилистов. Он артикулировал основные поведенческие и мировоззренческие черты нигилиста, а реальные русские молодые люди — разночинцы стали жадно подражать Базарову. И после выхода романа в России появился такой общественный тип 1860-х годов — нигилист.

Был такой английский писатель ирландского происхождения в конце XIX века — Оскар Уайльд. Он принадлежал к направлению эстетизм. Как любой эстет, он считал, что художественный вымысел лучше реальности, то есть хорошая литература лучше жизни.

В трактате «Упадок искусства лжи» Уайльд задался вопросом: а что вообще первично — литература или жизнь? Со свойственным парадоксализмом он заявил, что не литература подражает жизни, а жизнь подражает литературе. Великий художник, как писал он, создает тип героя, модель поведения, модель мира, а жизнь пытается скопировать все это и воспроизвести их в популярной форме.

Необычная концепция, но если мы внимательно посмотрим на бытование русской литературы в XIX веке, то с удивлением заметим, какое колоссальное воздействие она оказывала на российскую политическую реальность. Можно перечислить много романов, сильнее или слабее повилявших на развитие общества. Но есть удивительные примеры, когда литература шла дальше и создавала политическую реальность по своему образу и подобию.

Например, Иван Сергеевич Тургенев не просто написал роман «Отцы и дети», но, по сути, придумал русских нигилистов. Он артикулировал основные поведенческие и мировоззренческие черты нигилиста, а реальные русские молодые люди — разночинцы стали жадно подражать Базарову. И после выхода романа в России появился такой общественный тип 1860-х годов — нигилист.

Разумеется, отрицание — важнейший признак нигилизма — было характерной чертой сознания русской радикальной интеллигенции начиная с 1840-х годов. Пример Белинского, Бакунина, Герцена показывает, что нигилисты в этом смысле слова тогда уже существовали. Но их отличие от нигилистов 1860-х годов состояло в том, что их было мало, чтобы претендовать на целый общественный тип, и их отрицание не имело идеологической определенности. И тут-то и помог Тургенев. Эта определенность возникла благодаря двум необычным встречам. Первая состоялась на железной дороге.

Однажды, в конце 1850-х годов, Тургенев ехал из Петербурга в Москву в вагоне второго класса. К нему в купе подсел странный человек, молодой провинциальный врач, которого Тургенев потом будет называть «доктор Д.», без фамилии. По другим данным, знакомство это произошло в поезде во время поездки Тургенева по Германии. Но это не имеет значения. Главное, что случайный знакомый заговорил и сильно поразил Тургенева. Разговор был короткий, почти ни о чем, пара фраз. Доктор Д. сказал, что едет узнать о каком-то новом средстве от сибирской язвы, и спросил Тургенева: «А вы кто?» Тургенев, уже автор «Записок охотника», «Рудина», ответил, возможно, не без гордости, что он известный литератор. На что доктор Д. сказал: «Да? Это меня не интересует». Вот и все.

Всего лишь одно слово, один жест, один взгляд невероятно поразили Тургенева. Мелочь, но за этой мелочью Тургенев увидел что-то большое. Его поразила манера разговаривать, «резко и бесцеремонно». Доктор Д. не хотел его обидеть, он просто не обращал внимания на социальные условности, которые заставляют нас быть учтивыми и вежливыми. Кивать, улыбаться. Говорить: «Очень интересно!», когда совсем не интересно. Но так делают все, потому что человеческая коммуникация соткана из условностей. Начни говорить людям правду в глаза, и ты останешься навсегда одиноким. «Человек вне общества — зверь или бог», — говорил Аристотель. Тургенев за одной фразой увидел перед собой в вагоне поезда какого-то сверхчеловека.

Черта, с которой начинается нигилизм, — презрение к социальным условностям, которые нужны людям для выживания. Тогда в поезде, глядя на доктора Д., Тургенев придумал Базарова. Тургенев обладал удивительной особенностью: его наблюдательность и чуткость давали возможность подметить главное из того, что витает в воздухе. Он понял, что в молодежи зарождается тип таких сердитых людей, которых не устраивает все старое и фальшивое, но которые сами еще себя не очень осознают. И этому смутному общественному движению, этому брожению умов Тургенев дал форму.

Оттолкнувшись от «живого лица», он начинал наполнять образ социально-политическим, философским содержанием, которое, как ему казалось, соответствовало этому типу.

Тургенев плохо знал разночинцев-демократов начала 1860-х годов — Чернышевского, например, и Добролюбова (он взял у них какие-то черты, увлечение естественными науками), но за идеями он больше обращался к своим друзьям-радикалам 1840–1850-х годов: Белинскому, Бакунину, Герцену. У Белинского он взял презрение к непрагматичной изящной литературе, у Бакунина — страсть к тотальному отрицанию и даже разрушению, у Герцена — требование решительных перемен.

Тургенев наполнил образ сердитого врача философским содержанием: материализм, утилитаризм. Дал основы мировоззрения. Но главное, он придумал ему внешний вид: походку, манеру поведения, манеру говорить, — одним словом, создал цельный яркий образ, который оказался невероятно привлекательным. Сильный, уверенный в себе человек, нацеленный не на болтовню, а на реальное дело, резкий, волевой и благородный. Такого героя у нас еще не было. Были слабые идеалисты-бездельники, «лишние люди»: Онегины, Печорины, Бельтовы, Обломовы. А такого не было. И молодые люди после выхода романа года стали говорить: «Базаров — это я», стали вживаться в литературный образ Базарова. И так появились нигилисты.

А потом состоялась вторая необычная встреча. В 1862 году роман «Отцы и дети» прочел молодой критик Дмитрий Иванович Писарев. И Базаров произвел на него неизгладимое впечатление, во многом изменив его жизнь. Все биографы Писарева пишут о контрасте между бойкими статьями Писарева и его интеллигентной натурой. Писарев, действительно, в жизни был худым, робким, неуверенным. И в образе Базарова он, кажется, нашел для себя героя, модель для подражания. Базаров очаровал его своей «резкостью и бесцеремонностью» в отстаивании своих жизненных ценностей. И Писарев стал верным популяризатором Базарова, он провозгласил его символом молодого поколения.

В статье «Базаров» Писарев написал, что барин и либерал Тургенев не мог любить Базарова и, создавая его образ, «хотел разбить его в пух и прах», но помимо своей воли, бессознательно, как настоящий художник, написал его апологию: «Признал его силу и перевес над окружающими людьми». Умом Тургенев хотел сказать, что молодое поколение идет по ложной дороге, но в результате показал, что «в этом молодом поколении вся наша надежда». Художественное чутье одержало победу над классовыми интересами Тургенева, воспевшего могильщика своего класса.

Базаров давал Писареву то, чего ему не хватало в жизни, — образ уверенного в себе человека дела. И Писарев не остался в долгу. Он дал Базарову то, чего не доставало ему, — развернутое учение. В 1864 году он написал статью «Реалисты», в которой развил характеристику базаровского типа в целую программу преобразования российского общества. Там он доказывал необходимость борьбы со всем, что не приносит пользу народу, против непрагматичного искусства, роскоши, ради увеличения материальных ценностей и «реальных» знаний. Писарев создал свой образ Базарова, сделав его символом своей «теории реализма», указал пути, которыми нужно идти, чтобы исправить русское общество. Тургеневский доктор Базаров стал общественным борцом и символом поколения «нигилистов».

Александр Герцен писал, что с 1864 года к нему в Лондон приезжали исключительно Базаровы с прибавлением некоторых черт из романа «Что делать?». Тургенев и Писарев сделали свое дело.

Тургеневу удалось не только придумать нигилистов, но еще и поссорить их. Статья Писарева «Базаров» положила начало знаменитому расколу в нигилистах. Журнал «Современник» в лице руководителей Салтыкова-Щедрина и критика Антоновича поссорился с «Русским словом» Писарева. Они заявили, что Базаров не герой, а карикатура, призванная опорочить деятелей демократической ориентации.

Многим не понравилось, как была описана любовная история нигилиста Базарова. Как выразился один критик, «нигилизм Базарова “разбился у ног женщины”». Действительно, волевой и сильный Базаров после того, как Одинцова отвергает его любовь, рассыпается, по его собственному выражению. С 18-й главы он заметно эволюционирует в сторону скептицизма и пессимизма. Почувствовав свое бессилие в отношениях с красавицей, он начинает ощущать скуку да злость, начинает испытывать сомнения в своих убеждениях, которых не было ранее. Начинает завидовать родителям с их размеренной жизнью, сравнивать себя с муравьем, который тащит полумертвую муху, и так далее. Базаров, получив отказ от классово чуждой женщины, глухой к прогрессивным взглядам, раскис как последняя тряпка.

«Настоящий демократ-разночинец себя так не ведет!» — сказали сторонники «Современника». Он умеет быстро подавлять свое горе и во имя общественного дела поступаться личными радостями и удовольствиями.

Благо через год после «Отцов и детей» появился роман Чернышевского «Что делать?», и настоящие демократы-разночинцы, нацеленные на реальную борьбу, нашли нового героя, объект для подражания — Рахметова. Он не раскис бы от любви к Одинцовой. Рахметов был суровым человеком, что решил не дотрагиваться пальцем до спиртного и женщин, потому что так нужно, намекая, что пока следует заниматься революцией. Роман «Что делать?» оказал тоже большое влияние на русское общество, создавая социально-политическую реальность по своему образу и подобию, но это другая история.