Алексей Косыгин. Праведник в кремлёвской духоте.

В этом году Алексею Николаевичу Косыгину исполнилось бы 110 лет.

Копаясь в одном из производственных архивов второй половины 1980-х, мы c коллегой случайно наткнулись на документы, которые без преувеличения можно назвать историческими. Правда, их публикация требовала изрядной литературной обработки и тщательной сверки по всем доступным источникам. Тем более, что ни одна автобиография в принципе не может избежать двух особенностей: приукрашиваний и замалчиваний. Но вот наконец итог наших бдений перед вами: полезного и приятного вам чтения - милости просим в мир Ее Величества Истории! Автора же данных мемуаров обозначим, как делалось это в старину, литерой N: рассказ ведется от его имени.

КРЫСИНАЯ ПИРАМИДА

После разговора с председателем Совмина СССР прошли три недели. "Мне нужно время, вопрос непростой", - день за днем вспоминались его прощальные слова.

"Что же тут "непростого"? - спрашивал я себя и не находил ответа. - Дело сулит громадную, просто запредельную экономию в масштабах страны! И - никакой политики с идеологией. Была не была, напомню ему об этом, если увижу в "Соснах"..."

И я его увидел. Улучив миг, когда вокруг Косыгина не было толкучки, подошел поздороваться. Приветливо ответив, он сразу остановил нашу беседу. Тихо сказал:

- Отойдем в сторонку, поговорим.

Мы неспеша двинулись по аллее. Мне не терпелось услышать наконец то, на что я рассчитывал:

- Что, Алексей Николаевич, удастся решить непростой вопрос?

Убедившись, что рядом нет посторонних ушей, советский премьер заговорил глухо и грустно:

- Да, очень непростой. Я с этим не справлюсь, дорогой мой. Этот вопрос имеет критическую массу, которую я не преодолею. Проблема в мировой мафии, которая держит вопрос в своих руках. Нет, мы с тобой с этим не справимся...

Я был потрясен:

- Но какое отношение к нам, стране социализма, имеет зарубежная, капиталистическая мафия?!

- Ты сам понимаешь, что наш разговор сугубо конфиденциальный, никто не должен о нем узнать, ни одна душа. Дело в том, что у нас в Союзе тоже имеется крысиная пирамида. Своя собственная. На ее вершине восседает Николай Семенович, а его не сковырнешь. Нет, дорогой мой, Брежнев его не отдаст. Недаром к нему замом Юру своего пристроил, это свидетельство очень высокого доверия, тесных личных отношений...

"Николай Семенович Патоличев? - едва не вырвалось у меня. - Член ЦК, министр внешней торговли СССР? Как же такое возможно?!"

Лихорадочно пытаясь что-либо понять, я предложил:

- А что, если я на заседании правительства расскажу об этой идее, приведу цифры предварительных расчетов? Свидетелями моего доклада будут десятки людей, и он превратится в секрет полишинеля. Наверняка все поддержат эту идею, даже сам Николай Семенович. А иначе он выдаст себя с головой. У нас же в стране страшный дефицит валютного баланса, вы знаете это лучше, чем кто бы то ни было!

- Вместо того, чтобы производить самим, развивая технологии, мы покупаем за валюту все подряд, - как-то меланхолично согласился Косыгин. - Включая те же технологии...

- Вот-вот, - с горячностью подхватил я. - Мое предложение позволяет убить сразу двух зайцев: снизить валютные расходы и повысить валютные доходы! Вдобавок Юрий Леонидович отцу перескажет, и Леонид Ильич тоже будет за нас...

К концу последней фразы уверенности в моем голосе поубавилось. Некогда придворные медики посоветовали Брежневу принимать транквилизаторы, и он уже без них не обходился. В сочетании с водочкой "транки" быстро разрушали мозг: вождь едва соображал, почти не мог разговаривать и с трудом передвигался без посторонней помощи.

- Слушай, тебе сколько лет, тридцать или чуть больше? - поморщился Косыгин. - А мне семьдесят четыре. Из них последние сорок лет я нахожусь в гуще аппаратных баталий и могу сказать тебе наверняка: открыто, на правительстве, Патоличев против не выступит. Зато потом, используя свой аппаратный вес, он заманеврирует твое предложение в самый дальний угол, чтобы оно никогда не было реализовано.

- Но это же натуральный саботаж или нет, хуже, вредительство, - прошептал я. - Алексей Николаевич, как же так? С одной стороны "Ленин, партия, комсомол!", а с другой - мафия с покровителями на самом верху!

- Именно так дорогой мой, - он похлопал меня по плечу. - Парень ты хороший, но чересчур пылкий. Поэтому имей в виду: если вздумаешь рыпнуться в одиночку, то даже не сможешь остаться "при своих", поскольку наживешь себе злобного и могущественного врага.

Ну и поговорили... В составе "партхозноменклатуры" я числился еще со студенческих лет - после того, как в 1960-х стал председателем Совета физкультуры вузов Москвы и членом бюро Московского горкома комсомола. Разумеется, это давало возможность изнутри наблюдать циничные нравы советской верхушки, многое рассказывали о них наши отцы.

Однако я никогда и в мыслях не допускал, что метастазы разложения затронули уже тех, чьи имена советские люди ежедневно слышали из кухонных репродукторов в перечне высшего чиновничества, который неизменно начинался с "генерального секретаря ЦК КПСС, председателя президиума Верховного совета СССР товарища Леонида Ильича Брежнева".

Не менее удивительным было то, что перед Патоличевым оказался бессилен всемогущий, казалось, Косыгин. Николай Семенович подчинялся ему и как председателю правительства, и как члену Политбюро. До сих пор все команды Алексея Николаевича стремительно пронзали бюрократическую вертикаль сверху вниз - как из пушки! В том числе, кстати, и команды, рождавшиеся в ответ на мои просьбы или предложения.

Может, есть какая-то правда в разговорах о том, будто после перенесенного два года назад инфаркта Косыгин сильно сдал? Да и лет ему уже немало.

ГЛОБАЛЬНЫЙ БИЗНЕС

Что ж, теперь самое время кое-что пояснить. Мир давно и безуспешно борется с... крысами. Да-да, не смейтесь: на этой борьбе выстроен грандиозный, воистину глобальный бизнес.

"Рассказывают, что один крысолов (теперь он уже уполномоченный по борьбе с грызунами), прежде чем уйти с очищенного им от крыс склада, всегда отпускал на волю парочку этих животных, - читаем в знаменитой книге "Закон Паркинсона". - Он вовсе не стремился истребить всех крыс. Он предпочитал вести против них продолжительную кампанию, не забывая о том, что в случае окончательной победы он останется безработным".

Злоехидный обличитель бюрократии, английский историк Сирил Норткот Паркинсон изложил самый поверхностный взгляд на проблему, какой можно представить. Если бы дело было только в безработице среди бывших уничтожителей крыс, с этими грызунами давно покончили бы - по крайней мере в местах расселения человечества.

Но представим на минутку, что так оно и произошло: крыс не стало. Что делать с мощными заводами, которые сейчас в разных странах производят крысиные яды? Чтобы перепрофилировать эти предприятия на выпуск какой-то иной химической продукции, потребуются огромные капиталовложения. Инвестиции, говоря сегодняшним языком.

А как быть с сотнями тысяч тонн товаров, которые ежегодно списываются на крыс, а также на хорошо знакомые всем "утруску-усушку"? Львиная доля из этой необозримой кучи добра вовсе не пожирается крысами или мышами, а расхищается, после чего вновь направляется в товарооборот. Причем речь идет не только о продовольствии: неистребимые грызуны питаются и бумагой, и резиной, и электропроводкой, и пластмассой, и бог весть чем еще. Въедаются даже в бетон!

Не правда ли, если бы крыс не было, их следовало бы выдумать? Они же являются возобновляемым источником доходов. Как видим, производителям ядов невыгодно уморить крыс раз и навсегда. Но еще менее выгодно остаться без крыс миллионам граждан, которые по всей вселенной имеют свою долю от того, что якобы сожрали грызуны. Правда, крысы разносят опаснейшие инфекции, а от крысиных ядов гибнут и другие животные, но это, так сказать, неминуемые издержки.

Вот почему в разных странах функционируют тщательно законспирированные "комитеты по уничтожению крыс". Структура у комитетов пирамидальная: тонкими ручейками деньги устремляются от обширного основания, постепенно сбиваются в полноводные речки, которые превращаются в могучие потоки, доплескивающиеся до самой вершины.

В 1970-х СССР резко активизировал истребление крыс, импортируя сотни и даже тысячи тонн ядов производства западногерманского концерна Bayer и других ведущих зарубежных корпораций. Элеваторы, порты, оптовые базы, колхозы-совхозы, мясокомбинаты, хлебозаводы и многие прочие предприятия вели "беспощадную" борьбу с грызунами. Подковерный смысл этой борьбы заключался в том, чтобы она никогда не вылилась в борьбу до победного конца. В 1978 году, буквально в канун вышеизложенной беседы с Косыгиным, с помощью советского министерства внешней торговли Bayer даже открыл представительство прямо в Москве. Немцы и раньше приезжали к чиновникам Минвнешторга непременно со щедрыми презентами - видеодвойками, телевизорами, магнитофонами, телефонами и прочей "фирменной" электроникой, при виде которой алчно загорались глаза советских строителей коммунизма. Но теперь лоббировать интересы бизнеса стало куда как сподручнее: канал откатов прикормленному ведомству Патоличева заработал бесперебойно!

Тем временем по всему Союзу как воры-индивидуалы, так и сплоченные преступные группировки списывали на крыс тысячи тонн добра по разным отраслям промышленности. Прикрытие этой кипучей деятельности обеспечивала пирамида министерства внутренних дел СССР под чутким управлением генерала армии Николая Щелокова. Кристальной честности и недосягаемо высоких духовных запросов был человечище!

"Работа милиции, как искусство, литература, призвана внушить людям непоколебимый оптимизм, веру в лучшие проявления человеческих душ, стремлений, желаний, помыслов, - произнес как-то Николай Анисимович. - Самого сурового осуждения заслуживает всякое пробуждение жестокости, насилия, вандализма и варварства. Обуздать эти человеческие пороки - обязанность цивилизованного общества. И если говорить юридическим языком, произведения, прославляющие пошлость, порнографию, способствующие насилию, уже сами по себе представляют уголовные деяния".

Между тем у министерства среднего машиностроения СССР, в котором я руководил одним из главков, появились партнеры из Нидерландов. Они-то и поведали об уникальной разработке, которая спасет человечество от крыс.

Воодушевившись, я передал содержание разговора с голландцами Косыгину.

Дальнейшее вы знаете.

ИДЕАЛЬНЫЙ ЯД

Своей сопротивляемостью внешним угрозам крысы поражают воображение. Им практически не страшна радиация, они безразличны к природным катаклизмам, ловко избегают капканов, умудряются перебегать улицы с несущимся автотранспортом, почти нечувствительны к большинству ядов. Например, цианистый калий эти грызуны могут употреблять в количествах, способных отправить к праотцам многие тысячи людей. Но и прочие яды крысам, по большому счету, не страшны.

В их сообществах фантастически развиты иерархия и дисциплина. При встрече с незнакомой пищей крысы не спешат набрасываться на нее, но формируют особую разведывательную армию из числа больных, ослабленных и старых особей. Эти смертники набрасываются на необычное вещество, а сородичи выжидают, - что будет-то?

Гибель от большинства сильных ядов наступает обычно в первые же часы, максимум - в течение суток. Именно такой срок умнейшие твари не смеют прикасаться к пище. Лишь после того, как спустя двадцать четыре часа разведчики остаются живы, остальные устремляются к корму.

Ну, а если в разведке начинается мор? По всей колонии разносится что-то вроде сигнала "Полундра!", и животные дружно убираются прочь от проклятого места. Иными словами, в число уцелевших попадают самые здоровые, сильные и молодые - те, которые способны с дикой скоростью размножаться - чуть ли не в геометрической прогрессии. Но параллельно идет естественный отбор и среди отведавших смертельного зелья: многим тварям удается спастись путем промывания желудка водой.

Так от одной потравы к другой поколения крыс становятся все крепче, все выносливее, все закаленнее. И все многочисленнее: вчера где-нибудь потравили миллион, глядишь, в той же местности через полгода - два миллиона! Старые яды быстро перестают действовать на крысиное потомство, в лабораториях Bayer AG создают новую отраву, после чего цикл повторяется - к вящей радости химических магнатов, коррумпированных чиновников и рядовых расхитителей.

И вдруг около 1978 года произошла "лабораторная" революция: нидерландские ученые придумали в буквальном смысле слова идеальный яд.

Во-первых, он узко селективен, ибо действует только на крыс, и ни на кого больше. Если его случайно отведает ребенок или собака, вреда им будет не больше, чем от шоколада.

Во-вторых, спустя сутки смертники, отведавшие отравленной приманки, еще будут живы и здоровы. В итоге "безопасного" корма немедленно нажрется вся колония. Лишь на четвертые сутки у крыс внезапно свернется кровь, их разобьет паралич, у них отключится мозг, и даже отпиться водой они уже не смогут.

В-третьих, некоторые компоненты яда являются сильнейшими консервантами, которые не позволяют трупам разлагаться и портить воздух. Постепенно высыхая, грызуны превратятся в мумии с окаменевшей кровью.

После того, как Косыгин открыл мне глаза на всемирную крысиную мафию, я наконец понял, отчего голландцы не сумели заинтересовать своим блестящим изобретением западные корпорации. Нет, фирмачи не станут внедрять его в производство - слишком велика цена вопроса для Bayer AG сотоварищи!

Теперь все надежды человечества на избавление от гнусных тварей были связаны с социалистическим блоком. Без конца размышляя на эту тему, я потерял сон. И в конце концов решил: "Косыгин не тот, что прежде. Больной, усталый - не боец. Наверняка несколько лет назад он бы в подобной ситуации действовал иначе - решительно и жестко. Будь что будет, пойду-ка к Патоличеву сам. Сделаю вид, что понятия не имею о пирамиде, которую он возглавляет. Он ничего не заподозрит. Попытаюсь убедить его, как советский человек - советского человека, как коммунист - коммуниста..."

Иными словами, совету председателя Совета министров я не внял - решил зашагать своим путем. Предварительно ознакомился с биографией Патоличева. Видимо, своей головокружительной карьере при Сталине этот выпускник фабрично-заводского училища был обязан отцу - полному Георгиевскому кавалеру, лейб-гусару и красному комбригу, воевавшему вместе с Чапаевым и сложившему голову вскоре после него. Неизвестно, какая судьба ожидала бы Николая, если Патоличев-старший уцелел на гражданской войне и дожил до Большого террора.

После смерти вождя народов Берия решил расставить своих людей во главе союзных республик и почти было сковырнул Патоличева с поста первого секретаря ЦК компартии Белоруссии. Но обошлось - вскоре Берию арестовали. В августе 1958-го у Хрущева испортились отношения с Микояном, и он назначил Патоличева министром внешней торговли, приказав покончить с засильем "микояновских кадров".

Малограмотный, не владевший ни одним иностранным языком функционер возглавил сложнейшее ведомство, к тому же в условиях обостряющейся холодной войны. И что вы думаете? Патоличеву суждено было провести на этом посту долгих 27 лет! Мои переводчики, прежде служившие у него, рассказывали, как этот мракобес затыкал им рты во время своих выступлений перед иностранными партнерами: "Не перебивать! Переведете всю речь сразу, когда закончу".

И продолжал молоть сумбур из словесных штампов про социализм и дружбу народов. А переводчики старательно пытались запомнить выступление того сорта, о котором еще древние спартанцы говаривали: "Пока ты завершал свою речь, мы забыли, о чем ты говорил в начале".

Сейчас верный сталинец дал мне выговориться. Расписав во всех красках нидерландскую суперотраву, я подытожил:

- Николай Семенович, у создателей этого яда нет средств на развертывание его промышленного выпуска. Даже если "Байер" купит у них патент, то лишь для того, чтобы его похерить.

- Что же вы предлагаете?

Патоличев ко всем обращался на "вы".

- Давайте приобретем лицензию на исключительных правах. Выставим изобретателям условие, что состав и способ производства должны храниться в абсолютной тайне. После этого перед нами откроется мировой рынок, никакой "Байер" со своей дедовской дрянью не устоит. Советский Союз станет монополистом - представляете какой будет ажиотаж, какой поток валюты хлынет в страну? К тому же нам предстоит наладить весьма сложный технологический процесс, и мы сделаем заметный рывок в тонкой химии. Голландцы знают в этом деле толк: крошечные Нидерланды дают десятую часть всемирного экспорта химической продукции!

Аргументы были исчерпаны.

- Вы убедительны, товарищ, дело интересное, - пожевав губами, заговорил Патоличев. - Но не получится ли так, что мы купим очередную панацею в кавычках? Выделим большие средства, построим завод, наберем квалифицированный персонал, закупим дорогостоящее сырье, а крысы возьмут, да и приспособятся к новой отраве точно так, как они делали это прежде! Как потом прикажете это квалифицировать? Как вредительство или как преступную халатность? Можно и на нары за такой выкрутас загреметь... Ну, а если не на нары, то уж с партбилетом в любом случае придется расстаться. Как и со многим другим...

С этими словами он многозначительно посмотрел на меня, словно добавил: "Уж вам-то есть что терять, молодой человек, справочка о вашей любви к зарубежным командировкам, "мерседесам" и списанным боевым кораблям в ящике стола лежит. Да и окладик за семьсот рубликов в стране со средней зарплатой в сто рублей дорогого стоит. А ведь у вас еще и премии бывают - с завидной регулярностью. Служебная машина и спецсвязь тоже на дороге не валяются, не правда ли?"

- Но мы можем направить в Нидерланды специалистов, которые в ходе испытаний убедятся, что твари в принципе никогда не сумеют приспособиться к препарату, - не унимался я.

- Отличное предложение, - одобрил собеседник. - Нужно определиться, какие НИИ следует к этому подключить.

Неужели он сдается?

- Предлагаю наших спецов по ОВ, - выпалил я и тут же пояснил. - То есть по отравляющим веществам. Яды - их стихия!

- Может быть, и ваших, а может, из системы Минхимпрома, тут еще нам предстоит определиться, - с нажимом повторил Патоличев. - Я поручу эту тему своим помощникам.

Тут секретарь ЦК КПСС дал понять, что разговор окончен.

Как и предсказывал мудрый Косыгин, "тема" была технично "заманеврирована".

Но и остаться "при своих" мне не было суждено. Затаившись, Патоличев стал выжидать момент для мести - он подвернется спустя четыре года. А пока бровастый Леонид Ильич укрепит Патоличева, когда в 1979-м сделает своего сына Юрия первым заместителем министра внешней торговли, а в 1981-м - еще и кандидатом в члены ЦК КПСС.

Вот когда по-настоящему окрепнет вся крысиная пирамида страны Советов! Недаром в 1983 году, подбираясь к Патоличеву, новый хозяин страны Андропов неожиданно освободит Брежнева-младшего от занимаемой должности и отправит на новую работу - прочь от Белокаменной.

Но недолго предстоит переживать Юрию Леонидовичу: уже 9 февраля 1984 года Юрий Владимирович покинет нашу бренную землю. При ничтожном брежневском канцеляристе Черненко едва стартовавшая турбулентная борьба с коррупцией довольно быстро трансформируется в полную свою противоположность - латентную борьбу за коррупцию.

В 1986-м - спустя год после ухода Патоличева в отставку - Брежнев-младший вернется в Москву. В город, где по сей день вольготно чувствуют себя крысы. Мириады крыс. Приглядитесь к рельсам в метро, читатель. Пройдите вдоль торговых рядов. Прогуляйтесь по московским дворикам. Тридцатисантиметровые твари средь бела дня передвигаются по своим делам спокойной трусцой.

С молоком матерей впитывают они сакральное знание: люди не причинят им зла.

НАРОД И ПАРТИЯ ЕДИНЫ

Крысиная, а также черноикорная, хлопковая и прочие пирамиды возникли отнюдь не в 1976 году, когда у Брежнева началась серия инсультов и инфарктов, а еще в 1960-х. Истерзанная "тиранией" Сталина и метаниями Хрущева элита жаждала стабильности, чтобы пожить наконец в свое удовольствие. Много ли благ успевали получить сталинские наркомы, прежде чем превращались в лагерную пыль? И сладко ли жилось хрущевским чиновникам, которых то и дело тасовали, словно колоду карт?

"Дорогой Леонид Ильич" стал в буквальном смысле очень и очень дорог советской верхушке. Он не рвался ни к мировой революции, ни к немедленному провозглашению коммунизма; как и почти все вокруг, он хотел просто понаслаждаться властью - как можно дольше. Прежде всего, для этого не следовало ничего менять.

Но нельзя же было объявить во всеуслышание: "Мы решили потоптаться на месте". Всякое стояние на одном месте - деградация. И отдельные люди, и целые общества либо развиваются, либо регрессируют, третьего не дано. Если за день-два вы не узнали ничего нового, то неизбежно отстали. Ведь человечество за тот же срок постигло новые тайны мироздания, ушло вперед, увеличив тем самым "поверхность соприкосновения" с непознанным.

В отсутствие движения вперед элите приходилось имитировать развитие, в частности, имитировать стремление всей страны к коммунизму. Так родилась концепция развитого социализма.

Дело в том, что еще в 1936 году Сталин объявил: социализм в СССР в целом построен. Все поняли, что до коммунизма остался один шаг.

"Интересно, доживем ли до светлого будущего?" - шептались обыватели.

Хрущев решил завершить этот шаг: "Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме".

Однако как-то "по умолчанию" подразумевалось, что для достижения цели предстоят титанические усилия. Увы, к середине 1960-х обессилела не только элита. Население также было сыто по горло Днепрогэсом, Магниткой, ГУЛАГом, целиной, бесплатной пахотой в колхозах и прочими трудовыми подвигами, не говоря уже о грандиозной войне. В этом смысле народ и партия были действительно едины. Всем осточертело надрываться, недоедать и рисковать на голом энтузиазме, все предпочитали энтузиазм имитировать.

Что, не успеваем к 1980 году построить коммунизм? Ничего ужасного, сымитируем на пути к нему преодоление очередного важного этапа: "В СССР построено развитое социалистическое общество. На этом этапе, когда социализм развивается на своей собственной основе, все полнее раскрываются созидательные силы нового строя, преимущества социалистического образа жизни, трудящиеся все шире пользуются плодами великих революционных завоеваний".

Эти слова из Конституции 1977 года свидетельствовали, что Союз отнюдь не топтался на месте, нет! Мы по-прежнему брали высоту за высотой: вот уже и в развитой социализм прорвались! Под этой дымовой завесой наступление светлого будущего неопределенно отъехало куда-то вдаль: "Развитое социалистическое общество - закономерный этап на пути к коммунизму".

Тотальная имитация позволяла обходиться без ярких, искренних, увлеченных личностей: с каждым годом на шестой части планетарной суши все крепче укоренялись серость и цинизм. Это вызывало тихое негодование отдельных советских людей как "внизу", так и "наверху", - так в добиблейские времена редкие праведники вроде патриарха Авраама с отвращением взирали на творящийся кругом половой разврат.

К числу советских праведников принадлежал Алексей Косыгин. С Брежневым он контрастировал разительно, трудно было найти менее похожих друг на друга людей. "Царь имитации" Леонид Ильич стремился казаться важным, знающим, талантливым, даже героическим. Всесоюзный фанфарон часами занудствовал перед телекамерами с докладами, произвел себя в маршалы, от плеча до пупа обвешался орденами всех стран советского блока, с упоением позировал художникам и фотокоррам. О таких говаривал Наполеон I: "Те, что ищут счастья в тщеславии и развлечении, походят на людей, предпочитающих свет свечки сиянию солнца".

Косыгин был совершенно иным. Вообще-то всякой личности присуще самолюбие - чисто человеческое чувство собственной важности, недоступное животным. Оно порождает два продукта: "больной" и "здоровый", "злокачественное" тщеславие и "доброкачественное" честолюбие. Тщеславие - стремление казаться, а не быть; оно любит пускать пыль в глаза, хотя на самом деле лениво, обладает поверхностными знаниями и редко сталкивается с реальным успехом. Косыгина переполняло честолюбие, он стремился не казаться, но на самом деле быть. Быть известным, значительным, умным, любимым, успешным. Потому-то Косыгин не носил орденов, не лез на телеэкран и в объективы фотокамер, не участвовал в аппаратных интригах.

Впервые став в тридцать пять лет наркомом, Алексей Николаевич в дальнейшем вплоть до последних месяцев жизни руководил... Чем, как вы думаете? Может, экономикой огромной страны? Нет, такой ответ будет не совсем точен. Косыгин возглавлял само создание этой экономики.

Его феноменальное трудолюбие, организаторский дар, острая память, умение быстро понять суть проблемы требовались и Сталину, и Хрущеву, и Брежневу. При этом все они вполне доверяли Косыгину, поскольку твердо знали, что его не интересует власть сама по себе, ради власти. О его абсолютной порядочности также знали.

И еще одно качество очень ценилось в этом человеке: находясь на самом верху, он внимательно изучал труды ученых-экономистов и чутко прислушивался к их мнению. Не брезговал, не пренебрегал. Брежнев вообще ничего не читал (помимо произведений собственных спичрайтеров и минимального числа подписываемых документов), но часто целыми днями смотрел кинофильмы.

План преобразования неэффективной мобилизационной экономики, "заточенной" под металлоемкую войну, созрел у Косыгина еще при Хрущеве. Конкретный механизм реформы удалось разработать после того, как в 1962 году Алексей Николаевич прочитал в "Правде" статью харьковского профессора Евсея Либермана. Тот убедительно доказывал, что необходимо дать предприятиям больше свободы, а зарплату поставить в зависимость от итогов труда работника и в то же время привязать ее к деятельности предприятия в целом.

Однако прежде следовало отказаться от хрущевского дробления парторганизаций, советов, исполкомов на промышленные и сельские, а также от хрущевских же совнархозов. Поэтому к реализации реформы удалось приступить только после пленума ЦК в сентябре 1965-го. А в начале 1971 года подвели первые итоги восьмой пятилетки (1966-70 годы): они оказались ошеломляющими, народное хозяйство СССР никогда еще не переживало столь бурного роста.

Самое поразительное, что на протяжении всех пяти лет правящая бюрократия не просто старательно саботировала все новации, но старалась положить им конец, отменить их. Любая реформа - враг стабильности и стимул к активной работе, но никак не к имитации. Разве нужна реформа директору убыточного предприятия, которому поставили задачу выйти на прибыльность? А нужна ли эта морока министру, в ведомстве которого находятся сотни таких предприятий?

"Пережили кукурузу - переживем реформу", - ухмылялись друг другу люди в коридорах власти. Спустя годы Косыгин расскажет мне в "Соснах":

- Реформу торпедировали с самого начала, особенно усердствовали Кириленко и Подгорный. В течение пяти лет я ощущал нарастающее глухое сопротивление. Однако скажу правду - сильно надеялся, что результаты убедят Брежнева. Но в канун двадцать четвертого съезда партии ответственными за реализацию дальнейших этапов реформы назначили ее противников. Это был конец.

Я припомнил, как сквозь стены Кремля просочился казус, случившийся на одном из заседаний Политбюро. Секретарь ЦК КПСС Алексей Кириленко - человечек мелкого росточка и точно такого же интеллекта - был известен тем, что обожал представать с газетных разворотов и телеэкранов рослым и мужественным. Для этого он придирчиво следил, чтобы объективы целились в него снизу.

"Вы, что же, решили запихнуть нашу живую советскую экономику в Проскурово ложе?!" - разъяренно бросил он Косыгину.

"Бедный Прокруст слишком многого не знал, - покачал головой Алексей Николаевич. - Даже не знал, как правильно произносится его собственное имя. Что уж тогда говорить об основах планового ведения хозяйства!"

Мне страстно захотелось утешить великого старика.

- Макиавелли еще пятьсот лет назад изрек: "Нет ничего труднее, опаснее и неопределеннее, чем руководить введением нового порядка вещей, потому что у каждого нововведения есть ярые враги, которым хорошо жилось по-старому, и вялые сторонники, которые не уверены, смогут ли они жить по-новому". Наверное, в среднем на одну реализованную реформу в среднем приходятся сто зарубленных.

- Тысяча, мой дорогой, - знающе улыбнулся он.

Уже в начале того же 1971-го косыгинская реформа, получившая на Западе название либермановской, была свернута. Советский премьер-министр переживал это как личную трагедию, но ничем себя не выдавал: пригодилась привычка держаться на публике мрачновато-замкнуто и сухо.

Как же хорошо я сейчас вас понимаю, Алексей Николаевич! Сам проварился почти двадцать лет в той же среде высокопоставленных имитаторов, бездельников и саботажников. Множество самых смелых перспективных и полезных делу моих идей утонуло в недрах административной немощности и перестраховки в аппаратах, где правил бал заматеревший и властный идол бюрократии.

Недуг застоя - это губительная уверенность руководителей, что каждое их слово есть истина в ее последнем выражении. Хотя нет области нашего бытия, куда бы ни вламывалось безапелляционное "верховное" слово. Не понаслышке знаю, как мертвый бюрократический взгляд извращает бытие. И перестаю себя уважать, когда периодически вынужден признавать над собой неодолимую власть бюрократического абсурда.

А каково смирять себя перед постоянной мучительной необходимостью компромисса? Всякий раз испытываю разлад между собственным выношенным и выстраданным пониманием вопроса и непреклонной волей указаний и инструкций, между истиной живого дела и химерой окостенелого бюрократизма.

Жаль, в те годы я еще не мог сказать Косыгину, что его реформа не пропадет втуне, но будет блистательно воплощена Китаем. И бесконечно грустно, что Алексей Николаевич не дожил хотя бы до первых результатов перестройки по-китайски.

Он сразу узнал бы свое детище: дорогой мой "товарыш" Дэн Сяопин чисто по-косыгински слил социализм с рыночными отношениями! Но на родине реформу "заманеврировали".

Это стало прологом к перестройке по-советски.

ЗАМОРОЖЕННЫЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ

Вернемся к крысиной пирамиде - после бесед с Косыгиным и Патоличевым она заняла еще больше места в моих помыслах, чем прежде! Как-то раз, встретив предсовмина в "Соснах", я не удержался и вновь завел о ней разговор. Благо здесь, среди прекрасных ароматных сосен Алексей Николаевич позволял себе гораздо больше откровенности, чем в своих кабинетах в Кремле, на Старой площади или в правительстве.

- Неугомонный ты парень, мой дорогой, - с усталой улыбкой сказал Косыгин. - Ответь-ка, почему до сих пор не создано по-настоящему действенное лекарство против рака?

- Потому что недостаточно изучены причины этой болезни, - отчеканил я, удивившись столь странному вопросу. - Она поражает людей самого разного возраста, которые ведут самый разный образ жизни. Одни медики думают, что рак передается по наследству, другие считают, что рак вызывается чрезмерным пребыванием на солнце и так далее. Как же в такой ситуации можно разработать лекарство, по каким именно "врагам" должны бить его компоненты?

- Ты, наверное, был отличником в школе, - предположил председатель Совета министров СССР.

- Всегда на повышенную стипендию учился.

- Вот-вот, у тебя на все заготовлены ответы. А ты не подумал, какие прибыли получают фармацевтические гиганты Запада от выпуска в продажу огромного количества неэффективных лекарств? В том числе и от рака. Ежегодно в аптеки всего мира вбрасываются десятки новых и очень дорогих препаратов, о них пишут газеты, их с утра до ночи рекламируют по радио и телевидению. Отчаявшиеся люди хватаются за них как за соломинку - и покупают, покупают, покупают.

- И все равно умирают, умирают, умирают, - мрачно подхватил я. - Не хотите ли вы сказать, что эффективное лекарство от рака уже придумано, но алчные капиталисты сознательно придерживают его? В это же невозможно поверить - верх цинизма...

- Но и рецепт идеального крысиного яда давно имеется, - резонно напомнил Косыгин.

Мне оставалось лишь согласиться:

- А тем временем в ход по-прежнему идут старые препараты, от которых крысы становятся все крепче и выносливее! "Байер" совершенно не заинтересован в производстве ни того, что реально уничтожит крыс, ни того, что победит рак.

Мы беседовали, двигаясь по асфальтовой дорожке.

- Давай-ка присядем, что-то быстро уставать я стал, - предложил Косыгин, опускаясь на скамейку. - Теперь ты верно меня понял. "Байеру" не нужно производить то, что реально избавит человечество от рака. Ведь тогда концерн не сможет получать миллионы марок и долларов от торговли бесполезными таблетками. И так далее. Дело ведь не ограничивается только ядами и лекарствами "Байера", есть и другие революционные открытия, приторможенные алчными дельцами...

Я почтительно присел рядом:

- Алексей Николаевич, но такое положение своей нестерпимо антигуманностью. Оно не может и не должно длиться вечно! Когда-нибудь "приторможенные" изобретения пробьют себе дорогу в жизнь, как вы думаете?

- Ты знаешь, прогнозы, конечно, дело неблагодарное, но я и правда верю, что все-таки придет время, когда "фокусы" корпораций вскроются и станут достоянием народов мира. Мне также кажется, что в шторме последующего всемирного негодования эти корпорации не устоят. Вполне возможно, правительства разных стран разрежут их на части подобно тому, как американцы поступили с хозяйством Рокфеллера. Ты, наверное, знаешь эту историю?

Я кивнул:

- "Стандарт Ойл Компани" завладела девяносто пятью процентами американской нефти и взвинтило на нее цены. Экономика Штатов сразу затрещала по швам, и Джону Рокфеллеру не помогли даже его связи в Конгрессе и правительстве. В одиннадцатом году был принят антитрестовский закон, согласно которому "Стандарт Ойл" раздробили аж на тридцать четыре фирмы, к которым возводит свое происхождение вся современная "нефтянка" Америки.

- Нечто подобное произойдет с "Байером", - вновь предрек Косыгин. - Этот и другие подобные концерны завершат свою жизнь у позорного столба истории.

Эти его слова я вспоминал затем множество раз. Возьмем хотя бы такой заурядный бытовой предмет, как сменные кассеты с лезвиями для бритвенного станка. Было время, когда их производители соревновались друг с другом в способности лезвий максимально долго сохранять остроту. И вот наконец где-то на рубеже XXI века потолок был достигнут: лезвия производились из отборной стали и даже при ежедневном бритье могли прослужить до года. В результате продажи сменных кассет резко упали. И что же?

Фирмы быстренько сориентировались: качество стали специально было ухудшено, что давало, кстати, дополнительную экономию на дорогих легирующих металлах. Теперь даже лезвия всем известных ведущих производителей тупятся за пару недель.

Идеальный яд для крыс, лекарство от рака, "долгоиграющие" аккумуляторы для электромобилей (куда прикажете девать заводы по производству двигателей внутреннего сгорания?), неизнашиваемые автопокрышки (не правда ли, страшный удар по производителям резины и шин?), "вечные" нитки (ну как торговать колготками, если они не будут рваться?), сверхустойчивые асфальтобетоны (кому нужны дороги, которые не позволяют ежегодно закапывать в "ямочный" ремонт бюджетные деньги?) и многое другое давно придумано.

А затем отложено - подальше от посторонних глаз. Словно у каждого из нас есть в запасе как минимум еще по одной жизни для беловика; сейчас же вроде бы можно обойтись и черновиком. Конечно, ушедший от нас 18 декабря 1980 года Алексей Николаевич Косыгин так и не дождался, когда крупный бизнес расстанется с бесчеловечной составляющей своего существа. И сейчас никто на Земле не скажет, когда это произойдет.

И все-таки это обязательно случится - позорный столб ждет своих "героев". Раскрепостив зажатый корпорациями потенциал, человечество вступит в новую научно-техническую революцию, рядом с достижениями которой поблекнут выдумки самых смелых футурологов и фантастов.

Тогда-то и люди будут жить, не болея, лет по сто пятьдесят или даже по двести...

***

Авторы: Виктор Бирюков, Александр Черницкий.

Источник: http://www.krugozormagazine.com/show/Kosygin.2376.html