КГБ. Мифы и реальность. Наружка

В резидентуре мне практически делать было нечего. По существующим в разведке КГБ правилам офицеру, прибывшему в страну в первую командировку, должно быть предоставлено шесть месяцев для отработки своей зашифровки перед спецслужбами противника и изучения города. Как правило, это не срабатывает, так как молодой офицер заменяет своего предшественника и ему нужно продолжать проводимую до него работу. К тому же руководство резидентуры, как правило, относится скептически к «правилу о шести месяцах» на подготовку. Им нужны практическая отдача и результаты.

Мне лично в этом плане повезло, так как я был единственным офицером линии «Н» в посольстве, начальника линии надо мной не висело и задания свои я должен был получать непосредственно от Центра. А еще в Центре мы договорились, что они не будут меня тревожить, пока я не почувствую себя уверенно в оперативной обстановке в Тегеране.

Как вскоре выяснилось, заботиться о своей зашифровке перед иранской секретной полицией САВАК особого смысла не было. Из своих наблюдательных пунктов они постоянно вели за нами наблюдение. Эти пункты располагались по всему периметру посольства, но основным из них был дом на углу улицы Сталина и Черчилля и небольшая будка по продаже безалкогольных напитков сразу через улицу напротив входа в посольство. Одни и те же сотрудники САВАК вели постоянное наблюдение за советскими днем и ночью. Это было их основной работой, и некоторые прослужили на этих постах около 20 лет.

Они были высококвалифицированными экспертами по советской колонии, и им не составляло особого труда определить, к какой организации принадлежит вновь прибывший сотрудник посольства, уже примерно через месяц после его приезда в страну. Из будки по продаже напитков они фотографировали советских. У них там даже была радиостанция, по которой они оповещали бригады наружного наблюдения, расположенные вокруг посольства, о появлении объекта слежки. Эта будка была открыта каждый день, в любые праздники и выходные дни, в любую погоду с 7:00 до 23:00. Ночью наблюдение за посольством велось из закрытых пунктов. Мы знали, что они знали, кто они такие, но это их не волновало, так как они находились в своей стране. Мы тоже давно к этой будке привыкли, и она стала как бы частью нашего существования. Иногда ее присутствие было даже очень выгодно. Например, во время длительных иранских праздников, когда все магазины закрыты, можно было купить в будке «Пепси», «Севен Ап», «Канада драй» и т. п., помогая таким образом бюджету САВАК.

Но основным врагом разведчиков, как из КГБ, так и из ГРУ, в плане зашифровки был совсем не САВАК. Как это ни парадоксально звучит, но основным врагом разведки был наш советский человек. Виной тому был все тот же географический принцип работы как в МИДе, так и в КГБ. Люди, попавшие в географические отделы, в большинстве своем остаются там до конца своей карьеры. Они работают вместе в Москве и в посольствах и все друг друга знают. Появление, например, в иранском отделе МИДа человека со стороны ни у кого сомнений не вызывает, что он или из КГБ, или из ГРУ. Еще до приезда разведчика в страну в посольстве уже известно через аппарат сплетен, кто он такой, кого он меняет, КГБ или ГРУ и воинское звание. Но это бы еще куда ни шло. Но ведь наши дорогие чистые дипломаты и сотрудники посольства болтают обо всем этом, живя на городских квартирах. Городские же квартиры советских в любой стране оборудованы подслушивающими устройствами местных спецслужб. Какой же смысл был нам тратить время за зашифровку?

В резидентуре мы все это знали и хорошо понимали. Поэтому нашим основным кредо было: «САВАК знает, кто мы такие. В этой ситуации наша основная задача — обеспечивать полную безопасность операций, чтобы не дать им возможность поймать нас за руку».

Основой безопасной работы разведчика является прежде всего хорошее знание города и агентурно-оперативной обстановки. Вот именно с этого я и решил начать, оставшись один в резидентуре.

Юридически и документально автомашины в советском посольстве являются собственностью дипломатов. Так они и оформлены в МИДе страны пребывания. Фактически же автомашины принадлежат вышеупомянутым организациям, которые за них платят. Имена дипломатов используются для беспошлинной покупки автомашин. Но это совсем не означает, что дипломат, на имя которого закуплена машина, будет ею пользоваться. Решение о том, кто будет пользоваться той или иной машиной, зависит, соответственно, или от посла, или от резидента КГБ, или от резидента ГРУ.

Персональные шоферы есть только у посла, советника-посланника и представителя ЦК КПСС. Остальные чистые дипломаты или имеют свои автомашины, или пользуются услугами мидовских водителей для поездок по служебным делам. Среди чистых младшие дипломаты (третьи секретари и атташе) автомашин в личном пользовании вообще не имели. Автопарк чистых состоял в основном из машин советского производства: «Волга» и «Лада». У посла была номенклатурная «Чайка», но он ею почти не пользовался, а предпочитал «Мерседес» красного цвета.

Автопарк КГБ и ГРУ в корне отличался от автопарка чистых. Там автомашин советского производства видно не было.

В резидентуре КГБ было три «Мерседеса» — один 380 серебристого цвета принадлежал резиденту, два 230, «БМВ-520», четыре «Пежо-504», две «Тойоты» и что-то еще. КГБ пользуется автомашинами иностранных марок не для показухи, а по чисто оперативным причинам. Во время операций автомашина не должна выдавать принадлежность к Советскому Союзу и привлекать к себе внимание. К тому же технические качества иностранных машин гораздо лучше.

Читатель, конечно, подумает, что КГБ ездит на «Мерседесах» потому, что у этой организации неограниченные финансовые возможности, тогда как МИД считает копейки. Это совсем не так. По существующим в КГБ правилам каждый разведчик за границей должен иметь машину в оперативных целях. При отъезде за границу на него выделяется определенная сумма денег для покупки автомашины среднего класса. Покупки дорогих автомашин, таких как «Мерседес», «БМВ», «Вольво» и пр., не санкционируются по двум причинам. Во-первых, автомашина разведчика не должна выделяться из общей массы страны пребывания своей шикарностью. Во-вторых, и это более серьезно, над КГБ постоянно висит строжайшее указание экономить иностранную валюту.

В тегеранской же резидентуре дорогие машины появлялись по стечению благоприятных обстоятельств. Дело было в том, что в Иране существовала очень высокая таможенная пошлина на ввоз иностранных автомобилей в страну, порядка 200 %. Дипломаты, естественно, покупали для себя автомобили без пошлины. По правилам же иранской таможни и МИД после четырех лет пользования дипломат мог продать свою автомашину на внутреннем рынке по ценам этого рынка. Из-за таможенной пошлины цена на автомобиль после четырех лет использования была в два раза выше цены, заплаченной за новый автомобиль без пошлины.

Таким образом, дипломаты, продавая свои старые автомобили, оставались в большом выигрыше. Поэтому на вырученные деньги могли купить без пошлины автомашину высшего класса. Центр таким операциям не противился. Самое главное для них было в том, что мы действовали в системе самоокупаемости и обычно дотаций на покупки новых машин не просили. Вот поэтому-то мы и могли позволить себе немного роскоши.

Итак, получив в свое личное владение «Пежо-504», я приступил к изучению города. После трех часов работы в консульском отделе я приходил в посольство, поднимался на шестой этаж на пункт «Импульс». Оператор «Импульса» Кириченко, несмотря на плохой характер, был экспертом по Тегерану, и перенять его знания было делом совсем не лишним. Поскольку я жил в летней резиденции посольства, мы договорились, что каждые два-три дня я буду добираться туда разными маршрутами. Таким образом можно было легендированно изучать город. Кириченко, зная заранее мой маршрут и время выезда, контролировал мое передвижение на случай появления за мной слежки.

Через некоторое время, увидев мою искреннюю заинтересованность в изучении города, Кириченко постепенно смягчился и начал давать мне очень полезные в оперативном плане советы. Он показал мне «дырки» по всему Тегерану. «Дырки» — это места в городе, через которые можно проехать, минуя выезды на большие улицы. Практический опыт обнаружения слежки показывает, что проверка должна проводиться на тихих безлюдных улицах города без выезда на основные магистрали. Проверяясь по тихим улицам, можно быть более уверенным в отсутствии или наличии слежки. При выходе же на оживленную дорогу, во-первых, трудно заметить слежку в потоке транспорта, во-вторых, если до того был чист, можно подцепить блуждающую наружку. Зная же «дырки», можно было проехать практически по всему Тегерану, не выходя на основные улицы.

Все шло нормально, но меня волновало только одно. Я не видел за собой наружного наблюдения. Я уверен, что каждому разведчику, впервые выехавшему в загранкомандировку, на первом этапе знакомо это чувство постоянного присутствия слежки. В первые дни кажется, что наружка идет за тобой по пятам всюду. Такое чувство, что ты идешь голый и на тебя все смотрят и знают, что ты разведчик. От этой напряженности так постоянно и тянет оглянуться через плечо и подсмотреть, кто за тобой следит. Но в конце концов здравый смысл побеждает и паранойя слежки проходит, задавленная каждодневными проблемами. Паранойя проходит, да не у всех.

Мне приходилось наблюдать случаи, когда боязнь слежки начинается с первого дня и продолжается до дня отъезда из страны. Для большинства же разведчиков слежка превращается хотя и в серьезный, но каждодневный обыденный фактор работы. Кстати, мои опасения первых дней работы оказались совершенно напрасными. САВАК не выставлял серьезную слежку за советскими дипломатами на протяжении девяти месяцев с момента прибытия в страну. За эти девять месяцев они изучали вновь прибывшего и приходили к заключению о том, принадлежит ли дипломат к одной из советских разведок или является чистым. Как правило, они не ошибались и выставляли слежку только за разведчиками, оставляя чистых в покое.

Дождался и я своего часа. САВАК взял меня под наружку ровно через девять месяцев после моего приезда, и с этого времени они стали моими довольно частыми попутчиками. Помню, какое чувство я испытал, когда впервые в зеркало заднего вида увидел следующий за мной на довольно большом расстоянии голубой «БМВ» слежки САВАК. Это было чувство невообразимого облегчения и радости: «Наконец-то они появились! И напрасно я до этого обвинял себя в том, что не вижу слежки. Их просто до этого не было». Но этому еще предстояло случиться в будущем, а пока я изучал город.