Успех или провал политики приоритетных инвестиционных проектов в лесопромышленном комплексе?

На некоторое время вернемся к вопросу реальной экономики. В марте-апреле мы устраивали ряд конференций, где разбирали ситуацию на рынках пилопродукции, древесных плит, фанеры, топливных гранул и так далее. И не могли не коснуться вопроса инвестиций в отрасль. У нас был отличный спикер, который привел свои доводы и которые достойны обсуждения, особенно довод связанный с частной собственностью на леса. Тема старая, но сейчас она может получить второе дыхание. А как и почему увидите в тексте.

Заранее извиняемся, что текст огромный, но это комплексный взгляд и некоторые из этих прогнозов сбываются. Внизу будет ссылка на источник, чтобы если вам будет интересно посмотреть на автора идей, вы могли бы это сделать. Поэтому ниже привожу текст без преамбул и вступлений.

Поехали:

Данная тематика многими воспринимается болезненно и обсуждение ее, в некоторой степени, табуировано. Но мы полагаем, что ее необходимо обсуждать, и обсуждать честно. Лесопромышленная мысль, в том числе экономическая, должна быть открыта и иметь развитие. Последние годы лесопромышленная мысль находится в стагнации и, как результат, возникают различные, не очень адекватные точки зрения на текущую ситуацию в ЛПК. Должен существовать открытый диалог, который позволит всем понимать, что происходит, куда движется и почему.

Этот обзор, является видением агентства НЛАРИ, основанным на анализе текущей экономической системы в лесопромышленном комплексе.

Чтобы оценить эффективности механизма приоритетных инвестиционных проектов (ПИП) в области освоения лесов за прошедшие годы, необходимо рассмотреть большой интервал времени, начиная с 90-х годов. Необходимо сравнить сколько заготавливали древесины тогда и сколько заготавливается сейчас.

Механизм приоритетных инвестиционных проектов прошёл две итерации – постановление № 419 и различные дополнения по факту наработанного опыта в виде постановления № 190. За время действия приоритетных инвестиционных проектов, а это порядка 15 лет, объём лесозаготовки в 2021 года по сравнению с 2007 годом (год запуска механизма) вырос на 9%. Если рассмотреть период с 1995 года до 2006 года, то есть до введения ПИП, рост был существенно выше - 64%.

Картина довольно безрадостная, потому что в период действия приоритетных инвестиционных проектов, среднегодовой темп роста (CAGR) составлял в районе 0,6% по объемам заготовки круглого сырья. Это, конечно, не динамика развития, это больше напоминает статистическую погрешность.

По факту, запрет на экспорт круглого леса и механизм приоритетных инвестиционных проектов вводились одновременно, но ни то, ни другое, не простимулировало резкого роста заготовки леса. Россия не достигла уровня советских показателей по заготовке круглого леса, который даже не в самом лучшем 1990 году составлял 304 млн.кбм. Вывод, который можно сделать - российский ЛПК, не способен достичь уровня заготовки 1990 года, а темпы роста заготовки, после введения механизма ПИП в области освоения лесов, показывают результат ниже, чем до введения этого механизма.

Ключевым выводом всего анализа является тот факт, что механизм ПИП не содержит инвестиционной составляющей. В нем нет механизма, который бы давал деньги на реализацию инвестиционных проектов. В нем есть скидка по арендным платежам, но это не инвестиционный механизм, так как эта скидка по сравнению с масштабами инвестиционных проектов мизерна и находится в пределах колебания рыночных цен на круглое сырье.

Нужно признать, что введение приоритетных инвестиционных проектов в области освоения лесов привело к некоторому ажиотажу на лесном рынке. Его введение привело к возврату крупного бизнеса в лес. Можно также сказать, что и выдавливание малого бизнеса из лесных отношений происходит тоже, в основном, благодаря ПИП. Если посмотреть на некоторые развитые лесопромышленные регионы РФ, то можно заметить, что все арендные участки уже разделены между крупными компаниями и малому бизнесу там нет пространства для развития.

Например, в Вологодской области работают порядка двух десятков крупных компаний, которые являются арендаторами лесного фонда и больше там никого нет. Если рассматривать ЛПК до введения ПИП, то в регионе работало много малых и средних предприятий. В настоящее время, в Вологодской области в лесной бизнес уже не войти. Учитывая длительность аренды лесных участков, шанса на появление новых игроков, в обозримой перспективе, нет. По факту произошла олигополизация отрасли и механизм ПИП способствовал этой тенденции.

Многие возразят, что за годы реализации ПИП, объем производства пилопродукции в России стремительно вырос. Однако, рост вызван исключительно запретом экспорта круглого леса. То, что ранее экспортировалось в круглом виде, стало перерабатываться в пиломатериал и экспортироваться в виде полуфабриката первичной конвертации.

Основным недостатком механизма ПИП в области освоения лесов является передача лесных ресурсов в аренду в формате государственной собственности на леса, в обход ранее принятых Лесным Кодексом РФ процедур. То есть, мы имеем старый формат, но с измененным механизмом передачи, который при этом, отмел все предыдущие механизмы лесных отношений и стал определяющим.

На текущий момент мы имеем ситуацию, когда до введения механизма ПИП был стремительный рост лесозаготовки, а после его внедрения рост заготовки резко прекратился. В чем причина? Основная причина в том, что перед введением механизма ПИП объем лесозаготовки достиг максимально возможного потолка при имеющемся формате лесных отношений, предполагающем государственную собственность на леса.
То есть, заготовка леса достигла максимально возможных объемов в пределах имеющихся перерабатывающих мощностей и в пределах транспортно-доступных лесов. Для увеличения объемов заготовки в пределах транспортно-доступных лесов необходимо повысить интенсивность лесопользования, путем внедрения плантационного выращивания, внедрения новых гибридов и новых пород или, хотя бы, выполнением всех лесохозяйственных мероприятий, что позволит получить дополнительные объемы круглого леса в уже разработанных сырьевых базах и имеющих доступ к транспортной инфраструктуре.

Другим направлением является интенсификация лесопромышленного комплекса, в частности, увеличение переработки низкокачественного сырья и отходов, а также повышения глубины переработки продукции.

Дальнейший рост лесозаготовки возможен только при интенсивной форме лесопользования и лесоперерабатывающего сектора, который невозможно достичь без внедрения механизма частной собственности. Можно констатировать, что механизм ПИП был не удачной попыткой подстегнуть развитие ЛПК в рамках старого формата, это была попытка развить лесозаготовку и ЛПК не вводя частной собственности.

Помимо того, что ПИП не является механизмом привлечения инвестиций, по сути, он является еще и дискриминационным инструментом. Когда в регион приходит инвестор и заявляет проект, он получает лесные ресурсы в обход стандартных процедур. При этом, местные лесопереработчики и лесозаготовители таких привилегий не имеют, они могут получить леса в аренду только в рамках стандартного процесса.

Механизм ПИП не приводит к улучшению качества лесов и породной структуры, по большому счёту, это та же самая экстенсивная модель лесопользования, которая была все предыдущие годы. Арендатор, получая леса в аренду, не имеет стимулов строить инфраструктуру в лесах, производить замену и улучшение пород, осуществлять санитарные рубки, потому что это не его собственность. Он отдаст лесной участок через какое-то время государству и его подход заключается только в получении максимальной прибыли от лесопользования с минимальными инвестициями в лес. С учетом того, что бизнес в России живет существенно меньше максимального срока аренды лесных участков, то такой подход вполне рационален.

Сложившаяся модель лесных отношений в России глубоко ущербна и причина заключается в том, что она не подходит той экономической географии, в которой существует Россия. Те регионы, которые у нас являются самыми перспективными регионами для лесозаготовки, последующей переработки и экспорта - Северо-Запад и Дальний Восток, то есть прибрежные районы с портовой инфраструктурой, имеют уже давно выработанную лесозаготовительную базу. Рациональным решением является увеличение продуктивности лесов в этих регионах и повышение расчетной лесосеки без нанесения экологического ущерба, что можно достигнуть только интенсификацией лесного хозяйства.
Если рассматривать Сибирь, то стоимость транспортировки продукции низкого передела (такой как пиломатериалы) из региона очень высока. Из Сибири целесообразно вывозить продукцию с высокой добавленной стоимостью (целлюлозу, бумагу, картоны, мебель и пр.), для которой стоимость транспортировки не так чувствительна. Это требует значительных инвестиций в перерабатывающий комплекс.

Если сравнивать с финским или шведским лесопромышленным комплексом, там нет сопоставимых с Россией расстояний транспортировки, то есть там есть возможность поставлять довольно дешёвую продукцию для мирового рынка за счет более низких транспортных затрат.
Структура нашего лесопромышленного комплекса показывает сырьевую направленность, несмотря на запрет экспорта круглого леса. Основной экспорт представлен - пилопродукцией (ок.75% от производства) и фанерой (ок.60% от производства). Все это продукция, изготовленная из высококачественного сырья – пиловочника и фанерного кряжа. Транспортная доступность этого сырья сокращается, так как нет инфраструктуры обеспечивающей доступ в новые лесные массивы, а старые лесосырьевые базы истощаются или уже истощены. Экспорт продукции, произведенной из низкокачественной древесины – древесноволокнистых и древесностружечных плит (ок.30% от производства), целлюлозы (ок.30% от производства), бумаги и картонов (ок.24% от производства), находится на довольно низком уровне. Причиной является нехватка производственных мощностей по этим направлениям из-за нехватки инвестиций в отрасль.

Заготовка леса в делянках с низким выходом высококачественного сырья – пиловочника и фанерного кряжа экономически не выгодна, а спрос на низкокачественную древесину отсутствует из-за отсутствия перерабатывающих мощностей. Такая ситуация сложилась во многих регионах нашей страны и продолжает усугубляться. Единственным давно продуманным решением повышения эффективности лесозаготовки и переработки является комплексная переработка всех видов сырья, что также требует создания перерабатывающих мощностей для низкокачественного сырья.
Это еще раз говорит об исчерпании экстенсивной модели развития экономики ЛПК и дальнейший рост, по большому счёту, маловероятен.

По оценкам НЛАРИ, минимум 46% от объёма вывозки, который декларируется, остаётся в лесу или остаётся в виде низкокачественных ликвидных отходов промышленности, которые лежат на лесопильных предприятиях в кучах и не перерабатываются годами. Любое развитие переработки отходов требует инвестиций, и это ключевой момент для комплексной переработки древесины как в круглом виде, так и в виде древесных отходов.

Почему ЛПК в России достигло пределов своего развития? Видение НЛАРИ в том, что экономическая модель государственной рентной модели управления лесными ресурсами, цель которой максимально возможная сдача лесных ресурсов в аренду с целью получения арендных платежей, пришла к своему тупику. Существующая рентная модель фиксирует экстенсивную природу лесопользования, и эта природа, в общем-то, не предполагает глубокой переработки сырья и производства продукции с высокой добавленной стоимостью.

Откуда взять инвестиции в отрасль? Если рассматривать источники финансирования отрасли до 2022 года, порядка 62% составлял бизнес с иностранным капиталом. Сейчас структура инвестиций другая, по причине ухода иностранных компаний с российского рынка.

До 2022 года, иностранные компании, доминировавшие в российском лесопромышленном комплексе, инвестировали в развитие своих подразделений в России своими деньгами. Российский бизнес получал инвестиции из различных источников, но основной составляющей для инвестирования было внешнеторговое финансирование.

Все, кто был вовлечен в инвестиционный проект знают, как это выглядело – если, например, покупается лесопильная линия из Германии, то присутствует экспортно-импортное страхование по линии Hermes и финансирование идет от немецкого банка. Схема выглядела следующим образом: немецкий банк даёт кредит российскому банку и российский банк уже выдаёт кредит предприятию. Кредит страховался экспортно-импортными агентствами, что обеспечивало низкий уровень ставок по кредитам в валюте. Нет ни одного, наверное, крупного производства с новым оборудованием, которое было бы куплено не по внешнеторговому финансированию.

А откуда же тогда брать инвестиции в современных условиях? Источников не так много. Это собственные средства лесопромышленных компаний, но лесопромышленные компании в России довольно бедные, а в условиях текущего кризиса они стали ещё беднее. Тем временем, оборудование будет изнашиваться и лесопромышленные компании будут испытывать всё больше и больше трудностей в производстве.

Другим источником финансирования являются заёмные средства российских банков. В этом случает ключевая ставка ограничивает любое финансирование. Она никогда исторически не была такой как ставка Libor или Euribor, по которой раньше финансировалась отрасль. Есть надежда на появление инвестиционной ставки, то есть ставки которая будет интересна для отрасли и поддержит её развитие.

Основная нагрузка по финансированию лесопромышленного комплекса в перспективе ляжет на финансовую систему страны, то есть финансировать её будут отечественные банки. В данном случае, ключевым ограничением в ЛПК является недостаточная залоговая масса. Под что получать кредит, под изношенное оборудование? Что может помочь получить лесопромышленному комплексу деньги?

Рентабельность производства довольно низкая сейчас по всем направлениям ЛПК из-за транспортной составляющей и низкой эффективности всей системы вообще. Гипотетически, если появится хорошая инвестиционная кредитная ставка, то из желающих получить по ней кредит, в условиях ограниченного кредитного портфеля, выстроится целая очередь. И банки будут выдавать кредит тем отраслям, где рентабельность выше. И не факт, что лесопромышленный комплекс будет в фаворе, со своей низкой рентабельностью, есть отрасли побогаче и поэффективнее.

Но у лесопромышленного комплекса есть один существенный козырь - это сами леса. То есть, леса должны стать экономическим активом. Экономическим активом они могут стать только при условии введения частной собственности на них. Когда лес имеет цену, тогда он автоматически может быть полноценным залогом для предоставление банку и под него могут быть получены кредитные средства.

Мировая практика показывает, частная собственность на леса присутствует везде - в Европе, в Америке и даже Китае. В Китае основная масса лесов (порядка 60%) находится в собственности коммун (странная для России форма, но тем не менее это частная собственность коммун).

Если посмотреть на инвестиционную парадигму лесопромышленного комплекса до 2022 года, то Российская Федерация всегда была нетто-получателем инвестиций и технологий. В Россию шло оборудование и инвестиции, причём оборудование поступало за западные деньги. Сейчас наблюдается иная ситуация, наблюдается отток финансов из страны на закупку оборудования.

Финансовая система страны будет плательщиком за всё, причём из собственных ресурсов, которые будут присутствовать в экономике, то есть за счёт рентабельных и живых отраслей. Эффективное решение потребует, конечно, создания собственного лесного и лесоперерабатывающего машиностроения, но это неподъёмная задача на текущий момент и обсуждать её ещё рано. Зависимость от западных технологий будет преодолеваться десятилетиями.

Частная собственность на леса поменяет парадигму. Во-первых создаст непрерывный цикл финансирования лесопромышленного комплекса. Все понимают, что здания, сооружения, оборудование изнашиваются и через какое-то время их залоговая стоимость будет равняться нулю. Если внедрить механизм частной собственности на леса, то в лесопромышленном комплексе будет присутствовать постоянная и значительная залоговая стоимость.

Введение частной собственности приведёт к созданию рынка лесных земель, будут созданы реестры, будет понятная стоимость леса, произойдёт капитализация лесопромышленного комплекса за счёт добавления этой залоговой массы, и как следствие, увеличение инвестиций в лесопромышленный комплекс.

Сейчас любой лесозаготовитель не имеет экономического интереса вкладываться в лесную инфраструктуру, пользование лесами реализуется по хищническому сценарию. Отсюда, изменение породного состава в пользу лиственных пород, недостаточное лесовосстановление, отсутствие промежуточных рубок и т.д. При частной собственности, лесозаготовитель будет заинтересован во всех этих работах, так как инвестиции в леса и лесную инфраструктуру повышают стоимость лесов, повышают стоимость его личных активов.

Частная собственность на леса предполагает переход к интенсивному лесопользованию. Частный владелец заинтересован в повышении продуктивности лесов, а это рубки ухода, работа с породами, работа с плантациями, внедрение гибридов и так далее. Цель частного лесопользователя выбрать как можно больше древесины с одного гектара, как высококачественного сырья (пиловочника, фанерного кряжа), так и низкокачественной древесины (балансов, дров). Сейчас низкокачественное сырье остаётся, в существенной части, в лесу, а переработка этой древесины требует инвестиций. Наличие такого инструмента как залог лесов позволит привлечь инвестиции в переработку низкокачественной древесины.

Инвестиций также требует система продаж - это и склады в странах покупателях, представительства, логистические каналы, локальный маркетинг, позиционирование продукции и так далее. Продажи лесопродукции в международном формате у нас работают по остаточному принципу.

Основным направлением экспорта остается крупнооптовая отгрузка полуфабрикатов. Продажи на экспорт продукции с высокой степенью переработки (плиты покрытые HPL или CPL пластиками, напольные покрытия, стеновые панели, мебель, столярные изделия, дорогие виды бумаг и картонов и пр.) практически не осуществляются. В развитие международной сбытовой сети никто не вкладывается и это стало очевидно последние годы.

Почему же лесопромышленный комплекс, имея такие проблемы, работает до сих пор? На работоспособность сектора играет, прежде всего, внешний фактор в виде периодической девальвации рубля. Сектор оживает, когда рубль девальвируется, и наоборот, замирает, когда укрепляется. Это особенно касается экспортно-ориентированных предприятий, который в отрасли большинство. Это универсальный рычаг, которым государство подпитывает и подстёгивает лесопромышленный комплекс. Но надо понимать, что девальвируя рубль, девальвируется собственная стоимость и собственные доходы.

Обобщая вышесказанное, нужно отметить, что переход на интенсивный путь развития возможен только с частной собственностью на леса и большим объёмом инвестиций, углублённой переработкой и развитием системы продаж. Только таким образом можно вывести отрасль на новый уровень развития.

Показательным примером может служить сравнение двух регионов - Архангельской области и Владимирской области. Какой из них является лесным регионом? Большинство скажут, что Архангельская. Там расположены два ЦБК и сильная лесопильная промышленность.

Однако, если взять данные по объёму отгруженной продукции лесопромышленного комплекса, то есть механическая переработка, производство бумаги и бумажных изделий, производство мебели, и поделить на объём заготовленной древесины, то результаты удивят. На 1 кбм заготовленной древесины во Владимирской области мы получаем 33-34 тысяч рублей готовой продукции, а в Архангельской чуть более 11 тысяч рублей. За базу рассмотрения взят 2021 год, когда еще не было внешних стрессов.

То есть Архангельская область не производит продукцию с высокой добавленной стоимости и имеет довольно посредственные результаты. Во Владимирская область производство нацелено на конечный дорогой продукт в виде дверей, мебели, сборных домокомплектов. Как итог, эффективность переработки одного куба круглого леса во Владимирской и в Архангельской области сильно различается.

Тут есть определённые нюансы. Владимировская область находится рядом с крупнейшим рынком потребления, а Архангельская область не имеет таких преимуществ, но тем не менее это всё показательно. Архангельская область — это зеркало модели экстенсивного ЛПК, а Владимирская область — это прообраз ЛПК интенсивного типа, ориентированного на производство продукции для конечного потребителя.

Очевидно, что не все леса будут в частной собственности с учётом масштаба страны и, вообще, многообразия всех форматов бизнеса. Это затронет определённую часть лесов, которые будут формировать кластер интенсивного типа и приводить к капитализации и развитию отрасли, с постепенным распространением лучших практик.
Приоритетные инвестиционные проекты в области освоения лесов, конечно, останутся, но это должны быть действительно приоритетные инвестиционные проекты, как, например, строительство лесозаготовительной и перерабатывающей инфраструктуры где-нибудь за Ангарой. То есть ПИП должен быть ориентирован на крупные проекты по освоению нетронутых массивов, а не на перераспределение лесного фонда в пределах известных областей.

Стандартные арендные отношения, которые предусмотрены Лесным Кодексом РФ, также никуда не уйдут и будут помогать функционировать малым и средним формам предприятий на периферийных участках.

В этой истории важна самоорганизация бизнеса, чтобы вопрос о частной собственности на леса не наткнулся на “подводные камни” и процесс не пошел в негативном формате для лесопромышленного комплекса. Важно чтобы в управлении лесопромышленным комплексом было сильное представительство бизнеса, и чтобы бизнес реализовывал свои интересы через реально функционирующие (а не бутафорские) ассоциации, которые выступают от лица бенефициариев данного процесса.