В России возможно всё

Глава 3

Вступление в самостоятельную жизнь

Получив расчёт и собрав свои скромные пожитки, мы с мамой отправились на Львовщину к её старшему брату, проживающему в большом селе. Для брата наш приезд не был праздником, но нам всё же был предоставлен уголок в одной из комнат его большого дома, за что братец потребовал некую сумму денег, по сути, предоставив нам оплачиваемую ночлежку.

В селе проживали: примерно половина евреев, треть поляков, процентов 15 украинцев и остальные русские. Хотя русские были в значительном меньшинстве, все селяне очень хорошо понимали и общались на русском языке, всё-таки это был язык Великой империи. Все диаспоры, кроме русских, и в особенности дети, были в постоянных распрях и стычках друг с другом, которые порой выливались в серьёзные побоища и погромы. Но русские в них не участвовали и на них не нападали, поэтому мне в общении с любыми мальчишками разных национальностей не чинилось никаких препятствий. Как-то я похвастался знанием четырёх языков и хороших манер, принятых в богатом обществе.

Эта информация дошла до одного из самых богатых евреев в селе, который пригласил меня к себе и предложил мне заняться обучением французскому его дочки и сыночка, предложив по моим понятиям очень большую плату, на что я согласился без сильных раздумий. Этот же еврей помог найти матери работу и снять нам комнату для проживания за приемлемую цену. Из обучения евреев я извлёк ещё одну выгоду: я неплохо овладел разговорным ивритом.

Из денег, получаемых за обучение, я часть оставлял себе, а другую отдавал матери. Когда она случайно узнала о моей заначке, случился семейный скандал, при котором мать намерилась отхлестать меня голиком (веник без листьев). Но моя 15-летняя самостоятельность обзавелась уже гордостью и я, вспылив от попытки избиения, сбежал от матери и, сев на поезд, направился в Питер.

Столица сразу показала мне, деревенщине, свой крутой нрав на вокзале, где банда некоего Хромого обчистила мои карманы. По иронии судьбы, чтоб не умереть от голода, вскоре я сам стал её членом. Года два я участвовал с ней в набегах на магазины, дома богачей и даже на банки, научился воровским приёмам. Солидную долю своей добычи банда отдавала полицейским, поэтому несла незначительные потери в количественном составе. Мне как-то везло, и я два года никак не засветился в полицейских участках.

Однажды Хромой дал мне задание выследить обстановку вокруг антикварного магазина на Лиговке перед налётом на него. Чтобы особо не привлекать внимание околоточного я обрядился в одежды нищего, изображая юродивого, когда приближался к магазину. В какой-то момент к магазину подкатила шикарная карета, из которой вышла роскошно одетая дама, сделав пару шагов, она вернулась к карете за забытой сумочкой, произнеся итальянское ругательство, чем заинтересовала меня. В магазине она пробыла недолго и, возвращаясь, придерживала под мышкой располневшую сумочку.

И тут, как чёрт из табакерки, возник Витька Хмурый из нашей банды, вышедший на вольную охоту. Щегольски одетый: в шляпе и с бабочкой, - он производил впечатление интеллигентного человека. Ухватившись за брошь, сверкающую множеством драгоценных камней, висевшую на шее итальянки, он стал тянуть её с силой на себя крича ей: «А ну отдавай». Видимо не владевшая русским итальянка только вскрикивала по-итальянски:! ».Oh, fa male, aiuto, aiuto!!(Ой больно, помогите, помогите!!)

Я, не знаю почему, решил вмешаться в происходящее, подскочил к Витьке:
«Слушай, она иностранка и не понимает тебя.»

«Сейчас поймёт», - и с этими словами, достав из штанов нож, приставил его к горлу, приговаривая: «Ну, теперь поняла, что нужно делать, сучка!» При этом жесте Витьки итальянка онемела от страха, закатывая глаза к небу. Я, опасаясь, что бесшабашный Хмурый, из ближнего окружения Хромого, приведёт в действие свой нож требовательно произнёс: «Отстань от неё». В ответ: «Не мешай, сопляк». Не знаю, что меня сподвигло, но я, выхватив свою финку из под лохмотьев, всадил по саму рукоять Хмурому в бок, от чего он обмяк и, как куль с мукой повалился на землю, выпустив брошь из руки. На крики и визг итальянки начали собираться ротозеи и, понимая , что ситуация с каждой секундой для меня становится всё более опасной, я тоном не терпящим возражений командую даме по-итальянски: «Veloce, in carrozza! («Быстро, в карету!»), - услужливо подав ей руку при посадке и затем вручив упавшую на землю сумочку, вскочив сам в карету, крикнул громко кучеру: «Гони на Московский». И, чтоб тот не встревал в пререкания, показал ему окровавленную финку. Квартала через два-три, оглянувшись назад, я убедился, что погони и бегающих за нами ротозеев нет и спокойным тоном сказал кучеру сворачивать на Невский. И тот, видимо поняв меня, сказал: «Я понял Вас, молодой господин, нужно заметать следы, это мы сделаем как надо, не беспокойтесь». Итальянка, догадавшись, что я понимаю её родной язык, затараторила что-то про китайскую статуэтку времён какой то древней китайской династии Цин, которую она давно мечтала заполучить в свою коллекцию. Свой рассказ она прерывала всхлипываниями.

- Синьора, успокойтесь. Всё страшное позади и ничто Вам больше не угрожает, - произносить мне это спокойным тоном на итальянском после перенесённого стресса удавалось с большим трудом.