так темно, что не видно рук,
душно, будто горишь в огне,
и не видно ни зги вокруг.
Не преграда железу рука,
да и некому звать докторов.
Я там не был, но знаю как
по суставам струилась кровь.
И в глазах его мир поблек
и по жилам потёк огонь,
он ведь всё ещё человек,
и, по-прежнему, чувствует боль.
Где тут думать о вечном дне?
Может, нет его, этого дня?
«Отче, отче! Приди ко мне!
На кого ты оставил меня?!»
душно, будто горишь в огне,
и не видно ни зги вокруг.
Не преграда железу рука,
да и некому звать докторов.
Я там не был, но знаю как
по суставам струилась кровь.
И в глазах его мир поблек
и по жилам потёк огонь,
он ведь всё ещё человек,
и, по-прежнему, чувствует боль.
Где тут думать о вечном дне?
Может, нет его, этого дня?
«Отче, отче! Приди ко мне!
На кого ты оставил меня?!»